Глобальное общество потребления?

Представляя собой глобальный процесс, индивидуализация и стоящая за ней дестабилизация социальных связей людей, отнюдь не является, таким образом, унифицирующим процессом. Но это не значит, что глобализации вовсе чужды те унифицирующие и нивелирующие тенденции, которые приписывают ей ее критики. Давно уже известно, что «одинокая толпа» - масса, лишенная собственной естественно самовоспроизводящейся системы ценностей и ориентиров, оказывается легко подверженной интенсивному внешнему воздействию. Мощным источником такого воздействия, несомненно, является информационная глобализация.

Современному человеку доступно гораздо более широкое поле информации - причем информации прежде всего образной, визуальной - о моделях культуры, потребления, образов жизни, отличающихся от тех, которые заданы ему привычкой, традицией или непосредственной социальной средой. Это значит, что в сумме факторов, определяющих характер социализации личности, относительно большую роль - реально или потенциально - играет механизм имитации «чужого», т. е. не укоренного в данной среде (прежде всего в родительской семье) опыта. Это значит также, что человек оценивает свое собственное и своей социальной группы , страны, нации и т. д. положение, жизненные возможности, вырабатывает свое самосознание и аспирации, исходя из соотнесения собственной ситуации с гораздо более широким кругом экономических и социальных ситуаций, чем в более традиционных условиях ограниченного круга информационных контактов. Так, жители бедных стран и представители неимущих слоев тем тяжелее переживают свое положение, чем лучше они представляют себе ту «богатую жизнь» других стран и социальных групп , которую им повседневно показывают аудиовизуальные массмедиа. Глобализация, таким образом, значительно расширяет масштабы «относительной депривации» - явления, давно уже открытого и описанного социологической наукой.

Столкновение названных процессов - расширения информационных горизонтов, усиливающего тенденцию к имитации попадающих в эти горизонты жизненных стандартов, и социально-психологической индивидуализации - оказывает мощное влияние на потребности и мотивы личности. Они меньше, чем в прошлом, регулируются культурой, системой традиций, норм и ценностей собственной социальной среды человека и больше - распространяющимся и признаваемым в мировом масштабе стандартом «современного» образа жизни. Так происходит глобализация сложившегося первоначально на Западе общества массового потребления.

Приобщение к этому «обществу» становится для индивида , «освобожденного» от традиционных социально-групповых связей, одновременно наиболее доступным средством самоутверждения в социуме и ориентации своих индивидуальных стремлений. Индивидуализация нередко оборачивается, таким образом, новой стандартизацией, основой которой является равнение уже не на нормы, ценности и стандарты потребления какой-либо определенной культуры, но на универсальную массовую модель постоянно обновляющегося материального потребления.

Разумеется, речь идет только о тенденции. Ее развитие ограничивают бедность и нищета сотен миллионов людей - тех, кто озабочен элементарным биологическим выживанием, кто не в состоянии ориентироваться на гонку в сфере потребления. Тем не менее механизмы «потребительского общества» оказывают мощное влияние на мотивы деятельности людей и в «богатых», и в «бедных» странах, на всю мировую социальную динамику. В характерных для «общества всеобщего благоденствия» условиях материального изобилия, вакуума духовных ценностей и способных мобилизовать людей общественных целей индивидуализация сплошь и рядом оборачивается поиском все более идивидуализированных и изощренных наслаждений, т. е. не выходит за рамки логики общества потребления. В то же время стремление к достижению постоянно эволюционирующего современного потребительского стандарта пронизывает мотивацию сотен миллионов людей, этого стандарта не достигших (особенно в развивающихся странах), подчас вынуждая представителей бедных слоев еще более ухудшать свое положение, предпочитая субъективно привлекательное (телевизор, подержанный автомобиль и т. д.) более объективно необходимому (нормальное питание или образование детей). Это стремление превращается во многих обществах в своего рода массовую идеологию и решающую цель, оставляя их глухими к предостережениям о катастрофических экологических последствиях расточительного потребления и к призывам о его рациональном ограничении.

История «общества потребления» на Западе показывает, что его собственная динамика порождает факторы, подрывающие его основы. По мере омассовления, роста доступности потребительского стандарта пробуждается неудовлетворенность бессмысленностью гонки в сфере потребления, актуализируется потребность в более содержательной деятельности, открывающей возможности для самореализации личности. Уже упоминавшийся американский социолог Р. Инглхарт пытался изучать этот процесс эмпирически, на основе массовых опросов, систематически проводившихся под его руководством в ряде стран в 70-90-х годах. Опрашиваемым предлагалось выбрать одну из двух выделенных им систем общественных ценностей: «материалистическую» (экономический рост, безопасность , благосостояние и т. д.) и «постматериалистическую», в которой доминируют приоритеты гармоничных отношений между людьми и самореализации личности. Согласно концепции Инглхарта, постматериальные ценности становятся значимым продуктом ценностного кризиса лишь в определенной ситуации - в условиях «субъективного благосостояния» или ощущения «экономической безопасности », испытываемого основной массой или большой частью членов общества. Инглхарт подчеркивает, что именно психология экономической безопасности на индивидуальном уровне создает предпосылки постматериальной «культурной революции», ведущей, в частности, к актуализации в сознании проблем безопасности социетального и планетарного масштаба - например, экологических7.

7 See: Inglehart R. Modernization and Postmodernisation. Cultural, Economic and Political Change in 43 Societies. Princeton, 1997. P.87.

Данные кросскультурных, охватывающих более 40 стран исследований Инглхарта показывают, что, хотя постматериальные ценности действительно больше распространены в «богатых» странах Запада и Востока, где их разделяют по данным на 1990 г. от 1/5 до 1/3 опрошенных (22% в Австралии, Ирландии, США, 20% в Норвегии, 25% в Канаде, Японии, Швеции, 33% в Финляндии), «постматериалисты» существуют и во многих более бедных, развивающихся, странах. Например, в Турции и Мексике их процент почти столь же велик, как в США и в Австрии (21-22%), и лишь ненамного меньше (18-19%) в Южной Корее, Аргентине, Бразилии, Чили, в Южной Африке. Меньше всего, по данным Инглхарта, постматериализм представлен в Южной Азии, экваториальной Африке, социалистических и постсоциалистических странах (Беларусь 14%, Болгария 13%, Китай 7%, Эстония 13%, Венгрия 12%, Индия 13%, Латвия 12%, Литва 16%, Нигерия 13%, Польша 13%, Румыния 12%, Россия 11%)8.

8 Ibidem

Таким образом, не только ценности общества потребления, но и его идейно-психологическая альтернатива - постматериализм - приобретают, хотя и в меньшей мере, глобальное измерение.

В целом можно констатировать, что глобализация действительно оказывает трансформирующее воздействие на систему факторов, формирующих личность в самых разных типах обществ, расшатывает старые, традиционные (для любого общества свои), менее жестко детерминируемые определенной социально-культурной средой системы таких факторов, что создает возможности для ее развития. Эти возможности, совершенно очевидно, весьма разнородны в различных конкретных региональных, национальных и социальных ситуациях: в одних случаях они открывают путь к обогащению кругозора и жизнедеятельности личности, в других - по всей видимости, гораздо более многочисленных - к ее предельной маргинализации, одиночеству и аномии. Во всяком случае, говоря о трансформирующем воздействии глобализации, следует иметь в виду именно этот крайне противоречивый и многообразный характер изменений, а вовсе не модернизацию, понимаемую как всеобщее прогрессирующее приближение населения планеты к стандартам модерна или постмодерна.

В то же время это воздействие не сводимо к «экспорту» мотивационно-ценностных систем, сложившихся в западных обществах, в остальной мир. Суть глобализации - в возрастающей взаимозависимости различных обществ, а взаимозависимость предполагает участие в процессе как минимум двух или еще большего числа сторон.

Своеобразным «моментом истины» в этом отношении явились события 11 сентября 2001 года в США. Конечно, и до этих событий были очевидны многие дискомфортные для Запада аспекты глобализации - прежде всего рост неконтролируемой иммиграции с Востока и Юга; немало говорилось и писалось и об угрозе международного терроризма. Однако мало кто ожидал, что производимый глобализацией «эффект бумеранга», т. е. реакция на нее ее «объекта», может оказать столь радикальное воздействие на ее «субъекта», если, как это принято, под субъектом понимать Запад, и особенно Америку, а под объектом - остальной мир. Речь идет, конечно, не о том, чтобы видеть в терактах в Нью-Йорке и Вашингтоне ответ «Востока» на «западную» глобализацию. Террористические группы , вдохновляемые особой разновидностью фанатичного религиозного сектантства и направляемые интересами кучки политиков-авантюристов, разумеется, никак нельзя рассматривать в качестве полномочных представителей незападного или хотя бы только исламского мира. Однако несомненно и другое: активизация международного терроризма в его нынешних формах и масштабах стала возможной только в контексте противоречий, порождаемых глобализацией.

События 11 сентября показали, что одним из ее последствий может стать новый переворот в ценностных основах, на которых строится жизнь западных обществ, мироощущение и мотивация составляющих его людей.

Вспомним тезис Р. Инглхарта: основа движения к постматериальным ценностям и к уровню индивидуализации, характерному для постмодерна, - достижение западным человеком фактического и психологического состояния экономической безопасности . Что же произойдет с этим человеком, если он лишится элементарной физической безопасности, гарантий выживания самого себя и своих близких, если он со дня на день будет ждать смертельного удара по своей стране или своему городу, дому, наносимого невидимым и неизвестным врагом? Какие уж тут «постматериальные ценности», какое уж тут доминирование духовного над материальным!

«Действительно ли Америка изменилась после ужаса 11 сентября?» - писала американская газета, сотрудники которой опросили 150 жителей из 22 городов американской «глубинки». Журналисты делают вывод: «изменения часто трудно уловимы, они происходят в глубинах психики… Люди ощущают некое новое течение, в которое они вовлечены в своей повседневной жизни - дома, в церкви, в школе, на работе и во время развлечений»9. «Изменения в глубинах психики» обычно чреваты для человека наиболее значимыми последствиями. В каком направлении будут развиваться эти изменения у американцев, жителей других западных стран? На этот вопрос сегодня трудно дать достоверный ответ. Очевидно однако, что конфликты, порождаемые глобализацией, могут существенно преобразить духовный, морально-этический, психологический облик и западного, и всех других обществ современного мира.

9 Rocky Magazin News. October, 20. 2001.