Церковь Покрова в Филях. Конец XVII в.

многочисленными выступающими крыльцами и яркой подкраской де­талей производила праздничное впечатление. По словам иностран­ца Я. Рейтенфельса, дворец напоми­нал «только что вынутую из футля­ра драгоценность».

Хоромный принцип строитель­ства, в исторической основе кото­рого лежал деревянный сруб, осо­бенно заметен в композиции каменных жилых домов, возводив­шихся в Москве, Пскове, Нижнем Новгороде, Ярославле, Рязани и других городах. Богато украшен­ные, похожие на дворцы дома при­надлежали родовитым боярам и высшему духовенству. Москвичи, например, хорошо знали нарядные палаты думного дьяка Аверкия Ки­риллова (1657 г.), В. В. Голицына (1689 г.), И. Б. Троекурова (XVII в.), великолепные архиерейские пала­ты Крутицкого подворья (вторая половина XVII в.). В их архитекту­ре всё больше проявляются свет­ские пристрастия заказчика и зод­чего. Примечательны в этом отношении палаты Аверкия Кирил­лова, сохранившиеся до наших дней. Сквозь позднейшие наслоения в стиле барокко явно просту­пает образ усадебного дома с за­тейливым ритмом окон, вынесен­ным вперёд красным крыльцом и разнохарактерными кровлями.

Жилая архитектура провинции в большей мере отражала местные традиции. Нередко над жилыми каменными палатами возвышались деревянные покои, жить в которых считалось более полезным для здо­ровья. Но из-за частых пожаров богатые горожане всё чаше отка­зывались от деревянных надстроек. Живописность жилой архитектуры подчёркивалась нарядной асиммет­рией крылец и подкраской декора­тивных деталей, как, например, в доме купца Коробова в Калуге (вторая половина XVII в.). Но по­степенно начинает преобладать принцип регулярности, чему ярким примером могут служить Митропо­личьи палаты в Ярославле (1680 г.).

Отсутствием декоративных эле­ментов и внешней суровостью от­личалась жилая архитектура Пско­ва, представленная, в частности, домами богатых купцов. На белё­ной шероховатой поверхности стен, сделанных из местного плитняка, выделялись лишь глубокие проёмы окон, порой обрамлённые наличниками простой формы. Но суровые и неприветливые извне фасады выглядели гораздо уютнее со стороны двора.

Быстро развивающаяся торговля нуждалась в современных торговых дворах для русских и иностранных купцов. Гостиный двор в Архангель­ске (1668—1684 гг.) строили по специальному плану в границах замкнутого двора. Его территория включала в себя стены с башнями, различные помещения (складские, жилые и торговые) и церковь.

Разнообразные типы граж­данских зданий включали в себя также кельи и трапезные монасты­рей, складские палаты, башни и торжественные ворота, различ­ные административные здания — от небольших сводчатых палат до величественной Сухаревой башни (конец XVII в.). Не только в крупных городах, но и на окраи­нах государства русские зодчие создавали подлинные шедевры гражданской архитектуры, подоб­ные каменной мельнице Соловец­кого монастыря.

Церковь Знамения в Дубровицах под Москвой. 1690—1704 гг. Храм построен на переломе двух эпох и несёт на себе одновременно черты художественного языка средневековой русской архитектуры и — в большей степени — чисто европейского барокко.

постройки завершается гребнями, напоминающими белокаменную пе­ну, — «петушиными гребешками». Новый архитектурный декор стал похож на тот, который был моден в Западной Европе; это уже не былое узорочье, а предчувствие грядущих перемен. Белый камень и красный кирпич нарядно смотрятся на фоне неба в окружении зелёной листвы летом или белого снега зимой. Но особенно хороша церковь осенью, когда желтизна увядающих листьев сливается с золотым блеском пяти больших глав (одна над храмом и четыре над боковыми лепестками-притворами). По народному преда­нию, червонцы на их позолоту дал Пётр I. И конечно, не случайно под крестом на боковой главе приютил­ся золочёный двуглавый орёл — знак родства хозяина с царским се­мейством.

Церковь в Филях двухэтажная. Первый этаж, полускрытый гульби­щем (галереей), занимает Покров­ский храм, названный по стоявшей здесь раньше деревянной Покров­ской церкви. Этот храм невысок и

темноват внутри; в нём служили в зимнее время. На втором этаже на­ходится церковь Спаса Нерукотвор­ного, названная так в честь чудесно­го спасения Льва Кирилловича. Она высока и просторна, потому что храм бесстолпный. Под самый свод поднимается великолепный резной иконостас, выполненный царским мастером Карпом Золотарёвым. По­золоченные виноградные гроздья, листья, гирлянды цветов и плодов образуют вокруг икон богатые рамы. Одну из икон — изображение архи­дьякона Стефана — считают портре­том молодого Петра. Резьбой укра­шены и клиросы места для певчих, где пел сам Пётр I, когда приезжал в имение своего дяди. А на стене напротив иконостаса укреп­лён деревянный балкон — ложа. От­сюда слушал церковную службу хо­зяин имения.

Подобная архитектура получила у исследователей название москов­ского, или нарышкинского, барокко. Однако, хотя отдельные сё детали выполнены в стиле европейского барокко, в ней не меньше мотивов, восходящих к зодчеству ренессанса и маньеризма (см. «Введение»). На­рышкинские постройки обладают удивительной органичностью, цель­ностью и художественным совер­шенством. Развитие русского искус­ства всегда отличалось своими особенностями, которые не уклады­вались в европейские рамки. Когда в Европе расцветало Возрождение, на Руси ещё было глубокое Средне­вековье; когда страны Европы пе­реживали закат Ренессанса, на Руси появилось лишь предчувствие гряду­щих перемен. Это предчувствие, родственное закату европейского Средневековья, пронизанное ренессансными ожиданиями, породило архитектуру нарышкинского стиля. Она стала мостиком между старым и новым, между византийским и ев­ропейским, между Москвой царя Алексея Михайловича и Северной пальмирой его сына императора Петра Великого.