Политическая теория 4 страница

В XVIIIв., особенно в его первой половине, большой спор между французскими политическими писателями шел вокруг теории монархии18 и положения аристократии при монархии. Грубо говоря, существовало две противоположные школы. Римская школа считала, что французская монархия восходит к великой Римской империи и король Франции — ее наследник. В таком случае история оправдывает претензии короля Фран­ции на абсолютную власть. Вторая, так называемая германист-ская школа исходила из того, что источником привилегирован­ного положения французской знати служат завоевания фран­ков. В ходе дискуссии родились две разные доктрины, которые продолжали существовать в XIX в. и привели к появлению су­губо расистских идеологий, например теории о том, что ари-


стократы были германского происхождения, а народ — галло-римского. Разделение между аристократией и народом якобы соответствовало, таким образом, разделению между победите­лями и побежденными. Это право победителя, которое сегодня вряд ли оправдывает сохранение неравенства, в прошлом, в XVIII в., оставалось законной и солидной основой социальной иерархии19.

В этом конфликте двух школ Монтескье придерживается германистской школы, хотя и с нюансами, оговорками и более тонко, чем непримиримые теоретики прав аристократии {для того чтобы убедиться в этом, достаточно обратиться к трем по­следним книгам его «О духе законов»). В конце главы об анг­лийской конституции есть знаменитая фраза: английская сво­бода, основанная на равновесии властей, родилась «в лесах», то есть в лесах Германии.

В целом же Монтескье проявляет заботу о привилегиях ари­стократии и об укреплении третьего сословия^0. Он ни в коей мере не является ни идеологом равенства, ни тем более народ­ной власти. Связывая социальное неравенство с социальным порядком, он очень хорошо свыкается с первым. И если счи­тать, как Л. Альтюссер, что народная власть и равенство суть понятия политические, которые прошли через революции XIX и XX вв., через Французскую и Русскую революции, если ве­рить, что история ведет к народной власти и свободе, то можно сказать, что Монтескье — идеолог старого режима и, в этом смысле, реакционер.

Мне кажется, однако, что вопрос более сложен. Монтескье действительно думает, что социальное неравенство было всег­да, что правит всегда привилегированная часть, однако каковы бы ни были исторически сложившиеся социальные институты, о которых он упоминает, он в конечном счете проводит мысль о том, что социальный порядок по своей сути неоднороден и ус­ловием свободы всегда служит равновесие социальных сил и правление избранных; причем термину «избранные» придается самый общий и самый широкий смысл, и, таким образом, сюда включаются как наиболее достойные граждане эгалитарной де­мократии, так и представители знати в условиях монархии или активисты коммунистической партии режима советского типа.

Иначе говоря, суть политической философии Монтескье за­ключается в либерализме: цель политического порядка состоит в том, чтобы обеспечить умеренность власти с помощью под­держания равновесия сил между державами; между народом, аристократией и королем в условиях французской или англий­ской монархии; между народом и привилегированным сослови­ем, плебеями и патрициями в Римской республике. Таковы раз­личные примеры одной и той же фундаментальной концепции


неоднородного и иерархического в своей основе общества, где для умеренности власти требуется равновесие сил.

Если умозаключение Монтескье именно таково, то оно от­нюдь не доказывает, что он реакционер. Он, неоспоримо, реак­ционер в жарких стычках XVIII в. Он не предвидел Француз­ской революции и не зчелал ее. Возможно, он ее подготовил, сам того не желая, потому что невозможно ни до, ни после со­бытия определить историческую ответственность каждого; од­нако сознательно он не желал Французской революции. В той мере, в какой можно предвидеть, как бы поступил человек в обстановке, которую он не пережил, можно вообразить, что Монтескье в крайнем случае мог бы быть одним из членов Уч­редительного собрания. Но вскоре он оказался бы в оппозиции и встал бы перед выбором — как все либералы его толка — между эмиграцией, гильотиной или внутренней эмиграцией, т.е. уходом от острых схваток революции внутри страны.

Однако политического реакционера Монтескье по его об­разу мысли, вероятно, не назовешь устаревшим, не отнесешь к анахронизму. Какова бы ни была структура общества, к ка­кой бы эпохе оно ни относилось, можно всегда подойти к проблеме, применяя метод мышления Монтескье, то есть, про­анализировав форму общества в его разнородности и путем поисков равновесия внутренних сил общества, обеспечить га­рантии свободы и умеренности.

Одно из последних исследований научной мысли Монте­скье можно найти в короткой главе, которую Леон Брюнсвик посвятил Монтескье в своей работе «Прогресс сознания в за­падной философии», где автор приходит к выводу о том, что эта самая научная мысль в высшей степени противоречива21.

По мнению этого критика, Монтескье дал нам некоторым образом шедевр чистой социологии, я хочу сказать, аналитиче­ской социологии, устанавливающей многочисленные связи между тем или иным фактором, без попытки философского обобщения, без претензии на уточнение предопределяющего фактора и глубоких истоков каждого общества.

Помимо этой чистой социологии, Брюнсвика соблазняет мысль о том, что у Монтескье нет никакой стройной системы. Цитируя высказывание последнего: «Но мир разумных су­ществ далеко еще не управляется с таким совершенством, как мирфизический...» — он думает, что этот парадокс (видеть ме­нее совершенным, по крайней мере внешне, разумный мир из-за возможности нарушать законы, которым он подчинен) рав­носилен путанице между законом причинным и законом пред­писывающим.

Леон Брюнсвик указывает также на колебания Монтескье междукартезианскими формулировками относительно понятия


«тип» (прежде чем круг был начертан, все радиусы его уже рав­ны, так же как есть справедливость и несправедливость до ус­тановления положительных законов) и классификацией типов политического строя, которая берет начало в аристотелевских источниках. В конечном счете, в труде «О духе законов» Брюн-свик не видит ни единства, ни последовательности и ограничи­вается выводом, что читатели все же нашли в нем скрытую фи­лософию прогресса в духе либеральных ценностей.

Лично я считаю такую оценку слишком строгой. Верно> что у Монтескье нет системы, однако, возможно, отсутствие сис­темы соответствует духу такого рода исторической социоло­гии. Я надеюсь, что смог показать, что научная мысль Монте­скье далеко не так противоречива, как это часто утверждают.

Как социолог, Монтескье пытался сочетать две идеи, ни од­на из которых не может быть отброшена, но совмещение ко­торых затруднительно. С одной стороны, он косвенно утверж­дал наличие бесконечного множества частных толкований. Он показал, насколько многочисленны аспекты одной человече­ской общности, которые требуют рассмотрения, насколько многочисленны определяющие факторы, на счет которых можно отнести различные аспекты общественной жизни. С другой стороны, он искал способ преодолеть простое совме­щение частных связей, выявить нечто, составляющее единство исторических систем. Он посчитал, что нашел более или менее ясный принцип такого соединения, который не противоречил бы бесконечному множеству частных толкований в понятии «дух народа», понятии, которое привязано к политической те­ории посредством понятия «принцип правления».

В труде «О духе законов» четко просматривается несколь­ко видов научных толкований, «понимающих суждений», близ­ких тем, которые пытаются разработать современные социо­логи. Эти толкования и суждения призваны служить подспорь­ем для создателей законов. Например, Монтескье, определив идеальный тип какого-либо правления, в состоянии логически показать, какими могут быть различного рода законы (законы воспитания, законы фискальные, законы торговли, законы против роскоши и чрезмерных расходов) с тем, чтобы этот идеальный тип социально-политического строя мог бы полно­стью воплотиться в реальность. Он дает советы, не выходя за рамки научного плана, просто предполагая, что законодатели желают помочь этому строю сохраниться.

Есть в работе и рекомендации, касающиеся конечной цели какой-то отдельной социальной деятельности. Примером мо­жет служить рекомендация, касающаяся права граждан в пе­риод войны и мира. В какой мере Монтескье удалось реально доказать, что различные народы должны во время мира делать


друг другу как можно больше добра, а во время войны причи­нять как можно меньше зла, это другой вопрос. Эти в целом похвальные утверждения скорее звучат догматически, чем представляют собой научные доказательства. Но как бы то ни было, социология Монтескье в том виде, в каком она нам представляется, содержит в себе возможность привнести раз­личные законы в реализацию конечной цели, присущей той или иной человеческой деятельности.

В трудах Монтескье имеются, наконец, рекомендации, ка­сающиеся всеобщих законов человеческой природы, которые дают право если не установить, каким конкретно должен быть тот или иной социально-политический институт, то по крайней мере осудить тот или иной из них, например рабство. Я скло­нен утверждать, что понятие формального естественного пра­ва с отрицательным значением в том виде, в каком оно пред­ставлено в политической философии Эрика Вейля, уже при­сутствует в работе «О духе законов»22. Рациональные законы человеческой природы изложены у Монтескье в настолько аб­страктной форме, что это исключает возможность сделать на их основе конкретные выводы о том, что должны представ­лять собой отдельные социально-политические институты, а также допускать осуждение той или иной практики.

Наконец, для социологической мысли Монтескье характе­рен подход, который можно было бы назвать синхроническим и диахроническим методом мышления, т.е. в постоянном соче­тании сравнительного изучения различных явлений современ­ного общества и сопоставления их с феноменами прошлого и самой историей этого общества. Противопоставление, которое О. Конт называет «статика — динамика», уже просматривает­ся в социологической методике «О духе законов».

Однако если это так, то почему Монтескье рассматривают не как социолога, а как предвестника социологии? Какое име­ется оправдание того факта, что его не считают одним из от­цов-создателей социологии?

Первой причиной служит то, что слова «социология» не су­ществовало во времена Монтескье и этот термин, вошедший постепенно в употребление, был создан О. Контом.

Вторая причина гораздо глубже и заключается в том, что Монтескье не исследует современного общества. Те, кого счи­тают основателями социологии, — Конт или Маркс — в каче­стве объектов своих исследований брали типичные, характер­ные черты современного общества, то есть общества, которое считается в высшей степени индустриальным, или капитали­стическим. Монтескье же не только не рассматривал обще­ство как объект для размышлений, но даже категории оценки, использованные им, были в основном категориями классиче-


ской политической философии. Наконец, в работе «О духе за­конов» автор не отдает предпочтения ни экономике, ни обще­ству по отношению к государству.

Монтескье в каком-то смысле последний из классических философов, а в каком-то — первый из социологов. Он остает­ся еще классическим философом в той мере, в какой он счи­тает, что общество в основном определяется своим политиче­ским строем, а также в своей концепции свободы. Но в то же время он вновь и вновь интерпретирует классическую полити­ческую мысль в глобальной концепции общества и стремится трактовать все аспекты человеческой общности с социологи­ческой точки зрения.

Добавим, наконец, что Монтескье не знает веры в про­гресс. Но в том, что он не поверил в прогресс в том смысле, в каком в него поверил Конт, нет ничего удивительного. Сосре­доточив все внимание на политическом строе, он не усмотрел в ходе истории последовательного движения к лучшему. По­литическая судьба до наших дней складывалась, как это уви­дел вслед за многими другими Монтескье, из чередования взлетов и падений. Монтескье, таким образом, не постиг идеи прогресса, которая естественно возникает, когда предметом изучения становится экономика и наука. Экономическую же философию прогресса мы находим у Маркса; философию на­учного прогресса человека — у Конта.

Биографические данные

1689 г., 18 января.Родился Шарль Луи де Секонда (замок Ла Бред под Бордо).

1700—1705 гг.Учеба в коллеже.

1708—1709 гг.Изучает право сначала в Бордо, затем в Париже.

1714 г.Шарль де Секонда назначен советником в парламент Бордо.

1715 г.Брак с Жанной де Лартиг.

1716 г.Избрание в Академию наук Бордо. Наследует от дяди пост пред­
седателя парламента Бордо, имущество и имя Монтескье.

1717—1721 гг.Изучает естественные науки и пишет ряд работ об эхо, о функции почек, весе тела, прозрачности и др.

1721 г.Анонимная публикация «Персидских писем». Книга моменталь­но становится известной.

1722—1725 гг.Живет в Париже, ведет светскую жизнь. Встречается с ок­ружением герцога Бурбонского, маркизой де При, посещает салон мадам Ламбер, клуб «Антресоль», где читает свой «Диалог Суллы и Эвкрата».

1725 г.Анонимная публикация «Книдского храма». Оставляет пост председателя парламента Бордо и возвращается в Париж.


Позже в работе «Мысли и фрагменты» Монтескье напишет: «Что мне всегда давало повод плохо думать о себе, так это то, что в Респуб­лике очень мало профессий, к которым я бы действительно был годен. Что касается моей профессии председателя, то к ней мое сердце было открыто; я достаточно разбирался в самих вопросах; однако что касает­ся процедуры, я в ней ничего не смыслил. Тем не менее я остался, но что меня больше всего угнетало, так это то, что у глупцов я видел тот самый талант, который, так сказать, меня избегал».

1728 г.Избрание во Французскую академию. Путешествие в Германию, Австрию, Швейцарию, Италию и Голландию, откуда лорд Честер-фильд увозит его в Англию.

17291730 гг.Пребывание в Англии.

1731 г.Возвращение в замок Ла Бред, где отныне он посвятит себя рабо­те над книгой «О духе законов».

1734 г.Публикация «Размышлений о причинах величия и падения римлян».

1748 г.Публикация книги «О духе законов», изданной в Женеве без указания имени автора. Успех значителен, но книгу больше коммен­тируют, чем читают.

1750 г.Дискуссия в защиту «О духе законов» против нападения иезуи­тов и янсенитов.

1754 г.Сочиняет «Опыт о вкусе в произведениях природы и искусства»
для энциклопедии Дидро по просьбе д'Аламбера.

1755 г., 10февраля. Умер в Париже.

Примечания

Вспоминается шутка, кстати весьма спорная, Дж. М. Кейнса в его предисловии к французскому изданию «Общей теории занятости, за­интересованности и финансов»: «Монтескье — самый крупный французский экономист, которого можно сравнить с Адамом Смитом и который превосходит всех физиократов на сто голов своей прони­цательностью, ясностью мыслей и здравомыслием (качество, которым должен обладать каждый экономист)» (J. М. Heynes. Théorie générale de l'emploi, de l'intérêt et de la monnaie. Paris, Payot, 1953, p. 13).

«Различие между природой правления и его принципом таково: при­рода есть то, что делает его таким, каково оно есть; а принцип — это то, что заставляет его действовать. Первая есть его особенный строй, а второй — человеческие страсти, которые двигают им. Но законы должны в такой же степени соответствовать принципу каждого пра­вительства, как и его природе» (L'Esprit des lois. Liv.IlI, chap.l; Œuvres complètes, t.ll, p.250 et 251).

О

«Ясно ведь, что монархия, при которой лицо, заставляющее исполнять законы, считает себя выше законов, не имеет такой надобности в до­бродетели, как народное правление, при котором лицо, заставляющее исполнять законы, чувствует, что само подчинено им и само несет от­ветственность за их исполнение... Когда эта добродетель исчезает, че­столюбие овладевает всеми сердцами, каковые могут вместить его, и все заражаются корыстолюбием» (ibid., р.251 et 252). «Природа чес­ти требует предпочтений и отличий» (ibid., р.257).

Глубокая разница между республикой и монархией отмечается, по Правде говоря, уже у Макиавелли: «Все государства, все власти, кото-


рые правили и правят людьми, были и есть или республики, или княжества» (Le Prince. Chap.1 ; Œuvres complètes, Pléiade, p.290).

По этому вопросу см.: F.Т.Н. Fletcher. Montesquieu and English politics. London, 1939; а также P.M. Spurlin. Montesquieu in America, 1760— 1801. Louisiana State University, 1940.

Точка зрения Локка, которую изучает Монтескье, представлена в «Двух трактатах о государственном правлении». В первом вскрываются и оп­ровергаются ложные принципы и обоснования сэра Роберта Филмера и его последователей; второй представляет собой опыт об истинном происхождении, объеме и цели гражданского правления (J. Locke. Two Treaties of Government. London, 1690; Джон Локк Избранные философ­ские произведения. M., 1960, т.Н, с.491. — Прим. ред.).

Теория властей и отношений между ними у Локка изложена в трактате «О гражданском правлении», в главах XI—XIV. В главе XII Локк различает три типа власти: законодательную, исполнительную и федеративную власть государства. «Законодательная власть — это та власть, которая имеет право указывать, как должна быть употреблена сила государства для сохранения сообщества и его членов». Что же ка­сается исполнительной власти, то «необходимо, чтобы псе время суще­ствовала власть, которая следила бы за исполнением тех законов, кото­рые созданы и остаются в силе». Она охватывает, таким образом, од­новременно и административные функции и правосудие.

Кроме того, «существует еще одна власть в каждом государстве, которую можно назвать природной, так как она соответствует той вла­сти, которой по природе обладал каждый человек до того, как он всту­пил в общество... Таким образом, принимая это во внимание, все со­общество представляет собой одно целое, находящееся в естественном состоянии по отношению ко всем другим государствам или лицам, не принадлежащим этому сообществу...

Следовательно, сюда относится право войны и мира, право участ­вовать в коалициях и союзах, равно как и право вести все дела со всеми лицами и сообществами вне данного государства; эту власть, если хотите, можно назвать федеративной...

Две власти, исполнительная и федеративная, хотя они в действи­тельности отличаются друг от друга, так как одна из них включает в себя исполнение муниципальных законов общества внутри его самого по отношению ко всему, что является его частями, другая же включает в себя руководства внешними безопасностью и интересами общества в от­ношениях со всеми теми, от кого оно может получить выгоду или потер­петь ущерб, все же эти два вида власти почти всегда объединены...

Невыполнимо сосредоточивать силу государства в руках различ­ных и друг другу ие подчиненных или же создавать такое положение, когда исполнительная и федеративная власть будут доверены лицам, которые могут действовать независимо, вследствие чего сила обще­ства будет находиться под различным командованием, а это может ра­но или поздно привести к беспорядку и гибели» (J. Locke. Essai sur le pouvoir civil. Paris, P.U.F., J.-L. Fyot, 1953; Джон Локк Сочинения. M., «Мысль», 1988, т.З, с.347—348. — Прим. ред.).

Эта концепция не совсем новая. Толкование римской конституции с идеей разделения и равновесия властей и социальных сил уже при­сутствует в теории смешанного строя Полибия и Цицерона. Авторы теории более или менее четко представляли себе это разделение и это равновесие как необходимое условие свободы. Однако особенно близкое идеям Монтескье толкование можно прочитать у Макиавел­ли: «Я заявляю тем, кто осуждает ссоры между сенатом и народом: они осуждают то, что было принципом свободы, и их больше поража-


 

ет крик и шум, который они создают на городской площади, чем до­брое дело, которое они делали. Во всей Республике имеется две пар­тии — партия избранных и партия народа, и все законы, способству­ющие свободе, рождаются только из их противоборства» (Machiavelli. Discours sur la Première Décade de Tite-Live. Liv.I, chap.4).

Q

Тема разделения властей является одной из главных тем официаль­ной конституционной доктрины де Голля. «Все принципы и весь опыт требуют, чтобы общественные власти — законодательная, ис­полнительная, судебная — были бы четко разделены и совершенно уравновешены» (Речь в Байё, 16 июня 1946 г.). «Пусть существует правительство, которое создано, чтобы править, пусть ему для этого будут даны время и возможность, пусть оно не будет отвлекаться ни на что другое, кроме своей задачи, чем заслужит поддержку всей страны. Пусть существует парламент, предназначенный для того, что­бы представлять общественную волю нации, принимать законы, кон­тролировать исполнительную власть без претензии на выход за рам­ки своей роли. Пусть правительство и парламент сотрудничают, но остаются разделенными в отношении своих обязанностей и пусть ни один член одного органа не будет одновременно членом другого. Та­кова уравновешенная структура, которую должна приобрести власть... Пусть судебной власти будет обеспечена независимость и она останется хранительницей свободы каждого. Компетентность, до­стоинство, беспристрастность государства будут лучше гарантирова­ны» (Речь на площади Республики, 4 сентября 1958 г.). Отметим тем не менее, что по Конституции 1958 г. исполнительная власть может приостанавливать действия законодательной с большей легкостью, чем законодательная может это делать с исполнительной.

О том, как интепретируют юристы теорию разделения властей Монтескье, см. также: L. Duguit. Traité de Droit constitutionnel, vol.I; R. Carré de Malberg. Contribution à la théorie générale de l'état. Paris, Sirey, t.I, 1920; t.II, 1922, notamment t.II, p.1 — 142; Ch. Eisenmann. «"L'Esprit des lois" et la séparationt des pouvoirs». — In: «Mélanges Carré de Malberg». Paris, 1933, p. 190 sq.; «La pensée constitutionnelle de Montesquieu». — In: «Recueil Sirey du Bicentenaire de "L'Esprit des lois"». Paris, 1952, p.133—160. q

Такое толкование принадлежит, в частности, Луи Альтюссеру, см. его книгу «Монтескье, политика и история» (L. AHhusser. Montesquieu, la politique et l'histoire. Paris, P.U.F., 1959, 120 p.).

Кстати, в анализе республики, по мнению Монтескье, вопреки глав­ной мысли о том, что природа республики суть свобода граждан, мы находим дифференциацию между массами народа и элитой.

Дидро, энциклопедисты, и особенно Вольтер, защитник Калласа, Сирвена, Ла Барра и других жертв правосудия того времени, автор «Опыта о вероятностях в деле правосудия» (1772 г.), проявляли боль­шой интерес к вопросам уголовного права в XVIII в. Однако полити­ка по этому вопросу привлекла внимание общественности после по­явления в 1764 г. трактата «О преступлениях и наказаниях» миланца Чезаре Беккариа (1738—1794). Эта работа, написанная автором, ког­да ему было 26 лет, тут же нашла отклик во всей Европе и, в частно­сти, была прокомментирована Морелли, Вольтером и Дидро. В своем трактате Беккариа развивает мысль о том, что наказание должно быть основано не на принципе restitutio juris, а на релятивистском и праг­матическом принципе punitur ne peccetur. Кроме того, он категориче­ски критикует уголовную процедуру (или, точнее, отсутствие проце­дуры) того времени и требует, чтобы наказание было соразмерно тя­жести преступления. Эта работа обосновывает современную крими-


налистику и положена в основу будущих реформ в области уголовно­го дела. См.: М.Т. Maestro. Voltaire and Beccaria as reformers of criminal law. New York, 1942.

1 2

По вопросу о влиянии на Монтескье следует обращаться к трудам

Ж. Дедье, одного из самых компетентных специалистов по Монте­скье: J. Dedieu. Montesquieu et la tradition politique anglaise en France. Les sources anglaises de «L'Esprit des lois». Paris, Lecoffre, 1909; J. Dedieu. Montesquieu. Paris, 1913.

Кстати, глава 5-я книги XIV носит название: «О том, что дурные за­конодатели — те, которые поощряли пороки, порожденные климатом, а хорошие — те, которые боролись с этими пороками». «Чем более физические причины склоняют людей к покою, тем более следует удалять их от него воздействием причин моральных» (Œuvres complètes, t.II, p.480).

Теория влияния климата вызывает ряд любопытных и забавных за­мечаний со стороны Монтескье. Проявляя постоянный интерес к Ан­глии, он стремится таким образом выявить особенности жизни Анг­лии и климата Британских островов. Ему удается это не без труда:

«Для нации, у которой порождаемая климатом болезнь удручает душу до такой степени, что поселяет в ней отвращение ко всему на свете, вплоть до самой жизни, для людей, которым все стало невыно­симо, наиболее подходящим образом правления был бы тот, при кото­ром они не могли бы возлагать вину за свое несчастье на одно лицо, страной управляли бы не столько люди, сколько законы, и потому для изменения государственного строя приходилось бы ниспровергать самые законы» (Œuvres complètes, t.II, p.486).

Эта сложная фраза, похоже, имеет тот смысл, что климат Англии приводит людей в такое смятение, что им следовало бы отказаться от правления одного лица с тем, чтобы естественная горечь жителей Британских островов могла бы быть излита на свод законов, а не на одного человека. Анализ климата Англии продолжается на протяже­нии нескольких глав в таком же стиле: «И если бы при этом та же на­ция получила от своего климата некоторую нетерпеливость характе­ра, которая не позволяла бы ей долго выносить однообразие, то оче­видно, что образ правления, о котором мы только что говорили, ока­зался бы для нее еще более подходящим» (ibid.). Нетерпение британского нахюда находится, таким образом, в тонкой гармонии с политическим строем, при котором граждане, не имея возможности излить чувства на одного обладателя власти, некоторым образом па­рализованы в выражении своего нетерпения.

В книгах о климате Монтескье использует много такого рода вы­сказываний, о которых можно сказать, что в них больше блеска, чем убедительных доводов.

Слово «ремесла» используется здесь в смысле, означающем деятель­ность кустаря, то есть речь идет о производстве, которое мы называем сегодня вторичным и которое заключается в изготовлении предметов, их переработке, а не непосредственно в земледелии.

Было бы неверно сводить экономический анализ Монтескье к этому пробелу. Монтескье представляет детальную и чаще всего точную картину факторов, влияющих на развитие экономики. Как эконо­мист, он мало систематичен. Он не принадлежит ни к меркантилист­ской, ни к физиократической школам. Однако можно, как это было сделано выше, считать его таким социологом, который предвосхитил современное изучение экономического развития путем именно учета воздействующих на него факторов. Он анализирует труд крестьян,


 


сами основы существования человеческих групп. Он проводит разли­чие между системами собственности, находит результаты воздействия различных систем собственности на число тружеников и производст­во земледельческих культур. Он устанавливает связь между системой собственности, земледелия и численностью населения. Затем он про­водит анализ соотношения между числом жителей и многообразием социальных классов. Он набрасывает теорию, которую можно на­звать «теорией роскоши». Нужны богатые классы для того, чтобы су­ществовала торговля ненужными товарами, не входящими в разряд товаров первой необходимости. Он устанавливает связи между тор­говлей внутри различных социальных групп и внешней торговлей всего сообщества. Он затрагивает проблему денежного обращения, роли денег в торговых операциях внутри сообщества и между различ­ными обществами. Наконец, он изучает вопрос о том, в какой мере определенный политический строй способствует или не способствует экономическому процветанию.

Речь идет о более широком и менее схематичном анализе, чем тот, что свойствен экономистам в узком смысле этого слова. Монтескье претендует на то, чтобы сделать социологию всеобъемлющей, включа­ющей и экономическую теорию.

В такого рода анализе постоянно присутствует взаимное влияние различных элементов. Характер собственности соответствует качеству труда земледельцев, качество труда в свою очередь — взаимоотношени­ям социальных групп. Структура социальных классов влияет на внут­реннюю и внешнюю торговлю. Центральная мысль Монтескье заклю­чается в том, что существует взаимозависимость, взаимное, бесконеч­ное воздействие различных аспектов социальной жизни друг на друга.

По мнению Л. Альтюссера, изложенному в его книге «Монтескье: политика и история», автор «О духе законов» стоит у истоков подлин­ной теоретической революции, которая «предполагает возможность применения к политике и истории ньютоновских категорий закона. Она предполагает также, что из самих человеческих институтов мож­но извлечь мысль об их многообразии в единстве и их переменчиво­сти в постоянстве: закон их диверсификации, закон их бытия. Этот закон будет уже не олицетворением идеального порядка, а отношени­ем, свойственным явлениям. Он больше не будет заниматься уста­новлением сущностей, а будет извлекаться из самих фактов, без предвзятой мысли, путем поисков и сравнений, на ощупь» {L. Althussei. Montesquieu, la politique et l'histoire, p.26). Однако «со­циолог не имеет дело, как физик, с предметом (телом), который под­чиняется простому детерминизму и следует линии, от которой он не уклоняется. Он имеет дело с типом объектов, совершенно особых, с людьми, которые уклоняются даже от законов, установленных ими для самих себя. Что можно сказать в таком случае о людях и их взаи­моотношениях со своими законами? Пусть они их меняют, обходят или нарушают? Но все это не наводит на мысль, что из их поведения, безразлично покорного или мятежного, можно извлечь закон, которо­му они следуют, не зная того, и даже из их ошибок — истину. Чтобы не прийти в отчаяние от невозможности открыть законы поведения людей, нужно просто взять такие законы, какие они себе составляют в силу необходимости, которая ими правит! По правде говоря, их ошибка, отклонения в их настроениях, нарушение и изменение их законов просто составляют часть их поведения. Остается только из­влечь законы нарушения законов или их изменений... Такая позиция предполагает очень плодотворный методический принцип, который заключается в том, чтобы не принимать мотивы человеческих дейст^ вий за побуждения, цели и причины, которые люди сознательно вы-








Дата добавления: 2016-04-11; просмотров: 531;


Поиск по сайту:

При помощи поиска вы сможете найти нужную вам информацию.

Поделитесь с друзьями:

Если вам перенёс пользу информационный материал, или помог в учебе – поделитесь этим сайтом с друзьями и знакомыми.
helpiks.org - Хелпикс.Орг - 2014-2024 год. Материал сайта представляется для ознакомительного и учебного использования. | Поддержка
Генерация страницы за: 0.034 сек.