Ф. Гиддингс. Основания социологии.

ИДЕЯ СОЦИОЛОГИИ¹

¹ Публикуемый материал представляет собой 1-ю главу 1-й книги, 3-ю и 4-ю главы 4-й книги в кн.: G J__d d i njr s F. H. The Principles of Sociology. An Analysis ot the Phenomena of Association and of Social Organization. N. Y., 1896. Русск. пер.: Гиддингс Ф. Н. Основания социологии / Пер. с англ. Н. Н. Спиридонова. М., 1898. С. 3—22, 400—418.

В пределах той широкой группировки живых существ, которая известна под названием географического распределения, существует более узкая группировка, соединяющая животных в стада, стаи или рои, а людей — в орды, кланы, племена и нации. Эта естественная группировка сознательных особей является физическим основанием социальных явлений. Общество,в первоначальном смысле слова, означает сотоварищество, общую жизнь, ассоциацию,"все истинные социальные факты по природе своей психические. Но_ психическая жизнь в индивидах столько же зависит от физического строения мозга и нервных клеток, сколько социальное взаимодействие и взаимные стремления зависят от физической группировки населения! Поэтому вполне сообразно с природой вещей слово «общество» означает также собрание живущих в общении и сотрудничестве индивидов, соединившихся или организовавшихся для какой-либо общей цели. Наконец, из этих конкретных идей мы выводим абстрактное понятие об общности как о союзе, организации, сумме внешних отношений, связывающих вместе соединившихся индивидов.

Комбинируя эти идеи, мы находим, что наше понятие общества уже довольно сложно. Однако оно осталось бы неполным, если бы мы не приняли в соображение различия между временными и постоянными формами ассоциации; между кратковременным союзом и прочной организацией; между свободным соглашением и обязательным повиновением власти; между искусственно образовавшимися союзами и естественно сложившимися общинами, племенами и нациями, внутри которых происходят вторичные явления ассоциации.

Различие между «естественным» и «политическим» обществом имеет важное значение для политической науки. Те определения этих форм, какие мы находим у Бентама в его "Fragment on Government", в своем роде совершенны. «Когда некоторое число лиц (которых мы можем назвать подданными),— говорит он,— повинуются одному лицу или собранию лиц известного и определенного рода (которых мы можем назвать правителем или правителями), то о таких лицах, вместе взятых (подданных и правителях), можно сказать, что они находятся в состоянии политического общества». «Когда некоторое число лиц находится в общении, не обнаруживая вышеупомянутого повиновения, то о них можно сказать, что они находятся в состоянии естественного общества»². Однако различие это только в степени, как это показывает сам Бентам. «Оба этих общества можно сравнить со светом и тьмой: как бы ни были различны идеи, вызываемые этими именами, сами предметы не имеют никакой определенной границы, которая их разделяла бы». Рано или поздно простое общение само развивает из себя формы правления и повиновения. Ассоциация постепенно и незаметно переходит в определенные и прочные отношения. Организация в свою очередь придает еще больше прочности и определенности социальной группе; психическая жизнь и ее физическое основание развиваются вместе.

² Гл. I. Разд. X, XI.

Таким образом, наша идея общества становится идеей обширного и сложного естественного явления, понятием космического факта, чудесного и изумительного. Теперь мы видим, что только в узком смысле слово «общество» можно считать простым агрегатом или простым собранием индивидов, соединившихся ради какой-либо цели. В более широком и научном отношении и наиболее важном смысле под обществом надо разуметь естественно развивающуюся группу сознательных существ, в которой агрегат переходит в определенные отношения, преобразующиеся с течением времени в сложную и прочную организацию.

Точное знание общества, понимаемого таким образом, принадлежит к числу наших самых недавних приобретений. Кроме общества, ничто в природе, исключая только тайны самой жизни, так глубоко не заинтересовывало человеческое воображение, и ни с чем, кроме самой жизни, воображение не обращалось так вольно. Никакой образ не был настолько фантастичен, никакое умозрение—настолько мистично, никакая мысль — настолько нелепа, чтобы они не могли войти в описание и философию общества.

Первые попытки научного наблюдения и классификации социальных фактов и истинного обобщения их сохранились для нас в «Республике» и в «Законах» Платона и в «Политике» Аристотеля, но все это были лишь первые попытки. В этих сочинениях, однако, общество рассматривается в своем целом как организованное в гражданскую общину или в государство, тогда как во времена Римской империи, в средние века и в века Просвещения все научные исследования социальных явлений были крайне отрывочны. Некоторые из этих исследований носили характер экономический, другие — юридический, третьи — церковный, четвертые — политический. Никто не пытался описать ассоциацию и социальную организацию во всей их полноте; никто не постарался понять конкретное жизненное целое. Только в. текущем столетии научные методы были систематически приложены к решению этой обширной задачи, и раз они были приложены, то в изучении общества, как и в других областях исследования, они богато вознаградили себя ценными вкладами в общую сумму знания. В настоящее время мы уже обладаем быстро увеличивающимся запасом проверенного и продуманного знания социальных отношений. Не слишком рискованно утверждать, что теперь мы уже имеем социологию, которая может быть определена как систематическое описание и объяснение общества, рассматриваемого в его целом. Она есть общая наука о социальных явлениях.

Слово «социология» было впервые употреблено Огюстом Контом" в его «Курсе позитивной философии» в качестве названия обширной социальной науки, составляющей часть позитивной философии. Конт первый ясно увидел необходимость очищения элементов этой науки от всяких посторонних материалов, идей и методов и первый соединил в одно понятие все действительно необходимые элементы. Платон и Аристотель никогда не отделяли политику от этики или науку политики от искусства политики. В XVIII веке политическая наука была безнадежно смешана с революционным духом. Ни Гоббс, ни Монтескье, ни экономисты не изучали общество во всех его видах, и, несмотря на влияние Юма, которому Конт обязан всем, что есть истинного в его понятии причинности, социальные объяснения оставались еще в значительной степени теологическими и метафизическими.

Итак, Конт первый пролил рационалистический свет на эти недостатки, утверждая, что общество должно рассматриваться как целостный организм, и пытаясь основать науку о социальных явлениях в их связной полноте - науку позитивную по его методам, основанную на широком наблюдении фактов и отделенную раз и навсегда от политического искусства и от революционных целей. Социология, как ее представлял себе Конт, должна вполне соответствовать социальной физике, так как задача социологии должна состоять в открытии естественных причин и естественных законов общества и в удалении из истории, политики и экономии метафизических и сверхъестественных следов, подобно тому как они были изгнаны из астрономии и химии. Конт полагал, что, следуя позитивному методу, социология могла бы сделаться в достаточной степени наукой предвидения, указующей ход прогресса.

После Конта социология развивалась главным образом благодаря трудам тех лиц, которые вполне почувствовали всю силу учения, навсегда переменившего ход научного мышления. Эволюционное объяснение естественного мира проникло во все области знания- Закон естественного отбора и понятие жизни как процесса приспособления организма к окружающей его среде сделались душою современной биологии и психологии. Эволюционная философия должна была неизбежно расшириться и включить в себя и социальные явления человеческой жизни. Наука, проследившая жизнь от протоплазмы до человека, не могла остановиться на объяснении его внутренней организации. Она должна была ознакомиться и с его многоразличными внешними отношениями, с этническими группами, с естественными человеческими обществами и со всеми теми явлениями, какие в них обнаруживаются, а также исследовать, не является ли все это продуктом всемирной эволюции. Поэтому мы находим не только в ранних произведениях Герберта Спенсера, но также и в произведениях Дарвина и Геккеля намеки на эволюционное объяснение социальных отношений. Эти намеки сами не составляли еще социологию, так как для этого требовались иные факторы, выведенные путем индукции непосредственно из социальных явлений. Но такие намеки, достаточно показывали, где должны лежать некоторые основания новой науки; вместе с тем о.ни достаточно. Выясняли некоторые из ее основных понятий и доказывали, что социолог должен Выть не только историком, экономистом и статистиком, но также биологом и психологом. Таким образом, на эволюционной почве и благодаря трудам эволюционных мыслителей создавалась современная социология. Она является истолкованием человеческого общества посредством естественной причинности. Она отказывается считать человечество стоящим вне космического процесса и имеющим для себя свой особый закон. Социология является попыткой объяснить возникновение, рост, строение и деятельность общества действием физических, жизненных и психических причин, действующих совместно в процессе эволюции.

Едва ли нужно напоминать, что наиболее важная попытка в этом отношении была сделана Спенсером в его «Синтетической философии». В этом великом произведении принципы социологии выведены из принципов психологии и биологии. Социальное развитие рассматривается как надорганическая эволюция. Оно состоит... из процесса, в котором все органические и психические явления человеческой жизни соединены в самых широких формах запутанной, но правильной сложности. Понятие общества как организма у Спенсера более определенно, чем у Конта. По мнению Спенсера, общество есть организм не только в виде" простой фантастической аналогии, как в «Левиафане» Гоббса, но и в действительности, не только нравственно, но также и физиологически, потому что в строении общества наблюдается разделение труда, переходящее от отдельных личностей на группы и организации этих личностей. В нем имеется: питающая система состоящая из промышленных групп: распределительная система, состоящая из торговых операций; регулирующая система, состоящая из политической и религиозной деятельности. Спенсер прилагает немало стараний, чтобы показать, что этический прогресс и счастье человеческого рода зависят от этой функциональной организации общества, но он не развивает настолько полно, насколько мы могли бы желать, мысль Платона, который находил в социальном разделении труда основание и истинный тип этической жизни и таким образом прокладывал дорогу для понятия общества как средства усовершенствования человеческой личности.

Если Спенсер не совсем удовлетворителен в этом отношении, то он оставляет желать очень немногого относительно той полной определенности, с какой он объединяет социальную организацию с всемирным физическим процессом. Большинство писателей, произносивших свои приговоры социологическим доктринам Спенсера, не обратили внимания на те принципы, из которых были выведены его заключения. Они искали его социологическую систему в тех его книгах, которые носят социологические заглавия, тогда как в действительности основные теоремы его социологической мысли рассыпаны по всей второй половине его сочинения, озаглавленного «First Principles», и требуют некоторого труда от читателя, который захотел бы собрать их вместе. Эти теоремы, взятые вместе, служат истолкованием социальных изменений посредством тех законов постоянства силы, направления и ритма движения, интеграции материи и дифференциации формы, которые все вместе составляют хорошо знакомую спенсеровскую формулу всемирной эволюции. Общество, подобно материальному миру и живому организму, также подвержено интеграции и дифференциации. Оно переходит от однородности и неопределенности неорганизованного состояния к разнородности и определенности состояния организованного. Конечной причиной всех этих изменений является всемирное равновесие энергии. Конт употреблял термин «социальная статика» в чисто риторическом значении, как название для социального порядка, а термин «социальная динамика» — как название прогресса. Спенсер, оставаясь на более научной почве, придерживается более точных физических понятий. Социальная статика, по его мнению, есть исследование социальных сил в равновесии. Совершенное равновесие никогда не было достигнуто в действительности вследствие изменений, являющихся следствием равновесия энергии между обществом и его средой. В действительности, однако, статические и кинетические стремления уравновешиваются сами по себе, и результатом этого в обществе, как и в Солнечной системе или в живом теле, является неустойчивое равновесие.

Все это, очевидно, есть лишь физическое объяснение социальных форм и метаморфоз, и спенсеровская социология в целом — все равно, сформулированная ли самим Спенсером или другими писателями под влиянием его мысли,— является до известной степени физической философией общества, несмотря на широкое пользование биологическими и психологическими данными.

Тем не менее такое физическое истолкование не составляет еще всей эволюционной социологии. Действительно, социология не только настаивает на признании единства, лежащего в основании всех различных видов общества, изучаемых специальными социальными науками_, но она утверждает также, что одна основная логика должна лежать в основании объективных, физических, и субъективных, или волевых, объяснений социальных явлений. Оба этих объяснения в течение ряда столетий боролись друг с другом в области экономической и политической философии. Начиная с «Политики» Аристотеля Боден, Монтескье и физиократы развили объективное истолкование расы, почвы, климата, наследственности и исторических условий. Гроций, Гоббс, Локк, Юм, Бентам, Беркли, Кант и Гегель выработали субъективное истолкование человеческой природы, полезности, этических императивов и идеалов. Но оба этих истолкования никогда еще не сталкивались вполне лицом к лицу. Пределы мысли никогда не были нарушены ни попытками исследовать единство самого общества, ни какой-либо действительно научной попыткой достичь единства истолкования. Борк в своих политических сочинениях более всего приблизился в действительности, хотя и бессознательно, к. этому единству. Только в систематической социологии найдем мы определенное признание как социальнойволи,_ так и физической эволюции вместе с сознательным стремлением к их объединению на почве научного примирения.

Подобно тому как объективное истолкование, крайне несовершенное в философии Конта, быстро развилось у последующих мыслителей, точно так же развилось и субъективное истолкование, хотя, к несчастью, не в такой степени. Конт полагал, что научно образованные государственные мужи могли бы реорганизовать общество и руководить его прогрессом. В философии Спенсера мысль эта стала отчасти отрицательной. Государственный деятель не может улучшить общество своим искусством, но он может его бесконечно ухудшить. В сочинениях Лестера Уорда³ мысль эта снова становится вполне положительной. Общество может обратить естественный процесс эволюции в процесс искусственный. Оно может произвольно изменить свою судьбу. Оно может сделаться теологически прогрессивным. В выдающихся трудах Лилиенфельда⁴, д-ра А. Шеффле⁵ и профессора Гильома де Грифа⁶, которые держатся натуралистического образа мысли, но в своих сочинениях представили кропотливое исследование требований социализма, мы находим полное признание социальной воли. Наконец, в критическом труде Альфреда Фулье⁷ мы находим подробное обозрение исторических отношений идеализма и натурализма в области социальной философии и блестящую попытку доказать тождество физических и волевых явлений, которые Фулье рассматривает как фазы в процессе эволюции «идей сил». ⁸

³ Dynamic Sociology; Psychic Factors of Civilization.

⁴ Qedanken iiber eine Sozialwissenschaft der Zukunft.

⁵ Ban und Leben des sozialen Korpers.

⁶ Introduction a la sociologie.

⁷ La science sociale contemporaine.

⁸ La Psychologie des idees forces; L'Evolutionnisme des idees forces.

Более внимательное исследование этих обширных трудов показывает нам, однако, что их объяснение общества посредством волевого процесса не разработано с той научной точностью, которая характеризует их объяснение посредством физического закона. Действительно, в том методе, которого придерживаются некоторые из наиболее выдающихся истолкователей социологии, кроется важное заблуждение, навлекшее незаслуженное нарекание на их науку. Объективное объяснение обыкновенно систематически устранялось, после того как оно сводилось к своему простейшему выражению в формуле физической эволюции, но субъективное объяснение не проводилось подобным же образом по всему ряду социальных явлений. Гораздо менее сводилось оно к значению единственного мотива или принципа, характеризующего сознательную личность как социальное существо и определяющего все его социальные отношения, поскольку они вытекают из его воли. Вместо того чтобы попытаться найти такой принцип, вывести из него все его следствия и сгруппировать вокруг него мотивы или обстоятельства, которые должны бы быть приняты во внимание, делалась утомительная попытка перечислить все мотивы, воздействующие на человека в его разнообразных отношениях и в удовлетворении всех его потребностей, как будто все мотивы имеют значение для социологии. В результате получилось не то разумное знание, какое составляет науки.

Метод этот замечателен в двух отношениях. Он оказывается обратным тому методу, который обыкновенно очень успешно применялся при физическом истолковании общества. Он является обратным и тому методу, который с успехом применялся для субъективного истолкования в политике и особенно в экономике. Политическая экономия создает свое учение о поведении не путем открытия, но путем абстракции. Принимая форму чистой теории полезности, экономическая наука в недавнее время получила замечательное развитие. Чисто абстрактный анализ, начатый Курно, Джевонсом и профессором Леоном Уольрасом (Walras) и продолженный австрийскими и американскими экономистами, показал, что явления экономического мотива и выбора, а следовательно, и экономического действия и отношения, обусловленные выбором, могут быть сформулированы не только научно в качественном смысле, но даже математически. Если социология хочет достичь научной точности, она должна следовать этому примеру, доказывающему пригодность связного метода.

Надо признать, однако, что наиболее важные сочинения в социологии вполне открыты научной критике, которую выдвигают против нее те, кто не верит в возможность общей науки об обществе. Социология, если судить по таким сочинениям, выступила с тем, чтобы объяснить общество как целое, а сама не сумела достичь единства метода. Она внушила то впечатление, что социальная наука есть наука общая, но не связная, что она может описать общество в его целом только путем перечисления его частей и что она должна неизбежно потерпеть неудачу при объяснении лежащего в его основании единства.

Можно было бы предполагать, что социология, приняв во внимание эти критические замечания, передаст все субъективные объяснения другим наукам, а сама ограничится выработкой объективного объяснения. Но это значило бы вполне отказаться от всякой претензии свести к единству социальные явления. Волевой процесс, безусловно, существен. Если единства нет здесь, то его нет нигде в обществе; видимое единство есть лишь обстоятельство физического основания. Очевидно, что истинная социология должна соединить в себе как субъективное, так и объективное объяснения. Она должна свести каждое из этих объяснений к его простейшей форме и последовательно проследить основные принципы каждого из них через все социальные отношения. Кроме того, она должна объединить их не просто искусственным путем, но логическим путем, в качестве дополнительных доктрин, и показать, каким образом они обусловливают друг друга на каждом шагу.

То обстоятельство, что лучшим социологам не удалось еще выполнить эту трудную задачу, не может привести к обвинению самой социологии. Социология может быть оставлена как ненастоящая наука только в том случае, если критика сумела бы доказать, что она может быть построена согласно строго научным требованиям или что она не обнаруживает никакого стремления развиваться по строго научному плану. Но для людей с научным мышлением доказательство от невозможного — само невозможно и должно быть отброшено без всякого сомнения. Что же касается действительного стремления социологии найти единство субъективного объяснения, то массу примеров этого можно найти в сочинениях ее молодых ученых. Везде они пытаются определить ту особенность, которая делает данное явление явлением социальным и которая обособляет его от явлений любого другого рода. Когда этот вопрос будет решен, социологический постулат будет найден, так как установление отличительного признака всегда является и открытием процесса. Если мы найдем общий отличительный признак социальных явлений и основной процесс, мы найдем также и принцип истолкования.

В значительной степени благодаря экономической мысли установилось общее мнение, будто взаимопомощь и разделение труда являются отличительными признаками общества. В действительности, однако, взаимопомощь и разделение труда наблюдаются и среди клеток и органов живого организма так же, как и среди членов общества, тогда как социальные сношения часто не носят никакого следа кооперации. Пока ошибочное мнение, будто социальные различия могли быть открыты в органических или экономических фактах, не потеряло своего значения среди ученых, до тех пор не могло быть действительного прогресса. Мнение это потеряло всю свою силу благодаря попыткам некоторых даровитых ученых коснуться поглубже этой проблемы. Профессор Людвиг Гумплович⁹ сделал попытку доказать, что истинные элементарные социальные явления суть конфликты, смешения и ассимиляции разнородных этнических групп. Новиков¹⁰, продолжая обобщение еще дальше, утверждает, что социальная эволюция есть, в сущности, прогрессивное видоизменение конфликта союзом, вследствие чего сам конфликт преобразовывается из борьбы физической в борьбу интеллектуальную. Профессор де Гри¹¹, глядя на вопрос совсем иначе, находит отличительный признак социального явления в договоре и измеряет социальный прогресс сообразно замещению принудительной власти сознательным соглашением. Габриэль Тард¹² в своих оригинальных и интересных исследованиях, оставивших заметный след в области психологических и социологических идей, доказывает, что первичный социальный факт состоит в подражании — явлении, предшествующем всякой взаимопомощи, разделению труда и договору. Профессор Эмиль Дюркгейм¹³, не соглашаясь с заключениями Тарда, пытается доказать, что существенный социальный прогресс, а потому и первоначальное социальное явление состоят в подчинении каждого индивидуального ума внешним по отношению к нему видам действия, мысли и чувства.

Из всех этих ученых Тард и Дюркгейм, несомненно, ближе всех подошли к решению вопроса о сущностной природе социальных явлений и к установлению первого принципа социологии. Они разошлись в понимании друг друга, но для беспристрастного читателя этих авторов вполне ясно, что они оба смотрят с различных точек зрения на явления, тесно между собой связанные; профессор Дюркгейм рассматривает впечатление, .оказываемое многими умами на ум единичный, Тард — подражательный ответ многих на заразительную изобретательность одного. Если в социальных отношениях явления эти не безусловно первичные или основные, то все же они близки к этому. Быть может, однако, что по отношению к подражанию утверждение это является более верным. Явления всякого рода, как на это указывает Тард¹⁴, могут быть познаваемы только потому, что они повторяются. В физике мы изучаем повторения в формах разнообразного движения или вибрации, в биологии — в форме наследственности или передачи жизни и отличительных свойств от клетки к клетке; в социологии — в форме подражания или передачи побуждения, чувства и идеи от индивида к индивиду, от группы к группе, от поколения к поколению.

⁹ Der Rassenkampf; Grundriss der Soziologie.
¹⁰ Les luttes entre societes humaines.
¹¹ Op. cit.

¹² Les lois de 1'imitation; La logique sociale.

¹³ De la division du travail social; Les regies de la methode sociologique.

¹⁴ Op. cit.

Тем не менее есть основательная причина, почему конечные обобщения как Тарда, так и Дюркгейма, быть приняты. Ни тот ни другой не уяснили себе вполне сущность социального факта, хотя и подошли весьма близко к этой задаче. Их формулы слишком всеобъемлющи. Ведь может существовать также и такое впечатление, оказываемое на одно сознание другим сознанием или многими другими, которое никогда не развивалось и не может развиться в ассоциацию. Также может существовать и подражание, которое не заключает в себе никакого зародыша общества. Змея производит впечатление на испуганную птицу, остающуюся от страха без движения, а затем быстро убивает ее. Дрозд часто подражает пению других птиц, но без всякого социального намерения или следствия. Поэтому элементарный социальный факт, хотя и находится, несомненно, в тесной связи как с впечатлением, так и с подражанием, но, однако, сам по себе не есть ни подражание, ни впечатление. Мы должны искать его в таком явлении, которое было бы свойственно только действительному обществу и ничему другому.

Теперь мы достаточно выяснили цель и научный характер социологии как при ее начале, так и в настоящее время. Социология есть наука, которая стремится понять общество в его целом и пытается объяснить его посредством космических законов и причин. Чтобы достичь такого объяснения, надо выработать субъективное толкование общества посредством некоторого факта сознания или мотива и его объективное истолкование посредством некоторого физического процесса. Эти оба истолкования должны быть совместимы друг с другом и находиться в тесном соотношении. Субъективный и объективный процессы должны быть нераздельными, будучи всегда зависимы один от другого.

Каков бы ни был будущий прогресс физических наук, так удивительно быстро происходивший в течение оканчивающегося столетия, очевидно, что в социальных науках то, что достигнуто, является лишь залогом будущих достижений. Социология (надо сознаться) скорее стремилась быть, чем была, содержанием научных фактов, но осуществление ее логической возможности по крайней мере несколько ближе теперь, чем оно было в то время, когда Спенсер впервые писал о необходимости социологии¹⁵.

¹⁵ The Study of Sociology, Chapt. I. 302

Никакого нового принципа объективного истолкования отыскивать нет необходимости. Физический процесс в обществе, так же как и в мире звезд, является процессом эволюции формы через равновесие энергии. Однако придется еще много поработать, прежде чем будут вполне понятны разветвления этого процесса среди всех человеческих отношений. Что капается субъективного истолкования, то оно нуждается в новой исходной, точке, которая до сих пор безуспешно отыскивалась, но теперь не может долее оставаться незамеченной при внимательном исследовании. Социология отныне должна пойти по верному пути по той же причине, которая, по мнению Спенсера, удерживает и человечество на его надлежащем пути, а именно потому, что она испробовала все иные ошибочные пути. Так как договор и союз суть явления, очевидно, более специальные, чем ассоциация или общество, а подражание и впечатление— явления более общие, то мы _должны искать_ психическое основание, мотив или принцип общества "в таком явлении, которое занимало бы между ними среднее место. Следовательно, социологический постулат может быть только таким: первичный и элементарный субъективный факт в обществе есть сознание рода (the consciousness oi Kind) Под этим подразумеваю такое состояние сознания, в котором всякое существо, какое бы место оно ни занимало в природе, признает другое сознательное существо принадлежащим к одному роду с собой. Такое сознание может быть следствием впечатления и подражания, но оно не есть единственное следствие, какое они производят. Оно может произвести договор и союз, но оно может произвести и многое другое. Поэтому оно менее общо, чем впечатление и подражание, которые более общи, чем ассоциация. Оно более общо, чем договор и союз, которые менее общи, чем ассоциация. Оно влияет на поведение многими путями, и всякое поведение, которое мы можем действительно назвать социальным, определяется им. Коротко говоря, оно удовлетворяет социологическому требованию; оно свойственно действительному обществу и ничему другому.

В самом широком своем применении сознание рода обнаруживается в различении одушевленного от неодушевленного. Внутри обширного класса одушевленных существ оно устанавливает виды и расы. В пределах расы сознание рода приводит к более определенной этнической и политической группировке, являясь основанием классовых различий, бесчисленных форм союза, правил общения и особенностей политики. Наше поведение по отношению к тем, кого мы чувствуем более на нас похожими, инстинктивно и основательно отличается от нашего поведения по отношению к тем, кого мы считаем менее подобными себе.

Кроме того, только лишь сознание рода и ничто другое отличает социальное поведение как таковое от чисто экономического, чисто политического или чисто религиозного поведения; это же сознание рода в действительной жизни постоянно вмешивается в действия — в теории вполне совершенные — экономических, политических или религиозных мотивов. Рабочий, который, преследуя свой экономический интерес, хочет получить самую высокую плату, какую только можно, присоединится скорее к стачке, которую он не понимает или не одобряет, чем отстанет от своих товарищей. По такой же причине и фабрикант, сомневающийся в полезности покровительственной системы для своей собственной отрасли промышленности, вносит, однако, свою долю в фонд ведения кампании в пользу протекционизма. Точно так же богатый собственник Юга, убежденный в победе Севера, тем не менее жертвовал своим достоянием в пользу конфедерации, если только он чувствовал себя гражданином Юга и чужим населению Севера. Свобода верования достигнута благодаря усилиям людей, которые не могли более принимать традиционные истолкования, но которые сильно хотели сохранения ассоциаций, распад которых повел бы к тяжелым последствиям.

Одним словом, в эволюции социального выбора, социальной воли или социальной политики все мотивы группируются вокруг сознания рода как определяющего принципа. Поэтому проследить появление сознания рода во всех социальных явлениях — значит выработать полное субъективное истолкование общества.

Таковы объективный и субъективный постулаты социологии. Они соответствуют конечным видам внешней силы и внутреннего мотива, которые бесконечно воздействуют друг на друга в социальной эволюции. Теория их противодействий, в формулировании и доказательстве которой и состоит предмет социологии, должна по необходимости оставаться несовершенной во многих подробностях еще долгое время. Однако в общих чертах, я смею думать, она должна принять, вероятно, следующий вид.

Социальные агрегаты образовались сначала под влиянием внешних условий: запасов пищи, температуры, соприкосновения или столкновения с индивидами или племенами, а благодаря устранению всех случайных сил агрегаты вообще составились главным образом из сложных единиц. До сих пор это чисто физический процесс.

Но вскоре внутри агрегации у подобных друг другу индивидов появляется сознание рода, и агрегация развивается в ассоциацию. Ассоциация в свою очередь начинает положительно реагировать на удовольствия и жизненные условия индивидов. Индивиды узнают этот факт, и начинается волевой процесс. С этого времени объединенные в ассоциацию индивиды стараются расширить и улучшить свои социальные отношения. Соответственно этому индивидуальные и социальные выборы становятся важными факторами в ряду социальных причин. Среди множества социальных отношений и действий, случайно установленных, испытанных или придуманных, некоторые доходили до сознания как приятные или желательные, тогда как другие вызывали антагонизм. Соединившиеся в ассоциацию индивиды делали выбор между этими отношениями, стараясь усилить и сохранить одни и устранить другие. Во всем этом процессе ассоциация, социальный выбор и социальная воля определяются сознанием рода.

С этого момента вновь появляется физический процесс. По отношению к силе, развитию и благополучию общества выборы могут быть невежественные, неразумные и вредные или просвещенные, разумные и благодетельные. Естественный отбор находит здесь новое и почти безграничное поле действия. В борьбе за существование выборы, как и индивиды, могут выжить или нет.

Выборы, а также вытекающие из них действия и отношения, которые в целом оказываются вредными, исчезают отчасти вследствие разрушения целых обществ.

Таким образом, цикл социальных причин начинается и заканчивается физическим процессом. Между началом и окончанием помещается волевой процесс искусственного отбора или сознательного выбора, определяемого сознанием рода. Но это никоим образом не есть замена естественного процесса искусственным, как это утверждает Уорд. Это просто огромное усложнение изменений, на которые в конце концов действует тот же естественный отбор.

Сообразно всему этому перед социологом возникают три_ главные задачи. Во-первых, он должен попытаться открыть условия, определяющие простую агрегацию и соединение. Во-вторых, он должен попытаться открыть закон, управляющий; социальным выбором, т.е. закон субъективного процесса. В-третьих, он также должен попытаться открыть закон, управляющий естественным отбором и осуществлением выборов, т.е. закон объективного процесса.