Абрамов Я. Малые и великие дела // Книжки Недели. 1896. № 7.

I

Время от времени в нашей печати неведомо по какой причине раздаются озлобленные голоса против так называемых «малых дел» и людей, выполняющих эти малых дела. Обыкновенно никто не восстает ни против деятельности народного учителя, ни против лиц, заботящихся об умножении школ и других народно-просветительских учреждений, ни против работы деревенского врача, фельдшерицы, акушерки, ни против агронома или техника, посвящающих себя распространению технических сведений в народе, подъему производительности народного труда, ни против народно-просветительской деятельности земских учреждений. Да и странно было бы восставать против всего этого, столь необходимого для народной жизни, вызываемого насущнейшими потребностями этой жизни. Но вот неожиданно время от времени те самые писатели и те самые органы печати, которые стоят и за народное образование, и за организацию врачебной помощи для народа и за подъем производительности его труда, и т.д., начинают говорить с чрезвычайным озлоблением против «малых дел», из которых и слагается все то, за что эти писатели и эти органы печати только что ратовали. Самый термин «малые дела», изобретенный этими писателями, ясно показывает, с каким пренебрежением и озлоблением относятся они к данному явлению нашей жизни. «Малые дела» - ведь это, очевидно, нечто совершенно ничтожное, не стоящее внимания серьезных людей. «Малые дела», конечно, предполагают существование других, «великих дел», и нападающие на «малые дела» обыкновенно дают понять, что действительно такие великие дела имеются и что «малые дела» именно и мешают этим «великим делам» появиться на свет Божий.

Это удивительное отношение некоторых господ к тому, что составляет основу культурной деятельности, к тому, без чего немыслимо движение нашего народа вперед, к великой, требующей любви, самоотвержения и высоких качеств характера, деятельности людей, беззаветно отдающихся служению народным нуждам, давно заслуживает надлежащей характеристики и оценки. И такая оценка, наконец, дана г. Чеховым в его новом произведении «Дом с мезонином» («Русская мысль», 1896 г., № 4). В этом маленьком рассказике (всего 16 страничек) талантливый художник изобразил с замечательной рельефностью тип гонителя «малых дел», изобразил беспощадно, со всеми истинными качествами этого типа и показал наглядно всю пустоту и бессмысленность этих модных нападок на то, что, казалось бы, должно вызывать глубокое уважение.

II

Обыкновенно когда кто-нибудь выступает с осуждением «малых дел», мы не видим самой фигуры говорящего. Очень естественно требовать, чтобы тот, кто понял всю бесполезность и даже вредность «малых дел», кто с таким презрением относится к проповедникам и исполнителям «малых дел», - чтобы такой господин делал сам что-нибудь покрупнее «малых дел». И так как такой господин не обязан отчитываться публично в том, что сам-то он делает, то всегда остается место предположению, что он и действительно делает что-то такое великое, пред чем, в самом деле, должно казаться совершенно ничтожным дело какого-нибудь земца, отдавшего себя всецело подъему культурного состояния населения своего уголка, или какой-нибудь девушки, ушедшей на тяжелый труд народной учительницы. Такое положение для господ гонителей «малых дел» весьма удобно, так как дает им возможность облекаться в тогу величия и безнаказанно фыркать на «маленьких людишек». К счастью, такое поведение мало-помалу теряет кредит, так как, сколько мы ни живем, мы все не видим тех великих дел, которые должны бы совершатся этим сортом людей. Как ни скромна деятельность тех, которые занимаются «малыми делами», она уже дает результаты, которых не видят только те, кто нарочно старается изображать из себя слепого; но что делают и чего достигают противники «малых дел», этого до сих пор еще никому не удалось заметить. Почему же это так? Да просто потому, - отвечает г. Чехов своим рассказом, - что господа эти ничего не делают, да и делать ничего не способны по своей полнейшей дрянности, и их фырканье против «малых дел» от того и происходит, что они сами ровно ни к какому делу неспособны.

Выведенный г. Чеховым гонитель малых дел – человек, лишенный способности к какому бы то ни было труду. Г. Чехов не дает нам подробного послужного списка своего героя, но он и не нужен, так как его не трудно восстановить каждому. Неведомо зачем и почему, господин этот взялся за живопись и пишет пейзажи. Но и для этого дела он оказывается решительно непригоден, ибо и для этого дела требуется вера в свое дело, а наш герой именно ни в к какой вере не способен. Единственно, к чему его влечет натура, это полное ничегонеделание, и он добросовестно следует этому занятию. Но так как просто лежать на боку <…> не особенно красиво, то является потребность обставить свою праздность какими-нибудь красивыми словами. <…> И вот <…> мы слышим от нашего героя самое удивительное объяснение его шалопайства:

«Если уж лечить, то не болезни, а причины их. Устраните главную причину - физический труд, и тогда не будет болезней. Не признаю я науки, которая лечит. Науки и искусства, когда они настоящие, стремятся не к временным, не к частным целям, а к вечному и общему, - они ищут правды и смысла жизни, ищут Бога, душу, а когда их пристегивают к нуждам и злобам дня, к аптечкам и библиотечкам, то они только осложняют, загромождают жизнь. У нас много медиков, фармацевтов, юристов, стало много грамотных, но совсем нет биологов, математиков, философов, поэтов. Весь ум, вся душевная энергия ушли на удовлетворение временных, приходящих нужд… У ученых, писателей, художников кипит работа, по их милости удобства жизни растут с каждым днем, потребности тела множатся, между тем до правды еще далеко, и человек по-прежнему остается самым хищным и самым нечистоплотным животным, и все клонится к тому, чтобы человечество в своем большинстве выродилось и утеряло навсегда всякую жизнеспособность. При таких условиях жизнь художника не имеет смысла, и чем он талантливее, тем страннее и непонятнее его роль, так как на поверку выходит, что работает он для забавы хищного нечистоплотного животного, поддерживающего существующий порядок. И я не хочу работать, и не буду… Ничего не нужно, пусть земля провалится в тартарары» (стр. 12-13).

Не правда ли, какой блестящий фейерверк громких слов! Г. Чехов замечательно удачно передал характер громких и в тоже время совершенно туманных, содержащих весьма мало той простой вещи, которая называется смыслом, тирад, которые так часто противопоставляются призыву, обращенному к нашей интеллигенции, - работать для удовлетворения реальнейших нужд нашего народа. Прежде всего поражает полное отсутствие связи между содержанием тирады и выводом, который из нее делается. В самом деле, оказывается, что люди попали на ненастоящий путь; они занимаются пустяками, мелочами, временным, а главное-то и забыли, о главном-то и не думают, главным не занимаются. Вывод отсюда может быть только один: нужно заняться этим главным, да других побуждать заняться тем же. И вдруг вместо этого естественного вывода – полнейшая несообразность: все громкие слова оказываются нужными только для того, чтобы показать, что мое ничегонеделание не есть простое лежебочество, а нечто идейное, результат высших соображений. <…> И героиня рассказа Лида дала наилучший ответ, какой только может быть дан на подобные рассуждения:

- «Подобные милые вещи говорят обыкновенно, когда хотят оправдать свое равнодушие. Отрицать больницы и школы легче, чем лечить и учить».

И в самом деле, кто мешает этим господам искать правды и Бога? Причем тут аптечки и библиотечки, чем они мешают такому исканию правды? <…>

И, наконец, отчего не выражаться яснее, чтобы можно было, наконец, понять, что собственно хотят люди сказать? Что же собственно нужно делать для того, чтобы человек мало-помалу перестал быть «хищным и нечистоплотным животным»? Люди, занимающиеся устройством «аптечек и библиотечек», именно и полагают, что они работают над обращением человека из «хищного и нечистоплотного животного» в более высокий тип, и если они не правы, то отчего же не разъяснить толком, почему нужно считать их неправыми, и какой путь нужно избрать вместо того, какого они держатся. Можете ли вы это сделать, гонители «малых дел»?

III

Во всяком случае, противники «малых дел» пытаются это сделать, пытаются обосновать свое отрицательное отношение к «малым делам». Но попытки эти также мало удачны, как и попытки оправдать свое ничего неделание. Вот к чему, в сущности, сводится вся аргументация этих господ:

«По-моему, медицинские пункты, школы, библиотечки, аптечки при существующих условиях, служат только порабощению. Народ опутан цепью великой, и вы не рубите этой цепи, а лишь прибавляете новые звенья, - вот мое убежденье» (стр. 10).

«Мужицкая грамотность, книжки с жалкими наставлениями и прибаутками и медицинские пункты не могут уменьшить ни невежества, ни смертности, также, как свет из ваших окон не может осветить этого громадного сада. Вы не делаете ничего, вы своим вмешательством в жизнь этих людей создаете лишь новые потребности, новый повод к труду» (стр. 11).

«Грамотность, когда человек имеет возможность читать только вывески на кабаках да изредка книжки, которых не понимает, - такая грамотность держится у нас со времен Рюрика, гоголевский Петрушка давно уже читает, между тем деревня, какая была при Рюрике, такая и осталась до сих пор. И не грамотность нужна, а свобода для широкого проявления духовных способностей. Нужны не школы, а университеты» (стр. 12).

Не правда ли, читатель, как все это типично! Сколько раз вам приходилось читать подобные рассуждения в глубокомысленных статьях разных публицистов! Г. Чехов только несколько окарикатурил эти рассуждения, но суть их осталась неприкосновенною… <…>

Не больше смысла и в том, что противники «малых дел» противопоставляют им, в том, как они решают вопрос: что делать? <…>

«Нужно освободить людей от тяжелого физического труда. Нужно облегчить их ярмо, дать им передышку, чтобы они не всю жизнь проводили у печей, корыт и в поле, но имели бы также время подумать о душе, о Боге, могли бы пошире проявить свои духовные способности. Призвание всякого человека в духовной деятельности – в постоянном искании правды и смысла жизни. Сделайте же для их ненужным грубый животный труд, дайте почувствовать им себя на свободе, и тогда увидите, какая в сущности насмешка (?) эти книжки и аптечки. Раз человек сознает свое истинное призвание, то удовлетворять его могут только религия, наука и искусство, а не эти пустяки» (11).

Конечно, нет надобности останавливаться на странном противопоставлении «книжек» - «религии, наукам и искусствам». Герой наш, очевидно, воображает, что в книжках, предлагаемых народу, заключается что-то вроде бульварных романов, и не подозревает того, что эти книжки затем и несутся в народ, затем и учреждаются школы и библиотеки, чтобы познакомить народ с «религией, науками и искусствами». Но оставивши в стороне это обстоятельство, как результат незнакомства нашего героя с тем, о чем он берется говорить (опять замечательно верная черта, так как противники «малых дел», выступающие со своими нападками, обнаруживают поразительное незнакомство с сущностью и условиями той великой культурной работы, которую они так презрительно величают «малыми делами»), - нельзя не удивиться тому, что наш герой проповедует приведенные истины тем, кто знает их во всяком случае лучше его. «Нужно освободить людей от тяжелого физического труда», надо дать им возможность «подумать о душе» и «проявить свои духовные способности», «призвание всякого человека в духовной деятельности»: все это совершенно верно. Но, спрашивается, зачем же это проповедовать тем, которые поставили эти истины в основе своей деятельности, тем, кто посвятил свою жизнь на то, чтобы облегчить людей от тяжести их материального положения и дать возможность им жить духовною жизнью? Зачем валить с больной головы на здоровую? Ведь если кто нуждается в усвоении приведенных истин, то именно господа проповедники вроде нашего героя. Ведь это им надо, наконец, понять, что обязанность каждого интеллигентного человека состоит в том, чтобы работать над облегчением материальной нужды народной массы и духовного просветления ее, а не в том, чтобы говорить праздные речи и довольствоваться этим празднословием. Наконец, надо же понять, что дело вовсе не в том, чтобы излагать такие трюизмы, как тот, что «нужно освободить людей от тяжелого физического труда» и дать им возможность «пошире проявить свои духовные способности», - кто же не знает этих истин? Вся задача человеческой цивилизации в том и состоит, чтобы освободить человека от зависимости от материальных условий существования и дать простор его духовным способностям. Дело заключается в том, чтобы найти путь, каким всего вернее можно достигнуть этой цели. Вы находите, что тот путь, которыми сторонники «малых дел» идут, не верен; ну покажите нам более верный путь. Знаете ли вы его?

IV

Обыкновенно противники «малых дел» показывают, что они хорошо знают этот путь, но говорить о нем не говорят. Это, конечно, очень удобно. Слушателю или читателю предоставляются предполагать все, что ему угодно. И иной наивный слушатель или читатель, пожалуй, и в правду вообразит, что за молчанием наших проповедников таится настоящий кладезь мудрости. Но зато, когда проповедники не утерпят и изложат эту мудрость, то приходится только руками развести от удивления. Именно образчик такой удивительной мудрости г. Чехов влагает в уста своему герою. Вот эта мудрость:

«Возьмите на себя долю их труда. Если бы все мы, городские и сельские жители, все без исключения, согласились поделить между собою труд, который затрачивается вообще человечеством на удовлетворение физических потребностей, то на каждого из нас, быть может, пришлось бы не более 2-3 часов в день. Представьте, что все мы, богатые и бедные, работаем только по три часа в день, а остальное время у нас свободно». <…> (11-12).

Вот и вся мудрость! Мы не будем останавливаться на странности утверждения, будто если к девяти человекам, занятым физическим трудом, присоединится и десятый, ныне от этого труда свободный, то на земле воцарится настоящая Аркадия: ведь, кажется, слишком ясно, что уменьшение труда на одну десятую еще не Бог знает какое облегчение. Каждый человек, несомненно, должен принять на себя долю выпадающих на человечество тягостей, в том числе и тягости физического труда; но это лишь вопрос личной нравственности, а не разрешение великой общественной проблемы. Когда все люди примут на себя свою долю физического труда, его все-таки будет слишком еще много. <…>. Не будем останавливаться и на других странных утверждениях и замечаниях нашего героя. Мы спросим только: неужели же сказать, что нужно, чтобы все принялись за физический труд, значит разрешить вопрос? Ведь дело не в том, чтобы сказать эту мудрость, а в том, чтобы указать способ, как осуществить ее. Как сделать, чтобы все действительно приняли на себя свою долю физического труда? <…> И, в конце концов, вся эта мудрость обращается в самую заурядную маниловщину, в которой фигурирует даже закаливание детей против холода по цыганскому рецепту!

Но оставим в стороне все эти курьезы и остановимся только на серьезной части речи нашего проповедника. Серьезная сторона состоит в мысли о необходимости облегчения труда путем технического улучшения его приемов и посвящения возникающего отсюда досуга на всеобщее занятие науками и искусствами и в особенности на отыскание «правды и смысла жизни». Но ведь именно этим и занимаются те, к кому вы адресуете свои упреки, ведь в этом и состоят те «малые дела», к которым вы относитесь так презрительно. Задача в том и состоит, чтобы сделать технические усовершенствования, улучшенные приемы труда общим достоянием, а это возможно только путем распространения образования, путем устройства школ и библиотек, путем распространения книг, т.е. путем, по которому и идут люди, занимающиеся «малыми делами». Точно также, кажется, слишком очевидно, что для того, чтобы люди могли все заниматься науками и искусствами, чтобы они могли отдаваться отысканию «правды и смысла жизни», они должны выйти из состояния дикости, в котором пребывают, а для этого им опять-таки неизбежно пройти чрез туже вышучиваемую вами грамотность, они должны воспользоваться все теми же школами, библиотеками и книжками, над которыми вы так издеваетесь. Спрашивается, неужели же вы не понимаете, что вы вооружаетесь именно против того, что сами проповедуете, и что в минуты просветления вы указываете, как на идеал, именно на то, к чему стремятся не на словах только, как вы, а на деле, те самые проповедники «малых дел», которые вам так ненавистны?

V

Г. Чехов не заставляет свою Лиду, являющуюся антагонистом нашего героя-проповедника, даже возражать на его проповедь. Она не считаем нужным терять время и труд на то, чтобы разубеждать человека, которому в сущности все равно, который может только предаваться приятному бездействию, да для развлечения себя, а частью от досады на свою дряблость и жизненность встреченного им человека дела, изливать свои злостные филиппики, мало заботясь о их смысле. Лучшим ответом таким господам и на такие нападки должно служить самое дело. И Лида и отвечает делом, отвечает своею работою. Она учит крестьянских детей, оказывает врачебную помощь больным, объединяет лучшие силы уезда для борьбы с кулаками и, в конце концов, отнимает от рук последних земские дела уезда. И здесь г. Чехов снова остается замечательно верен действительности. И в действительности те, кто работает для пользы народа, весьма мало обеспокоены нападкам, которые раздаются против их «малых дел». Они спокойно идут своею дорогою, зная хорошо, что лучшим ответом на все эти нападки служат и должны служить их дела. И пока господа, вроде героя г. Чехова, довольствуются тем, что презрительно фыркают на «аптечки и библиотечки», сами влача жалкое существование и не зная, что делать с тем досугом, о котором они мечтают как о необычайном благополучии для всех, и которым они обладают в таком изобилии, - в это время во всех уголках России идет тихая, малозаметная, но великая по своим последствиям культурная работа, тихо, незаметно делаются «малые дела», которые должны облегчить жизнь нашего народа, и просветить его сознание.

[*] Наглядное доказательство этого представляет умерший в прошлом году в Могилеве доктор Борхман (см. «Неделя» 1884 г. № 50), который занимался только копеечной практикой, в предместьях города, получая за визиты от 3 до 10 коп. (больше полтинника ему никогда никто не платил), и тем не менее, в течение 40 лет нажил каменный дом, дачу и оставил после себя капитал.

[†] Сейчас, например, в Америке устраивается колония на 500 интеллигентных семей под руководством Веллами, автора известного нашим читателям социального романа «В 2000-и году».