Концептуальная обусловленность науки

Функция науки в жизни общества — обеспечение управления во всех отраслях общественной деятельности в соответствии с определённой концепцией, даваемой обществу носителями концептуальной власти.

Т.е. наука обслуживает концептуальную власть:

Она является в большинстве отраслей деятельности людей доминирующим средством решения задачи о предсказуемости по­ведения объектов (процессов) (см. раздел 6.4), в отношении которых управление уже осуществляется либо его предполагается организовать.

———————

Однако, поскольку концептуальное властвование — не удел невежественных людей, то:

При определённом круге интересов и достаточно эффективной познавательной культуре тех, кто входит в научно-исследо­ва­тельскую деятельность, наука сама способна породить концептуальную власть как социальное явление.

Концепция общественной безопасности — прямое подтверждение этому.

———————

Соответственно:

Содержание науки[174] в её исторически сложившемся виде обусловлено концепцией управления, под властью которой живёт общество, и прежде всего — целями и этикой, свойственными этой концепции. Особенно ярко эта особенность науки выражается в обществоведческих дисциплинах,по какой причинев этом разделе мы сосредоточим внимание главным образом на «экономической науке».

Т.е. то, что не соответствует целям и средствам их осуществления, принятым в концепции, из содержания науки выпадает, а исследования в этих областях как минимум не поддерживаются, а как максимум целенаправленно подавляются вплоть до уничтожения самих людей, проявивших интерес к «запретным» темам.

Сказанное касается той составляющей науки, авторитет которой поддерживается общественными институтами, и прежде всего — государственностью и легитимными в обществе церквями (вне зависимости от того, поддерживают церкви истинную религиозность или же порабощены атеизмом того или иного толка).

Поэтому вследствие концептуально обусловленного характера научно-исследо­ва­тель­ской деятельности и концептуально обусло­в­ленного содержания свода мнений, признаваемых в качестве достоверного «научного знания», то, что в русле одной концепции управления расценивается как «наука», с позиций другой концепции управления может расцениваться как «лженаука» и «шарлатанство».

· Так при оценке с позиций мировоззрения, пленённого библейским проектом порабощения человечества от имении Бога, Концепция общественной безопасности — псевдонаучное графоманство или сатанизм, но никак не наука, развиваемая в русле Промысла.

· С другой стороны при оценке с позиций Концепции общественной безопасности науки, развитой в библейском проекте порабощения человечества, возникает множество претензий к неполноте её тематического спектра и к её теориям, во многом неадекватным жизни и несоответствующим потребностям общественного развития.

Характер этих претензий по отношению к научным дисциплинам, претендующим на знание человека и общества, читателю должен быть ясен из Частей 1 и 2 настоящего курса. Кроме того, претензии к естественнонаучным и прикладным дисциплинам в материалах КОБ ВП СССР изложены в работах «Российская академия наук против лженауки? — “Врачу”: исцелися сам…» (аналитическая записка из серии «О текущем моменте» № 4 (64), 2007 г.), «Краткий курс…» (раздел 6.11. «Экология макроэкономических систем»).

При этом:

· притязания на научную состоятельность науки, развитой под властью библейского проекта, в своей основе имеют:

Ø с одной стороны — бездумье и невежество представителей толпы, полагающейся на те или иные авторитеты,

Ø а с другой — мафиозно-корпоративный характер кадровой политики в науке и подчинённую ему систему присвоения учёных степеней и званий, которая и создаёт авторитеты для толпы и обуславливает правомочность занятия тех или иных управленческих должностей в науке как отрасли деятельности.

Это позволяет доктору наук, профессору и тем более академику заявлять на публике, что КОБ — не наука, а графоманство, и после этого не вдаваться ни в рассмотрение и обсуждение самих положений КОБ, ни в «научное обоснование» претензий к ней.

· Претензии же КОБ к науке, развитой в библейском проекте порабощения человечества, проистекают из соотнесения теорий этой «науки» с принципом «практика — критерий истины» по жизни.

На что следует полагаться: на мнение господствующих в культуре «научных школ» и представляющих их на публике остепенённых полууголовных[175] «авторитетов», либо на свои мировосприятие, интеллект и принцип «практика — критерий истины»? — каждый решает сам.

В частности, если следовать принципу «практика — критерий истины», то:

· Сопротивление материалов — наука и соответственно: дома и мосты стоят, корабли плавают, самолёты летают, прочие механизмы работают. Если что-то сломалось, то виноват не «закон Гука», а неумение проектировщиков им пользоваться либо бракодельство производителей сломавшейся продукции или нарушения со стороны эксплуатационников;

· Так называемая «экономическая наука», прежде всего, — средство обеспечения единообразных действий множества чиновников и пред­принимателей в русле библейского проекта порабощения человечества, но не основа для организации управления в народном хозяйстве в интересах обеспечения общественного развития.

Это подтверждается беспросветной бедностью и нищетой миллиардов людей, чему на протяжении десятилетий сопутствуют разглагольствования политиков о том, что цель их деятельности якобы — всеобщее процветание, борьба с бедностью и нищетой.

Т.е. соответственно принципу «практика — критерий истины» культивируемая РАН и государственностью РФ «экономическая наука» — шарлатанство, поставленное внутренними мафиями РАН на профессиональную основу и обладающее признаками измены Родине.

А теперь представьте: приходит студент сдавать сопромат и заявляет: «Профессор, механика сплошных сред — как женщина: разве её поймёшь?» — «Вынесут» с экзамена и возможно отчислят из вуза… И уж совершенно невозможно представить защиту докторской диссертации на тему «Механика сплошных сред — как женщина: разве её поймёшь?».

Однако в газете «Финансовые известия» от 05.10.2005 г. о состоянии экономической «науки» примерно в таких словах саморазоблачительно высказался А.Я. Лив­шиц (1946 — 2013):

«…заме­чу: у нас есть только Кудрин. А Кассандрина[176] нет. Того, кто мог бы точно угадывать нефтяные цены, курс доллара, “ЮКОСы” и всё остальное. Экономика, однако. Похожа на женщину. Её разве поймёшь?» (http://www.finiz.ru/cfin/tmpl-art/id_art-952979).

Это говорит доктор экономических наук, профессор, в прошлом советник президента РФ Б.Н. Ельцина по экономическим вопросам, позднее вице-пре­мьер правительства РФ, министр финансов. Это высказывание из серии «А сам-то понял, ЧТО сказал?».

Также обратим внимание и на то, что у А.Я. Лившица среди вопросов, обращённых к «Кассандрину», нет вопросов о том, каковы есть и будут в перспективе реальные потребности общества в разнообразных пище, одежде, жилье, бытовых и инфраструктурных услугах; каковы есть, каковы будут возможности удовлетворения этих потребностей при разных вариантах социально-экономической политики государства.

Т.е. А.Я. Лившица (как и «мэйнстрим» экономической науки в целом) даже не интересуют те вопросы, которые должны интересовать тех, кто стремится к обеспечению гарантированного экономического благоденствия всего общества, а не только «элиты».

После времён Б.Н. Ельцина положение дел в экономической «науке» лучше не стало. Вот признание советника по экономическим вопросам президента РФ (2008 — 2012) Д.А. Медведева — А.В. Двор­ко­вича[177], сделанное им во время выступления перед студентами Московской финансово-промышленной академии:

«...Я прежде всего экономист. Экономисты любят задавать вопросы, но не любят отвечать. Поскольку ответов не знают (выделено жирным нами при цитировании) — знают только варианты ответов. То, что сегодня кажется правильным, завтра становится совершенно неправильным. По этому поводу существует шутка: экономистов придумали для того, чтобы на их фоне хорошо выглядели синоптики.

Конечно, есть экономисты, которые предсказали кризис, происходящий сейчас во всём мире. Но они скорее всего это сделали случайно. Выбирая среди разных вариантов прогнозов небольшое количество экспертов попало в точку. А процентов 80 не угадали и не ожидали, что такое произойдёт» (приводится по публикации Александра Зюзяева «Аркадий Дворкович, помощник президента России: “Экономистов придумали для того, чтобы на их фоне хорошо выглядели синоптики”» в газете «Комсомольская правда» от 11.06.2009 г.: http://spb.kp.ru/daily/24309.4/502853/)[178].

В обществе же за пределами профессиональной корпорации «экономистов» такого рода редкие признания «авторитетов» экономической «науки» воспринимаются как юмор либо как безальтернативная неизбежность: т.е. по умолчанию признаётся непознаваемость экономической и финансовой деятельности общества.

Единственное честное признание авторитета от отечественной «экономической науки» советской эпохи, которое удалось найти, о неготовности науки решать задачи, провозглашённые с началом «перестройки» в СССР, принадлежит академику А.И. Анчишкину, создателю и первому директору Института экономики и прогнозирования научно-технического прогресса АН СССР (ныне Институт народно-хозяйственного прогнозирования РАН[179]):

«Следует признать со всею определённостью, что экономическая наука да и общественные науки в целом оказались не готовыми к ответу на вопросы, поставленные XXVII съездом партии, январским (1987 год) Пленумом, всем ходом нашего развития. Многие фундаментальные проблемы развивающегося социализма приходится решать сегодня эмпирически, методом «проб и ошибок», со всеми негативными последствиями, связанными с теоретической неподготовленностью к таким решениям. Причин сложившегося положения дел несколько, и было бы, наверное, упрощением все сводить к неудовлетворительной работе самих учёных-экономистов.

Во-первых, для успешного развития экономической науки нужна чётко выраженная общественная, политическая потребность в глубоком и объективном раскрытии реальных закономерностей экономического развития, его противоречий, нужна потребность в научной истине. (…).

Во-вторых, состояние последней (речь идёт об экономической науке: наше пояснение при цитировании) всегда было связано с идеологическими установками, наличием или отсутствием догм, которые часто предопределяли не только направления, ход научных исследований, но и их выводы, результаты» («Экономическая теория и практика перестройки». — «Коммунист», теоретический и политический журнал ЦК КПСС, № 5 (1303), март 1987 г., тираж 1 098 000, выходил 1 раз в 20 дней, с. 35, 36, все выделения в тексте — А.И. Анчи­ш­кина).

Через 3 месяца Александр Иванович Анчишкин (11.09.1933, Москва — 24.06.1987, Москва) умер: ему было всего 54 года. Это — роковое стечение обстоятельств либо ему помогли (как и многим другим) умереть своевременно, чтобы не мешал проведению рыночных реформ своими знаниями, научными интересами, авторитетом и активной жизненной позицией[180]?

Несостоятельность «мэйнстрима» отечественной и мировой экономической науки наших дней признал профессор МГИМО, доктор экономических наук В.Ю. Катасонов, о чём уже говорилось в разделе 8.5[181].

Не лучше состояние «экономической науки» и на Западе. Вот признания нобелевского лауреата по экономике 1973 г. В.В. Леон­тьева:

«Финансовую и техническую поддержку они (речь идёт о помощи со стороны США и СССР развивающимся странам: наше пояснение при цитировании) получают как от русских, так и от нас. Но, что касается помощи в методах экономического планирования, то до сих пор ни одна из сторон не смогла оказать её в достаточных размерах. Мы можем дать им много мудрых советов, но мало методов, которым легко обучить и научиться, однако последнее и есть то, что им надо (всё в тексте цитаты выделено нами); мудрость не так легко передаётся, и, кроме того, до сих пор ни один уважающий себя политик не признался в её отсутствии. От русских естественно ожидать, что они могут научить планированию, но по причинам, изложенным выше, пока им нечего предложить, кроме балансового метода, который хотя и ставит важные вопросы, но не даёт на них ответа» (там же, с. 229).

«Порок современной экономики — не равнодушие к практическим проблемам, как полагали многие практики, а полная непригодность научных методов, с помощью которых их пытаются решать» (Леонтьев В. Документы. Воспоминания. Статьи. СПб.: «Гуманистика». 2006. — С. 16).

И за прошедшие 10 лет после смерти В.В. Леонтьева положение не изменилось. Это подтверждает высказывание главного экономического обозревателя газеты Financial Times Мартина Вольфа (Martin Wolf):

«Я больше не понимаю того, относительно чего я думал, будто хорошо это знаю. И я также не знаю, что мне сейчас думать (выделено при цитировании нами: это признание в полной методологически-познавательной несостоятельности М. Вольфа как учёного)».

И далее:

«Один из основных выводов связан с пониманием того, как ведёт себя финансовая система. Сторонние наблюдатели сознавали, что она превратилась в огромный чёрный ящик. Но они полагали, что, по меньшей мере те, кто работает внутри неё, понимают, что происходит. Это предположение неверно» (Martin Wolf, Financial Globalisation, Growth and Asset Prices, доклад, подготовленный для Colloque International de la Banque de France on Globalisation, Inflation and Monetary Policy, Paris, March 7, 2008: http://worldcrisis.ru/crisis/417702/full_replic_t?PRINT_VIEW=1).

Это — реакция зарубежного «экономического авторитета» на ипотечный кризис в США зимы — весны 2008 г., который оказал воздействие на всю мировую кредитно-финансовую систему, положив начало глобальному финансово-экономическому кризису 2008 и последующих годов, по сути дела сорвавшему в России выполнение программы социально-экономического развития, получившей название «План Путина».

Однако именно такие авторитеты «экономической науки» консультировали и консультируют руководителей го­сударств и не отвечали и не отвечают за то, что их рекомендации бесплодны или вредоносны. И эта же наука лежит в основе профессионального финансово-экономического образования, на основе которого действуют чиновники государств и менеджеры в сфере экономики.

И соответственно принципу «практика — критерий истины», будь экономическая «наука» действительно наукой, то экономическое благоденствие давно бы уже было обеспечено всем и каждому, кто честно трудится в системе общественного объединения труда; и было бы гарантировано на будущее.

Т.е. проблема неадекватности и управленческой несостоятель­ности исторически сложившейся экономической «науки» — проблема глобального масштаба.

Однако именно такая «наука» соответствует требованиям, предъявляемым заправилами библейского проекта порабощения человечества к экономической «науке» рабов.

Поэтому редкие признания в некомпетентности не только сходят с рук[182] «авторитетным темнилам» от экономической «науки», но никто из политиков ни в одной стране мира не ставит задачу подвергнуть экономическую науку независимому аудиту и провести ревизию её научной состоятельности.

В государственном управлении дело не пошло дальше эмоционального срыва президента США в 1945 — 1953 гг. Гарри Эс Трумэна (1884 — 1972): «Дайте мне одностороннего экономиста! Все мои экономисты говорят: “С одной стороны… с другой стороны…”» (цитата с сайта газеты «Известия», сентябрь 2003 г.; см. так же: http://www.wtr.ru/aphorism/new56.htm)[183].

А при наступлении острой необходимости решать проблемы государственного управления макроэкономикой практически — «экономическая наука» остаётся в стороне, в чём признался (однако не ставя вопрос о выработке альтернативной науки) президент США Ф.Д. Рузвельт в «Беседах у камина», когда в результате «великой депрессии» оказался перед выбором: либо марксистская псевдосоциалистическая революция в США при дальнейшем углублении кризиса, либо выведение страны из кризиса.

24 июля 1933 г.: «Я совершенно не разделяю мнение тех профессиональных экономистов, которые настаивают, что всё должно идти своим чередом и что вмешательство людей неспособно повлиять на экономические болезни. Мне-то известно, что эти профессиональные экономисты с давних пор каждые пять — десять лет меняют свои формулировки экономических законов(выделено жирным нами при цитировании)» (Рузвельт Ф.Д. «Беседы у ка­ми­на». М.: ИТРК. 2003. Тир. 10 000. — С. 52).

24 июня 1938 г.: «Конгресс образовал комиссию, которая будет заниматься накоплением фактологических данных, чтобы разобраться в путанице противоречивых учений об оптимальном регулировании бизнеса (выделено жирным нами при цитировании), а потом выработать более осмысленное законодательство о монополиях, фиксированных ценах и отношениях между крупным, средним и малым бизнесом. В отличие от значительной части остального мира, мы, американцы, твёрдо верим в частное предпринимательство и в прибыль как движущую силу человеческой деятельности. Однако мы понимаем, что должны постоянно совершенствовать практику бизнеса, чтобы обеспечить устойчивый разумный уровень доходов, научный прогресс, свободу частной инициативы, создать перспективы для маленького человека, справедливые цены, достойную заработную плату и постоянную занятость населения» (Там же, с. 158).

Но расправиться со «священной коровой» «экономической науки» многознающий о закулисном Ф.Д. Рузвельт не посмел: не в его компетенции — и как президента, и как масона определённого ранга — были такие вопросы.

В государственности постсоветской России понимание этой проблематики ныне на гораздо более низком уровне, нежели это имело место в США в период президентства Ф.Д. Рузвельта[184].

Причина недееспособности экономической науки Запада в решении задач общественного развития — господство в ней финансово-счётного подхода.

Финансово-счётный подход подразумевает, что имеется «кошелёк» частного предпринимателя и якобы безбрежное море финансов, распределённое по неимоверному количеству таких же «кошельков», с которым этот «кошелёк» обменивается содержимым при сделках купли-продажи всего, что продаётся и покупается. Исходя из этого предположения, не соответствующего действительности (количество «кошельков» — конечное число, и «море финансов» не безбрежно), экономическая «наука» Запада делает вид, что она может дать рекомендации каждому о том, чтобы его «кошелёк» не опустел…

На первый взгляд, финансово-счётный подход представляется более общим, поскольку финансовое обращение на протяжении многих веков неизменно сопровождает хозяйственную и прочую деятельность, в которой технологии и организация производства и распределения продукции изменяются; тем более он представляется более общим в наши дни, когда скорость технико-техно­ло­гических и организационных изменений достигла предела, определяемого устойчивостью психики людей. И потому многие убеждены в том, что финансово-счётный подход — действительно универсальный подход на все времена, освобождающий «экономистов» от необходимости знать что-либо, кроме:

· бухгалтерского учёта;

· финансовых инструментов и математических моделей, ориентированных на решение задач о применении этих самых «финансовых инструментов»;

· разделов законодательства, регламентирующих финансовое обращение, права собственности и трудовую деятельность.

При этом обязанность знать продукцию, технологии и организацию производства возлагается на инженеров, подчинённых «топ-менеджерам» и профессиональным политикам с финансово-юриди­чес­ким (и отчасти психологическим) в своей основе образованием, которые якобы знают непостижимые для «простого смертного» тайны того, «как государство богатеет…»[185]. Обязанность знать, как макроэкономика складывается из множества микроэкономик, и как макроэкономика должна управляться в интересах общества, — как видно из высказываний «экономистов» и политиков, приведённых выше в этом разделе, не возлагается ни на кого…

Однако жизнь людей — их физиология и развитие культуры — это потребление вполне реальных благ — как природных, так и производимых в общественном объединении (а не разделении) труда, а не поглощение номиналов денежных сумм: как гласит народная поговорка, «богатый не золото ест». А в Испании с начала по конец XVI века уровень цен в золотом исчислении на продукцию «реального сектора» (если пользоваться терминологией наших дней) вырос более, чем втрое (с некоторым запаздыванием это происходило и в других странах Европы)[186], хотя благосостояние большинства в общем-то не выросло. Причина этого — обильный приток из «нового света» золота, бывшего в «старом свете» основным денежным металлом в те годы, при практически не изменившемся спектре производства, обусловленном энерговооружённостью, технологиями и организацией производства и распределения. Т.е. в Испании XVI века имела место самая заурядная инфляция даже не при золотом стандарте, а при натуральном золотом обращении. Этот факт большинству досужих приверженцев «золотого стандарта» неизвестен, а уведомление о нём вызывает у них изумление: оно — печальное следствие несостоятельности финансово-счётно­го подхода.

Соответственно сказанному параметры, действительно характеризующие макроэкономику государства, поскольку они непосредственно обуславливают экономическое благосостояние общества и его перспективы, — вовсе не показатели биржевых котировок валют, акций и иных объектов спекуляции, а объёмы производства, импорта, экспорта и бесполезных потерь продукции в расчёте на душу населения. Нас же СМИ по нескольку раз на день пичкают котировками «голубых фишек» и прочего, избегая того, чтобы сообщить о динамике производства в реальном секторе и экспортно-импортном балансе, об уровне бесполезных потерь (в том числе и по причине завышения цен) в расчёте на душу населения; не обсуждается эта проблематика и в Думе.

И поскольку жизнь людей и обществ обеспечивается не поглощением номиналов денежных сумм, а потреблением природных благ и продукции, производимой реальным сектором, то основой экономического благоденствия общества в преемственности поколений может быть только технологически-организа­цион­ный подход к анализу его макроэкономики и управлению ею.

Органи­за­цион­но-технологический подход[187] обязыва­ет знать: как общество порождает потребности и каковы они по последствиям их удовлетворения? что производить? в каких объёмах? на основе каких технологий? как распределять продукцию и природные блага? как обеспечивать экологическую безопасность производственно-потреби­тель­ской системы?[188] И соответственно экономическая наука общества свободных людей должна знать жизненно состоятельные ответы[189] на эти вопросы.

Поскольку финансовое обращение лишь сопровождает производственный и потребительский продуктообмен и предоставление доступа к природным благам, которые не являются в силу разного рода социально обусловленных причин бесплатными, — в технологически-органи­заци­онном подходе кредитно-финансовая система (вкупе с законодательством, регламентирующим финансовое обращение) предстаёт как один из многих инструментов управления макроуровня в хозяйственной системе общества (кроме неё инструментами управления макроуровня являются, в частности: система стандартов, законодательство о труде и финансово-хозяй­ст­вен­ной деятельности). Поэтому в действительности орга­низационно-технологи­чес­кий подход является более общим, нежели финансово-счётный, так как финансы в нём — одна из многих «технологических сред» в работе производственно-потре­би­­тель­ской системы, а не нечто самостоятельное и системно-иерархически более высокое, чем номенклатура продукции, технологии и организация производства и сбыта продукции, как это представляется приверженцам финансово-счётного подхода.

Сказанное выше об организационно-технологическом подходе по существу означает, что действительно экономическое образование по своему характеру таково, что оно не может быть первым высшим в жизни человека: для освоения действительно экономического образования требуется, чтобы человек предварительно получил какое-то иное профессиональное высшее образование, на его основе поработал бы некоторое время в реальном секторе или в государственном аппарате, а только потом получил бы доступ к высшему экономическому образованию как составной части высшего общесоциологического образования. В противном случае он будет носителем «книжных знаний» в области экономики, которые без практических знаний продукции, технологий, организации производства и лично осмысленного собственного жизненного нравственно-этического опыта будут как минимум малополезны, а как максимум — вредоносны.

Кроме того, как было указано в главе 1, экономическое образование — составная часть общесоциологического образования. Оно по сути своей невозможно вне социологического, поскольку и экономическая политика, и экономические теории обслуживают концепцию управления жизнью общества, и вне концептуальной определённости узкоспециализированное чисто экономическое знание, из которого выхолощена социологическая составляющая, обусловленная нравственно, — «палка о двух концах», которой концептуально определившиеся противники могут вам же и нанести ущерб. Дело в том, что в зависимости от того, с какой социологией он сопряжён, организационно-технологический подход может решать две различные задачи:

· либо, как обеспечить качество жизни, достойное человека (это подразумевает интеграцию цивилизации в биосферу), всем добросовестным труженикам в преемственности поколений;

· либо, сколько «этих скотов» надо, чтобы «настоящим людям» (элите социальных паразитов) жилось вольготно, и как обеспечить «этих скотов» по минимуму, чтобы они не роптали и не лезли в дела «элиты».

На основе некой своей версии организационно-техноло­ги­ческого подхода именно эту задачу так или иначе решают с помощью шести приоритетов обобщённых средств управления / оружия заправилы библейского проекта порабощения человечества, поддерживая недееспособность подвластных им обществ посредством уймы «экономических» теорий «для клерков», навязывая общедоступной экономической «науке» исключительно финансово-счётный подход.

Перестройка и последующие реформы в СССР и в постсоветских государствах, в том числе и в России, включала в себя и перестройку науки. Перестройка экономической науки в нашей стране выразилась в отказе от дальнейшего развития организационно-техно­логи­ческого подхода (его представителем был упоминавшийся ранее академик А.И. Анчишкин), необходимого для свободного развития общества свободных людей. После этого отечественная наука приступила к культивированию финансово-счётного подхода, которым давно порабощена публичная «экономическая» наука «для рабов» на Западе, живущем под властью библейского проекта и его заправил.

Наука и лженаука

Сказанное выше о концептуальной обусловленности науки вовсе не подразумевает некой «множественности научных истин», из множества которых в зависимости от потребностей человек может выбирать ту, которая более соответствует его нравам и интересам — текущим либо перспективным.

Хотя надо иметь в виду, что такого рода воззрения на «научную истину» пропагандируются некоторыми философскими школами на протяжении всей истории нынешней глобальной цивилизации. И чтобы не подпасть под их власть, надо помнить, что принцип «практика — кри­терий истины» не знает исключений (см. разделы 5.5 и 5.7), и потому умение им пользоваться позволяет адекватно соотносить с жизнью как традиционное «научное знание», так и новые гипотезы, и тем самым разграничивать лженауку и науку, и с достаточной для практики точностью определять области безопасного применения научных теорий и области, в которых имеющиеся теории утрачивают в силу разных причин свою работоспособность и практическая деятельность требует разработки новых теорий.

Сказанное выше в разделе 10.6.1 подразумевает, что:

· Жизнь познаваема,

· Истина — многогранна,

· в разных концепциях управления могут быть востребованы раз­ные грани Истины, подчас не имеющие друг с другом ничего общего, кроме источника их происхождения — объективной реальности;

· а кроме того, в концепциях толпо-«элитарного» характера неизбежно востребована и какая-то лженаука, назначение которой — обслуживать идеологическую власть, т.е. — дурить людей, чтобы они:

Ø на основе целенаправленно сформированных в их психике под воздействием «науки» «само собой разумений» — вели себя соответственно концепции осуществления власти над ними, не замечая при этом своего невольничьего положения[190],

Ø и были информационно-алгоритмически управленчески (т.е. объективно) зависимы от хозяев и заправил концепции, господствующей над их жизнью.

Соответственно роли лженауки как одного из системообразующих фак­торов в библейском проекте — один из афоризмов Козьмы Пруткова гласит: «Люби ближнего, но не давайся ему в обман».

Поэтому говорить о науке, оставив в умолчаниях вопрос о лженауке как об объективно недостоверном псевдознании и отрасли общественной деятельности, в результате которой псевдознание производится и внедряется в культуру общества под видом достоверной истины, — в социологии лженаучно.

Необходимо понимать следующее:

· Лженаука, в силу субъективизма людей, склонного к ошибкам и доходящего до принципиального нежелания переоценивать и изменять свои мнения, в обществе генерируется всегда.

· Но если наука как отрасль общественной деятельности здрава смыслом, в силу чего способна отвечать на практические вопросы людей, являющихся потребителями знаний, генерируемых наукой, то лженаука не может иметь массового распространения, а тем более — притязать на господство над умами людей.

· А вот если наука больна, то она в большей или меньшей мере пронизана лженаукой; в ней существуют темы, запрещённые как по оглашению, так и по умолчанию[191] для исследований, и потому такая наука не способна давать ответы на многие практические вопросы, значимые для множества людей, а также и для действующих политиков. В таком случае люди, подталкиваемые самóй несостоятельностью господствующих школ традиционной науки, вынуждены искать ей альтернативу, которая может быть двоякой:

Ø Самостоятельно производить новое знание и практические навыки по мере возникновения в их жизни потребностей в этих знаниях и навыках и делать это в темпе осуществления деятельности. Но будет ли это знание признано «научным»? — во многом обусловлено тем, насколько оно вписывается к концепцию управления, под властью которой живёт легитимная в этом обществе научная традиция (возможно, официальная), курирующая соответствующую предметную область (тематику исследований).

Ø Найти «консультанта по проблеме», альтернативного профессиональным учёным «авторитетам», который может оказаться и шарлатаном или психопатом-графоманом, а может оказаться и научно успешным «дилетантом», которому не нашлось места в профессиональной среде «больших учёных» именно вследствие нравственно-этического и (как следствие) интеллектуального нездоровья самой науки как отрасли профессиональной деятельности в этом обществе и несоответствия деятельности «дилетанта» господствующей концепции управления обществом.

Иными словами:

В науке объективны только результаты наблюдений и экспериментов, объективны настолько, насколько сам наблюдатель или экспериментатор не вносит искажений в течение наблюдаемого им процесса или проводимого эксперимента. Всё остальное в науке — исключительно субъективные интерпретации наблюдений над естественным течением процессов и над проводимыми экспериментами.

Эти субъективные мнения должны оцениваться:

· как объективно научные, если на их основе можно вырабатывать решения с предсказуемыми последствиями и проводить эти решения в жизнь, получая на выходе обещанный теориями результат (т.е. подтверждаемые принципом «практика — критерий истины»);

· и как объективно лженаучные, если на их основе необходимые в жизни решения либо невозможно выработать, либо осуществление выработанных решений приводит к последствиям, непредсказуемым или прямо противоположным ожидаемым.

Поскольку ошибки в науке неизбежны, то нравственно-эти­чес­кая здравость науки и её методологически-познавательная состо­ятельность (см. главу 5) характеризуется не столько статистикой генерации новых ошибок, сколько продолжительностью жизни возникших в прошлом ошибочных теорий в целом и ошибочных мнений по тем или иным конкретным частным вопросам:

· Если ошибочные теории и мнения живут долго, культивируются, а их опровержения замалчиваются, отвергаются без рассмотрения по существу и, в свою очередь, — «опровергаются» на основе целенаправленного подбора соответствующих фактов и исключения из рассмотрения фактов иного рода и прямого подлога, — то тем самым под видом науки культивируется лженаука.

· Если ошибочные мнения и теории ревизуются и выводятся из употребления в практической деятельности и из системы образования сразу же по обнаружении фактов, которые в них «не лезут», вследствие чего рождаются более общие и адекватные жизни теории, то это — нормальный естественный процесс развития науки и показатель её нравственно-этической и интеллектуальной здравости.

Иными словами, нравственно-этически здоровая и методологически-познава­тельно состоятельная наука не накапливает лженаучного псевдознания, поскольку сама систематически непрестанно очищается от лженауки в ходе своего развития в исторически короткие сроки на основе принципа «практика — критерий истины».

Так наука, включая и её лженаучную составляющую, востребованную господствующей над жизнью общества концепцией, обслуживает концептуальную власть. И в этой своей службе она является в большинстве отраслей деятельности людей доминирующим средством решения задачи о предсказуемости поведения объектов (процессов) (см. раздел 6.4), в отношении которых управление либо уже осуществляется, либо его предполагается организовать.

«Интуиция» в самом широком значении этого слова — представляет собой личностно обусловленное субъективное средство решения задачи о предсказуемости поведения, и в силу её неразвитости у большинства людей вследствие подавления психики культурой толпо-«элитарного» характера — есть отрасли деятельности, из которых она практически изгнана.

Но вопреки этому соотношению интуиции и науки в исторически сложившейся культуре — необходимо понимать, что всё научное знание, которое накопила цивилизация за свою историю, образно говоря, представляет собой интеграл по времени от произведения «интуиции» на «осмысление результатов интуитивного прозрения», включая и ошибки как «интуиции», так и осмысления результатов интуитивного прозрения.

В отличие от «интуиции», являющейся личностным достоянием, наука представляет собой достояние культуры общества в целом, и из этого различия «интуиции» и науки проистекают многие жизненно важные для людей персонально и обществ в целом следствия.