СПЕЦИФИЧНОСТЬ МЕТОДОВ

Различия между отдельными науками находят проявление и в исполь­зуемых ими конкретных методах исследования. Конечно, имеются так на­зываемые общенаучные методы познания, т.е. методы, используемые не одной, а несколькими науками, например, эксперимент, наблюдение, ин­дукция и т.п. Однако видеть единство науки в том, что все конкретно-научные дисциплины пользуются одним и тем же методом, скажем, индук­цией, по-видимому, неверно.

Во-первых, трудно найти научный метод, который использовался бы во всех науках. Даже эксперимент, который считается чуть ли не наиболее ха­рактерной чертой науки Нового времени, применяется далеко не во всех нау­ках. О нем едва ли можно говорить в астрономии, его нет в языкознании, он принципиально невозможен в истории и по этическим соображениям исклю­чен в медицине. Остаются, правда, еще философские методы, которые дейст­вительно используются во всех науках. Однако их использование свойст­венно не только научному, но и всякому отражению действительности — обыденному, художественному, философскому. Ограничивать сферу их применения лишь областью науки — значит лишать их универсальности.

Во-вторых, в конце концов, не так уж и важно, есть ли методы, без кото­рых не может обойтись ни одна наука. Даже если таковые и отыщутся, то ими вовсе не исчерпывается совокупность познавательных приемов отдельной конкретной науки. К общенаучным методам познания каждая конкретная наука добавляет свои специфические приемы и методы. Например, в социо­логии часто используются анкетирование, опрос, совершенно неизвестные истории; в то же время одним из важных приемов исторического исследова­ния является критика источников; постановка диагноза в медицине включает в себя выяснение субъективных ощущений пациента и т.п. Такого рода осо­бые приемы и методы познания неизбежны, ибо они детерминируются как природой изучаемых объектов, так и спецификой того аспекта реальности, который является предметом изучения той или иной науки. Ясно, что иссле­дование, скажем, геометрических свойств некоторого объекта требует одних приемов, его физических особенностей — других, химических — третьих. Вот эта совокупность методов и приемов, как общенаучных, так и конкретно-научных, используемых отдельной наукой для отображения собственного предмета познания, и есть то, что можно назвать специфическим методом той или иной науки. Поскольку этот метод детерминирован предметом науки, постольку методы отдельных наук отличны в той мере, в которой отличны их предметы. Специфика методов отдельных наук находит материальное во­площение и закрепляется в техническом оснащении каждой науки — прибо­рах и инструментах, выступающих в качестве средств познания. Квантовая механика создает гигантские ускорители частиц, метеорологи запускают в небо шары-зонды, медицина не может обойтись без датчиков, фиксирующих работу сердца, мозга, давления крови и т.д. Таким образом, дифференциация наук обусловлена и различием их методов и познавательных средств.

Попробуем теперь кратко резюмировать сказанное выше. Различные конкретные науки заняты изучением разных форм движения и структурных уровней материального мира. Мало того, они исследуют различные ас­пекты и стороны предметов и явлений. Онтологическое и гносеологическое различие предметов изучения конкретных наук влечет специфичность ме­тодов, которыми они пользуются. Этим же обусловлена специфика идеали­зированных объектов теорий каждой науки, следовательно, смысл ее поня­тий и утверждений. Каждая наука создает свой собственный язык для ото­бражения изучаемой области явлений. Рассматривая эту область сквозь призму своих абстракций и идеализации, используя специфические методы познания и свой особый язык для выражения полученных результатов, каж­дая наука формирует свои собственные данные — факты, результаты на­блюдений и экспериментов. Факты и утверждения одной науки будут ли­шены смысла с точки зрения другой науки. Стандарты строгости, точности, доказательности, схемы объяснения, формы законов, принятые в одной науке, будут иными в другой науке. Представители разных наук решают разные проблемы, говорят на различных языках и не имеют между собой почти никаких точек соприкосновения.

Все это можно выразить одним словом — несоизмеримость! Да, та самая несоизмеримость различных концептуальных структур, которая до сих пор вызывает так много споров^12[187], когда речь идет о сравнении теорий в рамках одной науки, и вряд ли может быть подвергнута сомнению при сравнении разных наук. Чем обычно характеризуется несоизмеримость теорий? Отсутствием общего фактического базиса или эмпирического языка, отсутствием общих понятий в языках сравниваемых концептуальных структур, различием методов, стандартов, норм исследования и т.п. Все это имеет место при срав­нении отдельных наук. Достаточно взглянуть на ряд: механика — политиче­ская экономия — кристаллография — и это становится ясно без дополни­тельных рассуждений.

В начале главы мы констатировали факт раздробленности современной науки на множество отдельных дисциплин. Теперь этот факт мы дедуциро­вали из некоторых онтологических, гносеологических и методологических оснований. Тем самым, думается, мы не только объяснили факт дифферен­циации, но и обосновали его необходимый характер.

IX. 4. СОЦИАЛЬНОЕ ОСНОВАНИЕ: ОБЩЕСТВЕННОЕ РАЗДЕЛЕНИЕ ТРУДА

Наука есть элемент общественной структуры, поэтому в ее развитии проявляются черты, свойственные развитию человеческого общества в це­лом. Деятельность ученого представляет собой разновидность обществен­ного труда, и она развивается согласно тем общесоциологическим законам, которым подчиняется любая сфера человеческой деятельности. С точки зрения материалистического понимания истории в основе общественного прогресса лежит совершенствование средств производства, которое сопро­вождается соответствующим разделением труда, дифференциацией различ­ных видов деятельности. В работе "Происхождение семьи, частной собст­венности и государства" Ф. Энгельс детально исследует ту громадную роль в развитии человеческого общества от дикости к цивилизации, которую иг­рали первые крупные разделения труда: отделение скотоводства от земле­делия, выделение ремесла и превращение торговли в особую сферу дея­тельности. Разделение труда содействовало резкому повышению его произ­водительности, расслоению общества на классы и социальные группы, об­разованию государства и т.п. В конце концов, сама наука выделяется в от­дельную сферу общественной деятельности благодаря разделению труда.

В период становления капиталистического способа производства труд средневекового ремесленника подвергся расчленению на отдельные опера­ции, выполнению которых нетрудно было обучить вчерашнего крестьянина или бродягу. Появились большие мануфактуры, обеспечившие массовое производство ремесленных изделий. Расчленение целостного трудового процесса на ряд отдельных операций и массовое мануфактурное производ­ство подготовили почву для использования машин. Появление и совершен­ствование машин вызвали еще большее расчленение трудовых процессов на все более мелкие операции, обусловили возрастающую специализацию рабочих, но в итоге резко повысили производительность общественного труда. Этот рост дифференциации и специализации во всех сферах общест­венной деятельности продолжается и поныне. Сейчас уже практически нет тружеников, которые производили бы некоторый продукт от начала до конца. Изготовление любого продукта расчленяется на ряд мелких опера­ций — слесарных, токарных, фрезерных, термических и т.п., — владение которыми превратилось в особую специальность. Сами же эти операции дробятся на еще более мелкие, что подготавливает основу для их после­дующей автоматизации. Рабочий, любой труженик давно уже превратился в "частичного" рабочего. И это было обусловлено объективными законами развития общественного производства.

Научная деятельность не является исключением. Средневековье, как известно, знало семь "свободных искусств" (тривиум — грамматика, диа­лектика, риторика — и квадривиум — арифметика, геометрия, астрономия и музыка). Все эти "искусства" были тесно связаны между собой и объеди­нялись под верховенством теологии. Каждый ученый той эпохи владел практически всеми "искусствами". Эпоха Возрождения и формирование науки Нового времени быстро покончили с этим уютным единством. Вели­кие географические открытия превратили географию в науку; ботаника и зоология получили громадный новый материал; труды Коперника, Тихо де Браге, Кеплера, Галилея превратили астрономию в бурно развивающуюся область; математика, механика, оптика стремительно возводили здания ве­личественных теорий. Единство было взорвано и уступило место прогрес­сирующей дифференциации. Возникающие конкретные науки подобно га­лактикам стремительно разлетались в разные стороны, и не требовалось никакого красного смещения для того, чтобы обнаружить этот процесс. От­личительной чертой новой науки было то, что она не пыталась понять мир в его синтетическом единстве, как это было характерно для натурфилософ­ских систем древности и теологических концепций средних веков, а выде­ляла отдельные стороны, аспекты мира и занималась углубленным изучени­ем этих сторон. Накопление научных результатов быстро превращало ис­следование одной из сторон реальности в особую науку. Успехи науки вели к ее дальнейшей дифференциации, а последняя, в свою очередь, содействова­ла получению новых, еще более глубоких результатов.

В XX в. количество наук стало необозримым, новые науки возникают на стыках старых, сложившихся дисциплин — биохимия, бионика, психо­лингвистика, технические науки и т.п. Более того, разделение научного труда проникло внутрь наук и привело к разделению ученых одной области знания на теоретиков и экспериментаторов; специалистов по тому или ино­му периоду истории, региону, стране; ученых, занимающихся фундамен­тальными или прикладными исследованиями. Как и рабочий, современный ученый является, как правило, лишь "частичным" ученым — узким специалистом. Однако именно эти возрастающие дифференциация и специализа­ция и были, как показывает история науки, основой ее бурного прогрессив­ного развития. В настоящее время, когда на Земле работает около 80% всех когда-либо живших ученых, узкая специализация позволяет даже не очень способным из них содействовать развитию науки.

Следует, может быть, упомянуть еще один социальный фактор, не только закрепляющий стихийно складывающуюся дифференциацию, но и способст­вующий ее углублению. Современная наука институциализирована, т.е. орга­низована в определенные формы, порождает определенную иерархию и сис­тему вознаграждений. В рыночном обществе знания, которыми обладает уче­ный, — это тот товар, который он выносит на общественный рынок для об­мена. За свой товар ученый получает определенную долю общественных благ. Чем нужнее обществу некоторые знания и чем реже встречаются соот­ветствующие специалисты, тем больше материальных благ оно предоставляет ученым, работающим в этой области. Поэтому ученые в какой-то мере заин­тересованы в установлении монополии на ту или иную область науки, хотя бы и очень узкую. Это порождает конкурентную борьбу научных школ и неосоз­нанное сопротивление попыткам интеграции, способным обесценить знания той или иной области. Конечно, подлинным ученым такие меркантильные со­ображения глубоко чужды, но сколько их — подлинных ученых?

IX. 5. СМЫСЛ И СУДЬБЫ ЕДИНСТВА НАУКИ

Приняв во внимание те глубокие и неустранимые причины, которые по­рождают дифференциацию научного знания, что же теперь можем мы сказать о проблеме его единства? По-видимому, начать нужно с замечания о том, что авторы, пишущие о единстве научного знания, термин "единство" часто употребляют в весьма неопределенном смысле. Это позволяет, конечно, вы­сказать немало интересных, порой тонких соображений по поводу единства науки, однако большая часть из них оказывается бессодержательной. Поэто­му разговоры о единстве научного знания, о возможностях и способах дости­жения желанного единства следует, по всей видимости, начинать с ясного указания на то, что хотят понимать под "единством", когда речь идет о науке.

Как же истолковывают это понятие чаще всего? В самом первом приб­лижении можно выделить, по крайней мере, три различных истолкования единства научного знания, каждое из которых рассматривает современную дифференциацию наук как временную или внешнюю. Самый определенный смысл понятию единства придают те авторы, которые говорят о замене ны­не существующих наук одной наукой, о слиянии предметных областей раз­личных наук в одну область, о формировании одного языка, выработке единого метода, о полном взаимопонимании между учеными и т.п. Единая наука — это одна наука. Такой науки еще нет, но она будет создана^13[188]. Что же можно сказать об этом понимании, которое "единство" науки отождест­вляет с ее "единственностью"? Выше мы пытались показать, что дифференциация науки обусловлена самой природой научного познания и соци­альной практикой. Поэтому, до тех пор, пока наука останется наукой, она всегда будет разделена на множество конкретных наук, областей, языков, теорий. Если же различные ныне науки когда-нибудь сольются в одну нау­ку, с одним языком и одной теорией, то это уже не будет тем, что мы сего­дня называем наукой. В связи с этим можно вспомнить феодализм с его раздробленностью на множество мелких владений, каждое из которых име­ло своего суверена, войско, замкнутое хозяйство, нормы судопроизводст­ва и пр. Преодоление феодальной раздробленности, образование центра­лизованных государств, формирование наций и единого национального языка — это конец феодализма как особого общественного устройства. Все рассуждения о преодолении дифференциации научного знания есть, по су­ществу, рассуждения об устранении науки как особой исторической формы человеческого познания и о замене ее другой формой.

Иногда под единством науки понимают нечто общее, что присуще ка­ждой конкретной науке, что, следовательно, отличает науку в целом как особую форму общественного сознания. К какой бы области ни относилось научное знание, оно должно быть, например, непротиворечивым, эмпири­чески проверяемым, обоснованным, подтвержденным фактами и т.п. Имен­но эти черты, обеспечивая единство его различных областей, отличают на­учное знание от натурфилософских, религиозных и псевдонаучных концеп­ций. По поводу такого понимания можно заметить следующее. Во-первых, общность еще не есть единство. Луна и головка голландского сыра облада­ют сходными чертами, однако трудно говорить о каком-либо единстве ме­жду ними. Существование методологических норм и стандартов, общих для всех конкретных наук, еще не свидетельствует об их единстве. Во-вторых, нетрудно заметить, что в таком аспекте проблема единства научного знания неявным образом трансформируется в проблему демаркации: чем отлича­ется знание от веры, наука от религии или мифа? Известно, что граница между наукой и ненаукой весьма расплывчата, даже если под "наукой" по­нимать только естествознание. Когда же мы принимаем во внимание еще и общественные науки, эта граница вообще исчезает. Единство научного зна­ния, опирающееся на демаркацию между наукой и иными формами обще­ственного сознания, оказывается столь же неопределенным, сколь неопре­деленны критерии демаркации.

Наиболее осторожные исследователи проблемы единства научного зна­ния говорят об интегративных и редукционных процессах в современной нау­ке. Единство науки они усматривают в преобладании интегративных тенден­ций. "Это стремление к интеграции, — писал, например, Н.Ф. Овчинников, — можно рассматривать как проявление тенденции к единству научного знания"^14[189]. В XIX в. в науке преобладали тенденции к дифференциации; XX сто­летие принесло стремление к интеграции, к единству. Можно согласиться с тем, что для отдельных областей научного познания, например для физики, это утверждение справедливо. Однако для науки в целом оно кажется сомни­тельным. Здесь более привлекательной выглядит позиция, которая утвержда­ет равноправие и взаимообусловленность двух противоположных тенден­ций — к интеграции и к дифференциации. С наибольшей ясностью и полнотой эту позицию выразила Н.Т. Абрамова: "... Монизм и полиморфизм (многообразие), — отмечает она, — сосуществуют в современном сознании, и каждый из них представляет собой дополнительное явление для понима­ния развития научного знания как единого целого"^15[190]. Центробежная и центростремительная тенденция в развитии науки переплетены так же тесно, как сплетаются хромосомы в мейозе, и только это удерживает науку на орбите прогресса. Последняя позиция кажется неуязвимой для критики.

Однако отсюда не следует, что с ней обязательно нужно соглашаться. Изложенные в предыдущих разделах соображения приводят к выводу о том, что дифференциация наук представляет собой универсальную тенден­цию или даже закономерность развития научного познания. Интеграцион­ные же процессы носят локальный и временный характер. Попытки инте­грации, синтеза, редукции если и приводят к успеху, то лишь в отдельных научных областях и на короткое время. Последующее развитие приносит с собой новую, более глубокую и тонкую дифференциацию. Дифференциа­ция выражает движение науки, поэтому она универсальна и абсолютна как само движение; интеграция, синтез — это временная остановка, приведе­ние в порядок и обзор интеллектуальных сил, наступавших по разным на­правлениям. Устранение или остановка дифференциации означает устране­ние или стагнацию самой науки. Единство человеческого познания в раз­ные эпохи обеспечивалось мифом, религией или философией. Это единство никогда не было единством науки. Как только начинает развиваться наука в собственном смысле слова, единство познания мгновенно исчезает. И это когда-то утраченное единство так же невозможно восстановить, как невоз­можно вернуть утраченную невинность.

Да и так ли уж плоха дифференциация, как о ней порой говорят? В пользу интеграции и единства научного знания обычно приводят аргумен­ты, неявно свидетельствующие о вреде дифференциации. Однако последняя обладает своими достоинствами. Несомненно, что современная дифферен­циация и разделение труда в науке позволяют именоваться учеными мно­гим из тех, у кого нет ни способностей, ни склонности к научной деятель­ности. Но если, скажем, лет двести назад любитель и знаток птиц мог лишь бесплодно изливать свою любовь на домашнюю канарейку, то сейчас он может удовлетворять свою любознательность в качестве ученого-орнитолога и приносить при этом пользу обществу. Дифференциация дает возможность проявлять свои познавательные способности все большему числу людей, у которых ранее эти способности угасали, не находя выраже­ния. И этим она бесконечно ценна для развития духовных сил человека.

Подводя итог, можно повторить прекрасные слова, которыми начинает свою статью Н.Ф. Овчинников: "Современное научное знание — явление сложное и неуловимое в своем единстве (подчеркнуто мной. — А. Я.)"^16[191].

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Увы, слишком многое осталось за пределами данной книги. Это каса­ется как первой, так и второй части. В первой части безусловно не хватает обсуждения идей таких исследователей, как Н. Хэнсон, М. Поланьи, С. Тулмин, У. Селларс, наконец, блистательный И. Лакатош. Во второй части почти ничего или очень мало сказано о проблеме демаркации, о гипотети-ко-дедуктивной структуре научной теории, о методах науки, о спорах экс-терналистов с интерналистами и т. п. Возможно, в дальнейшем мне хотя бы отчасти удастся устранить эти "белые пятна".

Я хочу это сделать, ибо глубоко убежден в общественной полезности ра­бот по философии науки именно в наши дни и в нашей стране. К сожалению, крушение марксизма в качестве единственно верного фшюсофско-идеологического учения не привело к расцвету духовности, общество не об­рело более высоких ценностей, напротив, оно скатилось на уровень прими­тивных суеверий. В последнее десятилетие все средства массовой информа­ции изливают на нас какой-то водопад мистических учений, восточных куль­тов, псевдонаучной болтовни. В переходе метро стоит человек с большой лу­пой, на груди надпись: "Гадаю по руке". Подходят люди, платят деньги. Теле­видение каждую неделю сообщает прогноз каких-то неведомых астрологов для всех Скорпионов, Раков, Тельцов и т.п. Люди слушают. Периодически выступают колдуны, знахари, экстрасенсы... Так почему же столь большое количество людей так легко поддается уловкам шарлатанов? Конечно, основ­ная вина за это ложится на работников средств массовой информации, но стоит ли о них говорить! Ведь давно известно, что журналистика — "вторая древнейшая профессия"! В нас самих есть что-то такое, что служит питатель­ной почвой для суеверия и обмана. Что это? — Всеобщее сумасшествие? Леность мысли, привитая большинству людей? Элементарное невежество?

Попробуем сохранить рассудок, тогда с остальным можно попытаться справиться. И распространение знаний о науке, о способах научного по­стижения истины способно принести здесь некоторую пользу.

[1] Этот раздел в значительной мере воспроизводит содержание моей книги: Никифоров А Л. От формальной логики к истории науки. М, 1983. Однако на мно­гие вещи я сейчас смотрю иначе, поэтому в старые тексты внесены существенные изменения.

[2] Лекторский В.А. Философия, наука, «философия науки» // Вопросы филосо­фии, 1973, № 4, с. 112-113. — По-видимому, читатель обратил внимание на то, что выражение "философия науки" В. А. Лекторский берет в кавычки. Увы, отношение к философии науки у советских философов было двусмысленным: было не­ясно, куда ее зачислять. С одной стороны, анализ научного знания и научных мето­дов как будто бы философски нейтральное занятие. С другой стороны, западные философы науки, как правило, не были марксистами, следовательно, придержива­лись "реакционных" философских воззрений, и их следовало критиковать. Когда я писал статью "Философия науки" в "Философский энциклопедический словарь" (М., 1983), мне пришлось обозвать ее "течением в современной буржуазной философии", хотя это, конечно, нонсенс. Тем не менее, прикрываясь кавычками или ярлыками подобного рода, мы все-таки могли заниматься проблемами философии науки и знакомить с ними советского читателя.

[3] Глубокое рассмотрение различных сторон его методологической концепции см. в работах: Проблемы логики научного познания. М., 1964, и Швырев B.C. Неопозитивизм и проблемы эмпирического обоснования науки. М, 1966.

[4] См.: Никифоров АЛ. Книга о логике.... М.: Дом интеллектуальной книги, 1998.

[5] Даже такой крупный ученый, как А. Тарский, в свое время был склонен пе­реоценивать возможности логики в методологии научного познания. В середине 1930-х годов он писал: "(Современная математическая логика) стремится создать единый аппарат понятий, который мог бы служить общим базисом для всего чело­веческого знания". — Тарский А. Введение в логику и методологию дедуктивных наук. М., 1948, с. 20.

[6] О жизни и творчестве Витгенштейна, о его влиянии на логический позитивизм см.: Козлова М.С. Философия и язык. М, 1972, а также ее предисловие "Философские искания Л. Витгенштейна" к двухтомному изданию его работ: Витгенштейн Л. Философские работы. Ч. I, М., Гнозис, 1994; Ч. II, М, Гнозис, 1994.

[7] Витгенштейн Л. Логико-философский трактат. М., 1958, Ч. I, с. 21. — Новый перевод "Трактата", подготовленный М.С. Козловой, по-видимому, действительно более точен, но я привык к изданию 1958 г. и в тех случаях, когда разночтения для меня несущественны, буду ссылаться на него.

[8] Там же, 5.1361.

[9] Там же, 4.002.

[10] Витгенштейн Л. Логико-философский трактат. М., 1958, Ч. 1, 4.003.

[11] Мысль о том, что структура языка тождественна структуре реальности, вы­сказывалась задолго до Витгенштейна. Вот что писал об этом У.С. Джевонс за 50 лет до выхода "Трактата": "Знаки, мысли и внешние предметы могут считаться па­раллельными и аналогичными рядами явлений и изучение одной из трех серий рав­носильно изучению других двух" —Джевонс У. С. Основы науки. СПб., 1881, с. 8. Правда, Витгенштейн говорит скорее об "идеальном языке", очищенном от бес­смысленных предложений и перестроенном в соответствии с принципами логики.

[12] Нарский И.С. Современный позитивизм. М., 1962, с. 7.

[13] Богомолов А.С. Англо-американская буржуазная философия. М, 1964, с. 280.

[14] Можно предположить, что определенные трудности в понимании философии неопозитивизма обусловлены не только ее рыхлостью и неопределенностью, но также и тем, что обычно не проводили различия между неопозитивистской философией и методологической концепцией неопозитивизма. Но это очевидно разные вещи. Неопозитивистская философия довольно быстро обнаружила свою несостоятельность и была отброшена; в то же время методологическая концепция логического позитивизма продолжала существовать и развиваться. Хотя следует признать, что провести четкое разграничение философии и методологии логического позитивизма — далеко не легкая задача.

[15] Мах Э. Анализ ощущений и отношение физического к психическому. М., 1908, с. 39.

[16] Мах Э. Познание и заблуждение. Очерки по психологии исследования. М.,1909, с. 17.

[17] Мах Э. Анализ ощущений..., с. 254.

[18] Конт О. Курс положительной философии, Т. 1, СПб., 1899, с. 6.

[19] Родоначальники позитивизма. Вып. 4. СПб., 1912—1913, с. 81.

[20] Мах Э. Популярно-научные очерки. СПб., 1909, с. 196.

[21] Примеры реализации этого идеала построения научной теории можно найти в работе: Carnap R. Abriss der Logistik. Wien, 1929.

[22] Schlick M. Uber das Fundament der Erkenntnis // Erkenntnis, Bd. 4, 1934, S. 89. — Это практически то же самое, что говорил в свое время Д.С. Милль: "Начало всякого исследования состоит в собирании неанализированных фактов и в накопле­нии обобщений, непроизвольно являющихся естественной восприимчивости". — Милль Д.С. Опост Конт и позитивизм. М., 1897, с. 45.

[23] Carnap R. Testability and Meaning. 4. Ill, §11// Philosophy of Science, V. 4, 1937.

[24] Требования, предъявляемые к языку наблюдения, см. в работе: Carnap R. The Methodological Character of Theoretical Concepts // Minnesota Studies in the Philosophy of Science, V. I, Minneapolis, 1956.

[25] См. критику дихотомии наблюдаемого—ненаблюдаемого в статье: Maxwell G. Ontological Status of Theoretical Entities // Minnesota Studies in the Philosophy of Sci­ence, V. 2, Minneapolis, 1962.

[26] "Вместо: 'Это предложение имеет такой-то и такой-то смысл', можно просто говорить: 'Это предложение изображает такое-то и такое-то положение дел". — Витгенштейн Л. Логико-философский трактат, 4.031.

[27] Витгенштейн Л. Логико-философский трактат, 4.461.

[28] Там же, 4.4611.

[29] О различии эмпирического и лингвистического значений см.: Патнэм X. Как нельзя говорить о значении // Структура и развитие науки. М, 1978.

[30] Carnap R. Uberwindung der Metaphysik durch logische Analyse der Sprache // Erkenntnis, Bd. 2, 1931.

[31] Верификационная теория значения напоминает ту феноменалистскую концепцию, которую использовал Дж. Беркли в своей критике понятия материи, силы и других понятий классической механики.

[32] Popper К. Ein Kriterium des empirischen Characters theoretischer Systeme // Erkenntnis, Bd. 3, 1932/1933.

[33] Правда, некоторые из них не пошли по этому пути. М. Шлик, например, следуя Витгенштейну, продолжал настаивать на том, что законы науки являются правилами вывода, т. е. псевдопредложениями.

[34] Carnap R. Testability and Meaning // Philosophy of Science, V. 4, 1937.

[35] Об этих трудностях см.: Рар К. Analytische Erkenntnistheorie. Wien, 1955, Кар. I.

[36] Спенсер Г. Основные начала. СПб., 1899, с. 39.

[37] Глубокий и всесторонний анализ редукционистской программы логических позитивистов и причин ее несостоятельности см. в работе: Швырев B.C. Не­опозитивизм и проблемы эмпирического обоснования науки. М., Наука, 1966.

[38] Carnap R. Testability and Meaning// Philosophy of Science, V. 4, 1937.

[39] Гемпель К.Г. Дилемма теоретика: исследования логики построения теории // Гемпель КГ. Логика объяснения. М., Дом интеллектуальной книги, 1998, ее. 147—216.

[40] При изложении "дилеммы" Гемпеля я использовал ту ее формулировку, ко­торая была дана в статье: Хинтикка Я., Ниинилуото И. Теоретические термины и их Рамсей-элиминация: Очерк по логике науки // Философские науки, 1973, № 1.

[41] См.: Поппер К.Р. Логика и рост научного знания. М., Прогресс, 1983. — В эту книгу включены избранные главы из основных философско-методологических сочинений Поппера, а также некоторые его важные статьи. Ниже я буду ссылаться именно на это издание. Недавно на русском языке появился и важнейший труд Поппера, посвященный проблемам социальной философии: Поппер К.Р. Открытое общество и его враги. М., 1992.

[42] Поппер К.Р. Логика научного открытия. Указ. соч., с. 35.

[43] Поппер К. Р. Логика научного открытия. Указ. соч., с. 55.

[44] Поппер К. Р. Логика научного открытия. Указ. соч., с. 63.

[45] Поппер К.Р. Предположения и опровержения. Указ. соч., с. 364.

[46] Поппер К.Р. Логика научного открытия. Указ. соч., с. 115.

[47] Поппер К.Р. Логика научного открытия. Указ. соч., с. 96.

[48] Утверждение Поппера о ненаучности метафизики часто понимали неправильно, особенно в советской философской литературе. Считали, что назвать метафизическую систему "ненаучной" значит сказать о ней что-то плохое. Здесь явное недоразумение. Когда Поппер говорит о "науке", он имеет в виду только эмпирическую или экспериментальную науку. И в этом смысле ненаучной оказывается не только философия, но и математика, и логика. Доказывать, что философия "научна" в смысле Поппера, т.е. может быть опровергнута опытом или экспериментом, значит совершенно забывать о специфике философского знания. Вместе с тем, совершенно очевидно, что критерий научности Поппера слишком узок и исключает из круга наук не только математику и логику, но и практически все общественные науки.

[49] Popper K.R. Conjectures and Refutations, Oxford, 1979, p. 257.

[50] Поппер К.Р. Логика научного открытия. Указ. соч., с. 40.

[51] Поппер К.Р. Предположения и опровержения. Указ. соч., с. 302.

[52] Поппер К.Р. Предположения и опровержения. Указ. соч., с. 305.

[53] Грязное Б.С. Философия науки К.Р. Поппера // Формальная логика и методология современной науки. М., 1976. с. 26.

[54] Поппер К.Р. Предположения и опровержения. Указ. соч., с. 314.

[55] Там же, с. 315.

[56] Поппер К.Р. Предположения и опровержения. Указ. соч., с. 269.

[57] Поппер К.Р. Предположения и опровержения. Указ. соч., с. 324.

[58] Popper K.R. Objective Knowledge. An Evolutionary Approach, Oxford, 1979, p. 439—440.

[59] Popper K.R. Objective Knowledge. An Evolutionary Approach, Oxford, 1979, p. 439—440.

[60] Popper K.R. Objective Knowledge. An Evolutionary Approach, Oxford, 1979, p. 442-443.

[61] Popper K.R. Objective Knowledge. An Evolutionary Approach, Oxford, 1979, p. 451.

[62] Об этой критике см. предисловие В.Н. Садовского к цитированному сборни­ку философско-методологических работ К.Р. Поппера. Впрочем, во второй части книги мы еще вернемся к концепции объективного знания.

[63] Поппер К. Р. Предположения и опровержения. Указ. соч., с. 261.

[64] Там же, с. 271— 272.

[65] Поппер К.Р. Предположения и опровержения. Указ. соч., с. 268—269.

[66] Поппер К.Р. Предположения и опровержения. Указ. соч., с. 346—347.

[67] Поппер К.Р. Предположения и опровержения. Указ. соч., с. 347.

[68] Поппер К.Р. Предположения и опровержения. Указ. соч., с. 353.

[69] Поппер К.Р. Предположения и опровержения. Указ. соч., с. 354.

[70] Поппер К.Р. Предположения и опровержения. Указ. соч., с. 355.

[71] Поппер К.Р. Предположения и опровержения. Указ. соч., с. 325.

[72] Поппер К.Р. Предположения и опровержения. Указ. соч., с. 366.

[73] Поппер К.Р. Предположения и опровержения. Указ. соч., с. 368—369.

[74] Поппер К.Р. Предположения и опровержения. Указ. соч., с. 336

[75] Увы, должен признаться, что когда я прочитал его "Logik der Forschung" ("Логика исследования", 1935 г.), я не нашел в этой книге значительных отличий от того, что писали Р. Карнап, К. Гемпель, Г. Рейхенбах. Разногласия между ними ка­зались мне "семейными" ссорами. —А. Н.

[76] Popper K.R. Conjenctures and Refutations, Oxford, 1979, p. 27.

[77] Поппер К.Р. Предположения и опровержения. Указ. соч., с. 324

[78] Русский перевод: Кун Т.С. Структура научных революций. М., Прогресс, 1975; 2-е изд., 1977 г.; 3-е изд., М.: ACT, 2003.

[79] Я помню, как в 1970-х годах на одном из симпозиумов по истории и философии науки в г. Звенигороде один историк химии совершенно серьезно предложил удалить из зала заседаний того человека, который произнесет слова "Томас Кун" или "парадигма". До такой степени ему надоели наши постоянные обращения к концепции Куна!

[80] Кун Т.С. Структура научных революций. М., 1975, с. 20.

[81] Kuhn T.S. Second thoughts on paradigms // Essential tension. Selected studies in scientific tradition and change. Chicago; L., 1977, p. 307.

[82] Микулинский СР., Маркова Л.А. Чем интересна книга Т. Куна "Структура на­учных революций"? // Кун Т.С. Структура научных революций. М., 1975, с. 281—282.

[83] Кун Т.С. Структура научных революций. М., 1975, с. 45—46.

[84] Кун Т.С. Структура научных революций. М., 1975, с. 59.

[85] Кун Т.С. Структура научных революций. М., 1975, с. 207.

[86] Там же, с. 195.

[87] Kuhn T.S. Objectivity, value judgement, and theory choice // Essential tension. Chicago; L., 1977, pp. 320—339.

[88] Кун Т. С. Структура научных революций. М., 1975, с. 324—325.

[89] Кун Т.С. Замечания на статью Лакатоса // Структура и развитие науки. М., 1978, с. 277.

[90] Kuhn T.S. Relationships between history and philosophy of science // Essential Tension, Chicago, 1977, p. 4.

[91] Kuhn T.S. Relationships..., p. 12.

[92] Kuhn T.S. Historical structure of the scientific discovery // Essential Tension, Chicago, 1977, p. 166.

[93] Фейерабенд П. К. Объяснение, редукция и эмпиризм // Избранные труды по методологии науки. М., 1986, с. 76.

[94] Фейерабенд ПК. Объяснение, редукция и эмпиризм // Избранные труды по методологии науки. М., 1986, с. 80.

[95] Фейерабенд ПК. Утешение для специалиста // Избранные труды по методологии науки. М., 1986, с. 109—124.

[96] ⁴ Фейерабенд П К. Объяснение, редукция и эмпиризм // Избранные труды по методологии науки. М., 1986, с. 95.

[97] ⁵ Все дозволено (англ. яз.). — А.Н. ⁶ Фейерабенд П.К. Против методологического принуждения. Лондон, 1975 // Избранные труды по методологии науки, с. 158—159.

[98] ⁷ Фейерабенд П.К. Против методологического принуждения. Лондон, 1975 // Из­бранные труды по методологии науки, с. 150—151.

[99] ⁸ Фейерабенд П.К. Против методологического принуждения. Лондон, 1975 // Из­бранные труды по методологии науки, с. 162.

[100] ⁹ Фейерабенд П. К. Против методологического принуждения. Лондон, 1975 // Избранные труды по методологии науки, с. 333.

[101] ¹⁰ Диалог о двух системах мира // Галилей Галилео. Избр. Труды. В 2 т., Т. 1. М., 1964.

[102] 11 Диалог о двух системах мира // Галилей Галилео. Избр. Труды. В 2 т., Т. 1. М., 1964, с. 224.

[103] 12 Фейерабенд П.К. Против методологического принуждения. Лондон, 1975 // Избранные труды по методологии науки, с. 205.

[104] ¹³ Диалог о двух системах мира // Галилей Г. Изб. труды. В 2 т., Т. 1. М., 1964, с. 423.

[105] ¹⁴ Фейерабенд П.К. Против методологического принуждения. Лондон, 1975 // Избранные труды по методологии науки, с. 297.

[106] ¹⁵ Фейерабенд П.К. Против методологического принуждения. Лондон, 1975 // Избранные труды по методологии науки, с. 463—464.

[107] ¹ Эйнштейн А., Инфельд Л. Эволюция физики, М., 1956, с. 42—43.

[108] ² Кузнецов И. В. Структура физической теории // Вопросы философии, № 11, 1967, с. 88.

[109] ³ Энгельс Ф. Диалектика природы // Маркс К., Энгельс Ф. Соч., Т. 20, с. 555.

[110] ¹ Вайнштейн О.Л. Очерки развития буржуазной философии и методологии ис­тории в XIX—XX веках. Л., 1979, с. 238.

[111] ² Даниеман Ф. История естествознания. М.; Л., 1938, Т. 3, с. 134.

[112] ³ Цит. по кн.: Дрофман ЯГ. Лавуазье. М.; Л., 1948, с. 166.

[113] ⁴ Там же, с. 167.

[114] ⁵ Поэтому Кун неправ, утверждая, что "Лавуазье увидел кислород там, где Пристли видел дефлогистированный воздух и где другие не видели ничего вообще" (Кун Т. Структура научных революций. М., 1975, с. 153). В данном случае Кун переоценивает влияние парадигмы на чувственное восприятие. "Видели" они все одно и то же.

[115] ⁶ Даннеман Ф. История естествознания. М.—Л., 1938, т. 3, с. 143.

[116] ⁷ Именно поэтому, как подчеркнул И. Лакатош, в случае столкновения теории с фактом речь идет, в сущности, о столкновении двух теорий.

[117] ¹ Их изложение и обсуждение см., например, в следующих работах: Рузаеин Г.И. Научная теория: Логико-методологический анализ, М, 1978; ШвыревВС. Теоретическое и эмпирическое в научном познании. М, 1978; Меркулов И.П. Гипотетико-дедуктивная модель и развитие научного знания. М., 1980; Идеалы и нормы на­учного исследования. Минск, 1981.

[118] ² См.: Popper K.R. Logik der Forschung. Wien, 1935; Гемпель К.Г. Функция общих законов в истории // Гемпель К.Г. Логика объяснения. М.: Дом интеллектуальной книги, 1998, ее. 16—32. Следует заметить, что основная идея дедуктивно-номологического объяснения встречается уже в работах Дж.С. Милля, А. Пуанкаре, П. Дюгема и др.

[119] ³ Поппер К.Р. Логика и рост научного знания. М., 1983, с. 83.

[120] ⁴ О разновидностях дедуктивно-номологической схемы объяснения см.: Ники­тин Е.П. Объяснение — функция науки. М., 1970.

[121] ⁵ Hempel C.G. Deductive-Nomological vs. Statistical Explanation // Minnesota Studies in the Philosophy of Science, eds. H. Feigl and G. Maxwell, V. Ill, Minneapolis, 1962, pp. 98—169.

[122] ⁶ Имеются в виду дедуктивно-номологическое и индуктивно-вероятностное объяснения. — А. Н.

[123] ⁷ Гемпель К. Мотивы и "охватывающие" законы в историческом объяснении // Философия и методология истории. М., 1977, с. 75—76.

[124] ⁸ См.: Дорфман Я.Г. Всемирная история физики с начала XIX до середины XX вв. М, 1979, с. 40; Степин B.C. Становление научной теории. Минск, 1976, с. 111—112.

[125] ⁹ Здесь мы подошли к проблеме, имеющей самостоятельное значение, хотя и свя­занной с анализом дедуктивно-номологического объяснения. Как отличить закон приро­ды от случайно истинного обобщения? Решение этой проблемы позволило бы нам легко устанавливать, когда перед нами подлинное объяснение, а когда — псевдообъяснение.

[126] ¹⁰ Никитин Е.П. Объяснение — функция науки. М., 1970, с. 7.

[127] ¹¹ Подробнее см. об этом главы о понимании.

[128] ¹² Dray W. Laws and Explanation in History. London, Oxford University Press, 1957.

[129] ¹³ Дрей У. Еще раз к вопросу об объяснении действий людей в исторической науке // Философия и методология истории. М, 1977, с. 41.

[130] ¹⁴ Там же, с. 43.

[131] ¹⁵ Скрынников Р.Г. Иван Грозный. М, 1980, с. 200.

[132] ¹⁶ Порк А.А. Проблема объяснения в современной немарксистской философии истории // Философские науки, 1983, № 4, с. 104.

[133] ¹⁷ Карнап Р. Философские основания физики. Введение в философию науки. М, 1971, с 43. Последнее утверждение, несомненно, инспирировано полемикой гемпелианцев с Дреем.

[134] ¹⁸ Гемпель К. Мотивы и охватывающие законы в историческом объяснении, с. 80.

[135] ¹⁹ См. главу о рациональности.

[136] ²⁰ См., например: Martin R. Historical Explanation // Re-enactment and practical inference. Ithaca and London, 1977; Atkinson R.F. Knowledge and Explanation in History. An Introduction to the Philosophy of History. Ithaca, New York, 1978; Practical Reasoning. Ed. by Raz J., Oxford, 1978.

[137] ²¹ Wright G.H. von. Explanation and Understanding. London, 1971, p. 27.

[138] ²² Anscombe G.E.M. Intention. Basil Blackwell, 1957. Логический анализ различный форм практического вывода можно найти в книге: Ивин А.А. Основания логики оценок. М., 1970.

[139] ²³ Никитин Е.П. Объяснение — функция науки, М, 1970, с. 100.

[140] ²⁴ Wright G.H. von. Explanation and Understanding. London, 1971, Ch. 3.

[141] ²⁵ См. главу о понимании деятельности.

[142] ²⁶ Anscombe G.E.M. On practical reasoning // Practical Reasoning. Ed. By Raz J., Oxford, 1978, p. 45.

[143] ²⁷ Скрынников Р.Г. Борис Годунов. М., 1983, с. 68.

[144] ¹ Сюда относятся работы Г.Г. Гадамера, Э. Бетти, П. Уинча и др. См. также статьи в швейцарском журнале "Диалектика", Т. 33, №№ 3—4, 1979.

[145] ² О герменевтическом истолковании понятия понимания см.: обзор Гайденко П.П. Философская герменевтика и ее проблематика // Природа философского знания, Ч. I, M., 1975; Рузавин Г.И. Герменевтика и проблемы интерпретации, понимания и объяснения // Понимание и объяснение. М., 1983.

[146] ³ Даже те авторы, которые говорят о "понимании природы", используют понятие понимания только в этом смысле, см.: Васильева ТВ., Панченко А.И., Степанов Н.И. К постановке проблемы понимания в физике // Вопросы философии, 1978, № 7, а так­же Филатов В. П. Загадка человеческого понимания. М., 1991.

[147] ⁴ Тютчев Ф.И. Поли. собр. стихотворений. М.; Л., Т. 1, 1933, с. 191.

[148] ⁵ Витгенштейн Л. Логико-философский трактат. М., 1958, 4.002.

[149] ⁶ См.: Бояджиев Г. От Софокла до Брехта за сорок театральных вечеров. М., 1981, с. 100—116.

[150] ⁷ Об использовании гипотетико-дедуктивного метода в процессе понимания см.: Follesdal D. Hermeneutics and the hypothetico-dcductive method // Dialectica, V. 33, No. 3—4, pp. 319—336.

[151] ⁸ Леонтьев АН. Деятельность. Сознание. Личность. М., 1975, с. 145.

[152] ⁹ Моэм С. Рассказы. М, 1979, с. 88—89.

[153] ¹ Каган М.С. Человеческая деятельность: Опыт системного анализа. М, 1974, с. 43.

[154] ² Буева Л.П. Человек: Деятельность и общение. М., 1978, с. 74.

[155] ³ Леонтьев А.Н. Деятельность. Сознание. Личность. М., 1975, с. 102.

[156] ⁴ Буева Л.П. Человек: Деятельность и общение, с. 104.

[157] ⁵ Леонтьев А.Н. Деятельность. Сознание. Личность. М., 1975, с. 104.

[158] ⁷ Леонтьев АН. Деятельность. Сознание. Личность. М., 1975, с. 102.

[159] ⁸ Wright G.H. von. Explanation and Understanding. L., 1971.

[160] ⁹ Wright G.H. von. Explanation and Understanding. L., 1971, p. 67—68.

[161] ¹⁰ Ibid., p. 88.

[162] ¹¹ Wright G.H. von. Explanation and Understanding. L., 1971, p. 114—115.

[163] ¹² Тьерри О. Опыт истории происхождения и успехов третьего сословия // Избранные сочинения. М., 1937, с. 117.

[164] ¹ Платон. Соч.: В 4-х т., Т. I. M., 1968, с. 417.

[165] ² См. о них, в частности, в кн.: Чудинов Э.М. Природа научной истины. М.,1977, Гл. 1.

[166] ³ Tarski A. Der Wahrheitsbegriff in den formalisierten Sprachen // Studia Philosophical. 1, 1935.

[167] ⁴ См. об этом: Никифоров А.Л. О философском значении семантического понятия истины // Философские науки, № 2, 1969.

[168] ⁵ Для этого у них были и более глубокие основания, в обсуждение которых мы здесь входить не можем; см.: Швырев B.C. Неопозитивизм и проблема эмпирического обоснования науки. М., 1966.

[169] ⁶ Поппер К.Р. Логика и рост научного знания. М., 1983, с. 347.

[170] ⁷ Назаретян А. Истина как категория мифологического мышления: Тезисы к дискуссии // Общественные науки и современность. М., 1995, № 4, и мой отклик на эту статью в том же номере.

[171] ⁸ Степин B.C. Становление научной теории. Минск, 1975, с. 24—25.

[172] ⁹ Маркс К., Энгельс Ф. Соч., 2-е изд., Т. 20, с. 92.

[173] ¹⁰ Чудинов Э.М. Природа научной истины. М., 1977, с. 289.

[174] ¹ По этому пути шел в свое время Б.С. Грязное: "Вполне разумно считать, что рационально организованное знание должно удовлетворять критериям современной логической теории. Но, кроме этого, рациональная система научного знания должна быть: 1) гомогенной, 2) замкнутой и, наконец, 3) представлять собой причинно-следственную структуру" (Грязное Б.С. Логика. Рациональность. Творчество. М., 1982, с. 208). Правда, Б.С. Грязное ясно осознавал, что сфера рационального не покрывается логико-методологическими стандартами.

[175] ² Лакатош И. История науки и ее рациональные реконструкции // Структура и развитие науки. М., 1978, с. 230.

[176] ¹ Винер Н. Кибернетика. М., 1958, с. 12.

[177] ² Чепжов М.Г. Интеграция науки: Философский очерк. М., 1981, с. 271.

[178] ³ Маркс К., Энгельс Ф. Соч., 2-е изд., Т. 20, с. 564—565.

[179] ⁴ Кедров Б.М. Классификация наук. Т. 1, М., 1961, с. 23.

[180] ⁵ Можно, конечно, и на четыре. Для нас в данном случае важен лишь сам факт разделения.

[181] ⁶ См.: Мелюхин СТ. Материя в ее единстве, бесконечности и развитии. М., 1966, с. 101—102.

[182] ⁷ Маркс К., Энгельс Ф. Соч., 2-е изд., Т. 20, с. 66.

[183] ⁸ Маркс К. Энгельс Ф. Соч., 2-е изд., Т. 12, с. 727.

[184] ⁹ Баженов Л.Б. Строение и функции естественнонаучной теории. М., 1978, с. 17.

[185] ¹⁰ Там же, с. 17.

[186] ¹¹ Конечно, язык каждой дисциплины содержит так называемые общенаучные понятия, т.е. понятия, используемые в нескольких науках. Но здесь мы говорим лишь о собственном языке каждой науки.

[187] ¹² О проблеме несоизмеримости см.: Мамчур Е.А. Проблема несоизмеримости теорий // Физическая теория. М., 1980; Порус В.Н. О философском аспекте "про­блемы несоизмеримости" // Актуальные проблемы анализа "научных революций". М., 1983.

[188] ¹³ Пример такого подхода дает упомянутая выше книга М.Г. Чепикова.

[189] ¹⁴ Овчинников Н.Ф. Особенности развития и тенденция к единству научного знания // Проблемы истории и методологии научного познания. М., 1974, с. 84.

[190] ¹⁵ Абрамова Н. Т. Монистическая тенденция развития знания // Вопросы философии. 1982, №9, с. 86.

[191] ¹⁶ Овчинников Н.Ф. Указ. соч., с. 72.