ГЛАВА IX. ОСНОВЫ ДИФФЕРЕНЦИАЦИИ НАУК

Обсуждение вопроса о единстве научного знания, о способах и меха­низмах достижения этого единства опирается на тот очевидный факт, что современная наука раздроблена на необозримое множество отдельных на­учных дисциплин, областей и теорий. Представители различных конкрет­ных наук говорят на разных языках, решают специфические проблемы и не имеют почти никаких точек соприкосновения в сферах своих профессио­нальных интересов. Языковед не пойдет на симпозиум специалистов по оп­тическим квантовым генераторам, а последних едва ли заинтересует обсуж­дение, скажем, особенностей критской письменности III тысячелетия до н.э. И это справедливо не только для ученых столь далеких друг от друга спе­циальностей. Сейчас даже физики или биологи собираются вместе лишь на торжественные заседания, но не для обсуждения научных проблем. Мате­матика, физика, биология, химия — это лишь традиционные наименования обширных комплексов дисциплин, порой весьма далеких одна от другой. "В настоящее... время, — отмечает, например, Н. Винер, — лишь немногие ученые могут назвать себя математиками, или физиками, или биологами, не прибавляя к этому дальнейшего ограничения. Ученый становится теперь топологом, или акустиком, или специалистом по жесткокрылым. Он набит жаргоном своей специальной дисциплины и знает свою литературу по ней и все ее подразделы. Но всякий вопрос, сколько-нибудь выходящий за эти уз­кие пределы, такой ученый чаще всего будет рассматривать как нечто, от­носящееся к коллеге, который работает через три комнаты дальше по кори­дору. Более того, всякий интерес со своей стороны к подобному вопросу он будет считать непозволительным нарушением чужой тайны"^1[176].

С тех пор как это было сказано, специализация стала еще более узкой. Известно, что сумма научных знаний (вернее, публикаций) удваивается приб­лизительно через каждые 10—15 лет. Это означает, что чрезвычайно быстро растет число печатных работ, с которыми вынужден знакомиться ученый только для того, чтобы не отстать от уровня, достигнутого в его области ис­следований. Если же он хочет еще внести собственный оригинальный вклад в развитие этой области, то ему приходится максимально ограничивать сферу своих интересов, чтобы не только успевать читать сообщения о чужих результатах, но и работать для получения своих собственных. В этих условиях ему просто некогда ходить к коллегам, работающим "через три комнаты по дальше по коридору". Вот так ученые превращаются во все более узких спе­циалистов, а наука дробится уже не на дисциплины или даже теории, а на от­дельные проблемы и темы.

Столь далеко зашедшая дифференциация наук и специализация ученых привели к тому, что единство научного знания превратилось в проблему. Ее формулируют по-разному в зависимости от того, как истолковывают сущест­вующую дифференциацию. Иногда спрашивают: не носит ли все это многоцветье различных наук лишь внешний характер и не лежит ли в глубине, в ос­нове этой пестрой мозаики что-то общее, объединяющее все науки в единое целое — науку как таковую? При такой постановке проблема единства науч­ного знания приводит к поискам глубинной общности конкретных наук или присущих им всем особенностей. Чаще же вопрос ставят иначе: быть может, современная раздробленность научного знания носит случайный, временный, преходящий характер и со временем будет преодолена? На последний вопрос порой отвечают утвердительно и делают вывод о том, что существующие границы между отдельными науками в недалеком будущем исчезнут, ибо "складывающееся в результате интеграционных процессов единство наук и знаний имеет конечную цель — образование 'одной' науки с единой (под эгидой научной философии) методологией, единым языком, единой теори­ей"^2[177]. Таким образом, распространенные ныне подходы к проблеме единства научного знания склонны рассматривать современную дифференциацию наук и специализацию ученых лишь как нечто внешнее и преходящее.

Узкая специализация и отсутствие коммуникации даже между учеными близких областей знания порой начинает мешать развитию науки, поэтому ностальгическая мечта о единстве, об утерянном когда-то взаимопонима­нии встречает всеобщее сочувствие. Представляется, однако, что проблема единства знания отнюдь не из тех проблем, для решения которых достаточ­но просто доброй воли. Цель данной статьи заключается в том, чтобы пока­зать, что факт современной дифференциации наук не является случайным. Он имеет глубокие основания и поэтому необходим. Ясное представление о причинах дифференциации и специализации — обязательное предвари­тельное условие всякого серьезного обсуждения проблемы единства науч­ного знания. Причины эти все известны, их не нужно открывать. Но можно представить их обзор в надежде на то, что даже хорошо известные вещи в совокупности способные открыть нам нечто новое.

IX.1. ОНТОЛОГИЧЕСКОЕ ОСНОВАНИЕ: РАЗНООБРАЗИЕ ФОРМ ДВИЖЕНИЯ И ВИДОВ МА ТЕРИИ

Единство научного знания иногда обосновывают ссылкой на материа­листическое положение о единстве мира. Мир един в силу своей матери­альности; всякая наука изучает стороны и свойства движущейся материи, поэтому научное знание едино в том смысле, что все оно является отраже­нием материального мира. Это рассуждение совершенно справедливо, в указанном выше смысле научное знание действительно едино, и для после­довательного материалиста здесь нет проблемы: нет наук, изучающих феномены "иного" мира. Однако вопрос о единстве научного знания остается, и это свидетельствует о том, что его постановка связана не столько с борь­бой против спиритуализма, мистики, религии, сколько с дифференциацией наук, а признание последней вполне совместимо с тезисом о единстве мира.

К утверждению о материальном единстве мира материалистическая философия присоединяет еще положение о его неисчерпаемом качествен­ном многообразии. Это и многообразие форм движения материи, и много­образие ее видов и структурных уровней. Разрабатывая классификацию на­ук, Ф. Энгельс, как известно, опирался на тезис о существовании отличных друг от друга и несводимых одна к другой форм движения материи. "Клас­сификация наук, — писал он, — из которых каждая анализирует отдельную форму движения или ряд связанных между собой и переходящих друг в друга форм движения, является вместе с тем классификацией, расположе­нием, согласно внутренне присущей им последовательности самих этих форм движения, и в этом именно и заключается ее значение"^3[178]. Если все прежние классификации наук опирались на способности человеческой ду­ши (память, воображение и т.п.), то принципиальное отличие марксистской классификации, отмечал Б.М. Кедров, заключается как раз в том, что в ос­нову разделения наук она кладет "принцип объективности": различия меж­ду науками обусловлены различиями изучаемых ими объектов^4[179].

Материальный мир, противостоящий науке в качестве объекта изуче­ния, принято разделять на три^5[180] большие области: неживую природу — мир живых организмов — общественные явления. Науки первой группы изуча­ют формы движения, присущие объектам неживой природы: движения эле­ментарных частиц и полей — гравитационные, слабые, электромагнитные и сильные взаимодействия; движения атомов и молекул, лежащее в основе химических реакций; движение макроскопических тел — теплота, звук, процессы кристаллизации, изменения агрегатных состояний и др.; движе­ние в космических системах разного порядка — планетах, звездах, галакти­ках и т.д. Науки второй группы исследуют процессы жизни: в микроорга­низмах, одноклеточных, многоклеточных, видах, биоценозах, биосфере. Наконец, общественные науки изучают процессы мышления, формы дея­тельности людей, процессы, характерные для коллективов и государств^6[181]. Каждую из этих форм движения материи изучает особая наука.

Таким образом, онтологической основой дифференциации наук явля­ется объективно существующее необозримое многообразие различных ви­дов материальных объектов, их структурных уровней, форм движения. Каждая конкретная наука отличается от остальных, прежде всего, специфическим объектом изучения, и объективные различия форм и структур материального мира детерминируют различия между изучающими их науками. Только в том случае, если бы мир представлял собой однородную, бескачественную, ли­шенную движения субстанцию, для его изучения достаточно было бы всего лишь одной науки. Отсюда следует, между прочим, что нетерпеливым апо­столам единства научного знания для осуществления их идеала единой (или одной) науки достаточно просто подождать наступления пресловутой теп­ловой смерти Вселенной. К счастью, пока еще мир сверкает тысячами раз­ных граней и отблеском этого многообразия является дифференциация наук.

Однако, скажут нам, указанные области и подобласти материального мира вовсе не разделены китайскими стенами. Материалистическая фило­софия признает расщепление материального мира на ряд усложняющихся структурных уровней и форм движения. Но вместе с тем она настойчиво подчеркивает взаимосвязь структурных уровней и взаимопревращаемость форм движения. Причем взаимосвязи структур и форм движения носят и генетический, и функциональный характер: более высокие формы движе­ния и более сложные структурные образования возникают из менее слож­ных в процессе эволюционного развития материи; высшие формы движе­ния включают в себя более простые формы, присущие менее сложным ви­дам материи. Все это известные и бесспорные положения, обоснованные громадным материалом конкретных наук. Мировая ткань не разорвана на от­дельные куски, хотя и окрашена в разные цвета.

Отсюда как будто естественно вытекает вывод, что и науки взаимосвя­заны, что взаимосвязь наук должна отражать взаимосвязь структур и форм движения материи. Хотя этот вывод не вполне корректен, ибо объективная взаимосвязь явлений вовсе не детерминирует взаимосвязи наук об этих яв­лениях, мы не будем его оспаривать. Важнее то, что взаимосвязь наук — это еще далеко не единство. Взаимосвязь форм движения и структурных уровней отнюдь не лишает их качественного своеобразия и не отменяет их специфических свойств и законов. "При всей постепенности, — отмечал это обстоятельство Ф. Энгельс, — переход от одной формы движения к другой всегда остается скачком, решающим поворотом. Таков переход от механики небесных тел к механике небольших масс на отдельных небесных телах; таков же переход от механики масс к механике молекул, которая ох­ватывает движения, составляющие предмет исследования физики в собст­венном смысле слова: теплоту, свет, электричество, магнетизм. Точно так же и переход от физики молекул к физике атомов — к химии — совершает­ся опять-таки посредством решительного скачка. В еще большей степени это имеет место при переходе от обыкновенного химического действия к химизму белков, который мы называем жизнью"^7[182]. Аналогичным образом взаимосвязь наук никак не устраняет их дифференциации, их качественного своеобразия. Знание законов низшей формы движения ничего не говорит нам о законах более высоких форм, и наоборот. Знание законов механики вряд ли поможет нам понять поведение людей в метрополитене, хотя толпа, собравшаяся у эскалатора, весьма напоминает кучу бильярдных шаров, подгоняемых к угловой лузе. Это справедливо и в том случае, когда нам из­вестно, что некоторая форма движения или структурная организация воз­никла из более низкой или простой, изученной нами формы или структуры. Даже если вы хорошо знаете родителей некоего молодого человека и вам известен процесс, с помощью которого он появился на свет, его деловые, моральные, интеллектуальные качества нуждаются в особом изучении.

IX. 2. ГНОСЕОЛОГИЧЕСКОЕ ОСНОВАНИЕ: НЕИЗБЕЖНОСТЬ АБСТРАКЦИЙ

Дифференциация наук обусловлена не только качественным многооб­разием самой действительности, она имеет корни еще и в том специфиче­ском способе, которым наука познает окружающий нас мир. Картина, нари­сованная выше, проста до грубости: действительность разделена на ряд предметных областей Д₁ Д₂, ..., Д_к, и каждая область изучается одной осо­бой наукой Д₁, Д₂,..., Д_к. Если это отчасти и верно, то лишь в самом первом приближении, когда мы говорим о трех (или четырех) больших сферах ис­следования: природа — общество — мышление (и, может быть, техника). Попытка же продолжить это деление и довести его до отдельных наук, со­поставив каждую из них с особой объектной областью, в общем, не удается. Хотя имеются, конечно, науки, изучающие какие-то выделенные группы материальных объектов, например, микробиология или нумизматика, они вовсе не стремятся и в принципе не способны вместить в себя все знание об этих объектах. Какие-то их особенности остаются вне сферы исследования данных конкретных наук. В частности, нумизматика интересуется историей чеканки монет, их видами, общественными функциями и т.п., но для опре­деления состава сплавов, из которых чеканились монеты, она вынуждена обращаться к химии. В то же время объектом так называемых фундамен­тальных наук в некотором смысле является весь мир. Поэтому не существу­ет взаимно-однозначного соответствия между формами движения, матери­альными структурами и конкретными науками: один и тот же материальный объект обычно изучается множеством различных наук, а результаты отдель­ной науки порой справедливы для самых разных объектов. Например, законы баллистики верны и для камня, выпущенного из пращи, и для пушечного яд­ра, и для баллистической ракеты.

Последнее обстоятельство обусловлено тем, что ни одна наука не изу­чает свой объект в целом, во всей совокупности его свойств. В процессе по­знания происходит идеальное расщепление материальных объектов на от­дельные стороны и свойства, выделение одних сторон и отвлечение от других. Научное познание еще дальше отходит от целостного отражения, вы­деляя в материальных объектах отдельные стороны, аспекты и превращая их в особые — абстрактные — объекты, которые оно делает непосредст­венным предметом изучения конкретных наук.

Аналитическое разложение непосредственно данного, абстрагирование и последующая идеализация формируют мир науки — мир идеальных объек­тов, к которым непосредственно относятся понятия и утверждения теорий от­дельных наук. Сравнительная простота, жесткость и определенность идеаль­ных объектов позволяют использовать для их описания математический язык и выражать отношения между ними в точных количественных данных. Имен­но отказ от попыток охватить материальные явления и процессы во всей их цельности и сложности, аналитическое расчленение их, выделение и изучение их отдельных сторон в чистом виде и послужили основой гигантских успехов науки Нового времени. Каждая конкретная наука видит в окружающем мире лишь свой предмет, т.е. какую-то одну сторону, один аспект мира, но она ви­дит этот аспект ясно и описывает его глубоко и точно. Целостность же мате­риального объекта восстанавливается в результате теоретической реконст­рукции, когда его проекции, исследованные отдельными науками, объединя­ются в одном представлении. Например, для механика человек — набор про­стых механизмов, для химика — сосуд химических реакций, для зоолога — высшее животное, для социолога — потребитель или производитель каких-то благ и т.д. Что же такое человек? Все, что может сказать наука в целом, и кое-что сверх того. "Конкретное потому конкретно, — писал К. Маркс, — что оно есть синтез многих определений, следовательно, единство многообразного. В мышлении оно поэтому выступает как процесс синтеза, как результат, а не как исходный пункт и, вследствие этого, также исходный пункт созерцания и представления. На первом пути полное представление испаряется до степени абстрактного определения, на втором пути абстрактные определения ведут к воспроизведению конкретного посредством мышления"^8[183].

Здесь описано, конечно, не что иное, как метод восхождения от абст­рактного к конкретному — тот "универсальный метод, который фактически характеризует развитое научное познание"^9[184]. Считается, что всякая наука, дос­тигшая определенной ступени в своем развитии, пользуется этим методом. Некоторые авторы отождествляют этот метод восхождения от абстрактного к конкретному с гипотетико-дедуктивным методом, подчеркивая, что "это не два разных метода, а по-разному охарактеризованный один и тот же метод"^10[185]. Известно, что гипотетико-дедуктивный метод предполагает движение от ос­новоположений теории к их эмпирически проверяемым следствиям. Поэтому отождествление указанных двух методов приводит к отождествлению восхождения от абстрактного к конкретному с "восхождением" от теоретического к эмпирическому и как следствие этого — к неявному отождествлению кон­кретного с эмпирическим. Достигнув этого пункта, мы начинаем испытывать сомнения: можно ли эмпирический объект отдельной науки отождествлять с конкретным материальным объектом?

Если не поддаваться отупляющему воздействию привычных фраз, то со всем этим трудно согласиться. Современные представления о строении и функциях научной теории приводят к заключению, что ни одна конкретная наука не пользуется и не может пользоваться методом восхождения от аб­страктного к конкретному. Переход от теоретического к эмпирическому, столь характерный для отдельных наук, вовсе не есть переход от абстракт­ного к конкретному. Когда мы от основоположений теории переходим к описанию экспериментальных эмпирических эффектов, то мы отнюдь не приходим к теоретической реконструкции конкретного объекта во всей его многосторонней сложности, мы приходим к описанию лишь одной стороны его — той, которая является собственным предметом изучения данной нау­ки. Эмпирия конкретных наук остается неизбежно абстрактной, ибо, повто­ряем, конкретная наука не способна увидеть ни в одном объекте больше, чем один изучаемый ею аспект. Механик может описать распределение сил в женской руке, подносящей к губам персик, и это описание можно прове­рить эмпирически с помощью различных датчиков, но ничего сверх этого механик о руке не скажет. Точно так же и всякая другая конкретная наука в своих эмпирических утверждениях дает одностороннюю и в этом — геге­левском — смысле абстрактную характеристику предметов и явлений мате­риального мира. Когда же мы говорим о синтезе абстрактных определений и о теоретической реконструкции конкретного во всем его многообразии, то ясно, что такой синтез может быть достигнут только в результате объе­динения всех абстрактно-эмпирических характеристик, вырабатываемых всей совокупностью конкретных наук. В то время как гипотетико-дедуктивный метод используется отдельными конкретными науками, метод восхождения от абстрактного к конкретному характеризует научное позна­ние в целом и требует привлечения всех наук.

Использование метода восхождения от абстрактного к конкретному, вы­ражающего специфику научного познания, показывает гносеологическую не­обходимость дифференциации наук. Прежде чем начать это восхождение, нужно сформировать его базис: разложить мир на отдельные аспекты и сто­роны, превратить их в самостоятельный предмет изучения, выразить их в аб­страктных теоретических понятиях и с помощью гипотетико-дедуктивного метода получить абстрактно-эмпирические характеристики реальных объек­тов. Только после этого мы можем приступить к реконструкции конкретного. Все это означает, что метод восхождения от абстрактного к конкретному тре­бует дифференциации наук.

Семантические значения фундаментальных понятий и законов той или иной конкретной науки детерминированы свойствами и отношениями ее идеализированных объектов. Поскольку идеализированные объекты отдель­ных наук различны, постольку у каждой науки имеется собственный специфи­ческий язык для отображения выделенного аспекта реальности. Даже если не­которое слово встречается в языках разных наук, это не должно нас обманы­вать: оно выражает различные понятия^11[186]. Поэтому, когда представители раз­ных наук говорят об одной объекте, они все-таки говорят о разных вещах и в этом смысле не способны понять друг друга.

IX. 3. МЕТОДОЛОГИЧЕСКОЕ ОСНОВАНИЕ: