Зачем нужна философия? 48 страница

§ 3. Прогресс как проблема

Широко распространено мнение (в том числе среди студентов), будто понятие прогресса «марксистское», чисто идеологическое, применявшееся с целью дезориентировать людей при сравнении «социализма» и «капитализма», и что ныне нужно это понятие отбросить как социально вредное.

Однако, понятие прогресса не Марксом придумано, оно существовало и до него; с его именем связана лишь особая его трактовка, как и вообше развития.

Русский социолог П. А. Сорокин отмечал: «Проблема прогресса представляет собой одну из наиболее сложных, трудных и неясных научных проблем. Принимая различные названия в течение истории... она уже давно привлекла к себе внимание человеческой мысли и давно уже стала предметом исследования» («Обзор теорий и основных проблем прогресса» // «Новые идеи в социологии». Сб. 3-й. СПб., 1914. С. 116).

Понятие прогресса оказывается нужным науке в первую очередь истории, социологии, философии, и нужным по ряду соображений. Одно из таких пояснений мы встречаем в работах известного историка Н. И. Кареева (1850 — 1931). Он спрашивал: какое значение имеет понятие прогресса? И отвечал: понятие прогресса должно дать идеальную мерку для оценки хода истории, без каковой оценки невозможен суд над действительной историей, невозможно отыскание ее смысла. «Нет ничего абсолютно совершенного, — писал он, — есть только именно такие относительные и сравнительные совершенства, а их мы можем расположить в известном порядке... по степени их удаления от несовершенного и приближения к совершенному с нашей точки зрения... Применяя этот идеальный порядок к последовательности исторических фактов, мы оцениваем ход истории как совпадающий или несовпадающий с этим идеальным порядком, т. е. как прогрессивный или регрессивный и, подводя общий итог, высказываем свой суд над целым действительной истории, определяем его смысл» («Философия, история и теория прогресса» // Собр. соч. Т. I. "История с философской точки зрения". СПб., 1912. С. 122 — 123).

Следует принять констатацию этим историком (кстати, он не марксист; до революции 1917 года — активный деятель партии кадетов) того исторического факта, что сама идея прогресса зародилась еще в античное время. В психологическом плане, подчеркивал Н. И. Кареев, у идеи прогресса «было два источника: наблюдения над действительностью и чаяния лучшего будущего» («Идея прогресса в ее историческом развитии» // Там же. С. 197). Раньше всего идея эта вытекала из наблюдений, причем прежде всего над умственной сферой. Об умственном прогрессе писали философы и ученые древности, отцы церкви и сектанты, схоласты и гуманисты. Все были согласны в том, что такой прогресс сводится к расширению и углублению знаний, к выработке более правильных понятий, к увеличению власти над природой. Наряду с этим прогресс в нравственной сфере или игнорировался, или отрицался; некоторые даже доказывали нравственный регресс. Но возникновение христианства положило начало новой, все усиливавшейся тенденции. «Христианство явилось как моральное обновление мира с верою в нравственный прогресс... писатели этой эпохи создали два разные представления о прогрессе: одно ограничивалось только внутренним миром человека, другое — соединено было с мечтаниями о наступлении царства Божия на земле и в нем новых общественных порядков. Прогресс общественный рассматривался как естественное и необходимое требование морального идеала» (там же. С. 198).

Итак, уже много столетий назад начала формироваться идея прогресса. На заре развития человеческой цивилизации обозначились контуры двух направлений в трактовке прогресса — одно, если говорить современным языком, сциентистское, констатирующее, описательное и другое — аксиологическое, ценностное. В первом констатация умственного прогресса была дополнена в дальнейшем констатацией прогресса в органической природе, в экономике, в технических приспособлениях и т.п.

В середине XVIII столетия в выступлениях французского философа и экономиста А. Р. Ж. Тюрго оба названные направления слились воедино. Тюрго характеризовал прогрессы в экономике, политических структурах, в науке, в духовной сфере. Между прочим, он указал на три стадии культурного прогресса: религиозную, спекулятивную, научную (эта идея впоследствии была развита основоположником позитивизма О. Контом). Политический оптимизм идеологов буржуазии проявился достаточно ярко в этой идее прогресса, которую разделяли также Кондоре, Ж.-Ж. Руссо и другие просветители второй половины того столетия. В их трудах указывались и противоречия прогресса социального характера, несовместимость с ним, прежде всего, феодальных режимов. «Тирания, — отмечал Тюрго, — подавляет умы тяжестью своего режима» («Избранные философские произведения». М., 1937. С. 64). По Руссо, прогресс противоречив в том плане, что разрушает целостность и гармоничность человеческой личности и превращает человека в односторонность, в человека-функцию. Французская буржуазная революция конца XVIII века совершалась под флагом борьбы за прогресс.

В XIX столетии усилились факторы, воздействовавшие на то направление в концепции прогресса, которое стремилось «беспристрастно» описывать, или констатировать, объективные явления. Таковой в сфере познания живой природы стала эволюционная теория. Первое направление все больше превращалось в сциентизированное направление прогресса, свободное от ценностей, идеалов, «субъективизма». Наряду с ним философизировалось второе направление, внутри которого стала разрабатываться теория ценностей. Один из виднейших представителей неокантианства Г. Риккерт настаивал на ценностном характере прогресса, отвергая возможность прогресса в природе. Он подчеркивал положение о том, что понятие прогресса имеет «ценностный характер», а понятие эволюции дает «индифферентный» к ценности ряд изменений (см.: «Границы естественнонаучного образования понятий». СПб., 1903. С. 502 — 520).

Оригинальной концепцией прогресса, в которой неразрывно были связаны оба подхода, явилась теория русского писателя и философа второй половины XIX в. К. Н. Леонтьева. С одной стороны, он исходил из необходимости борьбы с ростом энтропии, провозглашал важность процессов, ведущих к разнообразию, на этой основе — к единениям, а с другой — не мыслил прогресс без эстетического аспекта, без контрастности человеческих чувств (добра и зла, красоты и уродства и т.п.). Равенство, подчеркивал он, есть путь в небытие; стремление к равенству, единообразию гибельно. Между тем, такого рода прогресс многим по душе. Этот эгалитарный прогресс есть прогресс уравнительный, смешивающий многоцветие жизни в монотонности, однообразии, усредненности существования, вкусов и потребностей. Эгалитарный прогресс возвращает человечество к его сходной точке — к зоологической борьбе за равное право победить другого, за равное право на зависть, ненависть, разрушение. Противоположностью равенства, т.е. однообразия, выступает единство многообразия. С точки зрения устойчивости организации, сохранения жизни, государства — всякое удержание разнообразия, многоцветия, неравенства живительны для них. Сам Бог хочет неравенства, контраста, разнообразия. К.Н.Леонтьев открывает как бы предустановленную гармонию законов природы и законов эстетики, т. е. признает эстетический смысл природной жизни. Он считает, что прогрессу в природе соответствует и основная мысль эстетики: единство в разнообразии, так называемая гармония, в сущности, не только не исключающие борьбы и страданий, но даже требующие их. В прогресс, по мнению К. Н. Леонтьева, надо верить, но не как в улучшение непременно, а как в новое перерождение тягостей жизни, в новые виды страданий и стеснений человеческих. Правильная вера в прогресс должна быть пессимистической, не благодушной, все ожидающей какой-то весны. В целом прогресс — это постепенное восхождение к сложнейшему, постепенный ход от бесцветности, от простоты к оригинальности и разнообразию, увеличению богатства внутреннего. Высшая точка развития есть высшая степень сложности, объединенной неким внутренним деспотическим единством. Спасение мира — в расширении и упрочении разнообразия.

К началу XX века понятие прогресса уже глубоко вошло в науку, особенно в социологию, историю, философию. Со времени Кондорсэ и О. Конта сделалось своего рода правилом (констатировал П. А. Сорокин), чтобы каждый социолог давал свой ответ на вопрос: что такое прогресс? Многие социологические доктрины почти исчерпываются теорией прогресса. «Но не только в сфере научного исследования социальных явлений посчастливилось термину прогресса; не менее популярен он, — указывает П. А. Сорокин, — и в области обычной житейской практики. Кто только не говорит теперь о прогрессе и кто только не ссылается на прогресс! Государственный муж, посылающий на виселицу десятки людей, гражданин, протестующий против подобных актов, защитник существующих устоев и революционер, разрушающий их, — все они в конце концов ссылаются на прогресс и оправдывают свои действия «требованиями и интересами прогресса». Каждый из них дает свою «формулу» прогресса, и наряжает его по своему собственному вкусу. При таком положении дела не мудрено, что число «теорий» прогресса возросло до невероятности» (см. цит. работу, С. 117). С обзором основных теорий прогресса, сложившихся в науке к началу XX века, можно познакомиться по сборнику статей «Новые идеи в социологии. Сб. третий. Что такое прогресс», СПб., 1914 (здесь помещены статьи: П. А. Сорокин «Обзор теорий и основных проблем прогресса», Вебер «Эволюция и прогресс», Е. В. де-Роберти «Идея прогресса», П. Коллэ «Общественный прогресс», Ф. Бюссон «К вопросу о политическом прогрессе» и др.).

Несмотря на растущее число теорий и в XX столетии можно все-таки видеть два основных направления разработки проблемы: сциентистское и аксиологическое; в некоторых из концепций предпринимаются попытки синтезировать направления; есть теории, ставящие под сомнение саму идею прогресса или даже отвергающие ее.

Имеются концепции, которые лишь на первый взгляд отвергают наличие прогресса, но которые оказываются фактически направленными лишь против упрощенных представлений о прогрессе и раскрывающими новые стороны и уровни этого явления. Одна из таких концепций представлена в трудах С. Л. Франка.

Он отмечает, что имеется ложный тип философии истории (или философии прогресса), заключающийся в попытке понять последнюю цель исторического развития, то конечное состояние, к которому она должна привести и ради которого творится вся история; все прошедшее и настоящее, все многообразие исторического развития рассматривается здесь лишь как средство и путь к этой конечной цели. Человечество, согласно этому воззрению, беспрерывно идет вперед, к какой-то конечной цели, к последнему идеально-завершенному состоянию, и все сменяющиеся исторические эпохи суть лишь последовательные этапы на пути продвижения к этой цели. В таком воззрении конечное идеальное состояние есть произвольная фантазия, утопия, даже если в них отражены устремления целой эпохи. С.Л.Франк пишет: «Если присмотреться к истолкованиям истории такого рода, то не будет карикатурой сказать, что в своем пределе их понимание истории сводится едва ли не всегда на такое ее деление: 1) от Адама до моего дедушки — период варварства и первых зачатков культуры; 2) от моего дедушки до меня — период подготовки великих достижений, которые должно осуществить в мое время; 3) я и задачи моего времени, в которых завершается и окончательно осуществляется цель всемирной истории. Но не только в этом заключается несостоятельность этой философии истории. «Если даже допустить, — считает С. Л. Франк, — что человечество действительно идет к определенной конечной цели и что мы в состоянии ее определить, само представление, что смысл истории заключается в достижении этой цели, в сущности, лишает всю полноту конкретного исторического процесса всякого внутреннего, самодовлеющего значения. Упования и подвиги, жертвы и страдания, культурные и общественные достижения всех прошедших поколений рассматриваются здесь просто как удобрение, нужное для урожая будущего, который пойдет на пользу последних, единственных избранников мировой истории. Ни морально, ни научно, — заключает С. Л. Франк, — нельзя примириться с таким представлением» («Духовные основы общества». М., 1992. С. 30).

Остановимся теперь на освещении того понимания прогресса (в широком смысле слова), которое мы считаем наиболее обоснованным с философской точки зрения. Последовательность его изложения при этом следующая. Выделяются сначала три сферы материальной действительности: неорганическая природа, органическая природа и социальная реальность, в каждой из них выявляются критерии прогресса, а затем предпринимается попытка решить вопрос о возможности всеобщего, универсального критерия прогресса. Нужно заметить, что наличие развития в неорганической природе само по себе неочевидно, этот вопрос — дискуссионный, и многие философы, как и физики, утверждают, что в этой сфере нельзя обнаружить ни развития, ни прогресса. По нашему мнению, преимущества имеет, все же, противоположная точка зрения.

Для неорганической природы достаточным критерием прогресса можно считать степень усложнения структуры системы (например, молекулярный уровень в сопоставлении с атомарным). Переходы от одних основных уровней системной организации объектов к другим означают расширение возможностей взаимодействия, изменения этих систем. Правда, не все формы возникшей целостной системы сложнее форм движения ее элементов. Движение микрочастиц, например, подчиняется сложным волновым законам; при объединении частиц в молекулы и макроскопические тела волновые свойства становятся практически незаметными, поскольку длина волны де Бройля при увеличении массы стремится к нулю. Соответственно квантовые законы движения уступают место законам классической механики; последние являются более простым, частным случаем квантовых закономерностей (см.: Мелюхин С.Т. «Материя в ее единстве, бесконечности и развитии». М., 1966. С. 261). Но внутри этого «более простого» имеют место более сложные закономерности, так что содержание системы в целом все же оказывается более многообразным. Усложнение здесь происходит не столько в экстенсивном, сколько в интенсивном плане. Общей линией являются усложнение состава и структуры системы, появление новых подсистем (или систем), рост числа внутренних и внешних взаимодействий системы, увеличение возможностей для таких взаимодействий (и в этом смысле — рост степеней свободы систем).

Для низших видов прогресса на элементарном и ядерно-атомарном уровнях организации материи характерной оказывается внутренняя нерасчлененность, недифференцированность, определенная линейность прогрессивных изменений. С возникновением простейших химических соединений дальнейшая эволюция сопровождается фундаментальной дифференциацией путей развития химизма: возникают кристаллическая и молекулярная ветви химической организованности. Если первая обусловила формирование почти всей массы земной коры, то историческое значение второй определяется прежде всего тем, что именно в рамках молекулярной организации сложилась многообразная химия высокоорганизованных органических веществ, подготовившая и обусловившая переход к биологической организации материи. С возникновением последней структура прогрессивного развития испытала дальнейшее усложнение, ибо прогрессивное развитие живого связано уже с четырьмя основными стволами эволюции — эволюцией организации биологических индивидов, филогенетической эволюцией видов, историческим развитием биоценозов и биосферы, в свою очередь представленными многообразными ветвями прогресса. Соответственно и биологический прогресс не сводится к одному лишь филогенетическому прогрессу видов, а оказывается диалектическим единством четырех фундаментальных форм прогрессивного развития живого: прогрессом биологической индивидуальности, морфофункциональным филогенетическим прогрессом видов («арогенез»), прогрессивной эволюцией биоценотической организации и «живого покрова» (биосферы) в целом (см.: Молевич Е.Ф. «Прогресс и регресс в процессе развития». С. 210 — 212).

По отношению к системам органической природы приходится обращаться к комплексному критерию прогресса. Его отдельными моментами являются следующие: степень дифференциации и интеграции структуры и функций живого и оптимальная связь этих параметров; увеличение конкурентоспособности; степень эффективности и работоспособности структур и функций живых систем; степень экономичности всех форм организации живого на разных ступенях их эволюции; степень эволюционной пластичности организации, сохранение или возрастание эволюционных возможностей; увеличение автономизации или относительной независимости от среды; повышение выживаемости, степени целостности и целесообразности индивида и вида; повышение надежности действия живых систем; увеличение запаса информации в результате установления многочисленных связей со средой. Эти критерии с разных сторон (а именно с точки зрения морфологии, физиологии, энергетики, экологии и кибернетики) характеризуют совершенство живого и только взятые в комплексе могут дать правильное представление о высоте организации живых систем (Миклин А. М, Подольский В. А. «Категория развития в марксистской диалектике». М., 1980. С. 136 — 146).

Несмотря на то, что степень прогресса в органической природе наиболее точно может быть установлена посредством целой совокупности критериев, все же в их составе имеется признак (в некоторые из критериев он входит в качестве их компонента), который оказывается доминирующим среди них. Он характеризует развертывание функциональных возможностей систем, а потому его можно обозначить термином «функциональный» (или «системно-функциональный»). Другие критерии, хотя и самостоятельны, в чем-то дополняют, корректируют его, но не способны претендовать на ведущую роль в этом комплексе. Прогресс применительно к живой природе определяется как такое повышение степени системной организации объекта, которое позволяет новой системе (измененному объекту) выполнять функции, недоступные старой (исходной) системе. Регресс же — это понижение уровня системной организации, утрата способности выполнять те или иные функции.

В отношении общества также применяется комплексный критерий. Фактически каждая его подсистема — производительные силы, производственные отношения, нравственность, культура — требуют своего специфического критерия, и только в своей совокупности эти критерии способны наиболее полно охарактеризовать ту или иную общественную систему, степень ее прогрессивности по сравнению с другими общественными системами.

Важную роль играет производство, уровень развития производительных сил, темпы роста производительности труда. Экономический критерий свидетельствует о степени свободы общества по отношению к природе.

Но производство связано и с отношениями между людьми. Производительность труда во многом определяется человеческим элементом производительных сил. Однобоко ориентированная экономика, в ущерб развитию человека, его духовных потенций отрицательно влияет на развитие экономики. Свободный труд (в смысле свободы от эксплуатации) есть характеристика производственных отношений и степень свободы труда должна приниматься в расчет при характеристике степени совершенства общественной системы.

Социальное развитие идет в конечном итоге в направлении гармонизации интересов общества и интересов индивида. Общество и индивид одновременно могут и должны выступать друг для друга средством и целью. Немецкий философ-просветитель второй половины XVIII века И. Г. Гердер говорил: «Человечность есть цель человеческой природы». Не может быть прогрессивной система, подавляющая интересы людей, не позволяющая развернуться их духовным способностям.

Все прогрессы — реакционны,

Если рушится человек.

(Вознесенский А. Собр. соч. Т. I M., 1983. С. 411)

Гармоничное развитие индивидов, их способностей к творчеству наращивает духовный, общекультурный потенциал общества, ведет к ускорению нравственного и культурного прогресса общества.

В философской и религиозно-христианской традиции большое место занимало представление как о нравственном усовершенствовании человека, так и о росте добра, об увеличении счастья в мире. Американский социолог второй половины XIX — начала XX веков Л. Ф. Уорд писал: «Так как конечную цель человеческих усилий составляет счастье, то истинный прогресс непременно должен быть к нему направлен. Поэтому прогресс состоит в увеличении человеческого счастья, или, с отрицательной стороны, в уменьшении человеческих страданий» («Психические факторы цивилизации». М., 1897, С. 335). Русский философ XX столетия Н. А. Бердяев считал, что сущность общественного прогресса — увеличение добра и уменьшение зла. П. А. Сорокин указывал как на недопустимость игнорирования счастья, так и на преувеличение его значимости в составе прогресса. Если считать этот принцип единственным, писал он, то социальное развитие будет иметь целью выращивание самодовольных и счастливых свиней; а может быть им предпочесть страдающих мудрецов? Касаясь безоценочных критериев прогресса (дифференциации и интеграции, принципа экономии и сохранения сил, роста социальной солидарности и др.), П. А. Сорокин показывал, что без принципа счастья они не позволяют уловить реального совершенствования общества; введение же принципа счастья в состав критериев прогресса должно внести поправки, или коррективы в остальные критерии и дать целостный их синтез. «Все критерии прогресса, какими бы разнообразными они ни были, — подчеркивал он, — так или иначе подразумевают и должны включать в себя принцип счастья» («Социологический прогресс и принцип счастья» // «Человек. Цивилизация. Общество». М., 1992. С. 511).

Итак, одним из критериев общественного прогресса является увеличение в обществе счастья и добра (т. е. уменьшение страдания и зла). Мы приходим теперь к общему выводу относительно критериев общественного прогресса. Такими критериями являются: 1) темпы роста производства, производительности труда, ведущие к увеличению свободы человека по отношению к природе; 2) степень свободы работников производства от эксплуатации; 3) уровень демократизации общественной жизни; 4) уровень реальных возможностей для всестороннего развития индивидов; 5) увеличение человеческого счастья и добра.

Удельный вес тех или иных критериев в общем их комплексе неодинаков на разных этапах социального развития по отношению к одной и той же стране: на каких-то этапах на первый план может выступать, допустим, экономический критерий или политический. В настоящее время, как известно, в экономически развитых странах темпы роста производства все больше оказываются в зависимости от экологической ситуации; стоит вопрос о «пределах роста» производства; этот критерий должен все больше уступать место другим критериям. В любом случае для более прогрессивной общественной системы характерна будет ориентация, прежде всего, на обеспечение человеческого счастья в обществе. Такая ориентация, причинно воздействуя на другие стороны общественного развития (экономическую, политическую в том числе), может дать гармонично развивающуюся систему.

Поскольку в общем комплексе критериев общественного прогресса ведущее место занимает гуманитарный критерий, постольку этот комплекс в целом может быть назван гуманитарным критерием.

Для настоящего времени, как и для прошлых эпох, важное значение имеют диссонансы и противоречия прогресса. Э. Фромм отмечал один из противоречивых моментов социального прогресса: «технически мы живем в атомном веке, в то время как большинство людей эмоционально живет в каменном веке, включая большинство тех, кто находится у власти».

Прогресс, хотя и связывается в нашем представлении с гармоничным развитием, однако, в нем есть и дисгармонии, и конфликты, и регресс.

Таковы основные критерии прогресса по трем сферам материальной действительности: системно-структурный — применительно к неорганической природе, функциональный — по отношению к органическому миру и гуманитарный — по отношению к обществу.

Если теперь переключить внимание на общий универсальный критерий прогресса, т. е. на критерий, который мог бы быть применен к любой сфере материальной действительности, то станет понятной трудность его выделения: функциональный не подойдет к неорганическим системам, а гуманитарный — к системам органической природы. Более сложное не может быть мерилом более простого, но простое способно стать фундаментальным, исходным для последующих формообразований. Всеобщий критерий прогресса, очевидно, должен базироваться на системно-структурном критерии.

Но представление о системности как критериальном признаке требует пояснения. Понятие «системный» не охватывает абсолютно все, что есть в системах. За его пределами ряд других понятий, в том числе «энергетический», «информационный», хотя, конечно, системы имеют стороны, выражаемые в этих понятиях. В философскую литературу уже прочно вошло соотнесение функций и развития систем непосредственно со структурой, с организацией систем и связывается с системным подходом.

В системно-структурном плане общая тенденция прогресса связана не только с наращиванием состава элементов системы (хотя это важно), сколько с дальнейшей дифференциацией системы, ее подсистем, элементов, структуры, с одновременным усилением интеграции на новых уровнях дифференциации. Происходит аккумуляция свойств и признаков, их интегрирование, возникновение новых интегративных свойств системы. Основное содержание предыдущего развития обогащается, поднимается выше, переходит в высшее.

Что касается роста степеней свободы (как универсального критерия), то нам представляется, что, во-первых, это явление не тождественно увеличению функциональных возможностей материальных систем, во-вторых, и то, и другое есть преимущественно внешние проявления прогресса, во многом зависящие от других систем, взаимодействующих с данной, что способно влиять на «свободу» и «функции» и нередко искажать подлинную сущность самой системы и характер ее развития. Уже не раз встречалось толкование прогресса как достижения «максимально полной независимости» системы от среды. На это выдвигались веские контраргументы. Так, указывалось на несостоятельность положения о независимости системы от среды, ибо они неразрывны; если считать эту независимость критерием высоты организации, то гораздо большей независимостью от внешней среды обладают, например, микроорганизмы, нежели высшие организмы. Применительно к обществу это может быть соотнесено с многими негативными явлениями, например, с тенденцией некоторых лиц к свободе от правовых законов, норм морали и т.д. По-видимому, трактовка «роста степеней свободы» как показателя прогресса должна быть теснее связана с детерминизмом и системным подходом.

Весьма существенно, что в точках перехода от одного состояния к другому развивающийся объект обычно располагает относительно большим числом «степеней свободы» и ставится в условия необходимости выбора некоторого количества возможностей, относящихся к изменению конкретных форм его организации. Отсюда множественность путей и направлений развития системы (см.: Юдин Э.Г. «Системный подход и принцип деятельности». М., 1978. С. 190).

Системно-структурный критерий в своем «чистом» виде, применяясь к процессам неорганической природы, включается затем в качестве основы в систем но-функциональный критерий, используемый для анализа сферы живой природы, и, наконец, вместе с ним входит важным компонентом в гуманитарный критерий, нацеленный на выявление прогресса в социальной действительности. Системно-структурный критерий относится ко всей материальной и духовной действительности; при учете же его своеобразного выражения в других сферах он может квалифицироваться как системный критерий вообще. Следует отметить, что этот критерий диалектичен; он связан с представлением о противоречиях систем и заключает в себе этот момент как один из признаков критериальности. Прогресс неотделим от повышения способности системы и ее частей перестраиваться под воздействием внешних или внутренних факторов и порождать новые состояния. Это способность к преодолению противоречий. Как отмечает Г. Климашев-ский, материальные процессы одной и той же ступени развития или сами определенные ступени развития материи развиваются прогрессивно, если более поздние процессы (или ступени) могут разрешить или разрешают внутренние противоречия или основное противоречие соответствующих предшествующих процессов (или ступеней).

Конечно, преодоление противоречий, не преодолеваемых на предыдущей ступени развития, имеет место и при регрессе. Но, будучи взятым в единстве с ростом дифференцированности и интегрирован-ности системы, с ростом многообразия ее содержания, оно ведет к увеличению мобильности, пластичности системы, к увеличению ее стабильности, степени свободы от воздействия внешних факторов, к росту автономности таких систем по отношению к внешним условиям. Одновременно усиливается взаимосвязь частей и подсистем, уменьшается степень их внутренней свободы.

Итак, в общий, универсальный критерий прогресса включаются следующие признаки: увеличение степени дифференцированности (разнообразия) системы, сопряженное с интегрированностью ее частей, компонентов; усиление мобильности, эффективности и надежности материальных систем, увеличение их способности преодолевать противоречия; воспроизведение в расширяющихся масштабах основных функций системы; рост автономности системы по отношению к внешним условиям; усиление степени организации, степени целостности системы. Все это — признаки, объединяемые одним понятием «системный» (или «системно-структурный»). Если все отмеченные признаки системного критерия прогресса, а к ним могут быть добавлены некоторые другие, связать с понятием «высший», то прогресс можно определить как развитие системы от низшего к высшему. Противоположное направление развития — регресс — в таком случае будет изменением системы от высшего к низшему.