Принцип «закон суда» в международном гражданском процессе

Понятие международного гражданского процесса

Международный гражданский процесс (МГП) – это совокупность процессуальных норм, регулирующих процедуру рассмотрения гражданско‑правовых споров, связанных с правопорядком двух и более государств. Термин «международный гражданский процесс» имеет условный характер – слово «международный» имеет то же значение, что и в МЧП: оно означает наличие частно‑правового отношения, связанного с иностранным правопорядком.

Доктрина

По мнению многих авторов, вопросы МГП относятся к национальному гражданскому процессу и «не входят в нормативный состав международного частного права» (Г. К. Дмитриева). Однако все чаще высказывается мнение, что МГП является комплексным институтом в составе МЧП (М. Н. Кузнецов, Л. П. Ануфриева, Т. Н. Нешатаева).

Включение норм МГП в структуру МЧП закрепляется в национальных кодификациях: «Настоящий Закон охватывает… процессуальные нормы для споров, касающихся отношений международного частного права. По смыслу настоящего Закона отношениями международного частного права являются гражданские, торговые, трудовые, гражданско‑процессуальные и другие частно‑правовые отношения с иностранным элементом» (ст. 1 Закона о МЧП Румынии). Закон о реформе МЧП Италии определяет сферу итальянской юрисдикции, устанавливает критерии для определения применимого права и регулирует действие иностранных судебных решений и правовых актов (ст. 1).

Нормы МГП направлены на регулирование частно‑правовых отношений, связанных с иностранным правопорядком. Сфера действия МГП:

– международная подсудность гражданских дел;

– гражданско‑процессуальный статус иностранных лиц (физических и юридических), иностранного государства, международных организаций;

– судебные доказательства в делах, связанных с иностранным правопорядком;

– решение вопроса о применимом праве;

– установление содержания, толкование и применение иностранного права;

– исполнение иностранных судебных поручений;

– признание и принудительное исполнение иностранных судебных решений;

– принудительное исполнение иностранных арбитражных решений.

МГП – самостоятельная часть системы МЧП и включается в его структуру. И МГП, и МЧП преследуют специфические правовые цели; их структура позволяет провести параллель между ними – например, действие коллизионных и материальных норм, регулирующих отношения, связанные с иностранным правопорядком. В МЧП и МГП действуют общие правовые институты:

– национальный режим в сфере гражданской и гражданской процессуальной правоспособности;

– иммунитет государства;

– связь судебных доказательств с материальным правом и коллизионными проблемами;

– процессуальный институт установления содержания иностранного права связан с применением, толкованием и квалификацией коллизионных норм;

– в делах «особого производства» (безвестное отсутствие, ограничение и лишение дееспособности), в делах о расторжении брака, во внесудебных делах об усыновлении (удочерении), опеке и попечительстве вопросы юрисдикции неразрывно связаны с проблемами применимого права;

– институт оговорки о публичном порядке;

– принцип взаимности и право на реторсии.

МГП нельзя считать придатком МЧП. МГП обладает преимуществом в том смысле, что применению подлежат коллизионные нормы того государства, чей суд компетентен рассматривать дело. В определенной степени МЧП зависит от МГП, и стороны могут использовать эту зависимость для применения определенного материального права. В доктрине подобное явление называют forum shopping («покупка суда»). В русской литературе XIX в. господствовало представление о МЧП как совокупности процессуальных правовых норм. Подобная точка зрения до сих пор свойственна англо‑американской доктрине, которая при решении вопросов МЧП исходит из процессуальных позиций: если имеется спор, связанный с иностранным правопорядком, прежде всего необходимо установить, компетентен ли местный суд рассматривать данный спор. Для стран общего права характерно объединение вопросов МГП и МЧП в едином законодательном акте, при этом приоритет имеют процессуальные положения.

Взаимосвязь и взаимозависимость МГП и МЧП очевидны, но они являются не приложением, а дополнением друг к другу. МЧП – самостоятельная подсистема национального права. МГП входит в систему МЧП как его самостоятельная отрасль (de lege ferenda – как подсистема).

Доказательство этой точки зрения можно найти в современном праве. Во многих государствах вопросы МГП и МЧП регулируются единым законодательным актом: Кодекс БуркинаФасо, Акт о международном частном праве Великобритании, Свод законов о конфликте законов США, Закон о МЧП Венесуэлы.

В Бразилии законодатель включил нормы МЧП во Вводный закон к ГК (1942 г.). Специфика Закона – включение в него и коллизионных норм МЧП, и положений МГП. Бразильское регулирование может рассматриваться как предвосхитившее современные тенденции объединения в одном нормативном акте вопросов коллизий законов и коллизий юрисдикции.

Кодификации МЧП, произведенные в 90‑х гг. XX в. и позже, в основном объединяют вопросы МЧП и МГП (Румыния – 1992 г., Италия – 1995 г., Тунис – 1998 г., Украина – 2005 г.).

Разумеется, регулирование проблем МЧП и МГП единым законодательным актом осуществляется не ради объединения их в одну отрасль права или включения МГП в МЧП. Такое объединение производится в практических целях: регламентация частно‑правовых отношений, связанных с иностранным правопорядком, имеет место в форме МГП. Единая комплексная кодификация норм, относящихся ко всем аспектам международных частно‑правовых отношений, представляет собой большое удобство для судей и участников процесса.

15.2

Принцип «закон суда» в международном гражданском процессе

Приблизительно до середины XX в. при применении иностранного права действовали два незыблемых принципа: иностранное публичное и иностранное процессуальное право не применяется. В частно‑правовых отношениях, связанных с иностранным правопорядком, речь могла идти только о применении иностранного частного права.

В настоящее время квалификация иностранной правовой нормы, к которой отсылает отечественная коллизионная норма, как публично‑правовой или процессуальной не является основанием для отказа в ее применении. В национальном законодательстве (Украина, Швейцария) и в международных соглашениях (Конвенция СНГ о правовой помощи 1993 г.) прямо закреплено, что применение нормы иностранного права не может быть ограничено только на том основании, что данная норма имеет публично‑правовой характер.

Принцип «закон суда» (применение собственного процессуального права) до сих пор частично считается фундаментом МГП. Эта точка зрения разделяется большинством российских ученых и подтверждается национальным законодательством многих государств: «Гражданский процесс, происходящий в Италии, регулируется итальянским правом» (ст. 12 Закона о реформе МЧП Италии). Данная позиция выражена и в судебной практике – решение Верховного суда ФРГ 1977 г.: «Германские суды применяют к находящимся в их производстве спорам только германское процессуальное право». Положение forum regit processum многими расценивается как краеугольный камень МГП.

В МГП правило «закон суда» определяется не как коллизионная привязка, а как основополагающий принцип. В обоснование этой позиции приводится ссылка на природу процессуального права как публичного права – гражданское процессуальное право регулирует деятельность государственных правоприменительных органов на территории данного государства. Однако необходимо учитывать, что гражданско‑процессуальные нормы предназначены для реализации материального права; национальное процессуальное право не всегда приспособлено для реализации любых материально‑правовых норм.

Применение судом только собственного процессуального права обеспечивает равное положение в процессе всех его участников (и собственных граждан, и иностранцев), т. е. происходит «равное обращение с неравными вещами», – правовой спор, связанный с иностранным правопорядком, рассматривается как национальный спор.

В настоящее время применение закона суда в МГП преимущественно обосновывается практической целесообразностью и удобством. Судья ex officio знает свое собственное процессуальное право и применяет его. Применение иностранного процессуального права, ведение процесса в иностранных формах ведет к временным и материальным затратам, требует от судей специальной подготовки. Возникает проблема языка судебного разбирательства: применение иностранной процедуры предполагает применение соответствующего языка (хотя бы потому, что трактовка правовых понятий различна в разных государствах).

В сфере доказательственного права применение иностранных средств доказывания в принципе является недопустимым, поскольку оценка доказательств в большой степени зависит от судейского усмотрения. Судья, обладающий определенной национальной ментальностью, вряд ли сможет адекватно оценить иностранные средства доказывания. На практике невозможно требовать от суда профессионального знания процессуального права других государств. По этой причине применение закона суда в МГП остается его основополагающим началом.

Из общего правила, согласно которому в вопросах процесса судья руководствуется собственными правилами судопроизводства, существует много исключений:

1) гражданская процессуальная право и дееспособность иностранных лиц определяется не по закону суда, а по их личному закону (ст. 399, 400 ГПК РФ);

2) в некоторых случаях суд может принять во внимание предусмотренные иностранным правом возможности отказа от дачи показаний, т. е. применить к этому институту процессуального права личный закон сторон. Английскому праву неизвестно право на отказ от дачи показаний, предоставленное врачам. В германской подсистеме права обязанность сохранения врачебной тайны подлежит относительной защите: врач теряет право на отказ от дачи показаний, если пациент освобождает его от сохранения врачебной тайны (ГПК ФРГ, Австрии). Во Франции врач подлежит абсолютной защите, т. е. он не обязан давать показания ни в каком случае. Такое положение вещей обусловило возможность учета иностранных предписаний относительно права на отказ от дачи показаний. В первую очередь это свойственно англо‑американскому праву: лицу, заявляющему соответствующее ходатайство, предоставляется право не давать показания в соответствии с его национальным законом. Суд в подобном случае выносит «распоряжение о защите» (protective order);

3) во многих договорах о правовой помощи предусмотрена возможность применения иностранных процессуальных норм в связи с исполнением иностранных судебных поручений, признанием и принудительным исполнением иностранных судебных решений. Это право, а не обязанность государства, получившего ходатайство об оказании правовой помощи. Применение иностранных процессуальных форм не должно противоречить публичному порядку государства, от которого испрашивается правовая помощь. Аналогичная норма предусмотрена в отдельных национальных законах: «По просьбе учреждения, дающего поручение, иностранные процессуальные нормы могут быть применены или приняты во внимание в тех случаях, когда это необходимо для признания за рубежом соответствующего правового притязания, если только этому не препятствуют серьезные причины, связанные с заинтересованным лицом. Швейцарские судебные и административные органы могут составлять документы по формам, принятым в иностранном праве, а также принимать показания заявителя под присягой, если форма, предусмотренная швейцарским правом, но не признаваемая за рубежом, препятствует признанию за рубежом правового притязания, заслуживающего защиты» (ст. 11 Закона о МЧП Швейцарии);

4) принудительное исполнение обязательств путем обращения взыскания на жалованье служащих некоторых международных организаций (например, НАТО) ограничено правом направившего их государства (т. е. применяется личный закон служащего, а не право страны суда);

5) подача иска и нахождение спора в производстве иностранного суда определяются в соответствии с иностранным процессуальным правом (ГПК ФРГ);

6) формальная законная сила иностранного судебного решения и действие вступившего в законную силу решения иностранного суда устанавливаются на основе иностранного процессуального права. При проставлении экзекватуры (exsequare – разрешение на исполнение иностранного судебного решения) разрешается вопрос о том, вступило ли данное судебное решение в силу у себя на родине. Экзекватура, посредством которой иностранному судебному решению сообщается принудительная сила, не представляет собой применение иностранного процессуального права. Акт экзекватуирования основан на процессуальных нормах государства, от органов которого этот акт исходит. При экзекватуировании ставится вопрос, получило ли данное судебное решение законную силу у себя на родине. Во всех случаях он может быть разрешен только на основе иностранного процессуального права.

Как правило, все исключения из применения закона суда специально перечисляются в законодательстве. Однако возможно указание общего характера: «К судебным процедурам, осуществляющимся на испанской территории, являются единственно применимыми испанские процессуальные законы без ущерба для отсылок, которые они могут делать к иностранным законам в отношении тех процессуальных действий, которые должны осуществляться за пределами Испании» (ст. 8.2 ГК Испании). Испанский законодатель говорит об отсылке к иностранному праву, сделанной процессуальным законом, т. е. о процессуальных коллизионных нормах.

Таким образом, почти аксиоматичное утверждение, что в МГП применяется только собственное процессуальное право суда, в действительности оказывается далеко не бесспорным.

Развернутая система процессуальных коллизионных норм закреплена в Законе о МЧП Румынии. Основная коллизионная привязка – закон суда: «По делам, затрагивающим отношения в области международного частного права, румынские суды применяют румынское процессуальное право, за исключением случаев, в которых прямо указано иное. Румынский закон также определяет, относится ли данный вопрос к сфере материального или процессуального права».

Процессуальная способность каждой из сторон в процессе регулируется законом ее гражданства. Доказывание гражданского статуса и доказательственная сила актов гражданского состояния регламентируются законом места составления соответствующего документа.

Предмет и основания иска определяются законом, который регламентирует существо спорных правоотношений. Этот же закон определяет, кто может быть стороной в деле.

Средства доказывания существования сделки и доказательственная сила документа, ее подтверждающего, определяются законом места совершения сделки или законом, избранным сторонами, если у них было такое право. Доказывание фактов осуществляется в соответствии с законом места, где они возникли.

Румынский закон применяется при регулировании иных средств доказывания. Он применяется в случае, когда допускает доказывание посредством свидетельских показаний или косвенных доказательств, даже если по иностранному закону эти средства доказывания не допускаются. Представление доказательств производится в соответствии с румынским законом (ст. 158–161).

В доктрине до сих пор дискутируется вопрос, в каком качестве правило закон суда выступает в МГП: как коллизионный принцип lex fori или lex locus regit actum либо как процессуальный императив, поскольку в вопросах гражданского процесса в принципе нет места для привязки к иностранному праву. Законы отдельных государств устанавливают, что подсудность и процессуальные формы определяются законом места проведения процесса (т. е. закреплен коллизионный принцип lex locus regit actum): «Судебные производства подчиняются с точки зрения процедуры и компетенции судов законам того места, где они возбуждены» (ст. 971 ГК Ирана). В других юрисдикциях закон суда выступает как процессуальный императив: Закон о МЧП Чехии предусматривает, что суды и нотариальные органы при разбирательстве споров действуют в соответствии с чешским правом. Деятельность органов юстиции, как и любых других государственных органов, может регулироваться только чешским правом.

Доктрина

В зарубежной доктрине выработано устойчивое понятие «коллизионное процессуальное право». Коллизионные проблемы в МГП возникают при разграничении процессуально‑правовых и материально‑правовых категорий (бремя доказывания, сроки исковой давности, применение зачета взаимных требований), в случаях использования договорной подсудности или арбитражного соглашения: «МЧП предписывает «своему» судье, право какого государства он должен применить. Точно так же собственный МГП может обязать суд применять в определенных вопросах иностранное процессуальное право» (Х. Шак).

Признание существования коллизионного процессуального права изменяет привычные представления о МЧП (как «монополисте» в отношении коллизионных норм) и процессуальном праве, в котором не всегда возможно применение только закона суда. Однако процессуальное коллизионное право может составлять только часть МГП. Для МГП более типичными являются «материальные нормы с иностранным элементом», т. е. особые предписания национального права, регулирующие процессуальные правоотношения, связанные с иностранным правопорядком (сроки вручения судебных документов, язык судопроизводства).

МГП некоторых государств (ФРГ, Франция, Италия, Польша) содержит нормы о применении иностранного права в части представления иностранцами имущественного обеспечения судебных расходов. Во всех странах принимается во внимание признание и исполнение «своих» судебных решений за границей, что презюмирует признание и применение норм иностранного МГП.

Коллизионным нормам МЧП аналогичны по структуре процессуальные правила о международной подсудности. Принципы разрешения вопросов международной подсудности и коллизионные привязки – это различные правовые категории, но они тесно связаны и существует необходимость их совместного рассмотрения (Л. А. Лунц).

Как процессуальные коллизионные нормы можно толковать положения о разграничении юрисдикций, содержащиеся практически во всех международных соглашениях об избежании двойного налогообложения.

Большинство процессуальных норм «привязаны» к материальному праву, поэтому в МГП необходимо применение иностранного процессуального права, если только таким образом можно исполнить предписания МЧП о применении иностранного правопорядка. Закон суда в современном праве не может расцениваться как безусловный принцип МГП. При разрешении «процессуального коллизионного вопроса» необходимо установить «центр тяжести правоотношения» (закон существа отношения – lex causae). Правило поведения в МГП должна составлять сумма двух норм: процессуальная коллизионная норма страны суда и иностранная процессуальная норма.

Доктрина

Основоположником современной концепции применения иностранного процессуального права можно считать венгерского ученого И. Саси. Жесткое требование применения в процессе только закона суда нарушает связь между национальными материальными и процессуальными правилами, так как нормы иностранного материального права практически невозможно претворить в жизнь в форме чуждого для них процессуального порядка закона страны суда. Это препятствует достижению объективной истины и нарушает связь между гражданскими правами и свободами личности в материальном смысле и их процессуальными формами (И. Саси).

Основной принцип современного МЧП – применение правопорядка, с которым правоотношение наиболее тесно связано. Точно так же в МГП основным принципом должен быть не закон суда, а принцип применения норм того процессуального законодательства, которое находится в наиболее тесной связи с данным процессом, с отдельными процессуальными действиями и основанными на них процессуальными правоотношениями. Закон суда и в МГП, и в МЧП должен применяться, только если к нему отсылают национальные коллизионные нормы. В МГП закон суда может применяться и в тех случаях, если применение иностранного процессуального права нарушает нормальную деятельность судебного аппарата либо применение закона суда необходимо по каким‑либо объективным причинам. Процессуальная теория закона суда противоречит защите прав иностранных граждан (Т. Н. Нешатаева).

Соответствие между материальными и процессуальными нормами в делах, связанных с иностранным правопорядком, не может быть достигнуто только на основе применения процессуального права страны суда. С другой стороны, на сегодняшний день вряд ли можно требовать от судей (особенно российских) проведения процесса в иностранных процессуальных формах. Такое требование затруднит и замедлит процесс, породит огромное количество проблем: противоречие публичному порядку (допрос под пыткой, ограничение процессуальной дееспособности замужней женщины), необходимость установления содержания иностранного процессуального права, его применения и толкования. Эффективное и корректное применение иностранных процессуальных форм возможно только в государствах схожей правовой ментальности (Западная Европа, Латинская Америка), поддерживающих между собой длительные и устойчивые отношения (конвенции ЕС, Кодекс Бустаманте).

В российском процессуальном законодательстве к рассмотрению дел с участием иностранных лиц применяется закон суда: ч. 3 ст. 398 ГПК РФ устанавливает, что производство по делам с участием иностранных лиц осуществляется в соответствии с настоящим Кодексом и иными федеральными законами. Из общего правила возможны исключения, вытекающие из международных обязательств Российской Федерации: дела с участием иностранных лиц рассматриваются арбитражными судами по правилам ГПК РФ, если международным договором РФ не предусмотрено иное (п. 1 ст. 253 АПК РФ). Если международные договоры РФ устанавливают иные правила гражданского судопроизводства, чем те, которые предусмотрены национальным законом, то применяются правила международного договора (п. 2 ст. 1 ГПК РФ; п. 3 ст. 3 АПК РФ).

15.3