Универсальная этика А. Швейцера

Настоящую глубину биоэтическая мысль приобрела только в XX веке, когда этика отношения к животным была сформу­лирована как философская концепция, как часть современного мировоззрения. Обоснование необходимости этичного отноше­ния к животным дал великий гуманист нашей эпохи доктор Альберт Швейцер (1875-1965 гг.). Он построил стройную этико-философскую систему — универсальную этику, согласно ко­торой этичное отношение к животным довершало долг человека перед окружающим миром. Швейцер говорил: "Ошибкой всех су­ществующих этик было мнение о том, что надо рассматривать отношение человека к человеку, когда в действительности речь идет о том, как относится человек ко всему, что его окружает".

Биография А. Швейцера — это история личного подвига, са­моотвержения во имя страдающего человечества и всего живо­го. Наряду с помощью людям, Швейцер не мог пройти мимо страдающих животных. В созданной им больнице в Централь­ной Африке находили приют и помощь животные. Чем выше в духовном отношении стоит человек, считает Швейцер, тем с большим благоговением он относится к любой жизни.

А. Швейцер родился в Эльзасе, принадлежавшем Германии; окончил два университета и получил звания доктора философ­ских и доктора богословских наук; прославил себя как исследо­ватель и выдающийся исполнитель органной музыки Иоганна Себастьяна Баха, другими словами, сделал блестящую карьеру, когда его размышления о доброте и справедливости, о цели его жизни заставили его внезапно изменить всю его жизнь. А. Швей­цер пришел к решению, что он должен посвятить себя помощи страдающему человечеству; он видел сосредоточие этих стра­даний в Африке, среди народа, угнетенного европейскими заво­евателями. Он увидел свой моральный долг в служении имен­но этим людям, перед которыми испытывал чувство вины, как европеец. И А. Швейцер заканчивает еще один университет, по­лучает степень доктора медицинских наук, женится на девушке, которая ждала его все годы, пока он заканчивал университет, и уезжает в джунгли Центральной Африки, в страну со столь плохим климатом, что его жена вынуждена была через несколько лет вернуться в Европу. Здесь один, в первые годы без помощ­ников и какой-либо поддержки, своими руками и на свои деньги, А. Швейцер построил здание больницы для африканцев и стал лечить их. Здесь он и прожил многие десятилетия, до смерти в глубокой старости; здесь он пережил и свою славу, когда о нем стали писать; к нему приезжали ученики и помощники, и его именем стали называть больницы.

Но жить по справедливости среди людей было еще не все для А. Швейцера. Он видел вокруг себя огромный мир живот­ных, которому не было места в этических системах человека. С ранних лет А. Швейцер испытывал сострадание ко всем живым и страдающим существам. Он рассказывал, что две встречи в детстве определили его дальнейшую жизнь, его мироощущение. Первая встреча — со стариком-евреем, над которым издевались на улицах; вторая встреча — сцена истязания ослика. Он запо­мнил эти картины, эти две жертвы стали для него символом страдания, несправедливости в мире, и на всю жизнь он со­хранил отвращение к шовинизму и к жестокому обращению с животными.

Альберт Швейцер был необыкновенным ребенком. Он пи­шет: "Насколько я могу себя помнить, я всегда мучился из-за тех страданий, которые я наблюдал в окружающем мире... Особенно я мучился из-за бедных животных, на долю которых приходится столько боли и лишений". "Мне было совершенно непонятно, ... почему я должен был в своих вечерних молитвах молиться только за людей. Поэтому... я безмолвно добавлял свою молитву, которую я придумал, за всех живых существ".

Она звучала так: Боже милостивый, защити и благослови всех живых существ. Сохрани их от зла и дай им спать в покое".

"Дважды в компании с другими мальчиками я ходил удить рыбу удочкой. Но мой ужас — когда я увидел жестокое обраще­ние с червем и разорванные рты рыб, когда их поймали, — не позволил мне продолжать".

А. Швейцер рассказывает, как его в детстве позвал товарищ стрелять из рогаток птиц: он не хотел идти, но боялся насмешек. Однако в тот момент, когда он прицелился в птицу, раздался звон церковного колокола. Мальчик воспринял это как глас с небес. Он бросил рогатку и убежал. Вспоминая описанный слу­чай позднее, Швейцер стал считать это событие поворотным в своей жизни.

Животные вызывали у А. Швейцера глубокую любовь и вос­хищение. "Чтобы понять, есть ли у животных душа, надо са­мому иметь душу", — говорил он полу в шутку, полу всерьез. На его столе обычно стояла чашка со сладкой водой, к которой приходили лакомиться муравьи.

Однажды, когда Швейцер медленно плыл по реке на закате и наблюдал величественную картину купания гиппопотамов в реке, ему представилась стройная система этики, где животные имели свое место, как и люди. Он отразил эти мысли в главе своего труда "Культура и этика", называвшейся "Благоговение перед жизнью". В этой главе он утверждал, что этика, которая не рассматривает взаимоотношения человека и других живых существ, неполноценна: "Он (человек) станет этичным только тогда, когда жизнь как таковая, жизнь животных и растений будет для него так же священна, как жизнь человека, и тогда он посвятит себя жизни, находящейся в бедствии. Только уни­версальная этика переживаний, ответственность которой перед всем живым неограничена, дает возможность обосновывать себя в мышлении."

В его книге "Культура и этика" А. Швейцер критикует ми­роощущение западного человека. Он считает, что философия на­чинает заниматься все больше и больше обсуждением проблем чисто академического характера, т. е. вопросов второстепенного значения. Она потеряла связь с такими простыми, основными вопросами, которые касаются жизни и мира и которые чело­век призван ставить и решать. По мнению Швейцера, следует развивать этическое мышление, которое утверждает жизнь как проявление духовной, внутренней связи с миром. Человек должен почувствовать, как считает Швейцер, свою близость с любой формой жизни, с которой он входит в соприкосновение. "Как мне подсказывает опыт, — говорит Швейцер, — этика является внутренним побуждением проявлять ко всему живому такое же уважение, которое я испытываю по отношению к самому себе. Добро заключается в том, чтобы поддерживать жизнь, сохранять ее, и зло в том, чтобы разрушать жизнь и препятствовать ей".

Говоря о современных ему философских течениях, которые
игнорировали отношение к животным, Швейцер приводил такое сравнение: "Как домохозяйка, которая выскребла полы и следит, чтобы дверь была закрыта и не вошла собака с грязными лапами, и не испортила всю ее работу, так же религиозные мыслители философы старались, чтобы в их этической системе не появилось никаких животных, присутствие которых могло бы опрокинуть ее".

А. Швейцер, имея медицинское образование, знал, что такое жестокое обращение с животными во время экспериментов; он говорил:

"Те люди, которые проводят эксперименты над животными связанные с разработкой новых операций или с применением новых медикаментов, те, которые прививают животным болезни чтобы использовать затем полученные результаты для лечения людей, никогда не должны вообще успокаивать себя тем, что их жестокие действия преследуют благородные цели. В каждом отдельном случае они должны взвесить, существует ли в действительности необходимость приносить это животное в жертву человечеству. Они должны быть постоянно обеспокоены тем чтобы ослабить боль, насколько это возможно. Как часто ещё кощунствуют в научно-исследовательских институтах, не применяя наркоза, чтобы избавить себя от лишних хлопот и сэко­номить время! Как много делаем мы еще зла, когда подвергаем животных ужасным мукам, чтобы продемонстрировать студентам и без того хорошо известные явления!"

Принцип уважения к жизни, разработанный Швейцером, ха­рактеризуется тремя моментами: во-первых, этот принцип все­объемлющ. Швейцер не считает благоговение перед жизнью од­ним из принципов, пусть даже одним из наиболее важных. Он считает, что это единственный принцип, лежащий в основе нравственности. Швейцер считает, что даже любовь и сострада­ние, хотя это чрезвычайно важные понятия, — лишь состав­ная часть понятия благоговения перед жизнью. Сострадание, которое представляет собой интерес к страданиям живого суще­ства, — слишком узкое понятие для того, чтобы представлять всю суть этики. Этика благоговения перед жизнью рассматрива­ет также и чувства живых существ, условия их существования, радости живого существа, его стремление жить и стремление к самосовершенствованию.

Во-вторых, этот принцип является универсальным. Швейцер считает, что принцип благоговения перед жизнью относится ко всем формам жизни: к людям, к зверям, к насекомым, к расте­ниям. Этичный человек не спрашивает, в какой степени то или иное существо заслуживает сочувствия или является ценным, или в какой степени оно способно чувствовать. "Жизнь как та­ковая священна для него", — утверждает Швейцер. Этичный человек не отрывает листка с дерева, не срывает цветка и стре­мится не наступать на насекомых. Летом, работая при свете, он предпочитает держать окна закрытыми и дышать душным воз­духом, но не смотреть, как одно насекомое за другим падает с опаленными крылышками ему на стол. Если он гуляет по дороге после сильного дождя и видит, как вылезают из недр дождевые черви, то он испытывает беспокойство, что они слишком сильно высохнут на солнце и погибнут, прежде чем успеют снова за­рыться в землю. И он поднимает их и кладет на траву. Если он видит насекомое, попавшее в лужу, то он останавливается и достает его листком или травинкой для того, чтобы спасти его. И он не боится, что над ним будут смеяться из-за того, что он сентиментален. Швейцер говорит: "Это судьба любой истины — быть предметом насмешек до тех пор, пока эта истина не будет общепризнанной."

Третий принцип — безграничность. Швейцер не вступает ни в какие дискуссии относительно того, как широко распространя­ется этика, на кого она распространяется. Он говорит: "Этика — это безграничная ответственность перед всем, что живет".

Русские космисты

Русским космизмом называют философское и научное на­следие группы русских ученых, живших на рубеже XIX и XX веков. Наиболее известные имена этих мыслителей включают К. Э. Циолковского, В. И. Вернадского, А. Л. Чижевского, Н. Ф. Федорова, П. А. Флоренского, Н. А. Умова. Свое название это философское учение получило потому, что его создатели в той или иной форме развивали идею о том, что жизнь на земле не есть обособленный процесс на одной планете, но связана с космо­сом, земля является частью космоса и все процессы на ней также зависят от того, что происходит в космосе. В 1924 г. А. Л. Чижев­ский писал, что "жизнь Земли, всей Земли, взятой в целом, с ее атмо-, гидро- и литосферою, а также со всеми растениями, жи­вотными, и со всем населяющим землю человечеством, мы долж­ны рассматривать как жизнь одного общего организма", судьба которого зависит от судеб Вселенной. Эта мысль была позднее развита В. И. Вернадским (1863-1944 гг.) в его теории биосфе­ры, т. е. области, совокупности живого на земле. Изучая функции живого на нашей планете, Вернадский отказался от традицион­ного биологического подхода к исследованию, когда выделялся и изучался один живой организм; он рассматривал жизнь как сово­купность живого вещества. Вернадский также показал участие живого и неживого вещества в круговороте элементов на плане­те и доказал, что живое, жизнь — также вечная составляющая бытия, как материя и энергия. Он подчеркивал, что живое ве­щество — космическое явление, присущее вселенной. Это новое биогеохимическое мировоззрение В. И. Вернадский развил далее; он рассмотрел роль человека в общем космическом процессе. Так же, как появление живой материи представило великий скачок планетарного и космического развития, так же и "очеловечива­ние" — гоминизация — жизни является принципиально новым этапом космического процесса. Деятельность человека создает новую "оболочку" земли, "новую сферу", которую Вернадский назвал ноосфера.

С точки зрения развития идей биоэтики, учение космистов было важно тем, что они противопоставили традиционному вос­приятию человека, как венца вселенной, концепцию непрерыв­ного развития живых форм и человека также; они видели необ­ходимость дальнейшего развития человеческого разума, считая его настоящее состояние далеким от совершенства. Как писал Вернадский: "Homo sapiens не есть завершение создания, он не является обладателем совершенного мыслительного аппарата. Он служит промежуточным звеном в длинной цепи существ, ко­торые имеют прошлое и, несомненно, будут иметь будущее". Для достижения человеком планетарного сознания философы-космисты считали необходимым "господство в самом человеке сил разума над низшими инстинктами". Сферу деятельности современного человека Вернадский называл антропосферой — новой искусственной оболочкой биосферы — и полагал, что она будет заменена ноосферой. Ноосферу Вернадский видел, как иде­альную природу, преображенную и одухотворенную.

Биоэтичной также является концепция о планете Земля как части космоса и зависимости земных процессов от космических; таким образом русские космисты воспринимали землю не как центр вселенной, а как его крошечную часть, подчиненную об­щим закономерностям развития.

Космисты отрицательно относились к разрушительной дея­тельности человека по отношению к природе, осуждали потреби­тельскую направленность деятельности человека и видели выход в совершенствовании духовной стороны человеческой природы, в богоискательстве.

Интересна мысль В. И. Вернадского о будущем автотрофном человеке. По выражению немецкого философа Гердера, че­ловек является "наивеличайшим убийцей на земле", поскольку он питается живыми существами или продуктами их жизнеде­ятельности. Таким образом, человек по типу питания являет­ся гетеротрофным существом, в противоположность растениям, которые являются автотрофами, т. е. строят свой организм, не питаясь другими существами, а за счет мертвого вещества пла­неты с помощью солнечного света. Вернадский считал, что пи­тание живыми существами не представляет собой "неизменный и необходимый для жизни" процесс. Человек, полагал он, дол­жен изменять свою природу так, как диктует его нравственное чувство. Вернадский писал о возможности овладения новыми ис­точниками энергии, которые сделают возможным новый способ обмена веществ с окружающей средой.

Русских космистов объединяло не только то, что они жили в одну эпоху, но стремление взглянуть более широко на жизнь и на человека на земле, создать оптимистическую, устремлен­ную в будущее философию, а также вера в преобразующую роль разума. Сферы деятельности космистов были не всегда близки; известнейший ученый, мечтатель К. Э. Циолковский, энтузиаст покорения космоса; основатель гелио- и космобиологии, историк, социолог, медик и поэт А. Л. Чижевский, который встретился в Калуге с Циолковским; академик В. И. Вернадский, основатель биохимии, биогеохимии, радиогелиологии и создатель учения о биосфере и ноосфере; преподаватель Московского университе­та Н. А. Умов — эти ученые создали естественнонаучное, на­турфилософское направление русского космизма. Вторая группа русских космистов образовывала религиозно-философскую ветвь этого движения: Н. Ф. Федоров, В. С. Соловьев, П. А. Флорен­ский, Н. А. Бердяев. Космисты разделяли идею восхождения к новой высшей природе человека, и через него преображения мира, они считали, что активная эволюция должна совершаться через сотрудничество Божественных и человеческих энергий.