Почему психологи боятся вечеринок 5 страница

Такой неосознанный выбор очень похож на неосознанные умозаключения Гельмгольца. Мы не воспринимаем объект, находящийся у нас перед глазами, до тех пор, пока мозг не сделает неосознанного умозаключения о том, что этот объект может собой представлять. Мы не осознаём, что собираемся совершить то или иное действие, пока мозг не произведет неосознанный выбор, какое действие нам совершить. Но это действие определяется выбором, который мы сделали ранее, свободно и преднамеренно. Мы согласились участвовать в этом эксперименте. Может быть, мы и не знаем точно, какое конкретно действие мы совершим в тот или иной момент. Но мы уже выбрали тот небольшой набор действий, из числа которых это конкретное действие будет выбрано.

Наш мозг справляется и без нас

В эксперименте Либета мы как будто отстаем от того, что делает наш собственный мозг. Но в итоге мы все же нагоняем его. В других экспериментах наш мозг управляет нашими действиями так, что мы об этом даже не знаем. Так происходит, например, при выполнении “двухшагового” задания, разработанного в Лионе. Задача испытуемого состоит в том, чтобы следить за появлением вертикальной палочки. Как только она появится, муж но протянуть руку и схватить ее. Протянуть руку и схватить человек может без особого труда и очень быстро. Но фокус

здесь в том, что в некоторых случаях, как только испытуемый начинает протягивать руку, палочка передвигается в новое по. ложение. Испытуемый может без труда скорректировать движение своей руки и точно схватить палочку в ее новом положении. Во многих из этих случаев он даже не замечает, что палочка переместилась. Но его мозг замечает это смещение. Рука начинает двигаться в направлении первоначального положения палочки, а затем, примерно через 150 миллисекунд после того, как ее положение меняется, меняется и движение руки, позволяя схватить палочку там, где она находится теперь. Таким образом, наш мозг замечает, что цель передвинулась, и корректирует движение руки, чтобы достать до цели в ее новом положении. И все это может произойти так, что мы этого даже не заметим. Мы не заметим ни изменения положения палочки, ни изменения движений собственной руки. Если спросить испытуемого, двигалась ли палочка после того, как появилась у него перед глазами, он ответит, что не двигалась^[56].

В данном случае наш мозг может совершать адекватные действия, несмотря на то что мы сами не видим нужды в этих действиях. В других случаях наш мозг может совершать адекватные действия, несмотря на то что эти действия отличаются от тех, которые мы считаем нужным совершить.

Представьте себе, что вы сидите в темноте. Я мельком показываю вам черное пятно в пределах рамки. Сразу после этого я снова мельком показываю вам черное пятно в пределах рамки. На этот раз пятно не меняет своего положения, но рамка оказывается смещенной вправо. Если я попрошу вас описать увиденное, вы скажете: “Пятно сдвинулось влево”. Это типичная зрительная иллюзия, связанная с тем, что зрительные области мозга ошибочно решили, что рамка осталась на месте, а,

значит, пятно должно было сместиться^[57]. Но если я попрошу вас дотронуться до места, где вначале находилось пятно, то вы дотронетесь до правильного места на экране — никакие перемещения рамки не помешают вам правильно указать это место. Ваша рука “знает”, что пятно не сместилось, хотя вы и думаете, что оно сместилось.

Эти наблюдения демонстрируют, что наше тело может превосходно взаимодействовать с окружающим миром даже тогда, когда мы сами не знаем, что оно делает, и даже тогда, когда наши представления об окружающем мире не соответствуют действительности. Может быть, наш мозг и связан с нашим телом напрямую, но поставляемые нам мозгом сведения о состоянии нашего тела, похоже, носят такой же косвенный характер, как и поставляемые нам сведения об окружающем мире. Мозг может не сообщить нам, что наше тело движется не так, как мы хотели. Мозг может обмануть нас, заставив думать, что тело находится не там, где оно находится на самом деле. И все эти примеры относятся к взаимодействию здорового мозга со здоровым телом. Когда с человеком не все в порядке, его мозг способен вытворять и не такое.

Фантомы у нас в мозгу

Люди, у которых ампутирована рука или нога, нередко ощущают на ее месте фантомную конечность. Лишившемуся руки человеку может казаться, что его несуществующая рука принимает в пространстве то или иное положение. В некоторых случаях человек может даже двигать кистью и пальцами своей фантомной руки. И все же он видит, что руки у него нет, а значит, нет и нервных окончаний, посылавших от нее сигналы. Так что эти фантомы формируются у него в мозгу. Со временем фантомная рука может распасться, так что будет ощущаться фантомная кисть, но не предплечье. Кроме того, человек может утратить способность двигать своей фантомной рукой. Но хуже всего то, что в фантомной руке могут возникнуть настоящие, серьезные боли. Иногда такие боли возникают как бы оттого, что кисть фантомной руки застревает в каком-то очень неудобном положении, изменить которое не получается. Лечить такие боли очень сложно.

До восьмидесятых годов нейрофизиологов учили, что после того, как мы достигаем возраста около шестнадцати лет, наступает зрелость мозга и рост его полностью прекращается. Если разрушатся волокна, связывающие какие-то нейроны, эти нейроны навсегда останутся разъединенными. Если потерять _иейрон, он никогда не восстановится. Теперь мы знаем, что это _нетак. Наш мозг очень пластичен, особенно в молодости, и сохраняет свою пластичность на всю жизнь. Связи между нейро- _иами постоянно возникают и разрушаются в ответ на перемены _в окружающей среде^[58].

Мышцы, которыми мы не пользуемся, постепенно усыхают, _но наш мозг реагирует на неиспользуемые части тела иначе. Если у человека ампутирована рука, небольшой участок его мозга перестает получать какие-либо сигналы от нервных окончаний, находившихся в этой руке. Но нейроны этого участка не погибают. Они начинают использоваться для других целей. К этому участку непосредственно примыкает другой, который получает сигналы от нервных окончаний лица.

Если область, отвечающая за руку, перестает использоваться, она может быть присвоена областью, отвечающей за лицо. В результате, если прикоснуться к лицу, человек будет чувствовать это прикосновение как обычно, но, кроме того, почувствует и прикосновение к определенной части фантомной руки^[59]. Питер Халлиган (Peter Halligan) и его коллеги подробно исследовали этот эффект на примере женщины, ощущавшей фантомную руку. Халлиган по очереди прикасался к разным участкам ее лица и просил ее описать, в какой части фантомной руки она ощущала это прикосновение. Это позволило ему составить схему, отражающую связь участков лица с частями фантомной руки. Несмотря на то что соответствующие нейроны теперь реагировали на прикосновения к лицу, эти прикоснове-

Рис. з.б. Фантомная рука Люди, у которых ампутирована конечность, нередко ощущают на ее месте фантомную конечность. Со временем фантомная конечность может уменьшаться или меняться. Алекса Норт и Питер Халлиган сделали этот фотомонтаж, показывающий, на что похоже это ощущение. В данном случае ощущение кисти остается, но предплечье исчезло.

Источник: Wright, Halligan & Kew, Wellcome Trust Sei Art Project, 1997.

ния воспринимались одновременно и как прикосновения к ру- ке, которой больше не было.

Обычно ощущение фантомной конечности возникает в результате ампутации руки или ноги. В таких случаях мозг человека, испытывающего подобные ощущения, остается неповрежденным. Но фантомные конечности могут быть также следствием повреждений мозга. Пациентка Е.Р. из Финляндии попала в больницу с сильной головной болью и параличом левой стороны тела. Было установлено, что причиной этого был лопнувший кровеносный сосуд в лобной доле коры ее мозга, и была проведена операция, чтобы восстановить поврежденный сосуд. Однако у Е.Р. навсегда остался поврежденным небольшой участок

лобной доли, связанный с управлением движениями. Я познакомился с Е.Р. через несколько лет после этой операции. Она полностью выздоровела, если не считать одного очень необычного симптома. Она нередко ощущала, что у нее есть дополнительная “призрачная” рука на левой стороне тела. Когда появилась эта фантомная рука, она занимала то же положение, в Котором минуту или две назад находилась ее настоящая левая РУка. Когда Е.Р. испытывает это ощущение, ей кажется, что у нее

три руки. Но стоит ей посмотреть на свою настоящую левую руку, как фантомная рука исчезает. Е.Р. знает, что на самом деле у нее не три руки, и понимает, что это ощущение вызвано мозговой травмой. Однако дополнительная рука ощущается так отчетливо, что иногда, когда она ходит за покупками, ей кажется, что она может задеть других покупателей, потому что она чувствует, что в каждой из трех рук у нее по большой сумке.

Я познакомился с Е.Р., когда она прилетела из Хельсинки в Лондон, чтобы Дейв Макгонигл (из Лаборатории функцио-

нальной томографии в Блумсбери мог просканировать ее мозг и узнать, какой его участок активируется, когда она чувствует, что у нее три руки). Я присоединился к ним, и мы провели всю субботу в лаборатории за очень увлекательными занятиями, что совершенно не нашло отражения в статье, которую мы написали об этом впоследствии^[60]. Е.Р. была уже сов-

сем готова к началу сканирования, когда мы обнаружили (о ужас!), что у нее в мозгу остался зажим, установленный _в ходе операции по восстановлению лопнувшего сосуда. требует использования мощного магнитного поля, поэтому опасно сканировать по этой методике мозг людей, у которых в голове находится что-то металлическое^[61]. Из чего был еде. лан этот зажим? Е.Р. временно покинула нас, чтобы кое-что купить на Оксфорд-стрит, а мы тем временем стали пытаться найти хирурга, проводившего эту операцию. Умелое использование мобильных телефонов позволило в конце КОНЦОВ найти его на площадке для гольфа где-то в Финляндии. Зажим оказался из титана, немагнитного материала, а значит, не представлял опасности. Каков же был результат нашего эксперимента? Е.Р. чувствовала, что у нее есть третья рука, всякий раз, когда происходило усиление активности небольшого участка в центральной части ее мозга^[62]. Но это оказался не участок, ответственный за восприятие положения тела. Это был участок, ответственный за посылание сигналов, контролирующих положение тела. Этот факт очень важен для понимания того, как наш креативный мозг доносит до нас сведения о нашем теле.

Со МНОЙ ВСЁ В ПОРЯДКЕ

Е.Р. — незаурядная женщина. Она полностью осознаёт, что ее странные ощущения не соответствуют действительности и вызваны повреждением небольшого участка у нее в мозгу. Совсем иные симптомы довольно часто встречаются у людей

_п0вреждениями затылочной части мозга, особенно право- ^С полушария. Левая рука у таких людей обычно парализована и нечувствительна к прикосновениям. Но эти люди, су- _я по всему, не осознают, что страдают параличом, и наста- _иваЮТ на том, что с ними всё в порядке (этот синдром называется “анозогнозия”). Вилаянур Рамачандран подробно расспрашивал многих таких людей. Его отчеты могут служить иллюстрацией этого удивительного несоответствия между тем, что эти люди считают, и их реальными способностями.

Левая сторона тела миссис F.D. полностью парализована в результате инсульта.

Рамачандран: Миссис F.D., вы можете ходить?

F.D.: Да.

Рамачандран: Можете ли вы двигать руками?

F.D.: Да.

Рамачандран: Обе ваши руки одинаково сильные?

F.D.: Да, конечно, одинаково!

Некоторые из таких людей, похоже, понимают, что не пользуются левой рукой, и пытаются это объяснить.

Рамачандран: Миссис L.R., почему вы не пользуетесь левой рукой?

L.R.: Доктор, меня совсем замучили эти студенты-медики, которые осматривали меня весь день. Я не пользуюсь левой рукой, потому что не хочу.

Особенно удивительно, что некоторые из таких людей считают, ^Что они двигают парализованной рукой, хотя в действительности она остается неподвижной.

Рамачандран: Вы можете хлопать в ладоши?

F.D.: Конечно, могу.

Рамачандран: Можно попросить вас похлопать?

Пациентка машет правой рукой, как если бы она хлопала в ладоши, ударяя о воображаемую ладонь другой руки напротив середины тела.

Рамачандран: Вы хлопаете?

F. D.: Да, я хлопаю.

Мозг миссис F.D., похоже, создаету нее ощущение, что она двигает левой рукой, хотя в действительности никакого движения не происходит.

Кто ЭТО ДЕЛАЕТ?

Эти люди обладают ложными знаниями не только о положении частей собственного тела, но и о своих взаимодействиях с окружающим миром. Они считают, что как-то взаимодействуют с ним, в то время как на самом деле ничего не делают. Но представьте себе, как бы вы встревожились, если бы сидели тихо, ничего не делая, и вдруг одна из ваших рук начала бы двигаться сама по себе. Такое иногда случается у людей с мозговыми травмами. Это расстройство называют синдромом чужой руки. “Чужая” рука, например, сама хватается за дверные ручки или берет карандаш и начинает выводить им какие-то каракули. Людей с таким синдромом отнюдь не радует подобное поведение собственной руки: “Она делает не то, что я хочу”. Они часто пытаются удержать непослушную руку другой рукой. У одной пациентки левая рука цепко хваталась за все подряд, тянула ее за одежду и даже хватала ее за горло во сне. Ложась спать, она привязывала эту руку к кровати, чтобы она не вытворяла по ночам ничего подобного.

Рис. 3.10. Чужая рука В фильме Стэнли Кубрика “Доктор Стрейнджлав, или Как я перестал бояться и полюбил бомбу” (1964) у доктора Стрейнджлава (которого играет Питер Селлерс) правая рука ведет себя своевольно. В этой сцене он пользуется левой рукой, чтобы не дать правой руке задушить его.

“Но ведь это люди с мозговыми травмами, — говорит профессор английского языка. — У меня нет таких проблем со своим телом. Может быть, я и неуклюжа, но я всегда знаю, что делаю. И знаю, когда я это делаю”.

“Мне известно это ощущение, — отвечаю я. — Но это иллюзия”.

Дэниэл Вегнер высказал идею, что мы не знаем наверняка, сами ли мы совершаем собственные действия^[63]. Все, что мы знаем, — что у нас есть намерение совершить то ли иное Действие, а затем, через некоторое время, это действие происходит. Исходя из этого, мы предполагаем, что наше наме

рение И послужило причиной действия. Но Вегнер не остачо- вился на формулировке этой идеи. Он провел некоторы_е эксперименты, чтобы ее проверить. Он заключил, ЧТО, если действие происходит после того, как у человека было желание его совершить, он будет думать, что сам совершил это действие, даже если в действительности его совершил КТО' ТО другой. Условия эксперимента — ДОВОЛЬНО хитрый фокус. У каждого испытуемого есть напарник (который на самом деле — помощник экспериментатора). Испытуемый, как и его напарник, кладет указательный палец правой руки на специальную мышку. Двигая этой мышкой, можно передвигать курсор на экране компьютера^[64]. На этом экране есть множество разных объектов. Через наушники испытуемый слышит, как кто-то называет один из этих объектов. Испытуемый думает о том, чтобы передвинуть курсор в сторону этого объекта. Если в этот момент его напарник (который тоже получает инструкции через наушники) передвигает курсор в сторону этого объекта, испытуемый с большой вероятностью считает, что сам совершил это движение. Разумеется, для этого опыта принципиальное значение имеет совпадение во времени. Если курсор сдвигается до того, как испытуемому пришла в голову эта мысль, у него не создастся ощущения, что это он передвинул курсор. Если курсор слишком долго движется после этого, такого ощущения тоже не будет. Но если интервал между мыслью и движением курсора составляет от 1 до 5 секунд, испытуемый будет считать, что это он совершил данное движение, даже если его рука при этом оставалась неподвижной.

Возможен и противоположный эффект. В этом случае человек совершает действие, но остается в глубоком убеждении,

_чТо ничего не делал. Причем этот эффект наблюдается не толь- _в лабораториях психологов. Он проявляется и “в жизни” и _моЖеТ иметь пагубные последствия. Но сейчас я не стану рассказывать о нем подробно. Сейчас мы говорим только о том, _каК мы получаем сведения о материальном мире, в том числе

₀ нашем собственном теле. Иллюзия, что человек не совершает о или иное действие, возникает оттого, что он думает, будто это действие совершает кто-то другой. В этой иллюзии задействован наш внутренний мир — мир нашего сознания, до которого мы дойдем только в шестой главе.

И ГДЕ ЖЕ ЗДЕСЬ “вы”?

Моя задача в этой главе состоит в том, чтобы убедить вас, что у вас нет привилегированного доступа к сведениям о своем собственном теле. Для этого я представил вам свои наблюдения, касающиеся различных ступеней той иерархической системы знаний, которые позволяют нашему телу взаимодействовать с окружающим миром. На нижней ступени находятся сведения о положении тела в пространстве. Они совершенно необходимы, чтобы протянуть руку и что-нибудь взять. Это у вас прекрасно получается. Однако вам очень мало известно о точном положении разных частей вашего тела в пространстве, а то, что вам известно, порой не соответствует действительности. На следующей ступени находятся сведения о том, как и когда двигаться, тоже необходимые, чтобы брать что-нибудь рукой. Вы хорошо умеете быстро протя- ^нУть руку и можете по ходу этого действия скорректировать ее Движения. Однако иногда вы даже не знаете о том, что быстро и ^тонно скорректировали движение своей руки. На следующей ступени находится знание того, что именно вы совершаете эти Движения. Но даже в этом принципиальном вопросе можно ино- ^гДа ошибаться. К чему же мы в итоге придем? Знаете ли вы о себе хоть что-нибудь? Что остается от “вас”, если вы не ощущаем собственного тела и не осознаёте собственных действий?

Если помните, действия, которые МЫ рассмотрели ВО всех этих примерах, очень просты. Если кто-то бросает вам мячик вы не думаете об этом мячике. Вы его просто ловите. Но как обстоят дела с действиями, которые требуют обдумывания, потому что вы оказываетесь в новой ситуации и не можете прибегнуть к отработанным операциям?

Элоди Варрен исследовала, как люди ходят по беговой дорожке. Она могла варьировать сопротивление дорожки, так что идти по ней становится сложнее или проще. В одном эксперименте она говорила испытуемым, что после нескольких минут ходьбы по дорож-ке ее сопротивление начнет постепенно увеличиваться. От испытуемого требовалось отследить момент, когда сопротивление изменится. Кроме того, нужно было отреагировать на изменение сопротивления изменением характера ходьбы. Если испытуемого просили сохранить прежнюю скорость, ему надо было прилагать при этом больше усилий. Если его просили не менять прилагаемых усилий, ему надо было сбавить скорость. Важно в этом эксперименте то, что действие, которое требовалось совершить, не было автоматической реакцией на изменение сопротивления дорожки. Это действие должно было стать результатом осознанного выбора, основанного на полученных только что указаниях. Эксперимент показал, что люди правильно меняли характер ходьбы за несколько секунд до того, как замечали, что сопротивление дорожки увеличилось. Иными словами, наш мозг может отследить изменение сопротивления и изменить характер ходьбы, при том что мы сами не будем знать, что сопротивление изменилось и что мы изменили характер ходьбы. Мы можем, сами о том не подозревая, решить выполнить некоторые действия, соответствующие полученным указаниям, и привести это решение в исполнение. Самые необычные

примеры того, как люди делают что-либо, сами того не осознавая, касаются действий, совершаемых под гипнозом. Вот _оДИН характерный случай^[65]:

Мы с испытуемым сидим в лаборатории. Пока мы говорим о последнем матче по боксу, оператор трижды стучит карандашом по столу. В то же мгновение — без преувеличений — глаза испытуемого закрываются, и он погружается в глубокий «сон”. [Далее оператор производит с испытуемым, погруженным в это сомнамбулическое состояние, различные опыты, демонстрирующие действие гипноза.] <...> Затем мы будим его. Он тут же начинает говорить о том матче по боксу!

Зашедший в лабораторию посетитель прерывает его:

— Что вы знаете о гипнозе?

Испытуемый выглядит удивленным:

— Да ничего не знаю.

— Когда вас в последний раз гипнотизировали?

— Меня никогда не гипнотизировали!

— Знаете ли вы, что были погружены в транс всего десять минут назад?

— Глупости! Меня никто никогда не гипнотизировал, да никто и не смог бы это сделать.

Психологи относятся к гипнозу крайне настороженно. Репутация этого метода запятнана обвинениями в мистицизме и надувательстве. В то же время исследования гипноза очень помогли психологии утвердиться как научной дисциплине. Непри_Ят ности начались с Антона Месмера. Он разработал способ лече* ния (впоследствии названный месмеризмом), основанный теории животного магнетизма. Месмер добился немалых усп_е. хов, вначале в Вене, а затем в Париже. В 1784 году Людовик XVI созвал королевскую комиссию из выдающихся ученых под председательством Бенджамина Франклина (американского посла), чтобы дать оценку притязаниям Месмера. Комиссия пришла к выводу, что Месмер действительно вылечивал людей но его теория была ошибочна. Его способ лечения работал благодаря “воображению и имитации” (т.е. психическим процессам), а не каким-либо физическим силам. Репутация Месмера была испорчена, и он уехал из Парижа^[66], но его метод продолжали использовать, и к середине XIX века из месмеризма вырос гипноз. Его использовали для обезболивания перед хирургическими операциями, а также впоследствии для лечения истерии. Казалось, что, пользуясь гипнозом, можно исследовать, каким образом из мыслей возникают действия. Механизм этого психологического процесса вызывал огромный интерес не только у практикующих врачей, таких как Зигмунд Фрейд, но и у психологов, таких как Уильям Джеймс.

Во времена господства бихевиоризма гипноз стал для психологии маргинальным предметом. Если просто смотреть на людей, нельзя увидеть никакой разницы между теми, кто делает что-то под действием гипнотического внушения, и теми, кто просто делает то, что ему сказал делать человек в белом халате. Для бихевиориста загипнотизированный человек просто играет предписанную ему роль. Конечно, если спрашивать людей, что они при этом ощущали, эти два случая окажутся совершенно разными. Когда мы играем какую-то роль, мы знаем, что

игра. Когда же мы делаем что-то под действием гипнотиче- *°_0Г0 внушения, мы сами не знаем, что делаем.

Исследования гипноза по-прежнему остаются маргинальным направлением научной психологии, но использование _эТОго метода позволяет проводить ценные эксперименты. Вот один из них, о котором я узнал от Джона Мортона.

Выла загипнотизирована группа поддающихся внушению, _но в остальном совершенно нормальных студентов университета. Затем им дали задание на ассоциации между словами. Экспериментатор зачитывал им слова из списка, а испытуемые должны были называть первое слово, которое приходило им в голову (кровать — подушка, мост — река, сад — лужайка, и т.д. и т.п.). Затем, пока испытуемые по-прежнему находились под ГИПНОЗОМ, им говорили, что они не смогут вспомнить, что выполняли это задание. Затем экспериментатор вновь зачитывал имтотже список слов, и испытуемые должны были снова называть первое слово, которое приходило им в голову.

Вопрос был в следующем. Если бы у испытуемого была “настоящая” потеря памяти, вызванная мозговой травмой, в результате которой он не мог вспомнить, что только что выполнял это же самое задание, какие слова он называл бы: другие или снова те же?

“Конечно, другие, — говорит профессор английского языка. — Какое именно слово человек назовет — это дело случая. На слово “дерево” есть столько разных ассоциаций, что крайне маловероятно, что человек два раза назовет одно и то же слово”.

“Большинство людей так и думают, — надменно отвечаю ^я> ~ Кроме тех, кто ходил на лекции по нейрофизиологии”.

Я знаю, что профессор английского ошибается, потому что ^Знаю результаты исследований людей с тяжелыми формами ^п°тери памяти, которые действительно не могут вспомнить, что ^т°лько что уже выполняли это задание. Эти люди обычно назы-

{ ізо

ваютте же слова, что они называли в прошлый раз. При это^ они могут называть их немного быстрее^[67].

В эксперименте с гипнозом испытуемые, повторно ВЫПо_л. нявшие задание на ассоциации, называли другие слова. Они считали, как и профессор английского языка, что так и должно происходить, если ты не помнишь, что уже выполнял это зада- ние, и действовали в соответствии с этим представлением. Но они не осознавали, что делают это. Вот что должен был без их ведома делать в этом эксперименте их мозг. Во-первых, он должен был установить общую стратегию выполнения задания на ассоциации между словами: “не называть те же слова, что в прошлый раз”. Во-вторых, чтобы этой стратегии можно было следовать, он должен был запомнить, какие слова были названы в прошлый раз. В-третьих, он должен был следить за каждым действием, чтобы противостоять сильной тенденции к повторному называнию тех же слов.

Итак, мы оказались у самой вершины иерархической системы, управляющей нашими действиями. И мы узнали, что наш мозг может задать себе стратегию и следить за ее выполнением без нашего ведома. Мои знания о собственном теле и о том, как оно взаимодействует с окружающим миром, получены не напрямую и недостоверны. Многие из таких сведений мозг от меня скрывает, а многие придумывает. Так почему же, когда я смотрю в зеркало, мой мозг не показывает меня таким, какой я есть на самом деле — молодым, стройным, с густыми черны* ми волосами?

Здесь, в конце первой части этой книги, если все идет по плану, вы должны быть несколько обескуражены. Вы убедились,

что наше ощущение непосредственного и непринужденного взаимодействия с окружающим миром — с помощью наших чувств и действий — представляет собой иллюзию. У нас нет прямой связи ни с окружающим миром, ни даже с собственным телом. Наш мозг создает эти иллюзии, скрывая от нас все сложные процессы, задействованные в получении сведений о мире. Мы совершенно не в курсе множества умозаключений и решений, которые постоянно принимает наш мозг. Когда с нами что-то не в порядке, наше восприятие мира может и вовсе не соответствовать действительности. Но как тогда мы вообще можем быть хоть в чем-то уверены? И если наша связь с материальным миром столь ненадежна, как мы можем надеяться проникнуть в мир сознания других людей? Теперь, когда мы разделили мозг и сознание и рассмотрели их по отдельности, я постараюсь вновь соединить их вместе и вновь уверить вас в том, что мы можем доверять своим ощущениям (в большинстве случаев).

Часть вторая

Как наш мозг это делает

4. Развитие способности предсказывать последствия

Все, что мы знаем о материальном мире, включая все, что мы знаем о собственном теле, идет от нашего мозга. В первой части этой книги я показал, что мозг не просто пассивно передает нам сведения, как какой-нибудь телевизор. Наш мозг активно создает образы окружающего мира. Мы знаем, как творчески он может подходить к этой задаче, потому что иногда эти образы совершенно не соответствуют действительности. Это открытие нас шокирует и заставляет задуматься о том, как вообще узнать, соответствует ли действительности то, что сообщает нам мозг об окружающем мире. Теперь нам может показаться удивительным, что мозг вообще способен хоть иногда говорить нам правду. Мозг создает свои образы окружающего мира на основе ограниченного набора несовершенных сигналов, поставляемых ему нашими органами чувств. Например, зрительный образ, возникающий в сетчатке наших глаз, двумерен, и все же мозг создает у нас отчетливое ощущение мира, состоящего из распределенных в трехмерном пространстве объектов. К счастью, в девяноста девяти случаях из ста об-

{ ізб