Ошибка! Указано неверное имя файла. 6 страница

Отстойте мысль ее, спасите дух…[437]

Эта мысль для немцев понятна – «отстойте мысль ее, спасите дух». Ведь, единой Германии еще не было и в помине. Рабство и угнетение принимали совсем иные формы. Путь к свободе обязаны были проложить философы, писатели, ученые, композиторы. Как сказал поэт Дж. Китс, «произведение гения самое важное в этом мире». При мысли о культурном наследии Германии на ум приходят не только Дюрер, Лейбниц, Гете, Шиллер, Лессинг, Форстер, но и блестящая плеяда философов и музыкантов – Кант, Гегель, Фихте, Бетховен.

Иммануил Кант (1724–1804) родился в Кенигсберге в год, когда соперничавшие, враждовавшие поселения (Альтштадт, Лебенихт, Кнайпхоф) соединились в единый город. В Кенигсберге процветала торговля. Здесь был свой университет – «Альбертина», под своды которого стекалась талантливая молодежь из Германии и со всей Прибалтики. Его родителями были ремесленники. Они отличались глубокой порядочностью и честностью. Кант вспоминал, что хотя они не оставили ему денег, но зато не оставили и долгов, не говоря уж о том, что «дали воспитание, которое, с моральной точки зрения, не могло быть лучшим». Отец от детей требовал «труда и честности», а мать – «святости». Вот что говорил о влиянии матери сам философ: «Я никогда не забуду своей матери. Она насадила и взлелеяла во мне первый зародыш добра, она открыла мое сердце впечатлениям природы, она возбудила и расширила мои понятия, и ее поучения оказали непрерывное, спасительное влияние на всю мою жизнь»

Иммануил Кант учился в государственной гимназии, «коллегии Фридриха», на латинском отделении, яростно зубрил латынь и богословие. Его учителями были Шульц и Кнутцен. Шульц следовал правилу «вера без дел мертва». В школе Кант не обнаружил склонности к философии. Никто и помыслить не мог, что из него «выйдет философ». Этимология бибилейского имени «Иммануил» в переводе – «С нами бог». Однако он возлюбил не столько Бога, сколь римскую поэзию. В 16 лет он поступил в университет. На его духовное развитие оказал влияние пиетист М.Кнутцен, – талант, получившй звание профессора в 21 год. Первая кантовская работа – «Мысли об истинной оценке живых сил» – была откровенно слабой. Сделанные в ней промахи впоследствии были высмеяны Лессингом в известной эпиграмме:

Затея явно не под силу, —

Кант учит целый свет;

Живые измеряет силы,

А собственные нет.

После семи лет в университете Кант, не защитив магистерской диссертации, покинул город и работал учителем в глухих уголках Восточной Пруссии. Здесь он приобрел некоторые педагогические навыки, а, главное, получил достаточно свободного времени для размышлений. Накопив некоторый капитал, Кант вернулся в Кенисберг, где защитил диссертацию и получил звание приват-доцента (внештатного преподавателя, труд которого оплачивался самими студентами). Его преподавательская деятельность в местной «Альбертине» продлится ни много ни мало 41 год. Однако пройдет 14 лет, прежде чем он получит звание профессора. Как видим, судьба его не баловала. Per angusta ad augusta («Трудным путем к славе»).

В 1758 г. русские войска овладели Пруссией и вступили в г. Кенигсберг. Влияние русских в городе было заметно: праздновали русские царские дни, управление краем и университетом перешло в руки генерала и барона фон Корфа, в честь Елизаветы слагались хвалебные вирши. Кант обратился с прошением к русской императрице в надежде получить кафедру логики и метафизики. Ее он не получил, будучи вынужден удовлетвориться тем, что давал русским офицерам целых 5 лет частные уроки по фортификации и пиротехнике.

Говорят, Кант с особой гордостью преподавал физическую географию… Не знаю, каковы были результаты, ибо передаваемые им знания нередко лишь вводили студентов в заблуждение. Из его лекции, к примеру, можно было узнать массу интересных подробностей о России: о рыбе белуге, глотающей большие камни в виде балласта, о Грузии с ее оранжереей красавиц, о людях «с небольшим отростком обезьяньего хвоста» и т. д. Трудно, согласитесь, одинаково успешно читать курсы лекций по столь разнородным и разноплановым предметам, как философия, эстетика, история, филология, астрономия, космогония, физика и математика (будь Кант, как говорится, даже и семи пядей во лбу). Впрочем, свои лекции он читал доходчиво и понятно. Наиболее популярными были лекции по логике («Я стараюсь научить вас методически мыслить»). К этой стороне деятельности отнесем критическую оценку, высказанную в его адрес русским поэтом А. Белым спустя сто лет. Видимо, того явно смущала эта «абсолютная безбрежность» кантовского мира… В таком же плане он воспринял и его философию: «Кант ограбил нам мир; и похитил нам мысль: великолепные колонны соборов из мысли – 12 пустейших абстракций; вместо стен – две формальности: время, пространство. Вместо купола – форма: «Я – мыслю». Яркий мир заменен отвратительным миром».[438] Мир Канта чист и величествен. Вероятно, без него не было бы Фихте, Шеллинга и Гегеля. Его по праву считают родоначальником немецкой классической философии.


Иммануил Кант (1724–1804)

 

Педагогические и общегуманитарные воззрения Канта представляют интерес. Известно, что Германия славилась знаменитыми педагогами. Так, просветитель И. Базедов открыл в Дессау (1774) на средства монарха учебное заведение под оригинальным названием – «Филантропин». Целью оного стала как бы полная реформация педагогического дела. Детей здесь воспитывали в духе «естественной» религии, основанной на добродетели. Учили легко, но не легковесно, без надрыва и муштры, уделяя особое внимание точным наукам, природоведению, физической подготовке. За хорошее поведение отличившимся даже выдавали ордена. Заведение было закрытым, и обучение в нем стоило немалых денег. Детей из бедных семей если и принимали в эти «благородные стены», то лишь на правах прислуги.[439]

Канта заинтересовала эта форма образования и он в поддержку «Филантропина» пишет статьи в местной газете. В них философ предлагает не столько реформу, сколько настоящую революцию в педагогике. Заметим, что в том же 1774 г. педагогику начинают преподавать и в Кенигсбергском университете. Новый предмет читали, сменяя друг друга, семь профессоров. В их числе был и Кант, использовавший для подготовки своих лекций учебник Базедова. Туда он по обыкновению вносил существенные исправления и дополнения. Так возник и самостоятельный дидактический труд Канта «О педагогике» (1803). Философ И. Кант, «кенигсбергский отшельник», по которому местные жители сверяли часы, считал, что человек начинается с пунктуальности и дисциплины. Два эти качества незаметно, исподволь вырабатывают привычку к неустанному труду, способствуют крепости духа, позволяют закалить организм, и, в конечном счете, добиться почти невозможного в сфере духа. Дисциплина и выдержка выводят человека из животного состояния. Человек становится таковым только путем воспитания. Главная цель воспитания – научить думать. Образование включает в себя два важных фактора формирования личности – дисциплину и обучение. Природное назначение человека Кант видел в обретении высшей культуре (сам он редко пользовался ее дарами, так и не удосужившись выбраться в театры и галереи Берлина и Дрездена). Такая высшая культура, по мысли Канта, может быть достижима только в гражданском обществе.

Однако благотворное воздействие культуры возможно лишь при наличии морали. Это самая трудная ступень на пути воспитания человечества. Поэтому без упорнейшего личного труда и суровой самодисциплины напрасны попытки овладеть ею… «Многие, – добавляет Кант, – либо совсем просмотрели тот отдел морали, который содержит учение об обязанностях к самому себе, либо ложно объяснили его». Школа, а уж тем более университет, чтобы там ни говорили глупцы, нуждаются в «принудительной культуре». Нельзя приучать детей смотреть на учебу, как на игру. В основе образования лежит нелегкий повседневный труд.[440]

В 1780 г. Кант закончил свою знаменитую «Критику чистого разума». Философу, наконец, улыбнулась удача. Во главе прусского министерства, ведавшего делами образования, тогда стоял «просвещенный деспот» – министр и барон Цедлиц. Он был поклонником философии Канта и пригласил его в Галесский университет, обещая дать чин придворного советника и в три раза больший оклад (в Германии министры образования почитают таланты). Но Кант с благодарностью отказался, считая деньги, чины, награды – суетой сует.

Канта по праву называют родоначальником немецкой классической философии, но, как полагал Ортега-и-Гассет, он стал создателем и современной философии здравого смысла. В книге «Критика чистого разума» он нанес удар схоластической философии, что ведет к беспредметной болтовне, порождает догматизм, чья словесная шелуха выхолащивает живую душу. На базе такой философии нельзя построить нормальное общественное устройство. Спекуляции хороши для бирж, но не для университетов. В вузах дух и мысль должны быть ясны и прозрачны, как солнечный луч в морозное утро. Кант пишет: «Несмотря на эти важные перемены в области наук и на потерю, которую должен понести спекулятивный разум в якобы принадлежащей ему до сих пор сфере, все общечеловеческие интересы и все выгоды, которые до сих пор извлекались из учений чистого разума, остаются прежними, и потеря затрагивает только монополию школ, а никоим образом не интересы людей».[441]

Кант формулирует, на наш взгляд, и важную мысль о том, что ему пришлось «ограничить знание, чтобы освободить место вере». Это значит, что образование и знание, лишенные веры, основанные на неверии, догматичны и аморальны. Впрочем, Кант настаивал на том, чтобы вера, и даже Господь свято следовали законам морали: «Страшен бог без морали».

Менее привлекательны его политические взгляды. Даже в случае жестокой нужды и притеснений он не признавал за народом права на сопротивление. В ход идут рассуждения о каком-то «правовом контексте». Выходит, что власть имеет право грабить свой народ, тогда как у этого народа нет законных прав на сопротивление угнетателям. Говоря русским языком, он обычный «непротивленец». У него поставлена с ног на голову и социальная роль государства в защите слабого. Он считал, что изобилие социальных служб неизбежно плодят лень и паразитизм. Впрочем, известного рода выступления против аморального строя он все же признавал, ибо всякое государство, по его убеждению, «антропологически порочно».

Мы считаем, что можно и нужно быть лояльным к власти, но только тогда, когда власть к вам относится с уважением! Если же этого нет, если власть злоупотребляет своим положением, не признает законов, не может или не хочет защитить граждан, если она откровенно слаба, тогда о каком уважении и лояльности может идти речь?! Такую власть надо критиковать и бичевать, что есть мочи. И если ее нельзя направить на путь разума, добра, морали и веры, тогда такую власть нужно менять. Кант вывел некий абсолютный, всеобщий, необходимый нравственный закон, который звучал бы примерно так: «Поступай так, чтобы максима твоей воли могла в то же время иметь силу принципа всеобщего законодательства».

И всё ж наилучшим способом исправления ситуации Кант считал обращение не к насилию, а к свободе слова и печати. Он именует свободу слова даже «единственным палладиумом прав народа». С её помощью можно воспитывать как граждан, так и правителей. Главным оружием публициста или ученого-теоретика в их борьбе с неправедной и порочной властью и является информационная деятельность (право «публично умствовать»).[442]

Кант даже помыслить себе не мог (идеалист), что в условиях тоталитарной или демократической власти это хваленое «право свободы», во-первых, можно прихлопнуть как муху, и во-вторых, многих так называемых свободных и независимых журналистов просто-напросто можно купить (что называется, «с потрохами»). Подлость и лживость этих господ приобретет в наши дни такие масштабы, что народ возненавидит их как своих злейших врагов.

В творчестве Канта нам наиболее близки три момента его учения – доброта, долг, культура. В основу деятельности человечества должен быть положен «принцип добра». Что же касается индивидуального развития человека, то если он хочет стать достойным существом, он должен следовать долгу: «Долг! Ты возвышенное, великое слово, в тебе нет ничего приятного, что льстило бы людям…» Чувством долга должно быть присуще и правителям. В «Идее всеобщей истории» (1784) Кант ставит возможность движения общества «от грубости к культуре» и «достижение всеобщего правового гражданского общества» в прямую зависимость от ума, добросовестности, порядочности и чести правителей государства.

Кантовскую идею морального долга, морального закона надо обратить в сторону властей, ибо те ловко манипулируют фразой типа: «A salus reipublicae suprema lex est» (лат. – «Благо государства – высший закон»). В действительности, их заботит не благоденствие государства или народа, а собственное благополучие. Как заявил один такой «моралист» в России: «Свое мы, конечно, никогда не отдадим» (под «своим» эти …. имеют в виду украденное у народа).

Эрих Фромм, называющий И. Канта «наиболее влиятельным мыслителем эпохи Просвещения», писал о его взглядах так: «Несмотря на то, что Кант питал, безусловно, большее уважение к неприкосновенности личности, чем Кальвин и Лютер, он отрицал за человеком право протестовать даже в условиях наиболее деспотического правления; протест должен караться смертью, если он несет угрозу суверену. Кант видел в природе человека врожденную склонность к злу, для подавления которой необходим моральный закон, категорический императив, чтобы человек не превратился в зверя, а общество не вверглось бы в дикий хаос».[443] Но разве правитель – не человек?! А если так, то, по логике Канта, и он склонен ко злу. Для воплощения зла у него имеется в миллион раз больше возможностей, чем у рядового гражданина. Поэтому протест против порочного, лживого «суверена», обманувшего доверие народа, должен приветствоваться обществом, а смертью должен быть наказан сам «суверен».

«Кант был не кабинетным мыслителем, а мудрецом в полном смысле этого слова» (М.М. Филиппов). Благодаря разумному образу жизни он никогда не был болен, ибо выработал ряд здоровых правил. Их он придерживался на протяжении всей своей жизни. Кант вставал всегда в пять часов утра (летом и зимой), спал не более и не менее семи часов, ложась спать ровно в десять вечера. Поднявшись, он садился за работу (до семи утра), затем шел на лекции. И вновь труд за столом. Обед был не столько трапезой, сколь продолжительной беседой с приглашенными людьми (по нескольку часов). За обедом (а это была его единственная трапеза) он никогда не пил пива, лишь воду и немного вина. О пиве говорил: «Это не напиток, а пища дурного качества». Кстати, он считал, что женщин лучше учить хорошим навыкам кулинарного искусства, чем философии. А как же культура? «Мне кажется, – говорил он, – что всякий муж предпочтет хорошее блюдо без музыки, чем музыку без хорошего блюда».

Отношение к женщинам его было вполне здравым. Он считал, что подоплекой всякой любви к женщине является половое влечение. Однако с сожалением восклицал: «Жаль, что лилии не прядут». Потом следовали обязательные прогулки, во время которых он обдумывал некоторые из идей. Кант до конца дней своих сохранил силу и свежесть ума.[444]


Формирование колонны для посещения могилы Канта.

 

Похоронят Канта в его любимом Кенигсберге, в профессорском склепе, примыкающем к собору. Вскоре тут соорудят прогулочную галерею, навевающую мысли о временах Древней Греции. Галерея получила название «Стоя кантиана». В дальнейшем тут шли знаменитые кантовские чтения. В музее Канта находится свыше тысячи экспонатов. А. Шопенгауэр называл его «великим учителем человечества, который один только наряду с Гете составляет справедливую гордость немецкой нации». В конце галерени высится бюст мыслителя, воспевавшего Творчество как высшее назначение человека. Бюст этот увенчан двустишием:

Здесь увековечен достойно великий учитель,

Юноша, думай о том, как обессмертить себя!

Лев Толстой воздал дань уважения и восхищения ясному уму Канта. В одном из своих писем он прямо говорит: «Много испытал радости, прочтя в 1-ый раз Канта Критику практического разума. Какая страшная судьба этого удивительного сочинения. Это венец всей его глубокой разумной деятельности, и это-то никому не известно. Если вы не прочтете в подлиннике, и я буду жив, переведу или изложу, как умею. – Нет ли биографии Канта в Публичной библиотеке, попросите от меня и пришлите» (письмо П.И. Бирюкову). В другом месте читаем: «Только с помощью открытия Канта центр тяжести мира извне перешел в мозговой узел и получил там свои качества. До тех пор это было немыслимо». Видимо, под влиянием учения Канта, ратовавшего за поиск фундаментальных оснований философии, он скажет: «Лира без kategorischer Imperativ (авт. – «Категорический императив») никому не нужна, а только потянет на глупость и бездарность ума».[445] Кант полагал: вне цивилизации человек ничто, именно она учила и продолжает его учить, обращаясь более разумно с желаниями, потребностями, устремлениями («О предполагаемом начале человеческой истории»).

Имя Канта было на слуху и у русской интеллигенции, принадлежавшей к помещичьему кругу. У Пушкина в романе «Евгений Онегин» об одном из героев (Ленском) было сказано:

В свою деревню в ту же пору

Помещик новый прискакал

И столь же строгому разбору

В соседстве повод подавал:

По имени Владимир Ленский,

С душою прямо геттингенской,

Красавец, в полном свете лет,

Поклонник Канта и поэт.

Он из Германии туманной

Привез учености плоды…

Немцы строят медленно и основательно. История возведения Кельнского собора такова. В ней прообраз создания Германии, что собиралась, как говорят, «по камушку, по кирпичику». Строительство, начатое в 1248 г., шло крайне медленно, с перерывами, и было возобновлено в 1842 г. (спустя 300 лет). Собор в архитектурном плане следует готическому стилю. К числу наиболее впечатляющих предметов внутреннего убранства следует отнести скамейки на хорах, фигуры колонн, «королевские окна» начала XIV в., крест Геро, богатую сокровищницу и усыпательницу трех королей. В 1880 г. собор был закончен. На его создание было израсходовано 20,5 млн. марок. Это – самое высокое архитектурное сооружение мира такого типа (высота башен – 157 м.). Завершение строительства собора стало как бы символом единства Германии. В пользу этого высказался дом Гогенцоллернов, властителей Пруссии.[446]

Гораздо меньше времени потребовалось для возведения собора немецкой философии. Георг Вильгельм Гегель (1770–1831), некоронованный «философский диктатор» Германии, родился в Штутгарте. Это была Швабия, а немцы считали швабов медлительными, неуклюжими и тугодумами, хотя и воздавали должное их прилежности в занятиях, их основательности, изобретательности и остроумию. В школе ему привили любовь к латыни и античности, которая после Винкельмана, Лессинга и Гердера входила в моду. Красноречием он не блистал. В гимназический период о ничем особым не отличался от сверстников. Большую часть времени Гегель проводил за книгами, за что получил даже прозвище – «старик». Среди любимых его героев – персонажи римской и античной истории и литературы. Восторженно воспринял он и Шекспира, «срисовывая» с шекспировских драм характеры для некоторых гимназических речей. В остальном же вел себя как все сверстники: нюхал табак, играл в карты, попадал в карцер, при случае любил приударить за девицами. Получил он и герцогскую стипендию для занятий в университете, в чем ему п омогло хвалебное сочинение в адрес герцога Карла-Евгения (того самого деспота и солдафона, что прославился своими гонениями на Шиллера и Шуберта). В Вюртемберге тогда было два высших учебных заведения: академия имени Карла в Штутгарте (где готовили офицеров, медиков и юристов) и Тюбингенский университет, основанный еще в XV веке. Сюда и поступил Гегель на богословское отделение в 1788 году. Учится он блестяще. Тюбингенский период характеризуется активной работой Гегеля над философией (в университете была превосходная библиотека). Здесь происходит его знакомство с поэтом Гельдерлином и молодым философом Шеллингом.

Революция во Франции не оставила равнодушными тюбингенских вольнодумцев. Гегель с друзьями Шеллингом и Гельдерлином высадил символическое древо свободы. В его альбоме революционные лозунги типа – «Смерть мерзавцам», «Смерть политическим чудовищам, претендующим на абсолютную власть!» и «Да здравствует свобода!» В Германии явилась россыпь удивительных талантов! Шеллинг в 15 лет поступил в университет (на 3 года раньше положенного). Гегель стал в 20 лет магистром философии. Все они бредили незабвенным Руссо, а Гегель даже отправился в Швейцарию (мекку), на родину великого философа.

Революционный дух будет жить в их сердцах, сохранившись надолго. На исходе своих дней Гегель скажет о Французской революции как о «великолепном восходе солнца». Этот восход облегчил появление многих гениальных немецких голов. Маркс назвал философию Канта «немецкой теорией французской революции». Эти же слова с большим основанием можно отнести к работам Гегеля, штудирующего Фихте и Канта. «От Кантовой философии и ее высшего завершения я ожидаю в Германии революцию», – писал он Шеллингу.[447]

Бернский и франкфуртский период Гегеля отмечен вполне понятным радикализмом. Во-первых, уже сама молодость поддалкивала к радикальным оценкам и решениям. Во-вторых, в это время стало ощущаться влияние Великой Французской революции на умы. Как отмечают ученые, Гегель с восторгом приветствовал радикализм Французской революции, надеясь, что это подтолкнет к преобразованиям и Германию. Он вместе с Шеллингом обрушивается на государственное устройство своей страны, клеймит официальную науку, выступает против диктатуры «философских ничтожеств». В этот период он ведет себя как сокрушитель старой системы. Гегель надеется, что «исчезнет ореол, окружающий головы земных угнетателей и богов», и после этого непременно восторжествуют свобода и личное достоинство людей. Лишь к 1795 г. эти надежды стали ослабевать. Выявились просчеты и пороки радикализма. Как и Шеллинг, он начал понимать, что реформы не могут быть следствием крайних, экстремистских воззрений и действий. Видимо, в силу наступившего разочарования он стал оценивать эпоху иначе, как сумеречную и разорванную. Вспоминается Шекспир с его «распалась связь времен». Его божеством становится не Эрос, а богиня мудрости Минерва.[448]

В январе 1801 г. Гегель переезжает в Иену. К тому времени им получено небольшое наследство (3000 гульденов), что позволило подумать и об академической карьере. Иена выбрана была не случайно. Во-первых, за университетом в Иене утвердилась громкая слава (благодаря Фридриху Шиллеру, занимавшему здесь с 1789 г. должность профессора истории). В Иене тот написал свою знаменитую трилогию о Валленштейне, «Историю Тридцатилетней войны», «Письма об эстетическом воспитании». Во-вторых, здесь с 1794 по 1799 гг. читал лекции ни кто-либо, а сам Фихте. Безбожника Фихте удалили из университета, но слава-то осталась. В третьих, здесь действует кружок романтиков Фридриха Шлегеля. Тут же, вместе с Гегелем, обитает и неразлучный Шеллинг, который переводит на немецкий язык «Марсельезу» и создает кружок для изучения кантовской «Критики чистого разума».


Гегель на кафедре.

 

Прекрасные времена молодости, когда тебя окружают друзья, готовые разделить твои идеи. И не только идеи… Как-то так вышло, что миловидная вдовушка Каролина Михаэлис, рано овдовев, выходит замуж за уже упоминавшегося Г. Форстера, попадает в тюрьму, а после кончины мужа, откуда ее освобождает Шлегель, становится его женою, а уж под конец «достает» и Шеллинга (третьего ее мужа). Узок был круг ее «философских исканий». Понятно, почему и вся троица кончила религией. Философия, столь вольготно чувствующая себя в царстве абсолютного духа, как оказалось, запросто может запутаться в юбках возлюбленной. Никто и ничто не может сравниться с женщинами, политиками и профессорами в искусстве wegschwatzen («уничтожать посредством болтовни»). Однако что же происходит с Гегелем.

Каково вообще положение в образовательных «пенатах» Германии в эту пору? Возрастают требования к наукам, школам и университетам. Само обучение переходит из разряда индивидуально мотивированного акта в некий высший нравственный закон, поддержанный всей мощью государственного устройства. Гегель первым среди немцев (в «Философии истории») четко обозначил исключительную важность превращения интуитивного человеческого побуждения к разумной деятельности в непреложный закон. Он пишет: «Эти общие определения, основанные, таким образом, на наличном сознании, законы природы и содержание того, что справедливо и хорошо, называли разумом. Просвещением называлось признание значимости этих законов. Из Франции оно проникло в Германию, и в нем открылся новый мир представлений».[449] Овладение знаниями становилось всеобщей потребностью.

Гегеля назначают приват-доцентом в Иенском университете. За малопонятные лекции студенты прозвали его «деревяным Гегелем». Он мог прийти на час раньше и начать читать лекции в пустой аудитории, не замечая конфуза. Начальство его недолюбливало и даже готовилось уволить, заменив доцентом Фризом. Гегель обратился к Гете за поддержкой (уже в наши дни выяснилось, что они были отдаленными родственниками). Великий поэт увидел в Гегеле достойного наследника Шеллинга и постарался помочь ему. Впрочем, и министр Гете не был всесилен. Все же ему удалось выхлопотать ничтожную сумму для бедного профессора. Что поделаешь, великим редко везет с почетными титулами и академическими регалиями. Гегелю так и не удастся занять место в Прусской академии наук. Только накануне 60-летия его избирают ректором Берлинского университета. В своей речи по поводу вступления в должность Гегель назовет университет «живым зеркалом вселенной». Это сообщество – своего рода государство, где свобода и закон как бы сливаются воедино. В академической свободе учения и воспитания он видел прообраз и образец для всех других свобод.

Тацит называл германцев так: Securi adversus Deos («Равнодушными к богам»). Их бог – отвлеченное существо… Отношение Гегеля к религии выражено в его книге «Жизнь Иисуса» (1795). В ней вы не найдете прямых ответов и решений. Что же до его знаменитой фразы «Бог умер», то ее не стоит понимать прямолинейно (так, как это сделал Н. Бердяев, утверждая: «Философия Гегеля безбожна»). Думаю, что философ говорит тут скорее о смерти конкретного и земного бога, являющегося символом и детищем неправедного, несправедливого мира. Он обращается к людям с горячей проповедью: «Не гоняйтесь за этими иллюзиями, не надейтесь увидеть царство божие во внешнем, пусть самом блистательном объединении людей, – ни в виде государства, ни в виде общества, подчиненного твердо установленным законам». Взгляните, как бы говорит Гегель, тот мифический земной Христос давным-давно пошел в услужение Сатане. Он захлебнулся в потоках крови всех прошлых и нынешних царствующих фарисеев! Если Бог где-то и существует, то только в вашей душе.

Глубоко знаменателен следующий отрывок из книги «Жизнь Иисуса»: «Поскольку Иисус отказывался от совместной жизни с иудеями и одновременно все время боролся с иудейской действительностью, противопоставляя ей свой идеал, гибель его была предрешена. Он не пытался уйти от этого предначертания своей судьбы, но и не искал ее. Каждый мечтатель, объектом мечтаний которого является только он сам, радостно приветствует смерть; но тот, кто мечтает об осуществлении великого начинания, с болью покидает место, где оно должно было воплотиться в жизнь. Иисус умер с уверенностью, что дело его не погибнет».[450]

Умер, смертью смерть поправ… Какую же религию приемлет Гегель? Религию Разума? Но она ведь также опошлена толпами невежд и ученых фарисеев, политиков и профессоров, облачающихся в белоснежные одежды лишь затем, чтобы было сподручнее (под покровом ночи) совершать хищения из Храма мудрости и красоты. Сущность истинной религии обретет себя только внутри живого и конкретного человека, считал Гегель. Сколько людей – столько религий. Если же убрать субъективное, то следовало бы из всех религий оставить лишь одну единственную – религию человечности! Именно этим отличались древние греки – «самый человечный народ» («все человеческое здесь утверждено, оправдано, развито и имеет меру»). Конкретный человек раскрывается в поступках. В поступках – все мы. Человек, осуществляя их, воплощает добро или зло. Далеко не всегда эти поступки дружественны по отношению к людям и благосклонны к ним. Чаще мы видим горестную картину. Зло правит миром. Поэтому сегодня особенно нужны смелые люди. Лишь они создадут нравственный и человечный мир, закрепив его в законах, религии, государстве, в душах человеческих.[451]

Всегда есть опасность того, что перемены в обществе, считающимся «демократическим», примут характер некой «сатанинской эволюции» (революции). Поэтому представляется крайне важным и даже абсолютно необходимым, чтобы суверен (народ) держал «в железной узде» всех радикалов и реформаторов, имея реальную возможность отправить их всех на плаху или в камеру в случае нарушения ими неписаных человеческих и божеских законов.

Полтора века спустя гегелевские размышления побудят высказаться философа Н. О. Лосского на тему о «нравственной ответственности» реформаторов… Он показал, как нередко за фразами о насущности реформ скрываются гордыня и эгоизм: «Якобинцы, инквизиторы, большевики, совершая бесчисленные убийства и жестокости, пытаются оправдать свои поступки великими благами и принципами, за которые они борются. И в самом деле, многие из них были воодушевлены пламенной любовью к подлинным объективным ценностям; тем не менее поведение их отталкивает своим нравственным уродством. Объективная сторона их поступков ужасна, и даже субъективная сторона, кажущаяся самому деятелю чистой, на деле нравственно несовершенна. В самом деле, узость сознания ценностей, присущая всем нам, существам, отпавшим от Бога, достигает прямо-таки ужасающей степени у фанатиков церкви, у революционеров, у пылких поборников социальных реформ. Чаще всего эта узость выражается в том, что фанатик ставит отвлеченную идею, теорию, проект реформ выше живого человека и потому способен убивать, насиловать, коверкать жизнь людей ради осуществления своего идеала. (Много ценных мыслей о нравственной извращенности фанатизма высказано в «Назначении человека» Бердяева… См. также: Гегель. Феноменология духа. Гл. «Закон сердца и безумие самомнения».). Обыкновенно в глубине души таких поборников добра, считающих себя благодетелями человечества, а в действительности совершающих бесчеловечные поступки, таится гордыня, она побуждает их ценить выше живого человека выработанные ими идеалы и проекты. Сухость, замкнутость в себе, неспособность любить живую конкретную индивидуальность ближнего есть обыкновенный спутник гордыни, ведущий к фанатизму».[452] Просто удивительно, как убийственно и злободневно звучат порой и сегодня в России слова ученого – «проект реформ выше живого человека».








Дата добавления: 2016-03-15; просмотров: 800;


Поиск по сайту:

При помощи поиска вы сможете найти нужную вам информацию.

Поделитесь с друзьями:

Если вам перенёс пользу информационный материал, или помог в учебе – поделитесь этим сайтом с друзьями и знакомыми.
helpiks.org - Хелпикс.Орг - 2014-2024 год. Материал сайта представляется для ознакомительного и учебного использования. | Поддержка
Генерация страницы за: 0.02 сек.