НЕМЕЦКИЕ ПНЕВМАТОЛОГИ

Нет ничего нового под луной. Движение подобное тому, которое в наше время исходит от американских спиритов, уже существовало некогда, хотя, конечно, в меньшем объеме. Приверженцы Сведенборга распались на два направления — на популярно-некритическое и на более научное. Первое слепо приняло самые дикие фантазии «северного духовидца» относительно неба и ада за религиозные догматы и построило на них особую религию, «церковь нового Иерусалима». Другое направление, представляемое, главным образом, немецкими врачами, юристами и теологами, сначала усвоило лишь основные мысли Сведенборга о возможности общения между людьми и миром духов; впоследствии же эти мысли получили дальнейшее развитие и были приведены в согласие с наличным научным знанием различных времен. Это последнее направление, так называемая немецкая пневма-тология, или «учение о духах», имеет для нас здесь особенный интерес, так как пневматологам принадлежит та бесспорная слава, что они впервые изложили учение, известное теперь под именем «спиритизм». Мы не хотим этим сказать, будто идеи американских спиритов представляют из себя лишь заимствования у немецких пневматологов. Вероятно, американцы не знали этих последних даже по имени. Тем не менее остается фактом, что учение, согласное с американским спиритизмом, было разработано европейскими учеными, по крайней мере, за два десятилетия до начала современного спиритического движения. Мы изложим в кратких чертах этот европейский спиритизм, или пневматологию. Так как, однако, мы зашли бы слишком далеко, если бы стали останавливаться на различии точек зрения у отдельных исследователей, то здесь будут упомянуты лишь те лица, воззрения которых существенным образом сходятся с воззрениями современных спиритов.
Истинным теоретиком пневматологии был Йог. Генрих Юнг-Штиллинг.
Он родился в 1740 г. в Нассау, в семье одного бедного сельского учителя. Его дед и бабушка, у которых он воспитывался, были строгими пиетистами, что не мешало им, однако, отличаться суеверием, так что его фантазия с ранней юности была занята историями о предчувствиях, предзнаменованиях и нечистой силе. Он изучал медицину в Страсбурге и приобрел большую известность в качестве глазного врача; впоследствии он был профессором политических наук в Гейдельбергском университете. Умер он в 1817 г.
Юнг-Штиллинг написал множество мистико-религиозных сочинений и романов, которых мы не будем здесь рассматривать. В его «Теории духоведения» (Нюрнберг, 1808) дано связное изложение его учения о духах, так что мы можем исключительно держаться этого произведения. В существенном автор держится здесь точки зрения Сведенборга. Но это произведение приобретает особый интерес от того, что оно содержит первую попытку объяснить отношение человека к миру духов с помощью гипнотизма. Движение, вызванное в 1779 г. Месмером, повлекло за собой более близкое знакомство с гипнотическими, или (как тогда выражались) месмерическими, или животно-магнетическими явлениями. Юнг-Штиллинг в качестве врача, конечно, хорошо был знаком с ними, а так как тогда думали, что, придя в глубочайшее гипнотическое состояние, в сомнамбулизм, человек может стать ясновидящим, то естественно было воспользоваться этим признанным фактом для объяснения ясновидения. Теория Юнг-Штиллинга потому достойна внимания, что она почти предвосхищает положения современного оккультизма. Человек состоит из тела, души, или нервного духа, и настоящего духа. Дух имеет божественное происхождение, его познавательная способность была бы безгранична, если бы нервный дух не связывал его с телом. Эта связь между телом и духом в значительной степени может быть устранена месмерическими приемами, благодаря чему познавательная способность сомнамбулов освобождается, они становятся ясновидящими в пространстве и во времени и могут даже получить дар духовидения. Когда дух живого человека вместе с нервным духом освобождается от тела, то он может являться другим людям в весьма отдаленных местах; таким образом, сомнамбул может обратиться в двойника. В этом случае он становится видимым благодаря тому, ч.то дух через посредство нервного духа привлекает к себе материю из окружающей его в данный момент обстановки и, таким образом, формирует для себя тело. Поэтому призрак может стать видимым сразу для многих. Здесь, очевидно, предвосхищены существенные пункты объяснения современных материализации. То же самое найдем
мы и относительно большинства других спиритических явлений и теорий, если поближе познакомимся с сочинениями Юнг-Штиллинга. Мы не будем, однако, останавливаться на них, так как в противном случае предстоящее нам далее изложение современного спиритизма оказалось бы лишь скучным повторением. Между тем спиритическая теория и практика нашего времени, бесспорно, могут претендовать на наше преимущественное внимание, так как они получили такое распространение и значение, каких никогда не было у старой пневматологии.
В одном отношении европейский спиритизм имел ценные результаты: он пробудил интерес к старым формам суеверия, еще сохранившегося в народе, и вызвал усердные заботы, направленные на собирание соответствующих сведений. Так как для понимания суеверия прежде всего необходимо, чтобы человек был знаком с самими суеверными представлениями, то подобные сборники материала имеют, очевидно, немалую научную ценность. Величайшая заслуга в этом отношении принадлежит проповеднику Георгу Конраду Горсту (1767—1838). Его «Демоно-магия» (Франкфурт, 1818) является первой попыткой написать историю
процессов ведьм. В своей «Волшебной библиотеке» (1821 —1826) он дал точное воспроизведение множества старых книг и рукописей, посвященных различным областям суеверия и волшебства. В этом сборнике он обратил внимание на то, что ясновидение отнюдь не представляет чего-либо необыкновенного и встречается не только у исторически известных ясновидцев, но что существуют целые племена, напр, горные шотландцы, у которых оно принадлежит почти к повседневным явлениям. Затем он собрал в своей «Девтероскопии» (изд. в 1830 г.) множество сообщений об исполнившихся предсказаниях. Здесь он проявил очень критическое отношение к делу, постоянно стараясь добыть необходимый материал для суждения о достоверности ясновидца, о котором идет речь. Благодаря этому «Девтероскопия» Горста стала образцовым произведением, которое уступает лишь некоторым английским работам подобного рода, появившимся за последние годы. Он отказывается давать какое-либо объяснение многим замечательным случаям; он постоянно повторяет: «Как это объяснить? — Не знаю».

Точно также мы не находим у него никакой систематизации материала, да она, конечно, была бы и весьма затруднительна. Тем не менее автор обращает внимание на существенное различие между такими видениями и снами, которыми предвещается наступившее впоследствии событие, и той гораздо более обычной группой их, когда на такое событие дается лишь символический намек. Примером первого рода могут служить предсказания Сведенборга. Впрочем, оба рода ясновидения могут встречаться наряду друг с другом в одной и той же семье и даже у одного и того же лица.
Для ближайшего пояснения этих явлений я приведу здесь из книги Горста несколько наиболее удостоверенных историй. Они имели место в одной фленсбургской семье Лизиусов, где в каждом поколении имелось по нескольку ясновидящих. Самый выдающийся член этой семьи, Генрих Лизиус, умерший в середине прошлого столетия профессором теологии в Кенигсберге, был ревностным противником веры в ведьм, восставал против их преследования и таким образом, по-видимому, был для своего времени мало суеверным. Этот человек сам отличался ясновидением. Он составил свод видений, бывших в его семье. Его бабушка, Анна Ланг, видела однажды спускающуюся по улице великолепную похоронную процессию, которую она описала во всех подробностях. Описание это могло указывать лишь на похороны какого-нибудь дворянина, между тем таковых совершенно не было на почтовом дворе, откуда, по ее словам, вышла процессия. Но два дня спустя вне стен Фленсбурга произошла дуэль между двумя голштинскими дворянами. Один из них, смертельно раненный, был принесен на почтовый двор и здесь умер; отсюда же последовало и его погребение, притом именно в таком виде, как то заранее было изображено в мельчайших подробностях Анной Ланг. Этот случай иллюстрирует нам прямое предвидение будущего события. Когда старая бабушка захворала, ее кровать поставили в гостиной, чтобы легче можно было ходить за ней. Однажды вечером Лизиус, побывав у нее, хотел возвратиться в свой кабинет. Тогда он увидел перед дверью гостиной гроб, который был поставлен таким образом, как его обыкновенно ставят при парадной постели. Но он стоял на самом неудобном месте во всем доме, загораживая две наиболее нужные для прохода двери. Лизиус тотчас позвал свою старшую сестру (которая тоже была ясновидящей) и спросил ее, не видит ли она и мертвеца. Она испугалась, побледнела и вышла, ничего не ответив. Вскоре после этого бабушка умерла. В день же погребения, в отсутствие и без ведома Лизиуса, гроб был поставлен как раз на том месте, где он его видел раньше, что особенно удивительно именно ввиду того, что место это было выбрано крайне неудачно.
Старинные известия упоминают, как нечто общеизвестное среди горных шотландцев, что в некоторых семьях ясновидение передается по наследству и что лицо, имеющее какое-нибудь видение, может передавать его другому путем простого прикосновения. Это мы видим и из приведенных историй. Бабка и оба внука, а также их мать — все обладают ясновидением; сестра же имеет одинаковое видение с братом, как это довольно ясно доказывает ее смущение.
В качестве примера символического сна можно привести другой факт из жизни Лизиуса. Он был по делам в Копенгагене и лежал однажды вечером на кровати с балдахином, повернувшись лицом к стене. В последнем письме, полученном им из дома, сообщалось, что все обстоит там благополучно. Вдруг в комнате сделалось совершенно светло, и он увидел, что по занавеси кровати скользит тень какого-то человека. «В то же время,— пишет Лизиус,— у меня в уме явилась настойчивая мысль, совершенно как если бы кто-нибудь громко сказал мне «Umbra matris tuae (это тень твоей матери)». Он немедленно исследовал комнату, но не нашел ничего, чем можно было бы объяснить явление. С ближайшей почтой он получил известие, что мать его умерла как раз в тот вечер, когда он имел это видение.
В данном случае смерть матери указана легко понятным символом; в большинстве же подобного рода историй символы настолько причудливы и фантастичны, что поистине нужен немалый произвол, чтобы отыскать в видении даже какое бы то ни было значение. Из богатого сборника Горста я возьму лишь один подобный пример, подлинность которого, как говорят, удостоверена также весьма надежными свидетелями. Одна молодая знатная дама возвратилась совершенно здоровой из гостей домой и легла спать. Когда она раздевалась, то в спальне находились ее компаньонка и ее горничная. Затем компаньонка спустилась по лестнице в свою комнату; на лестнице она увидела свою хозяйку, которая шла к ней навстречу, но не раздетая, как она ее оставила, а в том платье, в каком та ездила в гости. Молодая дама сильно испугалась и села на свою кровать бледная и трепещущая. Вскоре к ней вошла горничная и спросила, что с ней. Компаньонка отвечала: «Я видела...» В то же мгновение горничная воскликнула: «Да, я тоже видела...» Обе они имели одинаковое видение, которое в тот же самый вечер рассказали мужу своей барыни. Последний, конечно, позаботился о том, чтобы жена его ничего об этом не знала, но в ту же ночь она захворала} а восемь дней спустя умерла.
Здесь все-таки представляется весьма сомнительным, правда ли, что обе женщины имели одно и то же видение; во всяком случае, у нас нет никакого ручательства за то, что ни одна из них не дополнила своего рассказа по рассказу другой. Но, помимо этого, случай этот не представляет ничего особенно замечательного. То обстоятельство, что они видели свою госпожу в выездном наряде, есть, конечно, крайне сомнительное предзнаменование смерти; саван был бы более ясным указанием. Вся эта история кажется случайным стечением различных обстоятельств, которых я не буду здесь разбирать подробнее; в последней части этой книги я дам более точную оценку подобного рода рассказам.
Как мы уже сказали, Горст не дает никаких объяснений этим явлениям; он сообщает только, что, по наблюдениям над шотландскими, а также и над другими ясновидящими, глаза их, пока продолжается видение, остаются широко открытыми и неподвижными и что люди в этом состоянии легко подвергаются обмороку, если они внезапно испытают сильное чувственное раздражение. Это указывает, по его мнению, на болезненное, сомнамбулическое состояние, в котором, быть может, и надо искать объяснения. Товарищ Горста, врач и философ Карл-Август фон-Эшенмайер, не обна-¦ руживает, однако, такого трезвого взгляда на вещи. Он прямо утверждает, что эту способность к предчувствиям можно объяснить, лишь признав существование духов-хранителей, которые и вызывают у человека видение. В таком объяснении, Эшенмайер является предшественником современной спиритической теории. Но еще замечательнее, конечно, то, что он, профессор философии XIX столетия, не пошел дальше точки зрения наших древних германских предков: они таже объясняли все подобного рода видения с помощью духов-хранителей (Фильгьяр, сравни стр. 57).