ВО ВТОРОЙ ПОЛОВИНЕ XIX ВЕКА

Русская журналистика второй половины XIX века имела ряд общих черт с газетной прессой того периода, но в то же время журналы в отличие от газет, преследующих цель сообщения наиболее свежей информации, более глубоко отражали картину общественных воззрений и запросов, политических убеждений и художественных исканий 60—90-х годов XIX века. Освобожденные от необходимости давать повседневную информацию в связи с развитием газетного дела, ведущие журналы получили возможность широкого публицистического комментирования и анализа материалов, стремясь не только отражать общественное мнение, но и формировать его. Эту цель преследовали как радикально-демократические, так и охранительно-консервативные издания, впадая при этом нередко в несколько дидактический, учительский тон. В 60-е годы ведущую роль играли журналы общественно-политического и литературно-критического направления — «Современник», «Вестник Европы», «Русское слово», «Дело» и др. Уделяя большое внимание освещению таких общественно значимых проблем, как проведение в жизнь буржуазных реформ, крестьянского и позднее рабочего вопросов, осмыслению дальнейших путей развития России, журналы того времени, главным образом литературные, основательно знакомили читателей с произведениями русских и европейских писателей, литературной и художественной критикой, театральной жизнью; с 70-х годов в журналах все чаще стали появляться научные статьи. Одновременно наряду с литературно-художественными изданиями стали появляться и специальные журналы — медицинские, исторические, технические, педагогические и т. п. Ряд журналов продолжали свою деятельность еще с первой половины XIX века — такими были «Отечественные записки», «Библиотека для чтения», «Современник», созданный в 1836 году Пушкиным, в 1847 году он перешел к Н. А. Некрасову и И. И. Панаеву, и др. Большинство журналов в плане политическом придерживались либерально-монархического направления. Радикально-демократическую позицию занимали такие издания, как «Современник», «Отечественные записки» и сатирические журналы «Искра», «Будильник» и «Гудок».

Одним из наиболее популярных и долговечных «толстых» журналов того времени был «Вестник Европы», издававшийся в течение 52 лет. Его основателем (в 1866 году) и редактором-издателем на протяжении 43 лет был историк и общественный деятель М. М. Стасюлевич. Ядро редакции составили профессора А. Н. Пыпин, К. Д. Кавелин, В. Д. Спасович, покинувшие Петербургский университет вместе со Стасюлевичем в знак протеста против реакционной политики правительства. Журнал ратовал за «европеизацию» России, начала конституционной законности, гарантию прав человека, независимость суда, облегчение цензурных требований. Резкой критике на его страницах подвергались реакционные идеи. Так, единственный из русских журналов «Вестник Европы» выступил с критикой книги К. П. Победоносцева «Московский сборник».

Основное содержание журнала составляли публикации литературных произведений и литературная хроника — обзоры книг и статей по литературоведению. Последний раздел «Вестника Европы» вел крупный специалист в этой области профессор А. Н. Пыпин.

На страницах журнала увидели свет произведения А. Н. Островского, А. К. Толстого, И. С. Тургенева, И. А. Гончарова, а также статьи П. В. Анненкова, А. Н. Веселовского, В. В. Стасова и других критиков и литературоведов. Большое внимание редакция уделяла знакомству русского читателя с творчеством европейских писателей, в частности Эмиля Золя. С 70-х годов в издании стали принимать участие такие видные ученые, как И. И. Мечников, И. М. Сеченов, А. Н. Бекетов, Н. И. Костомаров и др., работы которых составили «научный раздел» журнала. В 1897 году Чехов писал, что «Вестник Европы» — «это лучший журнал из всех толстых».

Более радикальную позицию, чем «Вестник Европы» занимал журнал «Русская мысль». Политическая программа журнала содержала попытки изыскания путей и форм буржуазно-демократического преобразования России. В связи с этим большое внимание редакцией уделялось деятельности земств. В журнале принимали участие кроме народнических публицистов Южанова, Воронцова, писатели В. Г. Короленко, Д. Н. Мамин-Сибиряк, А. П. Чехов, М. Горький. После закрытия «Отечественных записок» М. Е. Салтыков-Щедрин публиковал свои произведения в «Русской мысли».

Одно из центральных мест среди прогрессивной прессы второй половины XIX века занимал журнал «Современник». Созданный еще в 1836 году Пушкиным, он с 1847 году перешел к Н. А. Некрасову и И. И. Панаеву. Журнал последовательно, особенно с приходом в редакцию Н. Г. Чернышевского и Н. А. Добролюбова, защищал интересы крестьян в предреформенные годы, утверждал реалистические принципы в искусстве. Многие статьи политического отдела и, прежде всего Чернышевского «Не начало ли перемены», «Научились ли?», Добролюбова «Когда же придет настоящий день?» и «Черты для характеристики русского простонародия» пропагандировали революционно-демократические идеи. После того, как в 1866 году были закрыты «Современник» и «Русское слово», Некрасов после ряда неудачных попыток возобновления журнала, арендовал «Отечественные записки», принадлежавшие Краевскому. К сотрудничеству в журнале были привлечены М. Е. Салтыков-Щедрин, Г. И. Успенский, Ф. М. Решетников, А. Н. Островский, А. П. Щапов, Н. К. Михайловский, затем В. М. Гаршин, Д. Н. Мамин-Сибиряк, Н. Н. Златовратский и др.

Идейное направление журнала характеризовалось последовательной борьбой против остатков крепостничества и политической реакции, глубоким демократизмом и вниманием к крестьянскому вопросу. Беллетристика журнала особенно в 70-е годы носила ярко выраженный крестьянский характер, чему особенно способствовали публикации произведений Некрасова, Г. Успенского. Иностранная литература была представлена именами А. Доде, Э. Золя и др.

В качестве литературных критиков на страницах журнала выступали Салтыков-Щедрин, Писарев, Михайловский, отстаивая идеи высокой идейности и реализма в искусстве.

Новым явлением в русской журнальной жизни было появление сатирических изданий. Часть из них, типа листков «Бесструнная балалайка», «Муха», «Сплетни», «Смех и горе», были наполнены старыми анекдотами и пошлыми фельетонами. Близкими по содержанию к ним были журналы «Весельчак», «Развлечение» и др. Рассчитаны они были на невзыскательного читателя — мещан, купцов, мелких чиновников.

Иными были такие сатирические журналы, как «Искра», «Свисток», «Будильник», которые высмеивали пороки современного им общества — казнокрадство, взяточничество, злоупотребление властью.

Одним из самых популярных журналов 60-х — начала 70-х годов был сатирический журнал «Искра», основанный в 1859 году в Петербурге поэтом-сатириком В. С. Курочкиным и художником-карикатуристом Н. А. Степановым. В журнале сотрудничали поэты Д. Минаев, Н. С. Курочкин, прозаики — Н. и Г. Успенский, Ф. М. Решетников, А. И. Левитов, публицисты — Г. Е. Елисеев, М. М. Стопянский. «Искра» с самого начала была журналом с ясно выраженным демократическим направлением. Одной из основных ее тем стало противопоставление бедности одних и роскоши и изобилия, в которых живут другие. В одном из фельетонов Курочкин писал: «Всех людей можно разделить на две категории: на меньшинство, у которого более обедов, чем аппетита, и на большинство, у которого более аппетита, чем обедов». Журнал постоянно выступал от лица этого большинства.

Располагая большой сетью корреспондентов на местах, «Искра» получала информацию о различных событиях столичной и провинциальной жизни. Материал подобных сообщений составлял раздел «Нам пишут». По воспоминаниям современника, «Искра» играла роль публичного обличителя. Чиновники боялись попасть на ее страницы.

При обличении общественного зла в «Искре» приходилось использовать иносказания, многозначительные недомолвки, вымышленные имена и названия — под Приморском подразумевалась Одесса, Грязнославлем — Екатеринослав, Чернилиным — Чернигов. Читатели должны были следовать совету редакции: «Читать умейте между строк. На самом интересном месте». Демократизм и радикализм журнала проявлялся и в литературной критике. Например, после выхода в свет романа Чернышевского «Что делать?» В. Курочкин в фельетоне «Проницательные читатели» писал, обращаясь к читавшему роман соотечественнику: «Ты знаешь, что здесь речь идет о том, как должны бы жить люди по-человечески, как они уже могут жить, как даже некоторые уже живут... как любят, не надоедая один другому и не насилуя страстей и привязанностей, как трудятся, сохраняя уважение к чужому труду, как из этого общего труда вытекает... общее благоденствие, счастие». Фельетон заканчивался ироническими стихами:

Нет, положительно, роман

«Что делать?» нехорош!

Не знает автор ни цыган,

ни дев, танцующих канкан,

Алисы Ригольбош...

Жена героя — что за стыд! —

Живет своим трудом;

Не наряжается в кредит

И с белошвейкой говорит —

как с равным ей лицом.²²

Известная демократизация российской жизни во второй половине XIX века повлекла за собой приток в журналистику не только разночинцев, но и выходцев из народной среды, крестьян, рабочих. Кроме того, капитализация страны форсировала количественный рост периодических изданий, что в свою очередь способствовало появлению целой армии работников, обслуживавших полиграфическое производство. В то же время влияние буржуазных отношений на периодическую печать способствовало превращению последней в своеобразную «литературную промышленность» со всеми присущими ей особенностями. Новые условия деятельности порождали жестокую конкуренцию в газетно-журнальном мире, стремление любыми средствами привлечь читателей и обеспечить успех изданию. «Правительственный вестник» в 1883 году констатировал, что «издание газет становится делом спекуляции и торговли... Большинство наших газет заботится главным образом о том, чтобы произвести на публику известного рода впечатление, возбудить говор и спрос на газету».²³ Ради «возбуждения говора и спроса на газету» использовались все возможности. Отсюда — непропорциональное развитие таких газетных отделов, как скандальная хроника и фельетон, «выдумывание» новостей и происшествий, когда их на самом деле не было, применение часто самой нечистоплотной рекламы, публикаций, приложений в виде образцов мод, текстов модных песенок и распространение эротической тематики. Бульварная печать стала распространительницей всякого рода «тайн кабаков и вертепов», эротических рассказов и повестей, объявлений сомнительного характера. Такую низкопробную прессу едко высмеял Салтыков-Щедрин в статьях «Дневник провинциала» и «Письма к тятеньке...». В последней статье содержатся пародии на подобного рода объявления: «Девица!!! ищет поступить на место к холостому человеку солидных лет. Письма адресовать в город Копыс Праксовье Ивановне» или «Кухарка! такое одно кушанье знает, что пальчики оближешь. Спросить на Невском от 10 до 11 часов вечера девицу «Ребятах валили». Примечание редакции: «Наши вчерашние ожидания постепенно оправдываются, но пускай же и прочие кухарки поспешат к нам со своими объявлениями. Конторщик Любострастнов» .²⁴

Широко распространилось взяточничество как среди редакторов, так и сотрудников. Редактор газеты мог получить взятку за рекламу произведений какой-либо фирмы, за поддержку кандидата на выборах в городскую думу или земские органы. Театральный критик — за хвалебную статью о неудачной пьесе или бездарном актере. Старый журналист вспоминал: «...Я знал, что взаимоотношения между театром и рецензентской частью печати нечисты. Так же, как и вся печать, я знал, что процветает взяточничество, совершенно явное, цинически откровенное. Все знали, что Россовский, рецензент «Петербургского листка» торгуется, как извозчик, с артистками перед каждой рецензией. Знали, что театральный хроникер «Нового времени» Шумлевич или Шмулевич получает за строчку 4-5 рублей... от того, о ком пишет. О том, как мило и остроумно берет взятки Юрий Беляев, превосходный рецензент (тоже «Нового времени») и отличный драматург (автор «Псиши») рассказывали анекдоты».²⁵ Так создавалась новая нравственная атмосфера в журналистике. Редакции журналов и газет стали принимать участие в разного рода коммерческих сферах, как это было с редакцией одной из наиболее известных и популярных петербургских газет — «Нового времени».

«Новое время» уже к 80-м годам стало типичным буржуазным изданием и по направленности, и по принципам организации газетного дела. А издательство Суворина превратилось в крупное капиталистическое предприятие со всеми присущими ему недостатками.

В начале XX века удаленный из редакции сотрудник Н. Снессарев написал и опубликовал обличительный очерк «Мираж „Нового времени”» — «почти роман», где изобразил не только историю создания и деятельности этого газетного синдиката, но описал и многие неприглядные факты, в том числе участие членов редакции в иностранных концессиях, барыши, получаемые за рекламирование этих концессий, о сомнительных политических кампаниях, подготавливаемых с помощью еще более сомнительных разоблачений. Подобные пороки буржуазной прессы в полной мере проявились уже в следующем, XX веке, но зарождались и росли они во второй половине XIX века.

Журналисты, угождая вкусу публики и требованиям редактора, постепенно утрачивали собственное мировоззрение, а часто и способности, превращаясь в борзописцев, без стойких взглядов, готовых «за пятак и написать повесть с известной требуемой долей воодушевления, и сочинить фельетонный роман с убийствами и грабежами, и продернуть купца-дурака».²⁶

Если еще в 60—70-х годах журналисты заботились не только о своей литературной, но и моральной репутации, то журналисты 80-90-х годов уже мало огорчались тем, кем их считают — порядочными или непорядочными людьми. Напротив, ловкость, умение удачно солгать, обмануть при сборе материале или любым способом вывернуться из неловкого положения — считались хорошими профессиональными качествами. В итоге таким журнальным поденщикам становилось безразлично направление того печатного органа, на который они работали. Тем более, что для журналиста — малоимущего разночинца, живущего исключительно построчной оплатой, участие единовременно в разных, даже противоположного направления газетах или журналах было вынужденной необходимостью. Исследователь отмечал: «Даже такой далекий от сиюминутных интересов журналист, как театральный и художественный критик С. В. Флеров, не был свободен от многописательства. В годы работы в „Московских ведомостях” (а прослужил он в них едва ли не четверть века) он был обязан еженедельно давать театральный фельетон на весь „подвал», поставлять театральную и художественную хронику. От этого не освобождало ни солидное положение в театральных кругах, ни титул „короля рецензентов”, данный ему коллегами-журналистами» .²⁷

Особенно тяжелым было положение провинциальных журналистов. Выше отмечались трудности в издании провинциальных органов печати и их недолговечность. Для журналистов это означало постоянные переезды в поисках работы, неустроенный быт и грошовые заработки. Текучка каждодневной поденщины лишала провинциальных журналистов возможности когда-либо попасть в «большую», столичную прессу. Кроме того, обычным явлением, особенно в провинции, стало выдворение журналиста из города, и даже физическая расправа с ним. «Ищут корреспондента, выживают корреспондента... бьют корреспондента», — жаловались провинциальные журналисты. «Заведующему редакцией и двум сотрудникам „Южного курьера” — читаем в журнале „Книжный вестник”, — выдано свидетельство на право ношения огнестрельного оружия в целях самозащиты».²⁸

БИБЛИОТЕКИ

Тяга к знаниям у жителей России выразившаяся в книгоиздательской, журнальной и газетной деятельности, положительно повлияла и на развитие библиотек, сеть которых начала быстро возрастать во второй половине XIX века Если в первой половине XIX века русское общество пользовалось книгой в значительной степени из частных собраний, то во второй половине XIX века на первый план выходят библиотеки: общественные, публичные, и читателями становятся люди самой разной сословной принадлежности. Не только в столичных, но и в ряде губернских и уездных городов создавались публичные библиотеки. Министерство народного просвещения дало разрешение открыть для общего пользования библиотеки уездных училищ. Большую помощь в этом деле оказали земства, организовавшие с помощью частных пожертвований тысячи народных читален при сельских школах. Публичные библиотеки, особенно в провинции, играли главную роль в распространении книги. Так, в 1860 году их было 38, а в 1861 году — 43. Один из читателей сообщал из Твери: «Книжных лавок и магазинов в Твери нет, ибо нельзя считать за книжные магазины те лавки в гостином дворе, где вместе с лубочными картинами, посреди сахара, чая и дегтя, продаются буквари и часословы. Есть также склад изданий „Общества для распространения полезных книг”, в магазине Вагиной, между игрушек, обуви, ламп и проч. Поэтому вся книжная деятельность сосредотачивается в публичной библиотеке; в ней производится и продажа книг, через нее можно их и выписывать».²⁹

Устройством публичных библиотек стали в 60-х годах заниматься различные общественные организации, среди них — вышеупомянутое «Общество для распространения полезных книг», «Комитет грамотности», основанный при «Вольном Экономическом обществе» и др. Они создавали библиотеки, читальни, книжные склады, занимались и даровой раздачей книг, частично пожертвованных ревнителями просвещения. Так, в 1861 году неизвестное лицо, изъявив «свое сочувствие делу народного образования», оставило в подъезде дома «Вольного Экономического общества» тысячу экземпляров русской и славянской азбук для передачи «Комитету грамотности». Сеть библиотек и читален росла и в столичных городах. Так, в Петербурге в 1861 году их было 16, а в 1881 году — 39. В 1887 году в Петербурге на Рузовской ул. на средства знаменитого путешественника Н. М. Пржевальского была открыта бесплатная народная библиотека. На следующий год ее посещало 5623 читателя. Затем такая же библиотека-читальня возникла на Сампсониевском пр. К концу 90-х годов в Петербурге действовало шесть бесплатных библиотек.

Росло число библиотек университетов и научных обществ. Большую роль в научной жизни страны играла библиотека Академии наук в Петербурге. В 1862 году была открыта в Москве библиотека Румянцевского музея, ставшая позднее крупнейшей публичной библиотекой страны.

Крупнейшим и ценнейшим книгохранилищем страны являлась Публичная библиотека в Петербурге. Однако к 50-м годам XIX века положение ее было тяжелым. В 1849 году назначенный ее директором М. А. Корф — бывший лицеист пушкинского выпуска, позднее видный сановник — писал: «Книгохранилище, издавна знаменитое в целой Европе — один из памятников народной славы... — запущенное, расстроенное, забытое, занимало лишь материальное место свое на Невском проспекте. Посреди первой улицы Петербурга, кипящей вечной жизнью и деятельностью, громадное здание Библиотеки одно стояло пустынею, лишенное всякой жизни, внешней и внутренней».

Действительно, библиотека находилась в упадке — «около 120 тысяч не переплетенных и не разобранных брошюр под произвольным названием диссертаций валялись целыми горами на глиняном помосте под самой крышей... Каталогов почти не было. Само здание было запущено: полусгнившие полы, рассохшиеся оконные рамы и двери, переломанная мебель, безобразные шкафы, грубо вымазанные красной краской и т. п.»³⁰

Корф прежде всего попытался создать четкую структуру библиотеки — фонды были разделены по 17 отделениям: языкознания, историческое, богословское, философии, медицины и естественных наук, математики и т. д.

Во главе каждого отделения стоял библиотекарь, который отвечал за комплектование, выдачу книг в читальный зал, каталогизацию и т. д. Старательно пополнялись и книжные фонды библиотеки, так что уже к концу 50-х годов в ней находилось не менее 90% всего напечатанного на русском языке с начала книгопечатания на Руси, пополнялись также собрания по математике, естественным наукам, политической экономии и т. д. В деле комплектования книжных фондов большое значение приобрели частные пожертвования. Императоры и частные лица дарили библиотеке целые коллекции книг и рукописей и деньги на новые приобретения. В 1850 году пожертвования составляли 5041 том, в 1851 году — 10 218, в 1852 году — 16 980 томов.³¹ По словам В. В. Стасова, Публичная библиотека стала «общественным достоянием, дорогим и знакомым для каждого», так как «со всех сторон сыпались приношения книгами, рукописями, гравюрами, всякими типографическими редкостями и драгоценностями». В итоге в 1863 году в библиотеке насчитывалось 980 тысяч экземпляров книг. Чрезвычайно важное значение для библиотеки и читателей имело создание не только алфавитного, но и систематического каталога, которые помогали.

В последующие годы (1861-1881), когда директором библиотеки стал И. Д. Делянов, богатства ее преумножались приобретением ряда ценных коллекций — арабских и персидских рукописей, древнееврейских рукописей, собрания рукописей Н. М. Карамзина, рукописного собрания путешественника Тоблера (содержавшего сведения о Палестине) и др.

Огромное значение для библиотеки имел коллектив сотрудников, среди которых большинство составляли люди высокообразованные, глубоко преданные своему делу.

В отделении изящных искусств с 1872 года работал известнейший художественный критик В. В. Стасов. Он не только оказывал бесценную помощь писателям, художникам и музыкантам литературой и советами, но привлек в библиотеку большое количество пожертвований, в частности в виде автографов знаменитых деятелей искусства. По его предложению и его стараниями в библиотеке была основана коллекция портретов Петра Великого. По его инициативе библиотекой была приобретена уникальная коллекция византийских эмалей. Человек эмоциональный, увлекающийся он «очень много сделал для библиотеки. Он горячо ее любил, особенно свой отдел».³²

Заведующим юридическим отделом был Н. Н. Страхов — образованнейший человек, член-корреспондент Академии наук, автор многочисленных работ по философии, естественной истории, литературе. Исключительное значение для библиотеки имела деятельность А. Ф. Бычкова, поступившего в 1844 году в рукописный отдел на должность хранителя, позднее ставшего заведующим русским отделом и, наконец, директором библиотеки (1882-1899). Способный ученый, ученик Погодина, он успешно совмещал научную работу с библиотечной, поступив в русский отдел, составил ряд каталогов, в частности 1015 книг церковно-славянской печати, находившихся в рукописном отделе, каталог книг на иностранных языках, приобретенных библиотекой. Под его редакцией были изданы Академией наук ряд сборников древних рукописей. «Бычков любил библиотеку как родное детище, — отмечали авторы ее истории, — интересовался всякой мелочью, жил ее интересами и заботился, чтобы она стояла на высоте своего назначения».³³

И действительно, к концу XIX века старанием и трудами этих и других замечательных сотрудников Петербургская Публичная библиотека заняла место в первых рядах европейских библиотек. Многие научные общества и отдельные ученые страны Европы, Азии и Америки устанавливали с ней контакты, пользовались книгами. Книжные фонды библиотеки за вторую половину XIX века возросли с 980 тыс. экземпляров в 1861 году до 2100 тыс. к концу столетия, а количество читателей возросло с 1800 человек в 1855 году до 12 800 человек в 1895 году.

Несмотря на заметные успехи в деле создания библиотек, посещаемость их и использование книжных фондов были крайне неравномерны. Н. А. Рубакин провел детальное исследование количественного и сословного состава читателей библиотек самых различных регионов России. При этом выяснилось, что многие библиотеки имеют самое незначительное число читателей. «Просматривая библиотечные отчеты, присланные из разных концов России, — замечал исследователь, — вы прежде всего поражаетесь чрезвычайно незначительным числом подписчиков в библиотеках». Так, например, в Нахичеванской библиотеке читателей почти не было, в библиотеке г. Онеги в 1889 году было всего 4, в Уфе — 7, в Симферополе — ни одного. Рассмотрение сословного состава читателей показало, что процент представителей привилегированных классов, пользующихся библиотеками, гораздо ниже того, что следовало ожидать. Так, в Екатеринославе из 100 представителей этой группы читателями библиотеки числились 4 человека, в Херсоне —5, Астрахани — 6, в Нижнем Новгороде — 10, Воронеже — 17, Самаре — 14. «Даже если увеличить эти цифры в четыре раза (учитывая родных и знакомых, которые могли пользоваться книгой) то получается, что в семидесятитысячной Астрахани пользовались библиотекой менее 2000 человек, а из 7000 «чистой публики» почти 3/4 не имели отношения к библиотеке».³⁴ В Херсоне также не пользовались библиотекой около 3/4 культурного населения, в Нижнем Новгороде — 2/3, в Самаре и Воронеже — 1/2.

Даже среди лиц таких профессий, как учителя и учительницы, доктора, священники, далеко не все пользуются книгами из библиотек. «Кто довольствуется каким-либо дешевеньким журналом с премиями, кто берет книги из учительской, часто скудной библиотеки и держит их подолгу, иной раз по целому году, закрывая доступ к этим книгам другим, кто живет и обходится совсем без книг».³⁵

В то же время, завершая раздел о распространении печатного слова в России во второй половине XIX века, следует отметить возросшее понимание значения его среди разных слоев населения, и особенно низших — рабочих, крестьян. Польза и даже необходимость грамотности стала настолько очевидна, что способствовать этому стремились люди разных социальных и имущественных состояний. Так, крестьянин Вятской губернии Василий Завалин в письме, адресованном в «Комитет грамотности», предлагал отпечатать азбуку в собственной типографии в г. Глухове и открыть там же ремесленное училище.³⁶

Н. А. Рубакин с большой симпатией отмечал появление рабочего читателя — «стали больше читать фабричные рабочие, ремесленники». При этом автор высказал наблюдение о характерном для этих читателей подходе к чтению: «деревенская читающая публика не гонится за „щекотанием нервов”, как это делает публика столичная. Она требует от книги пользы».

Один из корреспондентов писал Рубакину, что «книга сделала из меня садовода и огородника. Прочитав курс геометрии, сам сделал астролябию и приступил к размерке десятин» (то есть размежеванию — Н. Я.). Другой крестьянин, сначала читавший книги по сельскому хозяйству, затем стал покупать и художественную литературу, сначала — для семьи, затем образовал что-то вроде избы-читальни, куда стали ходить односельчане. К сожалению, подобные примеры не были частыми. По многим причинам, чаще всего материальным, книга была недоступна рабочему, и особенно крестьянину — не было в хозяйстве лишней копейки на книгу, трудно доставать книги в глухих, отдаленных даже от уездного города деревнях, — но к этому присоединялось и недоверчивое, а иногда враждебное отношение части населения к книге, грамоте и «грамотеям».

Достаточно типичной была жалоба крестьянского юноши Ивана К. о том, что ему «положительно запрещено читать книги со стороны родителей». Яне только родители выражали отрицательное отношение к просвещению крестьянских или рабочих подростков. По мнению господ, писал другой корреспондент Рубакина, «читать книги это слишком вредная привычка для будущего крестьянина: подобно пьянству, она развивает привычку к ничегонеделанию».³⁷

Такое «барское» отношение к грамоте, и в целом к просвещению, противостояло активному стремлению русской интеллигенции нести в народ книгу и знания, выразившемуся в организации многочисленных библиотек при земских школах, бесплатных народных читален на селе и в городе.

Примечания

¹ Баренбаум И. Е., Давыдова Т. Е. История книги. М., 1971. С. 170.

² Там же. С.171.

³ Милюков П. Н. Очерки по истории русской культуры. М., 1994. С. 352.

⁴ Либрович С. Ф. На книжном посту. Воспоминания. Записки. Документы. П.; М., 1918. С. 13.

⁵ Там же. С.386.

⁶ Сытин И. Д. Жизнь для книги. М., 1960. С. 62.

⁷ Там же. С.67.

⁸ Там же. С.68.

⁹ Куфаев М. Н. История русской книги в XIX веке. Л., 1927. С. 203.

¹⁰ Рубакин Н. А. Этюды о русской читающей публике. СПб., 1895. С. 83.

¹¹ Ушедшая Москва. Воспоминания. М., 1964. С. 140—141.

¹² Есин Б. И. Русская дореволюционная газета. М., 1971. С. 28, 45.

¹³ Есин Б. И. Русская газета и газетное дело в России. М., 1981. С. 89.

¹⁴ Там же. С.95-96.

¹⁵ Феоктистов Е. М. За кулисами политики и литературы. Л., 1929. С. 94.

¹⁶ Есин Б. И. Русская дореволюционная газета. С. 42.

¹⁷ Феоктистов Е. М. За кулисами политики и литературы. С. 245.

¹⁸ Гиляровский В. А. На жизненной дороге. Вологда, 1959. С. 189-190.

¹⁹ Летенков Э. В. «Литературная промышленность» России конца XIX — начала XX века. Л., 1988. С. 7а.

²⁰ ГиляровскийВ. А. На жизненной дороге. С. 190.

²¹ Старый журналист. Литературный путь дореволюционного журналиста. М.; Л., 1930. С. 97.

²² Материалы к изучению истории русской журналистики. Вып. III. М., 1958. С. 210.

²³ Летенков З. В. «Литературная промышленность» России. С. 70.

²⁴ Материалы к изучению истории русской журналистики.С. 31.

²⁵ Старый журналист. Литературный путь. С. 102-103.

²⁶ Летенков Э. В. «Литературная промышленность». С. 70.

²⁷ Там же. С. 77.

²⁸ Еслин Е. И. Путешествие в прошлое. М., 1983. С. 151.

²⁹ Куфаев М. Н. История русской книги... С. 160.

³⁰ Голубева О. Д. М. А. Корф. СПб., 1995. С. 19.

³¹ Императорская Публичная библиотека за 100 лет (1814-1914). СПб., 1914. С. 236.

³² Там же.С. 391.

³³ Там же. С.402.

³⁴ Рубакин Н.А. Этюды о русской читающей публике. СПб., 1895. С. 83, 85.

³⁵ Там же. С.91.

³⁶ Куфаев М. Н. История русской книги... С. 162.

³⁷ Рубакин Н. А. Этюды о русской читающей публике. С. 81.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

РУССКАЯ ЛИТЕРАТУРА