Условия соблюдения уместности

1. Знание структуры языка (лексики и синтаксических конструкций). Благодаря этому у говорящего появляется возможность выбора нужных языковых средств в каждом конкретном случае.

2. Знание системы языка, т.е. тех связей и отношений, в которых находятся между собой его структурные элементы. Только имея представление о специфике стилей литературного языка и стилистической дифференциации лексики, можно найти наиболее целесообразный способ, вариант передачи информации.

Таким образом, уместность речи, определяющая эффективность общения, предполагает знание структуры и системы языка, а также учёт условий ситуации общения.

ЧИСТОТА РЕЧИ

Одним из критериев хорошей речи является её соответствие этике общения. Этическая нормативность, уважение к адресату, по мнению О.Б.Сиротининой, едва ли не важнее ортологической правильности [Сиротинина: 105]. Так, не принято говорить на темы, вынесение которых на обсуждение может быть неприятным, неудобным или даже болезненным для кого-либо из присутствующих. «Речь выступает как знак духовной деятельности человека, и категории морали и нравственности безусловно оказывают влияние на характер речевой коммуникации. Умение соблюдать этические нормы всегда высоко ценилось в обществе. Знание норм этики, умение следовать им в поведении и речи всегда свидетельствовало и свидетельствует о хороших манерах, о хорошем воспитании и образовании говорящего и пишущего» [Богданова, Кочеткова: 197].

Всё вышесказанное позволяет утверждать, что чистота как коммуникативное качество хорошей речи должна истолковываться на основе соотношения языка и этики. Этика – 1. ‘философское учение о морали, её развитии, принципах, нормах и роли в обществе’; 2. ‘совокупность норм поведения, мораль какой-либо общественной группы’. Именно ко второму значению слова этика апеллируют исследователи [Б.Н.Головин, О.Б.Сиротинина, В.А.Богданова, Т.В.Кочеткова], когда пытаются описать чистоту как коммуникативное качество хорошей речи.

Но хорошая речь предполагает соответствие этике общения не только с точки зрения её содержания (общение на трудные, запретные, деликатные и т.п. темы), но и с точки зрения использованных форм выражения этого содержания: «чистой мы называем такую речь, в которой нет чуждых литературному языку элементов (прежде всего слов и словосочетаний) и нет элементов языка, отвергаемых нормами нравственности» [Головин: 166].

Если говорящий не обладает достаточно высоким культурным и интеллектуальным уровнем, то вполне вероятна возможность того, что человек не справится с давлением ситуативности и спонтанности – системообразующих признаков устной речи. В результате боязнь возможной паузы при выборе языкового средства, боязнь того, что слушающий может перехватить инициативу в разговоре, желание казаться образованнее, чем есть на самом деле, ряд других причин приводят к тому, что в речи появляются языковые средства, засоряющие её[32]:

1. лишние слова (слова-сорняки, слова-паразиты);
2. варваризмы;
3. вульгаризмы.

Рассмотрим использование в речи указанных языковых средств.

Лишние слова (слова-паразиты)

К языковым средствам, нарушающим чистоту речи, относятся, в первую очередь, лишние слова (слова-сорняки, слова-паразиты: как бы, на самом деле, значит, достаточно, в принципе, типа, короче, так сказать, такой), т.е. языковые средства, не несущие информативной нагрузки.

Каковы причины появления в речи лишних слов? Для ответа на этот вопрос обратимся к рассмотрению природы устной речи.

Речевая деятельность характеризуется исследователями как сознательная, психологически организованная деятельность по выбору и экспликации языкового варианта, наиболее подходящего для реализации замысла говорящего. Иначе говоря, продуцирование речи – это осуществление взаимосвязи между языковой способностью и речевой активностью (см. об этом подробнее в разделе «Богатство речи»).

Любая речевая деятельность осуществляется в рамках определённой ситуации общения. Поэтому говорящий в процессе речи вынужден учитывать массу факторов, связанных с условиями общения и потому влияющих на выбор языковых средств. Кроме того, речь обусловлена также и набором личностных характеристик говорящего.

Устная речь в силу присущих ей спонтанности и неподготовленности (а в неофициальной обстановке – ещё и непринуждённости) в значительно большей степени, чем речь письменная, подвержена влиянию ситуативного и личностного факторов.

Именно спонтанность и неподготовленность в совокупности со специфическими личностными особенностями конкретного говорящего обусловливают появление в устной речи так называемых «лишних» слов.

1. Как можно быстрее закончить научную проработку, так сказать, и начинать присматриваться что ли, так сказать, проектировать, готовиться к строительству железнодорожной магистрали.
2. Ну, ты, короче, это, принесешь мне его во вторник, а я посмотрю, что можно сделать.
3. Они, короче, корову дома держат.
4. А я такая его спрашиваю.
5. Мы сидим такие, а там такая тетушка подходит. И такая: «Вы тут долго будете сидеть еще?». Я такая: «Ну конечно». А она такая: «Я тогда милицию позову». Прикинь!
6. При проведении работ, значит, проводятся исследования, значит, на содержание радона.
7. И, в принципе, надо очень постараться так всё испортить, чтобы у неё в жизни осталась только одна радость – бутылка.
8. И мы помним как бы Набережную.
9. Я как бы считаю, что кандидатура Димы Билана как бы самая удачная для выступления на Евровидении.

Особое внимание обратим на распространённое сейчас в речи множества людей слово как бы.

Чем мотивировано такое специфическое, повсеместно отмечаемое явление, как использование в речи этой языковой единицы? Как считает А.А.Мурашов, многочисленные как бы, короче, ну это – результат отставания мысли от речи: «мы подчас стремимся говорить быстрее, и делаем это раньше, чем элемент осмысленного речевого поведения становится нам ясен» [Мурашов: 85].

«Почему это происходит? Причин несколько.

Во-первых, «какбизм» возникает, когда человек ищет слово, решив, что его повседневный лексикон не соответствуют ситуации общения.

Во-вторых, эта фраза свидетельствует о неуверенности говорящего – в правдивости собственных слов, в себе самом, в том, что собеседник поймёт его должным образом.

В-третьих, «как бы» наиболее часто звучит тогда, когда беседы как таковой нет, она должна состояться, но собеседники лишь оценивают друг, и аксиологический момент диалога («Я» – ученик, меня оценивают) доминирует над остальным. Боясь быть оценённым «не по достоинству», коммуниканты старательно выстраивают нить разговора, их занимают не столько факты и их изложение-восприятие, сколько сама возможность общения, они выбирают слова, заменяя пустоту многочисленными рудиментами, всего более опасаясь молчания и считая это «как бы» его возможной альтернативой. Фразы с «как бы» выдают неуверенность, боязнь сказать что-то лишнее, не предусмотренной «протоколом» и коммуникативным намерением. Иными словами, человек не чувствует коммуникативной комфортности, стремится следовать однажды составленному самим собой «сценарию», удержаться в пределах которого помогают интеллектуальные паузы, заполняемые избыточной лексикой» [Мурашов: 86].

Похожей точки зрения придерживается Л.А.Капанадзе, считая, что «распространение именно этой модальной частицы есть симптоматический знак. Здесь и отказ от поисков новых средств выразительности, и бесконечная ирония и самоирония, и постоянная наша оглядка на собеседника».

Мы не вполне согласны с трактовкой использования как бы как результата иронии и тем более самоиронии, поскольку имеющийся фактический материал не позволяет интерпретировать речь носителей, систематически использующих как бы, как речь людей, способных к рефлексии и саморефлексии, необходимых для иронического отношения к миру.

Для соблюдения чистоты как коммуникативного качества необходимо избавляться от слов-паразитов, строго контролируя свою речь.

Варваризмы

Обычно авторы пособий по культуре речи обращают внимание на использование говорящими заимствованной лексики, причём оценивается это отрицательно.

Важно отметить, что речь в данном разделе идёт не о запрете использования заимствований, тем более что это – абсолютно бессмысленное занятие: язык своих возможностей не утратит, он в течение времени одни заимствования адаптирует, от других – избавится сам.

В качестве аргумента можно привести наблюдения исследователей. В истории русского литературного языка выделяют несколько периодов, в которые происходили глобальные заимствования: а) петровский (связанный с реформами Петра I); б) карамзинско-пушкинский (начало XIX века); в) послеоктябрьский (советский) и г) перестроечно-постперестроечный (примерно с конца 80-х годов ХХ века до наших дней). Но, несмотря на такую массу заимствований, русский язык по-прежнему жив. Более того, он продолжает развиваться по своим законам.

Причина возникновения заимствований проста: у говорящих появляется потребность в новых словах, потому что появляются новые реалии и понятия, а готового русского названия для них нет. Но это не значит, что заимствованное слово нарушит структуру языка. Оно либо постепенно встроится в лексическую систему, либо будет – в силу разных причин – отторгнуто языком. Поэтому бессмысленны сетования по поводу «гибели языка», причины их (сетований) бытования, как представляется, кроются в непрофессионализме самих поборников «чистоты рядов».

Вот что пишет об этом заведующий отделом культуры русской речи Института русского языка А.Д.Шмелёв: «Тексты, распространяемые современными средствами массовой информации, изобилуют словами, которые всего лишь двадцать лет тому назад в русской речи не употреблялись: такие слова, как пиар и ньюсмейкер, маркетинг и фьючерс, риелтор и пикапер, ремейк и блокбастер, и сейчас понятны далеко не всем носителям языка. Однако заимствование большинства из них связано с тем, что в нашу жизнь входят новые явления, для которых нет готового русского названия. Как правило, сначала соответствующая реалия бывает знакома относительно узкой группе «посвященных», которым обычно известно ее английское название. В этом случае соблазн пользоваться английским названием часто оказывается слишком велик; а по мере того как явление получает все более широкое распространение, все более широко известным становится и его заимствованное наименование. И множество людей, подающих заявки на получение грантов, уже не помнит, что двадцать лет тому назад само слово грант было мало кому известно.

Дальнейшая судьба заимствованных слов может сложиться по-разному. Когда в начале XX века в России начинали играть в футбол, поклонники новой игры пользовались английской футбольной терминологией. В дальнейшем некоторые слова прижились в русском языке (пенальти, аут), некоторые оказались вытесненными русскими аналогами (сейчас редко услышишь слова голкипер, бек, хавбек — вместо них используются такие наименования, как вратарь, защитник, полузащитник), а в некоторых случаях возникла конкуренция между заимствованным словом и его русским «переводом» (форвард и нападающий, офсайд и вне игры, корнер и угловой)» [Шмелёв: http://www.strana-oz.ru/?numid=23&article=1033].

Представляется, что чистоту речи нарушают не любые заимствования, а лишь те, которые «не входят в состав русской лексики, не освоены языком, не являются его принадлежностью» [Голуб: 106].

К таким языковым средствам, нарушающим чистоту речи, относятся варваризмы– иноязычные слова или выражения, употребляемые в речи с сохранением особенностей формы и произношения, обозначающие понятия, которые уже имеют наименования в русском языке. «Варваризмы попадают в речь как окказиональные средства, их употребление не носит общепринятого характера. От других иноязычных заимствований варваризмы отличаются и тем, что имеют «иностранный» облик, резко выделяющийся на фоне русской лексики» [Голуб: 106]: Как твоя джоб, движется? Грабежи энд разбои.

Речь, насыщенная варваризмами, называется макаронической. Макаронический – связанный с обилием неоправданных иноязычных заимствований. Первоначально макаронической называли речь, изобилующую макаронизмами и оттого носящую шутовской характер [фр. macaronisme < ит. Macсherone – паяц, балагур.]: «Рашен лэнгвидж»: «Ин дэйс оф сомнений, – писал Иван Сергеевич, – ин дэйс оф тягостных раздумий эбайт судьбах моей родины, – писал он, – онли ты мне поддержка...» [Литературная газета, 1993, № 23].

Если макаронизмы введены в речь сознательно, для создания определённого прагматического эффекта (в том числе и юмористического), их использование не является речевой ошибкой, в отличие от тех случаев, когда говорящий неоправданно употребляет варваризм, нарушая тем самым чистоту речи.

Чистота речи при использовании заимствований нарушается не только на лексическом уровне. В последнее время всё чаще можно констатировать употребление говорящими заимствованных грамматических конструкций (особенно в рекламном дискурсе). Вот что об этом пишет в статье «Syntaxisu.net» И.Б.Левонтина: «Некоторое время назад в магазинах появилась серия продуктов с удивительными названиями: зефир и пастила «со вкусом йогурт», «с ароматом ваниль», «с ароматом клубника со сливками».

Да, именно так – не «с ароматом клубники», а «с ароматом клубника». Когда я в первый раз это увидела, то вспомнила сначала старый фильм: «Ты туда не ходи, сюда ходи. Снег башка попадет, совсем мертвый будешь».

Я понимаю, что, скажем, в рекламных текстах авторы зачастую жертвуют грамматикой, поскольку грамматически правильная фраза не влезает в формат. Но здесь-то ничто, кажется, не мешало написать «со вкусом йогурта», «с ароматом клубники» или, там, «с ванильным ароматом». Своим недоумением я поделилась со знакомыми рекламщиками, но они покачали головами: «Нет, это специально. Брендинг!» Что ж, как говорится, это многое объясняет.

Да я, в общем, и сама догадывалась, что так исковеркать русский язык можно только нарочно. Если оставить в стороне пуристические установки, логика авторов вполне понятна. Во-первых, выражения «со вкусом йогурта» и «со вкусом йогурт» не вполне тождественны по смыслу. «Со вкусом йогурта» – это, так сказать, импрессионистическое описание. А «со вкусом йогурт» – скорее номенклатурное: ну, то есть, у данной пастилы особый, определенный и всегда одинаковый вкус, который мы условно обозначили как «йогурт». Между прочим, про машины еще в глубоко советское время говорили «цвет баклажан», «цвет мокрый асфальт». Это снимало вопрос о том, какие бывают баклажаны и похожего ли они цвета. Название такое. А вот теперь эта конструкция стремительно распространяется. Живи Чичиков в наши дни, он говорил бы приказчику: «Любезный, а подай-ка мне сукнецо брусника с искрой».

Во-вторых, авторы не рассчитывают на то, что покупатель в магазине будет читать этикетку внимательно. Его глаз, скользя по полкам с товарами, выхватывает отдельные слова. И тут лучше, чтобы ключевые слова были в начальной форме.

Мелкий шрифт, творительный падеж, предлог – это все годится только для проходного «со вкусом». А вот ключевое «йогурт» – крупно и в словарном виде. Русский язык с его богатой морфологией – чистое наказание для писателя этикеток.

При социализме был анекдот о названии магазина в родительном падеже – «КолбасЫ». Сейчас же волчьи законы капитализма требуют безжалостно обрывать все связи, во всяком случае, синтаксические: никакого «йогурта (кого/чего)», только «йогурт (кто/что)». Брендинг, что поделаешь! Недавно я поймала себя на том, что в магазине спрашиваю у дочки: «Тебе взять Актимель малина-клюква?» А ведь еще пару лет назад сказала бы «малиново-клюквенный Актимель».

Я уже писала в «Стенгазете» об экспансии другой синтаксической инновации: «Комет чистящий порошок», «Интернет образование», «уход шампунь» и т.п. Или вот совсем свежий пример: «Кто не попал в Коммерсантъ рейтинг, тот не туда попал». При всех различиях между приведенными примерами есть нечто общее: синтаксически зависимое существительное в именительном падеже стоит перед другим, определяемым существительным. Заметим, если второе просклонять, первое не изменится: Коммерсантъ (не Коммерсанта!) рейтинга, Коммерсантъ рейтингом и т. д. Это не как красавица дочь, красавицей дочерью… Такая конструкция раньше для русского языка была нехарактерна и встречалась разве что в цельных наименованиях типа Царь-девица, полынь-трава и т. п. Теперь же редкая реклама без нее обходится.

Сочетание двух агрессивных конструкций дает эффект ошеломляющий: появляются монстры типа «Пемолюкс крем сода эффект».

Тут бывают разные варианты, например такой: «Гель моющий Пемолюкс Лимон Сода Эффект 500г». В этом случае все-таки сначала «гель», а потом «Пемолюкс». Но зато сразу и лимон (лимонный по-русски), и сода эффект. Поэтому старомодный вариант «Пемолюкс аква. Средство для мытья посуды, с эффектом соды, 500 г» – читаешь уже с почти ностальгическим чувством» [Левонтина: http://www.stengazeta.net/article.html?article=916].

Вульгаризмы

Чистота речи может быть нарушена в результате использования вульгаризмов – языковых средств, относящихся к сниженному пласту лексической системы (это могут быть слова и выражения, принадлежащие к просторечию, жаргону, обсценной лексике).

Как уже не раз отмечалось, выбор языкового средства зависит от уровня общей и речевой культуры говорящего, от социальной и профессиональной принадлежности, от языкового вкуса и речевых предпочтений. Но в любых ситуациях совершенно неприемлемым для этически обусловленной речи является инвективный способ общения, в том числе и вкрапление в речевое общение отдельных инвектив в качестве сознательного нарушения этических норм. Устная речь, особенно публичная, с включением в неё обсценных средств разрушает этические и эстетические ожидания слушающих.

Появление вульгаризмов объясняется стремлением говорящего ярче, эмоциональнее выразить своё отношение к предмету речи:

1. Ты меня уже задолбал.

2. Запарился на огрызках писать.

3. Он гасится от нас уже второй день.

4. Ты опять в трубку хаваешь?

5. Ещё один тормоз попался.

6. Чисто морально я понимаю, что нас киданули.

7. Домой надо валить.

Исследователи, занимающиеся изучением социальных диалектов, в частности, жаргона, отмечают, что чаще всего вульгаризмы встречаются в речи молодых людей: «вульгаризация речи свойственна подрастающему поколению и часто идёт не от дурных мыслей и наклонностей, а скорее от несознательного желания подростков выглядеть грубовато-мужественными, более взрослыми, опытными. Однако, будучи явлением преходящим, жаргон все-таки может оставить (и часто оставляет!) след в языковом развитии человека... Человеку, привыкшему смолоду к вульгарным, стилистически сниженным словам и выражениям, впоследствии трудно научиться правильно и грамотно излагать свои мысли» [Борисова: 78].

Действительно, среди записей звучащей речи в нашем материале есть примеры следующих выражений, произнесённых преподавателями в официальной обстановке: Девочки, да не догоняете вы, устал я с вами (преподаватель на лекции); Когда вы будете отвечать, вы будете тоже впухать (учитель информатики на уроке).

Следует помнить, что употребление вульгаризмов, обсценной лексики свидетельствует прежде всего о низкой культуре говорящего, и не только речевой, но и общей.

Некоторые оправдывают использование подобного рода слов увеличением экспрессии. «Но экспрессия, если она достигается за счёт употребления жаргонных или бранных выражений в ущерб смыслу и красоте речи, не увеличивает эффективность общения, а скорее делает его менее успешным» (Ю.А.Караулов).

ВЫРАЗИТЕЛЬНОСТЬ РЕЧИ

Выразительной считается речь, которая своим построением и отбором языковых средств способна вызвать и поддержать внимание и интерес адресата, апеллируя к его чувствам.

Выразительность– это такое свойство речи, благодаря которому оказывается воздействие не только на логическую, но также и на эмоциональную сферу адресата. Данное коммуникативное качество речи может быть описано на базе соотношения «речь – эмоции». Выразительная речь действует на наши чувства сильнее, чем речь «механическая», однотонная.

Выразительность – сложное для описания качество речи. Почему? Во-первых, потому что каждый из нас оценивает выразительность текста с позиции своего риторического идеала. Во-вторых, выразительность особым, специфическим образом взаимодействует с другими коммуникативными качествами речи: она может быть усилена благодаря остальным достоинствам речи, а может быть достигнута благодаря её недостаткам (если это соответствует намерениям говорящего / пишущего). В-третьих, набор и соотношение средств выразительности в разных речевых стилях и жанрах существенно различаются. В-четвёртых, степень выразительности, выбор средства для достижения нужного эффекта зависят не только от индивидуальности автора и особенностей адресата речи, но и от ситуации общения, которая диктует выбор стиля и жанра высказывания.

Такое коммуникативное качество хорошей речи, как выразительность, зависит от нескольких условий. Так, всестороннее знание предмета речи предопределяет способность построить речь убедительно, действенно, а это возможно только при условии самостоятельности мышления говорящего, поэтому знания, извлеченные из каких-либо источников, должны быть освоены, переработаны, осмыслены говорящим.

Немаловажным является также отношение говорящего к содержанию речи: «внутренняя убежденность говорящего в значимости высказывания, интерес, неравнодушие к его содержанию придаёт речи (особенно устной) эмоциональную окраску. Равнодушное же отношение к содержанию высказывания приводит к бесстрастному изложению истины, которое не может воздействовать на чувства адресата» [Плещенко, Федотова: 167].

Помимо глубокого знания предмета речи, выразительность предполагает также умение донести это знание до адресата, вызвав у него интерес и внимание. Это становится возможным благодаря тщательному и умелому отбору языковых средств с учётом условий и целей общения, поэтому от говорящего требуется хорошее владение языком и его выразительными возможностями, а также умение пользоваться специфическими особенностями функциональных стилей. Поэтому намерение добиваться выразительности речи должно быть сознательным, т.е. у говорящего должна быть целевая установка на продуцирование выразительной речи.

Для воздействия на адресата говорящий может использовать два типа речи: речь автологическую, в которой все слова используются лишь в прямом значении, и речь металогическую, в которой могут быть актуализированы разнообразные средства создания выразительности.

Компоненты металогической речи многообразны, их исследованию посвящено множество трудов учёных, ораторов, художников слова. Будучи ограниченными рамками данного учебного пособия, мы обратим своё внимание только на основные средства создания выразительности.

Среди средств выразительности выделяют тропы и фигуры, различия между которыми таковы: как правило, тропы основаны на переносе наименования, а фигуры – на изменении структуры предложения.

ОСНОВНЫЕ ТРОПЫ

Троп (буквальный перевод с греческого – поворот) – употребление слов и словосочетаний в таких контекстах, которые обнаруживают у них прежде неизвестные, новые смысловые оттенки. В тропе всегда совмещается два семантических плана: коллективно-языковой и индивидуально-ситуативный.

Ценность тропа определяется количеством информации, её новизной, соотнесённостью с контекстом. В тропе происходит совмещение значений и смыслов, их осложнение. Формула тропа такова:

троп = образность + двуплановость + экспрессивность

Следует обратить внимание на различие между тропом художественным и публицистическим, которое носит качественный характер: публицистический троп является средством социальной оценки, способом привлечения внимания адресата, воздействия на него; художественный – средством раскрытия содержания, способом получения дополнительных смысловых оттенков.

Самыми распространёнными тропами являются гипербола, ирония, литота, сравнение, метафора, метонимия, перифраз, эпитет.

Гипербола (от греч. hyperbole – преувеличение) – образное выражение, содержащее чрезмерное преувеличение тех или иных свойств изображаемого предмета или явления. Благодаря гиперболе автор усиливает нужное впечатление: В сто сорок солнц закат пылал! (В.Маяковский). Этот образ помогает читателю представить необыкновенное по яркости небо, освещённое заходящим солнцем.

В качестве примера использования гиперболы в публицистическом тексте приведём отрывок из записи предвыборного ток-шоу, основными действующими лицами которого были Б.Немцов и В.Жириновский.

Б.Немцов: Как он будет помогать Горьковскому автомобильному заводу?

В.Жириновский: Объясняем, как. Во-первых, мы расскажем нижегородцам, что за время правления губернатора Немцова в области разрушено полностью сельское хозяйство, потому что его друг Явлинский предложил свою реформу. Погибли все колхозы и все фермеры. Во-вторых, огромное количество безработных, огромное количество больных, страшная эпидемия сифилиса и СПИДа за время правления губернатора Немцова (смех в зале). И его народ отверг полностью, он там не появляется сегодня, это его родное место.

Литота (от греч. litotes – простота, малость, умеренность) – троп, противоположный гиперболе; это образное выражение, в котором содержится художественное преуменьшение величины, силы, значения изображаемого предмета или явления. Литота есть в народных сказках: мальчик с пальчик, избушка на курьих ножках, мужичок с ноготок.

Литоту использует А.С.Грибоедов, когда хочет обратить внимание читателя на низкопоклонство одного из героев своей пьесы «Горе от ума» – Молчалина, который так угодливо ведёт себя на балу, что, обращаясь к одной из дам, говорит: Ваш шпиц, прелестный шпиц, не более напёрстка. Очевидно, что как бы ни хотелось Молчалину угодить даме, как бы ни был мал шпиц, он всё равно не может быть такого же размера, что и напёрсток.

Ирония (от греч. eironeia – притворство, насмешка) – осмеяние, содержащее в себе оценку того, что осмеивается; одна из форм отрицания. Отличительным признаком иронии является двойной смысл, причём истинным будет не прямо высказанный, а противоположный ему, подразумеваемый; чем больше противоречие между ними, тем сильней ирония. Осмеиваться может как сущность предмета[Отколе, умная, бредёшь ты, голова? (при обращении к ослу) (И.А.Крылов)], так и отдельные его стороны [Кажется, что она зря надела такую «длинную» юбку].

Ироническое отношение предполагает превосходство или снисхождение, скептицизм или насмешку, которые обязательно должны быть нарочито скрыты: Вы знаете… вы знаете, что меня умиляет? Меня умиляет то, что естьтакие патриоты, да? вот Жириновский себя патриотом считает, которые просто ненавидят отечественную промышленность и отечественное автомобилестроение (аплодисменты) и готовы полностью его уничтожить. Лютой ненавистью его просто ненавидят. Да. (Б.Немцов).

Сравнение – образное словесное выражение, при котором одно явление или понятие проясняется путём сопоставления его с другим явлением. Сравнение может быть отнесено к первичным видам тропа, так как при перенесении названия с одного явления на другое сами эти явления не образуют нового понятия, а сохраняются как самостоятельные.

Сравнение включает в себя сравниваемый предмет (объект сравнения), предмет, с которым происходит сопоставление (средство сравнения), и их общий признак (основание сравнения): Под ним Казбек, как грань алмаза, снегами вечными сиял (М.Ю.Лермонтов).

Как указывает Е.Н.Зарецкая, ценность сравнения как акта художественного познания в том, что сближение разных предметов помогает раскрыть в объекте сравнения, кроме основного, ряд дополнительных признаков, что значительно обогащает художественное впечатление [Зарецкая: 390]: Шахрай убежал из Кремля – так комар, не находя себе пищи, слетает со лба покойника (Завтра, 1998, № 7).

Сравнение обычно создаётся при помощи союзов как, как будто, словно, точно: Мы вместе с вами должны заставить чиновничий аппарат очиститься. Не надо никого ставить к стенке. Отлучённый от кормушки, он будет визжать, как поросёнок (А.Гуров, АиФ, 2003, № 19).

Возможны и бессоюзные конструкции, в которых сравнение эксплицировано посредством форм существительных в творительном падеже: Веерные отключения страшным пулемётом выкашивают целые регионы, оставляя горы трупов и развалины индустриальных центров.

В приведённом ниже отрывке из рассказа Д.Рубиной сопоставляются различные объекты, сравнение создаётся как с помощью формы творительного падежа, так и путём введения придаточного предложения.

Однако в тот день нам не везло: с утра над головами зависла мелкая сыпь дождя, и когда автобус, ныряя в горные тоннели, выревывал очередной виток дороги, поднимаясь все выше, казалось, что опускается небо; это облака бесшумными валунами катились по горам, заваливая дорогу, а справа над водой поднимался туманный пар, словно кто-то из простуженных богов кипятил себе воду в заливе для ингаляции (Д.Рубина).

Метафора (греч. metaphora – перенос) – слово или выражение, которое употребляется в переносном смысле для обозначения какого-либо предмета или явления на основе сходства его в каком-нибудь отношении с другим предметом или явлением: Куда, куда вы удалились весны моей златые дни? (А.С.Пушкин). «Метафора является источником лексики, обслуживающей мир идей, событий, процессов, абстрактных понятий, конструируемых человеком» [Арутюнова: 363].

Говорящий отражает в метафоре своё личное мировосприятие, так С.Миронов в своём высказывании Федеральное собрание состоит из Государственной Думы и Совета Федерации. Это два крыла нашего державного орла. Если орел будет махать только одним крылом, далеко он не улетит создаёт ассоциативные связи между Федеральным собранием и орлом, тем самым навязывая слушателю свое видение мира, побуждая адресата принять его точку зрения. Свободолюбие, сила, могущество орла – Федерального Собрания – зависит от слаженной работы двух его крыльев – Государственной Думы и Совета Федерации. Но поскольку они находятся в конфронтации, что говорящий воспринимает негативно, то образ могучего державного орла приобретает ироничный характер. К тому же говорящий, прогнозируя безрезультативность работы Федерального собрания в условиях отсутствия компромисса между Государственной Думой и Советом Федерации, предупреждает: если орел будет махать только одним крылом, далеко он не улетит.

В высказывании Это может сделать Думу буквально парализованной с помощью метафоры Г.Явлинский навязывает слушающему своё виденье мира, побуждает адресата речи воспринимать окружающую действительность негативно. Поскольку данная метафора построена на сходстве ассоциаций, возникает образ существующего, но бездействующего, не способного что-либо реализовать органа власти – Государственной Думы. Представляя Думу больной, парализованной, автор апеллирует к чувствам и эмоциям адресата, создавая в его сознании параллельную связь с его собственным организмом, тем самым производя наложение проблем общества на личные проблемы слушателя.

Употребление одной метафоры очень часто влечёт за собой нанизывание новых метафор, связанных по смыслу с первой, в результате возникает развёрнутая метафора:

Вот и лидеры ОВР, подобно старым броненосцам, отбиваются от наседающего дерзкого супостата, да их снаряды до цели не долетают (устарели). Супостат же, в свою очередь, жалит со всех сторон: то сосредоточит огонь на флагманах, то топит корабли арьергарда. Точный и мощный удар был нанесен армаде ОВР в конце прошлой недели. Один из трех флагманских броненосцев – «Губернатор Яковлев» – наскочил на ловко подброшенную ему мину в виде «Яблока». Получил пробоину ниже ватерлинии и поставил под угрозу все плавание. … Впрочем, флагманы ОВР пока не собираются ни флаги спускать, ни кингстоны открывать. Броня еще крепка. Шансы доплыть по инерции до порта назначения под названием «Госдума» остаются (Комсомольская правда, декабрь 1999).

Поскольку механизм создания метафоры основан на сходстве, метафору часто путают со сравнением. Отличие метафоры от сравнения состоит в том, что в метафоре назван только сопоставляющий компонент. Так, М.Ю.Лермонтов в четверостишии

Увы, я стар! Мои седины

Белее снега той вершины,

Но и под снегом иногда

Бежит кипучая вода

сопоставляет седины и снег. В первой части второго предложения названы и сопоставляемое, и сопоставляющее, следовательно, это – сравнение. Во второй – только сопоставляющее снег, значит, это метафора.

«Содержательное различие между метафорой и сравнением состоит в том, что в метафоре сопоставленные представления не только сливаются в одно, но степень их слияния настолько сильна, что сопоставляемый компонент не всегда достаточно хорошо просматривается в новом сложном представлении» [Хазагеров, Ширина: 243].

Говоря о метафоре, нельзя не упомянуть об ошибках, связанных с использованием этого средства выразительности.

Нередки злоупотребления метафорой, следствием чего является возникновение такого риторического тона, который может быть оценён как ложный пафос:

Мне русская речь как музыка,

В ней слово звучит, поёт,

В ней дышит душою русскою

Создатель её – народ.

И я в эту речь ныряю, как в речку,

И там со дна

Сокровища добываю,

В которых поёт весна.

Нагромождение метафор нередко свидетельствует о беспомощности автора. Становясь мастером, человек очень часто критически относится к своим былым увлечениям вычурными образами.

Так, например, К.Паустовский писал о своих первых стихах: «Стихи были плохие – пышные, нарядные и, как мне казалось тогда, довольно красивые. Сейчас я забыл эти стихи, помню только отдельные строфы:

О, срывайте цветы на поникших стеблях!

Тихо падает дождь на полях.

И в краях, где горит дымно-алый осенний закат,

Пожелтевшие листья летят…

Чем дальше, тем больше я нагромождал в стихах всяческие, даже бессмысленные, красивости:

И опалами блещет печаль о любимом Саади

На страницах медлительных дней…

Почему «блещет печаль опалами» – этого ни тогда, ни сейчас я объяснить не могу. Просто меня увлекало само звучание слов. Я не думал о смысле»[33].

Следует помнить, что метафоры, сравнения должны быть основаны на реальном сходстве предметов, явлений. При отступлении от этого принципа сравнение порой может потерять всякий смысл: Как щипцами, обхватили меня его твёрдые глаза в мохнатых ресницах[34]. Очень точно эта ошибка спародирована И.Ильфом, Е.Петровым: Волны перекатывались через мол и падали вниз стремительным домкратом. В подобного рода сравнениях нарушен закон эстетического соответствия сопоставляемых понятий. Неясно, например, как может гореть боль? Конечно, может гореть от боли больное место, но только не сама боль:

Верные витязи, слуги Царя,

Что ж не сбираетесь, болью горя?

В небе кровавая всходит заря,

Капает кровь Октября…

Кроме того, метафорическое значение слова не должно вступать в противоречие с его предметным значением. Поэтому невозможно дать положительную оценку использованию метафоры в следующих примерах:

Следом за тягачами по дороге скачет серая просёлочная пыль[35] (пыль может подниматься, клубиться,но не скакать).

Незнакомка подняла голову, и я невольно поразилась ее красоте. Большие голубые глаза были окружены частоколом черных изогнутых ресниц, красивые брови разлетались к вискам, масса мелко завитых волос ниспадала на плечи, тонкий нос, пухлые губы, словно нарисованные гениальным художником, довершали картину идеального лица (Д.Донцова).

Подводя итог вышесказанному, следует напомнить, что метафора призвана убедительно, ярко, образно передавать мысль, а не свидетельствовать о стремлении автора «говорить красиво».

Метонимия(от греч. metonomadzo – переименовывать) – слово или выражение, которое употребляется в переносном значении на основе отношений смежности между сопоставляемыми понятиями. Эти отношения могут проявляться в логической и временной смежности (например АБСТРАКТНОЕ – КОНКРЕТНОЕ), а также в совмещении или соприкосновении в пространстве (ИЗДЕЛИЕ – МАТЕРИАЛ; СОДЕРЖАЩЕЕ – СОДЕРЖИМОЕ). «Метонимия возникает на основе связи между предметами или явлениями, эта связь проецируется на план содержания языковых знаков. Вещь получает название другой, связанной с ней вещи» [Зарецкая: 384].Читал охотно Апулея, а Цицерона не читал (А.С.Пушкин), т.е. читал ПРОИЗВЕДЕНИЯ этих АВТОРОВ. Не то на серебре – на золоте едал (А.С.Грибоедов) – едал не на металле, а на изделиях из него (посуде из серебра и золота).

В одной из статей газеты «Завтра» автор с помощью метонимии когда Ельцин растоптал Конституцию и расстрелял Парламент выражает резкую пейоративную (отрицательную) оценку происходящего.

Следует обратить внимание на то, что неудачные метонимические переносы порождают речевые ошибки, создавая при этом комический эффект: На санках катались весёлые лица ребят.

Перифраза (от греч. perу – вокруг; frasio – говорю) – оборот, состоящий в замене названия лица, предмета или явления описанием их существенных признаков или указанием на их характерные черты: Сияние неутолённых глаз // Бессмертного любовника Тамары (лирическая героиня стихотворения А.Ахматовой о герое поэмы М.Ю.Лермонтова – Демоне).

В следующем комментарии за кадром А вот от 2000 до 2400 Шкода преображается и позволяет любоваться своими задними габаритамибензиновым собратьям (НТВ, передача «Карданный вал») диктор использует две перифразы: любоваться задними габаритами вместо обгонять и бензиновые собратья вместо другие машины.

В перифразе, как отмечал ещё Л.В.Щерба, выделяется один какой-то признак, а все другие затушёвываются [цит. по И.Б.Голуб. Стилистика русского языка: 145]: Гнездо они [ласточки] располагают так, чтобы кот к нему не мог подобраться. Но случаются и ошибки. И дворовые тигры непременно этим воспользуются. Используя для называния котов перифразу дворовые тигры, автор акцентирует внимание читателей на осторожности, ловкости, а главное, неизбежности расправы, – качествах, которые в языковом сознании носителя русского языка приписываются тиграм.

Как и некоторые другие тропы, перифразы могут быть общеязыковыми и индивидуально-авторскими. Общеязыковые перифразы обычно имеют устойчивый характер: белое золото (хлопок), чёрное золото (уголь), город на Неве (Санкт-Петербург), священное море (озеро Байкал). Многие из них от постоянного использования в средствах массовой информации становятся штампами, нарушающими как выразительность, так и богатство речи: люди в белых халатах, покорители горных вершин и т.д.

Эпитет (от греч. epitheton – приложенное) – употребление прилагательного или наречия в качестве определения предмета, признака или процесса, отличающееся, как отмечает Т.М.Хазагеров, «экспрессивностью, переносным (тропеическим) характером. В зависимости от основной разновидности тропа, эпитеты могут носить метафорический, метонимический, перифрастический и т.д. характер» [Хазагеров: 288].

Из дефиниции следует, что не каждое определение или обстоятельство является эпитетом, а только то, в значении которого содержатся дополнительные эмоциональные или смысловые компоненты. Проанализируем следующий текст. Становилось жарко; белые мохнатые тучки быстро бежали от снеговых гор, обещая грозу; голова Машука дымилась, как загашенный факел; кругом его вились и ползали, как змеи, серые клочки облаков, задержанные в своем стремлении и будто зацепившиеся за колючий его кустарник. Воздух был напоен электричеством. Я углубился в виноградную аллею, ведущую в грот; мне было грустно (М.Ю.Лермонтов).

Очевидно, что определения в словосочетаниях белые тучки, снеговые горы, серые клочки, виноградная аллея имеют конкретное лексическое значение и поэтому тропами не являются, в то время как определения мохнатые, задержанные в своем стремлении, будто зацепившиеся за колючий его кустарникпровоцируют образное восприятие, основанное на метафорическом переносе значения, следовательно, являются эпитетами.

Следует отметить наличие определённых трудностей, связанных с подбором эпитета. Речь идёт о десемантизации как редукции смысла в часто повторяющемся тексте. Чем более популярным оказывается конкретный пример тропа (в данном случае – эпитета), тем более он десемантизируется, вследствие чего утрачивает выразительность (ср. сиреневый туман).

Эпитет – один из самых традиционных и известных тропов, поэтому следует быть очень осторожным при его употреблении. Вот на что указывали русские писатели: «Эпитет – это очень серьёзная вещь, потому что, вслед за глаголом, он даёт то или иное состояние предмета в данный момент. Поэтому выбор эпитета – это чрезвычайно важный, серьёзный и решающий момент. Но тут нужно быть очень скупым и не давать двух эпитетов, а давать один, потому что расточительность не есть богатство. Эпитет должен освещать предмет с такой же яркостью и чёткостью, как вспышка в фотокамере, которая сразу попадает в глаз, как бы колет глаз» (А.Н.Толстой). Эту мысль А.П.Чехов развивает следующим образом: «Вычёркивайте, где можно, определения существительных и глаголов. Понятно, когда я пишу: «Человек сел на траву»; это понятно, потому что ясно и не задерживает внимания. Наоборот, неудобопонятно и тяжеловато для мозгов, если я пишу: «Высокий, узкогрудый, среднего роста человек с рыжей бородкой сел на зелёную, уже измятую пешеходами траву, сел бесшумно, робко и пугливо оглядываясь».

Так, в тексте Пришла волшебница-зима и укрыла всю землю белым ковром. Деревья надели пушистые белые шапки и шубки. Мороз рисует красивые узоры на стёклах окон. Иней посеребрил ветки деревьев. Светит солнышко, и на снегу вспыхивают золотые искорки. С неба падают снежинки, как маленькие звёздочки[36]отмеченные определения десемантизировались, и даже употребление их в границах других тропов не может вернуть им утраченный образный потенциал.

ОСНОВНЫЕ ФИГУРЫ

Фигуры (лат. figura – очертания, внешний вид, образ) – приёмы выразительности, которые реализуются в тексте, равном предложению или большем, чем предложение; «синтагматически образуемые средства выразительности» [Скребнев: 591].

Иногда фигуры понимаются шире: как любые обороты речи, отступающие от некоторой нормы разговорной «естественности» [Гаспаров: 466].

Анафора (единоначатие) – (от греч. anaphora — вынесение вверх) – распространенная стилистическая фигура, состоящая в повторении начальных частей двух и более относительно самостоятельных отрезков речи (слов, полустиший, строк, строф, фраз и т.д.):

Жди меня, и я вернусь,

Только очень жди…

Жди, когда наводят грусть жёлтые дожди,

Жди, когда снега метут,

Жди, когда жара,

Жди, когда других не ждут,

Позабыв вчера.

Жди, когда из дальних мест

Писем не придёт,

Жди, когда уж надоест

Всем, кто вместе ждёт…

(К.Симонов)

Анафора может быть не только словесной, но и звуковой (с повторением отдельных созвучий):

Черноглазую девицу,

Черногривого коня! (М.Лермонтов)

Рассмотрим пример использования анафоры в публицистическом тексте: Мы придём в Гос.Думу для того, чтобы поставить вопрос о главенстве национальных интересов.

Мы придём в Гос.Думу для того, чтобы поставить вопрос об издании закона «Преступления против нации» и в рамках этого закона восстановить смертную казнь (политическое объединение «Спас»).

В данном отрывке при помощи повторения значительной части сложного предложения (полностью повторяется главное предложение, а также часть придаточного) создается ритмический рисунок прозаического высказывания и таким образом достигается суггестивный эффект.

Эпифора (от греч. epiphora – добавка) – значимое повторение слов или выражений в конце двух или более относительно самостоятельных отрезков речи: Фестончики, всё фестончики: пелеринка из фестончиков, на рукавах фестончики, эполетцы из фестончиков, внизу фестончики, везде фестончики (Н.В.Гоголь). Эпифора не только формально, но и семантически противоположна анафоре. Повторение финальных отрезков подчеркивает «непреложность конечного вывода, итога, результата. … Анафора говорит: «Мы и сейчас и впредь будем исходить из такого-то положения», эпифора: «Мы и сейчас и впредь будем приходить к такому-то результату». Из-за этого оттенка неизбежности с эпифорой чаще связываются настроения безысходности и безвыходности.

Нам осталось уколоться

И упасть на дно колодца,

И пропасть на дне колодца,

Как в Бермудах – навсегда

(В.Высоцкий)

Как бы то ни было, но и эпифора, и анафора, как и все фигуры повтора, передают чувство уверенности говорящего в том, о чем он сообщает» [Хазагеров: 289].

Кроме того, важно отметить, что в чистом виде эпифора употребляется реже, чем анафора, но часто встречается в ослабленном виде. Примером подобного употребления эпифоры может служить параллелизм грамматических форм в финальных частях высказываний, характерный для стихотворных опытов начинающих авторов. Параллелизм грамматических форм как основа для рифмы в большинстве случаев предсказуем, то есть не несёт новой информации и поэтому должен быть признан нарушением выразительности речи:

Он наш поэт, поэт влюбленный.

Стихами мог он все сказать.

Его не зря зовут Есенин,

Его хочу я воспевать.

В тексте возможен одновременный повтор начальных и конечных отрезков речи в смежных стихах или ритмических частях (т.е. сочетание анафоры и эпифоры). Такая фигура называется симплока (от греч. symploke – сплетение). Известнейшим примером симплоки является текст русской народной песни «Во поле березка стояла…»:

Во поле берёзка стояла, Некому березку заломати,

Во поле кудрявая стояла, Некому кудряву заломати,

Люли, люли, стояла, Люли, люли, заломати,

Люли, люли, стояла. Люли, люли, заломати.

Очевидно, что в данном примере эпифорическому компоненту симплоки отводится более значительное место, что придает тексту эпический характер.

Еще одним примером реализации симплоки в поэтическом тексте может служить стихотворение А.С.Пушкина.

Храни меня, мой талисман,

Храни меня во дни гоненья,

Во дни раскаянья, волненья:

Ты в день печали был мне дан.

Когда подымет океан

Вокруг меня валы ревучи,

Когда грозою грянут тучи,

Храни меня, мой талисман.

В уединенье чуждых стран,

На лоне скучного покоя,

В тревоге пламенного боя

Храни меня, мой талисман.

Священный сладостный обман,

Души волшебное светило…

Оно сокрылось, изменило…

Храни меня, мой талисман.

Пускай же ввек сердечных ран

Не растравит воспоминанье.

Прощай, надежда, спи, желанье;

Храни меня, мой талисман.

Антитеза (от греч. antithesis – противоречие, противоположение) – оборот, в котором для усиления выразительности противопоставляются понятия, явления, предметы: Желчью не привлечёшь никого, а только смертельно надоешь всем и каждому (Ф.М.Достоевский).

Антитеза вызывает и поддерживает внимание слушателя к предмету речи за счет подчеркивания контрастности эмоциональной окраски каждого из противопоставляемых компонентов: Николай II любил считать броненосцы, Сталин – танковые армии, Брежнев – баллистические ракеты. А граждане великой страны, вышедшей на околоземную орбиту, стояли в очереди за суповыми наборами и покупали трусы по талонам месткома (АиФ, 2000, № 45). Кроме того, антитеза подчеркивает высказываемую с её помощью мысль: Рукописи не горят. Но рецензируются (название рецензии на фильм «Мастер и Маргарита»).

Примером использования антитезы в публицистическом тексте может служить речь С.Умалатовой: Какой войдёт наша страна в новое тысячелетие? Продолжающей деградировать и разрушаться или возрождающейся, объединяющей народы, дающей своим гражданам надежду на светлое будущее?

Чтобы слушающие окончательно доверились политику, С.Умалатова дважды использует риторический вопрос. Но если в первом случае (Какой войдёт наша страна в новое тысячелетие?) этот приём служит для активизации внимания аудитории, то во втором(Продолжающей деградировать и разрушаться или возрождающейся, объединяющей народы, дающей своим гражданам надежду на светлое будущее?) с помощью антитезы, встроенной в текст риторического вопроса, слушающему настойчиво навязывается специфический вывод, подкрепляемый ещё и использованием лексики, содержащей оценочный компонент (ср. деградировать, разрушаться ↔ возрождаться, объединять, надежда, светлое будущее).

Градация(от лат. gradatio – постепенность) – стилистическая фигура, при которой слова группируются в порядке нарастания или ослабления их эмоционально-смысловой значимости.

Градация должна содержать не менее трех элементов, имеющих в своем значении нечто общее. Важно отметить, что непременным условием при построении градации должно быть поступательное нарастание эмоционально-смысловой значимости или поступательная её нейтрализация.

Не вздумай бежать!

Это я

Вызвал.

Найду.

Загоню.

Доконаю.

Замучу!

Если происходит нарастание, градация считается восходящей; если происходит уменьшение, градация называется нисходящей: Не сломлюсь, не дрогну, не устану (О.Берггольц).

В публицистическом тексте часто встречаются примеры градационных цепочек, состоящих более чем из трех компонентов: Интернет кишмя кишит начинающими писателями, известными писателями, видными писателями, выдающимися писателями и просто графоманами (газета «Завтра», 2000, № 51). В данном высказывании при помощи приема восходящей градации задается определенный стереотип восприятия, заключающийся в предвосхищении усиления эмоционально-смысловой значимости определений. Запланированное нарушение этого стереотипа создает комический эффект.

Причиной несостоявшейся градации как нарушения выразительности речи может являться отсутствие как формальных, так и семантически релевантных признаков анализируемого приема. В высказывании может быть нарушено формальное ограничение, и тогда несостоявшейся градацией следует признать отрезок речи из двух компонентов, которые претендуют на выполнение функции стилистической фигуры:

Твой голос нежный как мечтанья,

В которых я ищу любя

Не те слова, не те сказанья,

Что мутят разум у меня[37].

Помимо нарушения акцентологических норм, наличия штампов и несовпадения ассоциативных рядов сопоставляемых в метафоре элементов, в четверостишии нарушено формальное требование приема градации: Не те слова, не те сказанья. Данный однородный ряд претендует на выражение одновременно сопоставления и противопоставления (что является основой для того, чтобы сделать вывод о развитии степени проявления признака или изменении оттенков значения), но содержит всего два компонента.

Суть нарушения семантического ограничения градации заключается в том, что усиление или ослабление эмоционально-смысловой значимости элементов градационного ряда может быть выражено непоследовательно.

Инверсия(от лат. inversio – перестановка) – расположение членов предложения в особом порядке, нарушающем обычный стилистически нейтральный (так называемый прямой порядок), с целью усиления выразительности. Так, в высказывании И.Эренбурга Изумительный наш народ! при помощи инверсии подчеркивается значимость эпитета изумительный.

Отметим, что на уровне предложения прямым считается порядок слов, при котором подлежащее предшествует сказуемому, после которого следует дополнение и т.д. (История знает как традиционный, так и нетрадиционный подходы к определению предмета риторики). На уровне словосочетания прямой порядок слов – это расположение зависимого слова перед главным (при согласовании) (в традиционном понимании), а управляемого после управляющего (понять тайны искусства).

«Результатом инверсии является то, что переставленный элемент оказывается интонационно выделенным и привлекает к себе дополнительное внимание», – отмечает Т.Г.Хазагеров [Хазагеров: 230]. Обратите внимание на расположение подчёркнутых слов в отрывке из повести А.С.Пушкина «Пиковая дама»: Поздно воротился он (Германн) в смиренный свой уголок; долго не мог заснуть, и, когда сон им овладел, ему пригрезились карты, зелёный стол, кипы ассигнаций и груды червонцев. Он ставил карту за картой, гнул углы решительно, выигрывал беспрестанно, и загребал к себе золото, и клал ассигнации в карман.

В.В.Виноградов замечает, что если расположить наречия перед глаголами (а также исключить один союз и), т.е. придать фразе «нормативность», то повествование потеряет взволнованность, эмоциональность, соответствующую состоянию Германна во сне: Он ставил карту за картой, решительно гнул углы, беспрестанно выигрывал, загребал к себе золото и клал ассигнации в карман.

Примером использования инверсии в публицистическом тексте может служить следующий отрывок: Раз и навсегда мы должны запомнить с вами, что здоровое состояние народа, которое называется национализм – это не русский национализм, это национализм всех народов, потому что каждый народ должен любить, дорожить и уважать свой народ (представитель политического объединения «Спас»). В данном примере инверсия в начале реплики привлекает внимание слушателя и усиливает категоричность высказывания.

Параллелизм (от греч. parallelos – идущий рядом) – однородное синтаксическое построение двух (и более) предложений (или их частей):

Молодым везде у нас дорога,

Старикам везде у нас почёт.

Параллелизм позволяет при помощи средств синтаксического уровня языка реализовать такие мыслительные операции, как сопоставление и противопоставление:

Твой ум глубок, что море.

Твой дух высок, что горы

В.Брюсов.

Именно использование параллелизма позволяет В.Анпилову сформировать в сознании аудитории противопоставление сидящих в зале сторонников данного политического деятеля отсутствующим политическим оппонентам. При этом синтаксически однородное построение относительно самостоятельных отрезков речи создает иллюзию универсальности высказывания: Уважаемые избиратели! В первую очередь обращусь к тем из вас, кто не впал в уныние, кто не станет никогда на колени перед предателями Родины, перед преступниками, разрушившими державу и безнаказанно грабящими Россию.

Риторический вопрос (от греч. rhetor – оратор) – такое построение речи, при котором утверждение подаётся в форме вопроса. Риторический вопрос не предполагает ответа собеседника, он лишь усиливает эмоциональность высказывания, его выразительность, привлекает внимание читателя или слушателя к предмету речи: Знаете ли вы украинскую ночь? О, вы не знаете украинской ночи! (Н.В.Гоголь).

Исследователи отмечают, что «основная функция риторического вопроса состоит в том, что он изображает сомненья или раздумья говорящего и одновременно сообщает о результатах этих раздумий или хотя бы намекает на них» [Хазагеров: 230].Однако, поскольку в публицистических текстах целью использования риторического вопроса является достижение прагматического эффекта, то он, как правило, формулируется таким образом, что предполагается четкий однозначный ответ. Причем возможность иного толкования скрытого в вопросе утверждения довольно часто снимается говорящим через экспликацию ответа: Так, а кто агитировал народ? Народ не хотел, народ не хотел! Ха-ха-ха! Он меня послушался, народ! (В.Жириновский).

Риторическое обращение – стилистическая фигура, состоящая в подчёркнутом обращении к кому-либо или чему-либо не столько для называния адресата речи, сколько для того, чтобы выразить отношение к тому или иному лицу либо предмету, дать его характеристику, усилить выразительность речи: Шуми, шуми, послушное ветрило, волнуйся подо мной, угрюмый океан (А.С.Пушкин).

«Ситуация непосредственного обращения здесь только изображается, обогащая новое сложное представление, поэтому формальные адресаты могут быть воображаемыми … людьми или персонифицированными существами, предметами» [Хазагеров: 266]: Тише, ораторы! Ваше слово, товарищ маузер! (В.В.Маяковский).

Пример использования риторического обращения в публицистическом стиле: Указом президента установлена зарплата депутатам, министрам и всем чиновникам. Мы сегодня получаем большую зарплату, я согласен, десять тысяч рублей. Но не мы, Борис Ефимыч, её устанавливаем. Мы даём только законы. Указом президента это дела-ет-ся, дорогой мой радиотехник! Ну! Учите Конституцию! Мы не можем! Мы не можем отменять Указ президента (последние слова просто кричит) (В.В.Жириновский).

Слово радиотехник, называющее лицо по профессии, в данном контексте употребляется в качестве оценочной лексемы, хотя вне контекста оно нейтрально. Ср.: Радиотехник. 1. ‘Специалист по радиотехнике’. 2. ‘Специалист, занимающийся установкой и ремонтом радиоаппаратуры’.

Обращение радиотехник используется для выражения пренебрежительного отношения к противнику, понижения его статуса в профессиональной политической иерархии. Говорящий, называя своего оппонента радиотехником, подчёркивает его несостоятельность в сфере политики, тем самым высоко оценивая собственный статус как профессионала в этой области. Использование при обращении прилагательного и притяжательного местоимения дорогой мой усиливает отрицательную оценочность. Появляется оттенок саркастического отношения к адресату, что провоцирует осмеяние его профессиональных качеств. Таким образом, путём использования риторического обращения В.В.Жириновский пытается внушить слушающим, потенциальным избирателям, идею своего превосходства.

Оксюморон – (от греч. oxymoron – букв. остроумно-глупое) – соединение несоединимых по смыслу слов, образно раскрывающих противоречивую сущность изображаемого: живой труп, горькая радость, звонкая тишина, убогая роскошь наряда.

Уже кленовые листы

На пруд слетают лебединый,

И окровавлены кусты

Неспешно зреющей рябины,

И ослепительно стройна,

Поджав незябнущие ноги,

На камне северном она

Сидит и смотрит на дороги.

Я чувствовала смутный страх

Пред этой девушкой воспетой.

Играли на её плечах

Лучи скудеющего света.

И как могла я ей простить

Восторг хвалы твоей влюблённой…

Смотри, ей весело грустить,

Такой нарядно обнажённой.

А.Ахматова.

Очевидно, что антитеза и оксюморон – это парные фигуры: и в том, и в другом приёме заложено противопоставление некоторых сущностей из окружающего мира, только в антитезе это противопоставление доведено до максимума, а в оксюмороне оно слито в единую третью сущность.

Таким образом, антитеза – это оборот, в котором для усиления выразительности резко противопоставляются контрастные понятия, а оксюморон – риторическая фигура, заключающаяся в соединении двух понятий, противоречащих друг другу: Худосочный богатырь подведёт под монастырь (газета «Аргументы и факты» 2000, № 41).

Эллипсис (от греч. ellepsis – опущение, недостаток) – фигура поэтического синтаксиса, основанная на пропуске одного из членов предложения, легко восстанавливаемого по смыслу (чаще всего сказуемого), благодаря чему достигается динамичность и сжатость речи, передаётся напряжённая смена действия:

Мы села – в пепел, грады – в прах,

В мечи – серпы и плуги (В.Жуковский).

Эллипсис часто встречается в пословицах и поговорках, так как отвечает требованию лапидарности, предъявляемому к данным универсальным высказываниям: «Дружно – не грузно, а врозь хоть брось», «Посмотрит – рублём подарит».

Важно отметить, что эллипсис является одним из видов умолчания.

Умолчание– это оборот речи, который заключается в том, что автор сознательно не до конца вы