КОНЦЕПЦИЯ МНОГОФАКТОРНОСТИ РУССКИХ НАРОДНИКОВ
Основой для возникновения мощной традиции марксизма явилась переоценка способов модернизации России. Но, обращаясь к Марксу, русские марксисты оказались в крайне «скандальной» ситуации. Причиной явился ответ Маркса В.И. Засулич о своем видении процесса модернизации в России. Маркс в ответ оппоненту марксизма Жуковскому писал, что его схема развития общества является приемлемой лишь для Европы. Сам Маркс, подобно русским народникам, считал, что в России возможен непосредственный переход от сельской общины к социализму. Так он и ответил Засулич, тем самым подрывая саму основу полемики русских марксистов с народниками.
Хотя далее, спустя десятилетие, Энгельс уже выражал сомнение по поводу того, что не упущен ли шанс этого перехода. Это он и писал Н.Ф. Даниельсону в письме от 15 марта 1892 г. Вот что он писал: т.38 с.265
Люди, которые, допустим, работают на производстве, не понимают людей, работающих в сфере Далее рассматривается динамика взаимоотношений между разными стратами общества. Общество не обладает строгим единством, как биологический организм, вернее всего это совокупность конкурирующих и довольно независимых друг от друга страт общества, обладающих собственной идеологией, языком, формами поведения и организации.
В завершении следует сказать, что время «школ одного фактора», свойственное для социальной философии второй половины XIX века, ушло в прошлое. Эти школы подверглись разрушительной критике уже к концу XIX века. Это было связано с критикой «экономизма», которая шла наиболее интенсивно в России того времени в связи с ростом популярности марксизма в среде революционно настроенной интеллигенции. Основой для взлета марксизма явилась существовавшая достаточно сильная традиция «экономизма» у сотрудников «Современника» (Чернышевского, Жуковского и др.), переоценка способов построения социализма в России и разрушительный голод в России начала 90-х годов XIX века. Обращаясь к Марксу для критики народников- сторонников крестьянского социализма и «многофакторников», русские «экономические» марксисты оказались в крайне скандальной ситуации. Причиной явился ответ Маркса В.И. Засулич о своем видении процесса модернизации в России. Маркс писал, что его (т.е. Маркса) схема развития общества является приемлемой лишь для Европы. Сам Маркс (ближайшим другом которого был П. Лавров – философ народничества и «многофакторник»), подобно русским народникам, считал, что в России возможен непосредственный переход от сельской общины к социализму. Так он и ответил Засулич, тем самым подрывая саму основу полемики русских марксистов с народниками. Хотя далее уже Ф.Энгельс выражал сомнение по поводу того, что не упущен ли шанс этого перехода. Но это сомнение было высказано с долей сожаления. Более того, в поздний период именно Ф. Энгельс уточнял первоначальную формулировку «экономизма» именно в сторону многофакторности культурно-исторического процесса. Что потом получило более четкое выражение у ближайшего последователя идей Маркса-Энгельса, их друга Э. Бернштейна.
По мнению известного американского культурантрополога Херсковица вообще не существует единого подчинения одних страт общества другим и связь между ними имеет случайный характер, нет единых руководящих факторов, и в каждой культуре присутствует только немного доминирующая какая-то существенная черта, которая образует её «культурный фокус». Вообще, как подчеркивал Ю. Лотман: «Культура как сложное целое составляется из пластов разной скорости развития, так что любой её синхронный срез обнаруживает одновременное присутствие различных её стадий. Взрывы в одних пластах могут сочетаться с постепенным развитием в других» (Лотман Ю.М. Культура и взрыв.М.,1992 с.25).
В этом отношении интересно мнение видного представителя народничества Н.К.Михайловского: «Общество представляет собой арену бесчисленных действий и противодействий, и в то же время все его элементы находятся в теснейшей между собой зависимости, друг друга обусловливая»(«что такое прогресс? С.92)
ЭНГЕЛЬС Ф.
КАРЕЕВ Н.И.
Выдающийся историк Н.И.Кареев писал: «Весь фактический материал, которым оперирует историческая наука, заставляет теорию исторического процесса идти не по пути монизма, выводящего все из одного начала, а по пути плюрализма, видящего во всем множественность элементов» (Кареев Н.И. Историология (Теория исторического процесса) Пг.,1915. с.62). Более того, он подчеркивал следующее: «Общий ход истории каждой страны, тип культурной эволюции, в ней совершающийся, зависят не от действия какого-либо общего закона, управляющего последовательностью событий в жизни народа, которыми определяются его судьбы, и направляющего известным образом развитие его внутренних отношений, -такого закона вовсе нет, - а от особых в каждом случае условий, в каких приходится жить и действовать тому или другому народу» (там же. С.65).
При всем согласии с Н.И. Кареевым, следует заметить, что факторы – вещи исторические, и их роль в процессе динамики культуры изменяется. Если в обществах до второй половины XX века можно было спорить о преимуществах того или иного фактора перед другими, то наше время характеризуется торжествующей правотой К. Маркса (о чем он сам бы, «Бунтарь-Философ», сожалел) – экономический фактор становится довлеющим и захватывает все сферы жизни. Остальные факторы и формы культуры становятся призрачными, становятся, если употреблять широко распространенный термин в постмодернистской философии, – симулякрами, призрачными «фантомами», лишенными какого-либо смыслового содержания. Если в прошлых обществах имела значение сила авторитета «Чудака-мыслителя», «Героя-революционера», «Таланта-изобретателя», то сейчас основную силу имеет хозяйственная жизнь и ее «символ» – деньги. Хотя, я уверен, это временное явление, люди начинают уже сейчас ценить более «духовные ценности» и «ценности свободы», о чем свидетельствуют периодические взрывы протеста против идеологии «общества потребления», против «экономического мещанства».
Н. И. Кареев писал следующее: «История человечества не есть внутренне единый процесс, а совокупность целого ряда параллельных процессов, есть сумма историй отдельных народов, находившихся между собою в многообразных отношениях. Да и в истории отдельного народа проявляется не одна как-либо движущая сила, а действует великое множество таких сил. Даже отдельные события в жизни каждого народа порождены обыкновенно сочетанием целого ряда причин, из которых каждая, в свою очередь, есть не что иное, как место встречи или пересечения также нескольких самостоятельных каузальных рядов. Законов, действующих в общественной и исторической жизни человека, много, и лишь разные сочетания их действий в отдельных случаях производят некоторое общее течение исторического процесса, а не какой-то единый основной закон, из которого все остальное вытекало бы, как из одного общего источника» (Кареев Н.И. Историология (Теория исторического процесса) Пг.,1915. с.47). И, вполне вероятно, что конфигурация этих «разных сочетаний» выдвинет на первое место в ближайшем будущем не только «экономический» фактор, может появиться вообще какой-то иной дотоле неизвестных ведущий фактор культурного процесса.
РАЗДЕЛ II
ГЛАВА 1 ТРАДИЦИЯ
В геологии и географии ландшафт это такая область, где рельеф, климат, флора и фауна образуют единое гармоническое целое, которое имеет устойчивый характер. Культура представляет такой же Ландшафт, состоящий из тектонических плит, хребтов, впадин, каньонов, наносов, отложений, разломов и выходов коренных пород. Если ускорить время геологической истории, то получиться вполне адекватная картина движений самой культуры. Пьер Бурдье использует понятие «поле» для описания областей культурного творчества, но, по моему мнению, для описания сложного рельефа областей культуры более подходит понятие «ландшафт».
Многообразие биосферного ландшафта было создано генетическими кодами наследственности, в рамках которых происходят процессы адаптации. Многообразие же культурного (ноосферного) ландшафта создано традициями. Как подчеркивал ведущий представитель современной этологии и философ К. Лоренц: «Ту роль, которую в развитии и закреплении биологических ритуалов играла генетическая наследуемость, в культурной ритуализации безусловно взяла на себя традиция» (Лоренц К. Эволюция ритуала в биологической и культурной сферах \\ Природа. 1969, №11. С.48). Совокупность традиций формирует тело культурного ландшафта В сетевых системах традиций осуществляется жизнь человеческой культуры и происходят все инновационные процессы и даже тогда, когда мы это и не осознаем.
Понятие «habitus» является одним из центральных понятий современного французского социолога П. Бурдье. П. Бурдье не делает в своей социологии центральным понятием понятие «традиция», хотя «габитус» - это понятие родственно понятию «традиция», но, с другой стороны, понятие «габитус» - это понятие, обозначающее практическую сторону традиции, «габитус» - это живая традиция, реально фундированная в культурной жизни, «габитус» более неустойчив, чем «традиция».
Традиция и процессы её изменения – инновация составляют основу существования любого культурного тела. Все проблемы культурологические, социологические и политические проблемы связаны с выяснением механизмов устойчивости культурных образований, - т.е. с традицией. А все проблемы культурного изменения в ментальной, социальной или хозяйственной сферы связаны с проблемой введения инноваций без нарушения устойчивости того или иного культурного образования. Мир культуры («Микрокосмос»), в отличие от мира природы (Макрокосмоса»), существует не основе диалектики «Бытия» и «Ничто» или «Космоса» (т.е. порядка) и «Хаоса», а на основе её аналога - диалектики «Традиции» и «Ничто».
Традиция является материальным «эйдосом» культуры, традиция – это и есть та сущность, которую неполноценно стремился выразить Платон в концепте «Эйдос». Традиции образуют культурно-социальные формы (понятие, выработанное русским социальным философом Н.И. Кареевым) во всех сферах культуры – в менталитете, в обществе и хозяйстве. Традиция есть тот «социокод» (М. Петров) или «габитус» (П.Бурдье), который сознательно или бессознательно формирует мир культуры, тот или иной образ жизни. Вариативные комбинации традиций задают ту или иную «фигурацию» (Н.Элиас) культуры, формируют ту или иную культурно-социальную форму культурного Ландшафта, задают ритм и тип «танцевальных фигур» культуры.
В отличие от идеального и статичного «Эйдоса», «Традиция» реальна и представляет устойчивые образования, способные к трансляции. Современная ментальность отличается радикальным антиплатонизмом, ибо основным отличием современного миропонимания является утверждение об исходной онтологичности и историчности всех «первоначал»: сознания, природы и культуры. Именно сутью философиитрадиции является не анализ эпистемологических проблем, не анализ состояний сознания, не анализ языка, не анализ природных и социальных систем, и, тем более, не многословное патетическое философствование на бытовые, эстетические и моральные проблемы, – а анализ культуры во всем многообразии её проявлений. Задача философии традиции состоит в том, чтобы проследить переплетение традиций различных форм ментальности, социальной жизни и хозяйственной деятельности во всем многообразии их взаимодействий друг с другом и процессе их перманентных изменений.
Все это многообразие переплетенностей рассматривается именно как Традиция, т.е. как динамическое образование, то, что транслируется и образует темпоральные последовательности. Если прежняя философия была увлечена поиском «Истины», т.е. нахождением каких-то надвременных, «вечных» концептов и универсалий культуры, то философиятрадиции, являющаяся методологией культурологии, вневременной и вечной «Истины» не ищет; - она занимается вопросами не «Истины», а «Хроноса» культуры. Не «Истина», а «Хронос» является исходным символом теории традиции. «Истина», применяя слова Ф. Бэкона в несколько ином контексте (см. «Новый органон», LXXXIV), есть лишь «дочь Времени». И нет «Бога» как надвременной трансцендентальной сущности - «Бог умер» – есть только «История» человечества и его «Время». И если уж и сохранять «Бога» как концепт, то как «символ жизненного потока» (Х. Ортега-и-Гассет); а религию лишь в форме «зурванитской ереси» в зороастризме (авестийское слово «зурван» означает «Время») или форме орфической мифологии, где «Хронос» занимает место главного божества. Все это предполагает и новые этические интенции: не преклонение перед трансцендентными вневременными сущностями, а «преклонение перед Жизнью» (А.Швейцер) и её Временем. Как утверждал в свое время Х. Ортега - и - Гассет: «Речь идет о новой направленности культуры. Речь идет об освящении жизни, являвшейся до сих пор лишь ничтожным фактом, как бы космической случайностью, о возведении ее в принцип и в право. Восстановление жизни в ее правах вряд ли покажется удивительным, но ранее жизнь возводила в принцип самые различные сущие и никогда не пыталась сама сделаться принципом. Она жила для религии, для науки, для морали, для экономики; вплоть до того, что прислуживала фантазии искусства или наслаждения. Единственное, что она не пробовала делать, - сознательно жить ради жизни» (Ортега-и-Гассет Х. Что такое философия? М., 1991. С.30)
Ни «Бог» ни «Логос», нистатичный«Эйдос», ни мертвое«Понятие», ни «Структура», ни«Эпистема»; а также ни иррациональная «Длительность» и«Экзистенция», ни неуловимое «Бессознательное» или «Архетип», или же смутное «Присутствие» должны быть предметом философии, а «Традиция», которая вбирает в себя статичные и
динамичные; рациональные и иррациональные; религиозные, научные и эстетические аспекты человеческого менталитета; включает в себя социальные и хозяйственные аспекты человеческой культуры. Именно традиция сочетает в себе «бытие» и «время», «мыслящую» и «протяженную» субстанции, «субъективное» и «объективное» и т.д. Именно традиция есть базовое понятие синергетической картины культуры, которая начинает пробивать себе дорогу в современных философских исследованиях.
«Традиция» – это «Дао» (путь), это движение «Судьбы» в конкретном культурном «Ландшафте», составленном не только из «Идей» («Эйдосов»), но и из «Поступков» и «Товаров», которые являются «репрезентантами», разновидностями «Эйдосов» в сфере «Обществ» и «Производств» соответственно, и составленном также из мира «Страстей и Желаний» сферы «Жизненного мира» повседневности. Человек, – этот несчастный Homo Viator («Человек-странник» - Г. Марсель),- живет в Сети Традиций и странствует по её Ландшафту, следуя тропами Судьбы.
Многие считают, что в современном обществе, в «цивилизованном» строе ведущих европейских стран механизм традиции уже не действует. Считается, что традиция действует лишь в «традиционных» обществах. В «цивилизованных» обществах действует только инновация и рациональные механизмы регуляции, т.е. в них действует разум.
Это мнение ошибочно. Во-первых, инновация есть частный аспект самой традиции, любая традиция была когда-то инновацией, традиция сама генерирует инновации, - без этого она существовать не может. Во-вторых, рациональные механизмы регуляции – это частные формы проявления традиции, ибо сама традиция – это рациональное образование, вернее, исходная база для самого ratio. В-третьих, реальная практика показала, что действия человека и человеческих социальных групп и в цивилизованных обществах действуют не по разумным основаниям, которые являются лишь поверхностной надстройкой над теми традиционными паттернами, согласно которым и осуществляется культурно-социальное действие.
Где существует человек, человеческое общество – там действует механизм традиции. Традиция проявляется в разных формах и имеет аналоги в сфере как живой, так и неживой природы. В живой природе – это механизмы генетической наследственности. В сфере физических явлений - это явления различных форм гармонического резонанса. В частности, наиболее яркое проявление аналога традиции мы имеем на примере колебательного контура, составленного из индуктивности и емкости – двух элементов электрической цепи, обладающих разными характеристиками, но объединенных в единую гармоническую систему. А в сфере химических явлений мы наблюдаем устойчивые химические соединения. В частности, прекрасные и идеальные по форме, вызывающие восторг, кристаллические образования дают нам яркий аналог (или метафору) для закостеневшей традиции, но ближе всего к традиции химические явления неустойчивых соединений, которые были выявлены, в частности, И. Пригожиным. Как правильно подчеркнул Э.Маркарян: «Изучение традиции должно происходить прежде всего в соответствии с фундаментальными принципами самоорганизации» (Markarian E.S. tradition an Object of System Study // World Futures. 1992. Vol.34. p.157).
В человеческом обществе кроме действия механизма традиции иных форм не существовало и не будет существовать, пока оно само существовать не перестанет. Есть разновидности традиции, но не более того. Смею сказать, что механизм традиции в «цивилизованных» обществах действует даже сильнее, чем в «традиционных» обществах. В обществах «традиционных», где письменная культура не имела такого веса и значения, осуществлялся автоматический процесс «забывания» и «утери» традиции, шел незаметный процесс инновационного «дрейфа» традиции. Во времена же «гутенберговой» цивилизации, когда, по меткому замечанию Д. Дефо, самое пустое слово благодаря печати приобретает вековую прочность (см. его «Очерк о литературе» (1725)), этот процесс уже невозможен: сохраняется все, культурный фонд переполнен текстами и артефактами тех или иных традиций. И хотя идет процесс интерпретаций традиции, увеличивается скорость интерпретаций, но стремление сохранить традиции прошлого также возрастает, более того, - стремление сохранять памятники культуры приобретает патологический характер: даже самый пустой и абсурдный артефакт прошлого приобретает в наше время характер «высшей ценности». Это несвойственно для «традиционных» обществ, где отжившая традиция и порожденные ей артефакты активно использовались в качестве «строительного материала» для новых традиций, для порождения артефактов этих новых традиций. И люди «традиционных» обществ были совсем не склонны уподобляться Заратустре и таскать с собой труп «канатоходца» так долго.
Основателем традициологии можно считать И. Г. Гердера (1744-1803). Его работу «Идеи к философии истории человечества» (1784-1791) можно считать первой работой по теории традиции. В девятой книге этой работы Гердер дает фактически архитектонику построения традициологии. Он считал, что традиция является основой философии истории, основой человеческой культуры. Собственно на культурологических идеях И. Г. Гердера и сформировалась потом концепция Г. Гегеля. Но, как и во времена Гегеля, так и в последующей традиции Г. Гердера избегают упоминать, это обусловлено во многом его неудачным спором с И. Кантом, ставшим ядром традиции философии в XX веке, да и излишним проповедническим тоном его произведений.
В конце XIX века интерес к концепту «традиция» проявлялсявыдающимся историком, культурологом и социологом Н. И. Кареевым (1850-1931) и социологом В. М. Хвостовым (1868-1920). Очень интересен именно В. М. Хвостов, он делал концепт «традиция» основой своей социологии. Его высказывание: «При революционных переворотах приходится считаться с действием традиции. Революции никогда не удастся вполне направить жизнь общества на новый путь. Когда остынет революционный пыл, традиция заявляет о своих правах и оживляет многое из старого уклада, временно устраненного революцией. Вот почему каждая революция сменяется реакцией в более или менее сильной степени» (Хвостов В.М. Основы социологии. М.,1920. С.54), - часто цитировал «мэтр» современной социологии П. Сорокин.
В последней трети XX в. также проявился интерес к концепту «традиция». Шел этот процесс по двум направлениям: на базе устранения сциентистских перекосов новоевропейской ментальности, на базе интересе к проблемам модернизации развитых и развивающихся государств.
В последней трети XX века вместо дилеммы «двух культур», отмеченной Ч.Сноу: «сциентизм – антисциентизм», возникает стремление интегрировать эти две мировоззренческие интенции в одну. Получает распространение неклассический тип сознания, который основан на синтезе рационального и иррационального - существенной черты традиции, имеющей рационально - иррациональный характер; на «диалогичности» и полифонии – качеств, свойственных традиции, ибо традиция никогда не существует одна: она генерирует инновации - «Чужое», и всегда легитимируется наличием «Чужих» традиций в культуре, - благодаря только этому она приобретает свои фундаментальные качества: устойчивость и способность к трансляции.
В философии науки, – оплоте сциентизма, появляется стремление к комплексному исследованию научной деятельности, что выражается во внимании к ненаучным составляющим научного творчества, к социальной обусловленности познания, к обусловленности науки другими мировоззренческими формами - искусством и религией. Описание процесса научной деятельности во времена «терроризма лабораторий» (Х. Ортега-и-Гассет) посредством теорий эмпирической верификации ушли в прошлое, - анализ научной деятельности идет на основе динамичных концепций типа теорий «парадигм» (Т.Кун), «научно- исследовательских программ» (И. Лакатош), «тематических направлений» (Дж. Холтон), традиций научного исследования (Л.Лаудан). Современные концепции развития науки предполагают влияние на результаты и образы научной картины мира социокультурных компонентов – традиций культурной общности, в которых развивается и существует наука.
Особый интерес к проблеме традиции проявлялся в те периоды истории, когда наблюдалось ярко выраженное напряжение в обществе, когда процессы модернизации создавали «складки» в его теле и «изгибы» в его душе, когда общество стояло «на перепутье», не зная - как дальше жить и что делать. И тогда, как правило, общество обращалось к своим традициям, к своим «истокам», чтобы соизмерить свое настоящее с прошлым, чтобы определиться в своем будущем. Конкретно в последней трети XX века в связи с кардинальными изменениями в мировом сообществе и становлением нового «постмодернистского» порядка мировой культуры со стороны политической власти и общественных движений был проявлен особый интерес к общему, комплексному анализу традиции самой по себе. Обусловлено это было проблемами модернизации в развивающихся обществах, где при проведении «вестернизации» наблюдались досадные срывы. На Западе осбо интенсивно этим занимались Э. Шилз и Ш. Эйзенштадт. В частности, Ш. Эйзенштадт в своих работах подчеркивал, что когда при проведении модернизации не учитывается действие традиций тех или нных культурно-социальных образований, то получается отрицательный эффект от введения тех или иных инноваций. Когда же эти традиции учитываются, то получается поразительный эффект – сами традиции начинают усиливать эффект от введения инноваций, что, в частности, показали результаты японского варианта модернизации.
Важно при этом учитывать следующее: традиция не является чем-то «консервативным» и свойственным так называемым «традиционным» обществам, - традиция сама по себе есть источник и стимулирующий фактор инноваций, и без традиции никакая инновация существовать не может. В этом отношении, я являюсь сторонником современной трактовки концепта «традиция», ставшее каноничным со времен выхода работ Э. Шилза, который в 60-70х годах XX века выступил против неверного взгляда на традицию как явления, присущего лишь доиндустриальным обществам и низовым формам культуры, как «косного» и «реакционного» явления в культуре.
Ускоренный темп социокультурных изменений в XX веке в развитых обществах западного мира и США повышает напряженность в этих обществах и создает множество проблем, что инициирует повышенный интерес к проблеме традиции. Динамичный интенсивный образ жизни «общества потребления» вызывает снижение иммунной устойчивости в физиологии современного человека, разрушает человеческую психику, снижает реальное качество жизни человека. Возникает множество экологических проблем в связи с дисбалансом ускоренного развития культуры с окружающей природной средой. Добавляется еще и то, что цикл социокультурных изменений оказывается меньше естественного цикла смены поколений, базовая ритмика культуры как смены поколений, диалектика «отцов и детей» - «сминается», что вызывает мощные стрессовые срывы в психике современного человека и вызывает кризис «ценностей» и «смыслов».
Все это приводит к появлению различных общественных движений, выражающих протест против такого рода образа жизни, а также находит выражение в идеологиях как левого или правого направлений. В западное общество начинают проникать чуждые ему традиции азиатско-африканских культур, которые умаляют ценности рационального мышления, демократизма и трудовой активности - качествам, благодаря которым европейская культура, начиная с XVI - XVII веков, постепенно заняла лидирующее положение в мире. Это вызывает тревогу. Хотя, с другой стороны, вышеуказанные типы идеологий и «восточных» влияний играют роль эффективного «корректора» в европейской культуре, но становятся крайне опасными, когда проявляют стремление к доминированию.
В связи с этим, после известных революционных событий во Франции в 1968 году, давших толчок для становления «постмодернистской» идеологии, встала проблема укрепления традиций западного стиля жизни. Это привело к возникновению «неоконсервативного» направления в идеологии и политике. В среде политиков проявился интерес к М. Веберу, который, как известно, проводил анализ влияния традиций и религиозных идеологий на хозяйственную жизнь общества. Исследование традиции приобрело интенсивный характер. Сейчас можно сказать, что коррекция некоторых напряжений в западной культуре в 80-х - 90-х годах проводится более-менее успешно. Причина состоит не столько в том, что исследование механизмов традиции приобрело систематичный характер, но более в том, что западный образ жизни гибок и открыт для ассимиляции влияний, принятия коррективных изменений при сохранении своих исходных принципов. Это присуще ему изначально по определению, ибо культура и традиции западного мира - это культура и традиции модернизации и инновации.
Важную роль в проявлении большого интереса к феномену традиции в среде политиков сыграл феномен японской технологии модернизации, который проводился очень успешно и при этом традиционные устои японской культуры сыграли положительную роль, эта же технология действует довольно успешно и в современном Китае.
Далее, возник сильный интерес, особенно в США, к проблемам традиции и традиционализма в связи с необходимостью выработки эффективной политики «давления и влияния» на развивающиеся страны; а также, в связи с развалом СССР и на блок социалистических стран, что также требует выработки эффективной схемы «давления и влияния» и на эти страны. Опыт политики развитых стран в отношении развивающихся стран показал, что без учета исходных традиций в идеологии, в формах социальной и хозяйственной жизни этих стран, неверная политика «давления и влияния» может привести к прямо противоположным результатам. Яркий пример тому - крах шахского режима и провал «белой революции» в Иране, угрожающий рост исламского фундаментализма. Это традиционно вызывает тревогу у западных стран, ибо страх усиления арабского мира со времен Карла Мартелла вошел в «плоть и кровь» западного общества.
В развивающихся странах проблема традиции также вызывает особый интерес. После «волны» национально- освободительных революций в развивающихся странах встала задача приобретения ими «собственного лица». Что, естественно, вызвало интерес к традициям своих народов у мыслителей и общественных деятелей стран Азии, Африки и Латинской Америки, которые столкнулись не только с проблемами формирования или возрождения национального сознания, но с проблемами встраивания светской системы образования в традиционную систему религиозного образования подавляющей массы народа; с необходимостью деформации и органичного встраивания сложившихся кланов и элит родоплеменного или феодального типов в новый социально - политический порядок, который необходим для начала успешной модернизации; с проблемами модернизации своих экономик с учетом специфики образа жизни своих народов, с проблемами органичного встраивания своих экономик в мирохозяйственную систему. Эти проблемы не всегда ими решаются верно, происходят в этом процессе досадные срывы, что приводит к революционным потрясениям, сменам правящих элит, досадным «откатам», кровопролитию и опасной для общего мирового порядка нестабильности в этих общностях. Тем не менее при мудрой политике все происходит более - менее гладко, это облегчается еще тем, что мы имеем пример проведения модернизации в Японии, где традиции японского народа органично встроились в структуру индустриального общества, более того, - традиции оказали стимулирующее действие в процессах модернизации.
В многонациональной Российской империи со времен Петра I, со времен этой первой российской «перестройки» в России, интерес к обычаям и традициям русского и других народов присутствовал всегда. А проблемы модернизации русского общества были основой размышлений русской интеллигенции «западнической» и «славянофильской» ориентации во второй половине XIX века, т.е. во времена этой второй российской «перестройки», осуществлявшейся после неудачной Крымской войны. В Советском Союзе, который являлся правопреемником Российской империи, также возникла проблема введения социалистических традиций в целях проведения социалистического варианта модернизации, особенно в отсталых азиатских республиках Союза.
Это было крайне важно для укрепления позиций «коммунистических идей» в обществе и достижения социального единства СССР. Особенно эта необходимость в анализе проблемы традиции проявилась в 60-х годах, когда «сбои» модернизационного проекта КПСС стали давать о себе знать. С другой стороны, в это время КПСС отошла в своей национальной политике от принципов сталинской национальной политики, которая решала эти проблемы «ассирийскими» методами, т.е. путем насильственного переселения или уничтожения народов, путем силовой политики колонизации народов: введения русского языка, кадровой политики «русификации» элит, встраивания экономик этих стран в общесоюзную систему разделения труда. В связи с отходом от этих принципов делались попытки анализа механизмов ввода целенаправленных инноваций в более мягкой и органичной форме. В СССР этому концепту уделил наибольшее внимание Э. Маркарян. Интересен опыт советских философов применения к анализу концепта традиции с точки зрения закона марксистской диалектики– закону отрицания отрицания, именно этот закон как нельзя близок к реальной диалектики жизни традиции.
Во многом на безуспешное решение в теоретическом плане повлияла приверженность советскому варианту марксизма, который по самим принципам своей методологии не может понять механизмы и закономерности действия традиции в культуре (потому закономерно, что теоретическая разработка проблемы традиции в 60-70-х годах не ушла далее общих определений).
Такие же плачевные результаты бывший СССР имел в своей политике «влияния и давления» на международной арене, где, кроме политико-экономических аспектов этой политики, недоработки наших востоковедов (которые, наряду с работниками идеологического сектора КПСС и нашими этнографами, занимались проблемой традиции и модернизации), а в большей степени - непрофессиональная работа политических элит, игнорирование ими рекомендаций специалистов, - привели к полнейшей утере авторитета СССР в развивающихся странах.
В постсоветское время, в период третьей российской «перестройки», проблема традиций также вызывает усиленный интерес, который еще не проявился в должной мере. Этому мешает, свойственный нашим демократам - «перстройщикам» «боваризм» - черту, которую подметил выдающийся мексиканский философ, известный критик «контизма» Антонио Касо (1883-1946). «Боваризм» (термин, производный от известной героини флоберовского романа) – это стремление человека убежать от собственной реальности, оторваться от своих корней, от своих традиций, и… получение в результате гнетущей пустоты. Именно этот «боваризм» – черту, которую современные «демократы», выходцы большей частью из бывшей партийной элиты - от своих «известной подлостью прославленных отцов», создает ощущение безысходности, пустоты и ведет к развалу, первым симптомом чего является в наше время факт «замыкания» корпоративных элит во всех сферах: в сфере духовной культуры, в политической и хозяйственной сферах деятельности. Они теряют свою смысловую функцию в культуре, переходя в режим «самообеспечения» интересов, что всегда приводило в истории к деградации этих элит и к развалу всей системы культуры.
Насущная задача постсоветской России состоит в выработке собственной национальной политики, собственной стратегии поведения, основанной на традициях Российского государства и реалиях современного мирового порядка. Каким путем должна пойти Российская Федерация, каково её место в мире, какими ценностями и приоритетами должна она руководствоваться? Конечно, можно взять в качестве исходного образца опыт второй «перестройки» в 60-х годах XIX века в России, ибо современная третья «перестройка» 80-90-х годов XX века в России во многом является «калькой» с тех процессов. Но использование «славянофильских», «почвеннических» идей, которые, наряду с дискредитировавшими себя сейчас социалистическими «западническими» идеями, служили базой для инновационных процессов в России 2 пол. XIX века, явно неприемлемо и отдает анахронизмом. Более того - на примере движения «Смены Вех» и «Евразийства», которые были завершением «славянофильской» традиции, мы видим идентичность их идей с выражением «западнической» традиции – модернизационным проектом ВКП(б) - логичным результатом второй «перестройки» в России. Принципы и идеи этой второй «перестройки», хотя и сказались положительно на становлении России как «сверхдержавы», но не отвечают современным реалиям мировой культуры. Российская Федерация не может пользоваться также идеями, использующимися в странах Азии, Африки и Латинской Америки, - они не могут стать стимулирующим, как в некоторых странах, толчком к модернизации и росту. Наша страна прошла долгий путь модернизации (три вышеуказанные «перестройки»), который начался уже в конце XVII века, она является индустриально развитой страной с набором традиций и типов социального действия, свойственных обществам модернистской культуры: с мощной инфраструктурой образовательных и научных институтов; с развитой рационально организованной социально-политической системой; с мощным хозяйственным комплексом, обладающим всеми признаками структуры индустриального типа. Для использования такого рода идей надо разрушить инфраструктуру светского естественнонаучного и технически ориентированного образования, которая свойственна развитым обществам, перевести его в плоскость религиозно-гуманитарного, которое существует для целей создания «клановых» властных и идеологических элит управления (бюрократии), и свойственна обществам «китайского» типа; разрушить систему научно-исследовательских институтов и одновременно возродить систему религиозных институтов. Для этого надо сформировать «кастовую» систему социальной организации, обладающей малой скоростью вертикальной «циркуляции элит» (В. Парето, Г. Моска), используя технологию китайской «конфуцианской» системы формирования властных элит или систему финансового ограничения доступа широких слоев населения к управлению и образованию; можно также использовать анахроническую систему введения наследственных преград между элитой и обществом. Нужно также разрушить мощную инфраструктуру хозяйственного комплекса Российской Федерации, превратив его в сырьевой придаток мировой хозяйственной системы.
К слову сказать, в своих модернизационных проектах «влияния и давления» на Российскую Федерацию политики США и Запада ставят именно такие задачи деконструкции, используя рецепты своих политологов и культурологов, но достижение успеха в такой стране крайне сложная задача, - хотя и решается через традиционно практикуемую в политике систему анонимного финансового и идеологического влияния на формирование элит в России. Но она вряд ли сможет быть решена с полном объеме.
С другой стороны, срыв этой программы деконструкции в РФ, как не хотелось бы это нашим «патриотам», чреват дестабилизирующими моментами в мировом сообществе и крайне опасен, ибо за 90-е годы сложился уже новый мировой порядок, который крайне нестабилен и еще не оформился в достаточно устойчивые «резонансные» системы традиции, способные к трансляции, и «новый взлет» России грозит ему «полным коллапсом», что трагично скажется и на самой России.
Наша Российская Федерация «на перепутье». Тут приходят на память слова известного африканского ученого Ж. Ки-Зербо, сказанные в отношении Африки, но вполне приложимые к современной России: «Нам остается либо создать свое, либо погибнуть. Либо искать, либо опуститься до жалкой роли тропического (а для нас «сибирского», наверное, - С.Г.) отзвука мира – попугая Истории» (Ки-Зербо Ж. Состояние и перспективы африканской культуры \\ Иностранная литература. 1970, №10. С.210).
Сейчас некоторых современных российских политологов есть вера в непосредственный «большой скачок» нашей страны в постиндустриальное общество вышеуказанным путем деконструкции. Известно, что постиндустриальное общество отличается повышением роли неорелигиозных идеологий, увеличением сферы услуг в хозяйственной жизни с одновременным уменьшением роли в хозяйственной жизни крупной машинной индустрии, - по крайней мере, такова доктрина некоторых неоконсерваторов. Может быть, но верится с трудом. Все эти идеологические и хозяйственные структуры постиндустриального характера функционируют в демократическом обществе с заданным динамичным ритмом смены элит, а не в обществе «кланового» типа элит, становление которого мы наблюдаем сейчас в РФ. Далее, следуя закону традиции - сохранения в качестве базиса прошлых структур общества, - все хозяйственные структуры информационного, «постиндустриального» общества, сферы услуг, всегда надстроены над развитой хозяйственной системой крупной индустрии, чего не наблюдается в РФ. Потому эта теория «большого скачка» в постиндустриализм является привлекательным «мифом», а вернее, преднамеренной идеологической «фишкой» российских философов, социологов и политологов, «подкармливаемых» через систему иностранных «благотворительных» фондов. Создавать же привлекательные «мифы» для наших «постсовковых» идеологов легко и привычно – в этом деле у них большой опыт с советских времен, когда они зарабатывали себе на «хлеб с маслом» путем идеологического обеспечения явно обанкротившейся тогда политики КПСС.
В общем, с Россией все сложно, она не может быть уже и прежней «сверхдержавой», ибо это грозит дестабилизацией нового мирового порядка, но она у не может опуститься до уровня «банановой» республики, что также грозит дестабилизацией в мире. Найти «золотую середину» – это основная «головная боль» нашей многострадальной России, да и всего мирового сообщества, - а это требует интенсификации исследований в области теории традиции в конкретном её приложении к этим проблемам.
Все современное общество в различных культурных регионах стоит перед проблемой sustainible development (устойчивое развитие). Эта проблема становится основополагающей для всего человечества в XXI столетии, разрешение же этой всемирной проблемы невозможно без анализа традиции – единственного механизма, который и обеспечивает это sustainible development на всем протяжении истории человеческой культуры.
Есть важнейший момент, который, в конечном счете, приведет к осознанию мыслителями ближайшего будущего крайней необходимости создания теории традиции. Он состоит в том, что для комплексного осмысления человеческой культуры в её истории – цели, которая является основной для философов и культурологов, необходима общая методология. Исследователь культуры сталкивается постоянно с множеством школ и направлений в ментальной области культуры, которые действуют по исторической хронологии одновременно, но по своему тематическому содержанию находятся в измерениях иного «неисторического» порядка – порядка хронотопии традиции. И, самое главное, разные направления «архаические» и «новаторские» странным
образом уживаются в истории и действуют на принципах «дополнительности». Все это крайне тяжело понять, не имея общеметодологической базы. То же относится к социальной сфере культуры: исторический срез культуры дает набор разнообразнейших форм социальной организации, как, опять-таки, «архаичных» и «новаторских», которые странным образом друг друга поддерживают и создают устойчивый каркас современности, что мало понятно. Это относится и к хозяйственной сфере культуры – различные типы хозяйственных практик и форм хозяйственного обмена удивительным образом устойчиво сосуществуют друг с другом. Все это становится ясным, когда мы обратимся к анализу этих феноменом с точки зрения теории традиции, которая позволяет разложить и систематизировать это разнообразие на отдельные нити «сети» традиций. И именно теория традиции позволяет довольно четко и адекватно систематизировать все это. Как правильно подчеркивает фактически единственный отечественный философ, который уделяет сейчас внимание традиции И.Т. Касавин: «Ученые постепенно приходят к мысли, что противопоставление «традиционных» и «рациональных» обществ, традиции и новации несостоятельно, что традиция является едва ли не универсальным средством анализа культуры и познания» (Касавин И. Т. Познание в мире традиций. М. 1990. С.17).
Важное изменение наблюдается последнее время в культурологии. Если в недавнее время отдавалось предпочтение структурному подходу к анализу социальных явлений, трактующему все социальные процессы преимущественно как статичные конструкции, то последнее время наблюдается возврат к историзму социальной философии второй половины XIX века. В культурологии интенсифицируется деятельность по системно-динамическому исследованию культурных форм: науки, искусства, религии и т.д., а потому начинает проявляться интерес к устойчивым в той или иной сфере культурной деятельности паттернам, способным к трансляции, - что и есть традиция по определению. В общем, по выражению В. С. Библера, идет движение от «наукоучения к логике культуры». А логика культуры и есть традиция.
Этому продвижению интереса к традиции способствуют достижения в историографии, этнографии, археологии, биологии, антропологии, социологии и психологии, которые дают возможность на базе этого огромного фактического материала произвести синтез и воссоздать единую картину человеческой истории, что требует самой логикой исследования выявления общих устойчивых форм, которые функционируют и постоянно ретранслируются в человеческом обществе, а это есть традиция по определению.
ТРАДИЦИЯ
Традиция живет в культуре, а потому стратифицируется по культурным слоям и выражается в них. Каждая страта культуры имеет свои традиции, и эти традиции множественны. Какая-либо культурно-социальная форма никогда не образуется посредством одной традиции, она создается на основе «диалога» и «полифонии» переплетенных между собой традиций. Традиция есть лишь строительные кирпичики той или иной культурно-социальной формы, её «скрепы», и эти «скрепы» создают базу для дальнейшего развития культурной формы. Культурно-социальная форма есть объемное образование типа пучка дерна, который образуют множественные корешки традиций, - если употреблять терминологию Ж. Делёза и Ф. Гваттари, - это «ризома» из традиций. Но традиция и культура - понятия неравнообъемные. Традиция – это «ген» культуры. Культура же есть «тело», которое формируется посредством определенного сочетания этих «генов» - традиций. «Тело» культуры обладает историчностью и многозначностью своих проявлений. Традиция также обладает историей, но это своя история. В «теле» культуры старые традиции помогают «росткам» новых традиций закрепиться, кое-где они и мешают; но бывает, что новые традиции помогают «расцвести» старым.
Традиция, по моему мнению, центральный концепт культурологии, да и всей философии. Одни, двигаясь в русле классической новоевропейской традиции философствования, считают, что философия всегда занималась вопросами соотношения «слов» (идей) и «вещей» (бытия), была в своей основе эпистемологией, традициями и обычаями же занимается этнография. Но, во-первых, надо помнить, что авторитетное в недавнем прошлом структуралистское направление в философии, представленное К. Леви-Строссом и его последователями, имело своим корнем и основой этнографию, сформировалось на базе исследования примитивных обществ, и взяло большую часть своей терминологии из этнографии. А, во-вторых, как всем известно, всякое познание, всякая гносеологическая координация между субъектом и предметом познания определяется типом культурного действия, заданного теми или иными традициями определенной культуры. Потому все концепты эпистемологии – это производные от концепта «традиция». Здесь можно согласиться с мнением многих о «конце эпистемологии», ибо эпистемологические проблемы - это культурологические проблемы.
Другие считают, что философия всегда была онтологией, давая человеку мировоззренческие ориентиры в окружающем мире, давая ту или иную картину мира. Но, как стало ясно в результате современных исследований в философии науки, всякая картина мира (онтология) формируется на базе тех или иных культурных традиций, эта картина мира сама является одним из механизмов традиции, которым обеспечивается стабильность и способность к трансляции тех или иных культурных форм. Потому онтологические проблемы – это культурологические проблемы.
Третьи могут возразить, что концепт «традиция» – это концепт социальной философии и социологии, который не имеет прямого отношения собственно к философии. Но иной философии, кроме социальной философии, т. е. культурологии, не существует и не существовало. «Царь» философии – Платон – это, прежде всего, социальный философ - реформатор, для которого вопросы сознания и бытия – это вопросы производные от социальных вопросов, возникших перед афинским обществом после поражения в страшной Пелопоннесской войне. Его философия – это выраженное в метафизических концептах стремление найти пути сохранения традиций греческого народа и афинского общества путем серии инновационных проектов, - т.е. это еще несовершенная, «идеологизированная» и неадекватно выраженная культурология.
В своих частных проявлениях: в религии, науке, искусстве, социальной и хозяйственной жизни, - традиция анализировалась большинством мыслителей. Традиция неосознанно была полюсом развертки всех философских размышлений и являлась как « Протей» в концептах или символах, которыми оперировали философы. Философские концепции прошлого были неполноценными или неадекватно выраженными теориями традиции, т.е. занимались проблемой устойчивости значений, смыслов и образцов организации действия в культурном пространстве; способов их трансляции в истории. Любая философская концепция прошлого – это несовершенное отражение частных сторон и проявлений действия традиции в культуре, и она занималась анализом устойчивых и способных к трансляции видов познания окружающего мира, форм ментальности и типов социальных взаимодействий.
К примеру, спор о врожденности или приобретенности «идей», так напряженно обсуждаемый в XVII-XVIII вв. – это проявление это проблемы. Развернутую критику «врожденности» дал наиболее выдающийся философ этого периода Дж. Локк, направив её против своих противников как по политической линии - роялистов, так и по философской – кембриджских платоников. Его философия потом стала базой философствования в «Век Просвещения» - в XVIII веке. Утверждение о «врожденности идей» базируется на том факте, что в человеческом сознании существуют устойчивые, способные к трансляции, т.е. традиционные ментальные образования, которые служат базой для развертки человеческого понимания окружающего мира. Локк, сторонник умеренного сенсуализма и его идеологического аналога – либерализма, утверждал обратное, считая, что разум является инструментом познания, который является антиподом этих традиционных форм.
С тех пор традиция и разум противопоставляются, что ошибочно. Как правильно подчеркивал Х.Г. Гадамер: «…безусловной противоположности между традицией и разумом не существует… По существу своему традиция - это сохранение того, что есть, сохранение, осуществляющееся при любых исторических переменах. Но такое сохранение суть есть акт разума, отличающийся, правда, своей незаметностью. Отсюда проистекает то, что обновление, планирование выдают себя за единственное деяние и свершение разума. Но это всего лишь видимость» (Гадамер Х.Г. Истина и метод. М., 1988 С.334-335). Более того, разум есть вторичное ментальное образование, порожденное традициями общества, его образом жизни и формами организации. Как правильно подчеркивал, в частности, Э. Трёльч (1865-1923): «..абсолютный разум не есть нечто абстрактное, но всегда конкретное, вырастающее в условиях определенной государственности. Он высвобождается из них в форме традиции, в форме исторического воспоминания и, свободно паря, выражает впервые полноту разума как совокупность исторических воспоминаний, вечно растущее благо традиции и воспитания» (Трёльч Э. Историзм и его проблемы. М., Юрист, 1994 с.224).
Что важно - разум – как «символ порядка», выступает причиной дестабилизации в культуре. Когда разум, перейдя дозволенные традицией рамки в своей инновационной способности, вступает в противоречие с традициями той или иной культурной общности и становится деструктивной силой, приобретает иррациональный характер. В этом отношении прав А. Бергсон, когда писал: «Интеллект характеризуется природным непониманием жизни» (Бергсон А. Творческая эволюция. Материя и память. Мн.,1998. С.183). Так что не только сон разума порождает чудовищ, но и сам разум способен их и порождать. Деструктивность разума была убедительно показана, в частности, в работе М. Хоркхаймера «Помрачение разума» (1947).
Деструктивность идеала «Разума» во времена Французской революции проявила себя в достаточной мере. Последствия Французкой революции и были осмыслены последующей за «Веком Просвещения» волной романтизма в начале XIX века Рационально выработанные «разумные» нормы, введенные без должного учета реалий традиции, не действуют, это было также убедительно показано представителями «исторической школы права» (Г. Гуго, К. Савиньи, Г. Пухта) в начале XIX века. Разум, который не согласован с традициями культуры ведет себя как пьяный, – он начинает изобретать разнообразные, лишенные смысла логически непротиворечивые конструкции, которые совершенно не способны к продуктивному действию в культуре.
Далее, после волны крайних форм естественно-научного эмпиризма и натурализма в середине XIX века было подчеркнуто, что разум – продукт исторический, его образ и форма меняются в зависимости от той или иной социокультурной ситуации, в которой он действует. Все выработанные метафизикой концепты формируются на базе архетипических интенций, парадигм и ценностей, которые устойчивы в человеческой ментальности или имеют превалирующее значение для того или иного периода истории. Метафизические концепты имеют реальные аналоги в социальной и хозяйственной сфере культуры, и базируются на реальной психологической конституции человека. Они производны от них - все они происходят из мифологических антроморфных и социоморфных мыслеобразов. Это было достаточно убедительно показано многими мыслителями в конце XIX- начале XX века - К. Марксом и его последователями, Э. Дюркгеймом, М. Шелером и К. Мангеймом, а также в определенных моментах «несчастным гением философии» - Ф. Ницше. Также можно сказать, перефразируя известные лозунги о возврате к первоначальной «целостности бытия», заданной мифом и досократической ментальностью, - теория традиции (или традициология) – это своеобразный возврат к той исходной антропо - социоморфной «конкретности» и «целостности» бытия, ибо концепт «традиция» и есть та забытая «конкретность» и «целостность» бытия человеческой культуры. Вся «тайна» метафизических спекуляций находится в реальностях культуры, в реальной антропологии человеческой экзистенции, определяемой механизмами традиции. А потому имеет смысл мыслить не спекулятивными концептами и символами, выработанными прежней философией для описания реалий культурной жизни, а, следуя здесь феноменологии неоаристотелика А. Мейнонга (1853-1920), мыслить конкретными предметностями человеческойкультуры – её традициями.
В наше время, как подчеркивал еще Ортега-и-Гассет: «Чистый разум необходимо заменить жизненным разумом, в котором он находит место, обретает подвижность и силу изменчивости» (Ортега-и- Гассет Х. Что такое философия? М., 1991. С.48). Именно становление постклассической формы «живого» разума мы наблюдаем на рубеже тысячелетий. Именно в диалектике соотношения тех или иных форм разума и рациональности с реально действующими механизмами традиции на основе взаимодействия разума и традиции, и изменения в результате этого взаимодействия, как форм разума, так и механизмов действия традиции состоит логика развития культуры.
Необходимо отметить еще один момент – всегда разум считался достоянием мысли, но вот в чем парадокс: разум не всегда может идентифицироваться с мыслью. Мысль – это динамическое образование, а разум всегда стремится к созданию неизменных, вечных «Истин», и похож более на инстинктивную форму действия. Мысль же это инновационная деятельность, инновация есть частный момент традиции, а потому мысль – это атрибут традиции, в которую как частный момент входит разум. И только через посредство традиции мысль имеет причастность к разуму. Именно то, что мысль является атрибутом, прежде всего традиции, а не разума, обусловлено и то, что мысль всегда художественно окрашена, базируется на эмоционально-бессознательных основах человеческого сознания. Надо учитывать и следующий момент, который подчеркнул еще Ж.-Ж. Руссо, что изменение поведения человека посредством образования и рационализации приводит к деградации, к становлению его порочности. А потому истинная мысль как нравственное действие вступает в противоречие с «чистым разумом», она органична лишь для «жизненного разума».
ПОНЯТИЕ О ТРАДИЦИИ
1. ОПРЕДЕЛЕНИЕ ТРАДИЦИИ
Любое исследование - это лингвистическое исследование. Главные проблемы любой сферы исследований состоят в создании ясной и семантически стройной конструкции из символов, расположенных в определенном порядке (потому-то философия, которая есть исследование культуры во всех её проявлениях, – это, прежде всего, философия языка). Полученная в результате символическая конструкция, конечно, должна обладать достаточной степенью свободы и избыточностью контекстных значений, в целях обеспечения возможности её интерпретации на достаточно долгом историческом протяжении, а также и образной метафоричностью для понимания (ибо мысль невозможна без поэтики эмоций, она погружена в неё), - но в достаточно узких границах смысловых «блужданий» значения.
Всякое исследование - это герменевтическая работа по анализу значений символов, работа по выстраиванию определенных конструкций из символов по вертикали их иерархии, по горизонтали их взаимодействий и по временной координате их интерпретаций; т. е. всякое исследование есть словарь терминов и выражений.
В связи с вышесказанным, надо рассмотреть общие определения традиции, данные в словарях - исходных паттернах всякого размышления, в которых заданы значения тех или иных символов и слов, общие очертания расположенности этих символов и слов в ментальности. В «Философском энциклопедическом словаре» (1997) дается следующее определение традиции: «Традиция – (от лат. traditio – передача) – передача духовных ценностей от поколения к поколению; на традиции основана культурная жизнь. Традицией называется также то, что передают, в тоже время все, что на традиции основано, называют традиционным.» (Философский энциклопедический словарь. М.,1997.С.459)
В «Современном философском словаре» (1996) под ред. проф. В.Е. Кемелева читаем: «Традиции - концентрирующие образцы, стереотипы деятельности, которые путем временной передачи обеспечивают воспроизводство в жизни человеческих общностей, в деятельности аккумулированного социального опыта... Традиции, как интегральное явление, включают в себя обычаи, ритуалы, обряды и др. стереотипизированные формы деятельности. Однако они не сводимы к последним, т.к., в отличие от них, не дают детальных предписаний в деятельности, а формируют лишь направленность поведения. Отмеченные свойства позволяют традициям выступать фактором внутренней консолидации именно больших человеческих общностей, таких как этносы, культурно-исторические типы, т.е. общностей слабо детерминированных, обладающих высокой степенью стохастичности» (Современный философский словарь. Под ред. Кимелева. Москва. Бишкек. Екатеринбург. 1996. С.538-539). С последней фразой можно не согласиться - традиции присущи и жестко организованным культурным общностям, даже в еще большей степени.
В «Новейшем философском словаре» (Минск, 1998) под редакцией Грицанова, В. Л. Абдушенко так определяет традицию: «Традиция – лат. (traditio- передача, предание) – универсальная форма фиксации, закрепления и избирательного сохранения тех или иных элементов социокультурного опыта, а также универсальный механизм его передачи, обеспечивающий устойчивую историко-генетическую преемственность в социокультурных процессах» (Новейший философский словарь. Мн., 1998. С.724)
В энциклопедии «Культурология. XX век» (1998) читаем у автора определения традиции Гофмана А.Б. следующее: «Традиции – социальное и культурное наследие, передающееся от поколения к поколению и воспроизводящееся в определенных обществах и социальных группах в течение длительного времени. Т. включают в себя объекты социокультурного наследия (материальные и духовные ценности); процессы социокультурного наследования; способы этого наследования. В качестве Т. выступают определенные культурный образцы, институты, нормы, ценности, идеи, обычаи, обряды, стили и т.д… Т. как один из основополагающих аспектов нормального социокультурного развития необходимо отличать от традиционализма, составляющего идеологию и утопию некоторых государственных и социальных движений» (Культурология XX век. Т.II. 1998.С.265-266)
Для полноты рассмотрения имеет смысл дать определение не только в философских и культурологических словарях и энциклопедиях, но и в социологическом, т.к. традиция есть многогранное явление, которое исследуется философией, культурологией, этнографией и социологией. В «Социологическом энциклопедическом словаре» (1998) под ред. известного социолога Осипова Г.В. под традицией понимают: «1. Элементы соц. и культ. наследия, передающиеся от поколения к поколению и сохраняющиеся в определенных обществах, классах и социальных группах в течение длительного времени. Т. охватывает объекты соц. наследия (материальные и духовные ценности). 2. Процесс соц. наследования; его способы. 3. Предание; устная передача к.- л. данных. 4. Обычай, установившийся порядок поведения в быту» (Социологический энциклопедический словарь. Под ред. Осипова Г.В. М.,1998. С.373)
В общих чертах все эти определения достаточны для общего понимания термина «традиция», и они не вызывают особых возражений, просто по причине того, что они слишком общи и неконкретны, чтобы вызвать какие-либо возражения.
Определений традиции и мнений о ней можно приводить бесконечное множество. Историограф изучения проблемы традиции в наше время О. А. Осипова правильно отмечает, что число определений понятия «традиция» начинает приближаться к числу определений понятия «культура». И анализ этих определений требует таких же усилий, которые были предприняты известными культурологами А. Кребером и К. Клукхоном, авторами известной книги «Культура. Критический обзор концепций и определений»(1952), где число определений понятия «культура» приводится свыше полтораста. Тем более, что особо отличились в создании общих определений понятия «традиция» и в анализе эти общих определений у других наши философы в 60-70-х годах, совершенно «заболтав» проблемы на уровне общих принципов и понятий. Вообще самый лучший способ уничтожить ценное направление в науке, искусстве и общественной жизни - это много говорить об его «общих принципах» и «понятиях». Мне кажется, что это не столь важная задача- поиск и анализ определений традиции. Главное состоит в конкретном анализе форм и пространственно- временных координат этого явления, закономерностей её функционирования в культуре.
Для понятности дальнейшего изложения дам краткое определение традиции, которое, нам мой взгляд, синтезирует все множество определений традиции, и вполне приемлемо: Традиция - это система кодов менталитета, форм социальной организации и хозяйственной деятельности, которая обладает свойством пространственно-временной трансляции. Коды традиции – это дуальные системы, которые определены как генетическим кодом биологической организации человека, так и формами негенетического характера, выработанными в процессе биокультурной эволюции, представляющих архетипические паттерны культурных форм и видов деятельности.
Возможность пространственно-временной передачи реализуется посредством символических систем, выраженных посредством наделенных смыслом и значением знаков. В менталитете эти символические системы выступают в виде текстов по преимуществу; в социальной сфере - в виде договоров или обязательств; в хозяйственной - в виде техник, тех или иных символических систем обмена (денег, по преимуществу). Пространственно- временная передача осуществляется и непосредственно: посредством подражания и обучения; демонстрации тех или иных действий в социальной сфере; наследования и передачи материальных артефактов в хозяйственной сфере: сооружений, строений и средств производства.
Дата добавления: 2016-02-09; просмотров: 657;