КУЛЬТУРА КАК САМОРЕФЕРЕНЦИЯ

Человек – существо творческое. Если поведение животного или растения предсказуемо и задано генетической программой характер, то человек, используя гибкие методы адаптации, постоянно посредством механизма самореференции, модернизирует традиции и ритуалы своей жизни, старается осмыслить свое прошлое и устанавливает новые целевые ориентиры для дальнейшей жизни. Но вопрос состоит в том, в какой степени адекватно это осмысление своей жизни и как реальны цели ,которые он себе ставит. Хотя именно неадекватность осмысления и реальности целевых установок не являются необходимыми условиями существования культуры. Механизм запуска в действие того или иного образа мысли и поступка этого не требует, как и не требуется адекватного восприятия качеств самца зарянки для запуска комплекса фиксированных действий (КФД) для сексуального возбуждения самки – для этого достаточно яркой красной грудки у самца.

1. САМОСОЗНАНИЕ

2. ПОНИМАЮЩЕЕ ПОВЕДЕНИЕ

Основой деятельности всякой культурной общности является наличие плана и цели своих действий. Эта стратения вырабатывается. Человек во многом отличается от ос­тальных форм поведения у животных, ввиду того, что объем понимающего поведения значительно больший, чем у других видов высших животных.

3. ДЕСТРУКТИВНОЕ ПОВЕДЕНИЕ

Человек – существо агрессивное. Выдающийся этолог и философ К. Ло­ренц в духе Ж.-Ж. Руссо подчеркивал: «К сожалению, у высших жи­вот­ных потребность и спо­соб­ность причинять разрушение возрастают прямо пропорцио­нально степени их ра­зумно­сти» (Лоренц К. Кольцо царя Соломона. М.,1978. С.19) Спо­собностью убивать представителей своего рода обла­дают очень немногие представи­тели животного мира - это встречается у личинок плывунов, у крыс (и еще некоторых грызунов) и людей.

Один из несостоятельных тезисов отличия животных от человека состоит в утвер­жде­нии о наличии у человека «нравственности». Эта идея постоянно по­вторяется у философов вплоть до наших дней. И если брать «нравст­венную» сто­рону вопроса о «хищничестве» зверей, то, как правильно говорил К. Лоренц - «можно лишь пожалеть о том, что человек как раз не имеет «натуры хищника». Большая часть опасностей, кото­рая ему угро­жает, происходит оттого, что по натуре он сравнительно без­обид­ное все­ядное существо; у него нет естественного ору­жия, принадлежащего его телу, которым он мог бы убить крупное животное. Именно потому у него нет и тех ме­ханизмов безо­пасности, воз­никших в процессе эволюции, которое удерживает всех «профессиональ­ных» хищников от примене­ния оружия про­тив сородичей. Правда, львы и волки иногда убивают чужих сородичей, вторгшихся на террито­рию их группы; может слу­читься даже, что во внезапном приступе ярости неос­торожным укусом или ударом лапы убьет члена собственной группы.. Однако подобные исключения не должны заслонить тот важный факт, что все тяжеловоору­женные хищники такого рода должны обладать вы­сокоразви­тыми меха­низмами тормо­жения, которые.. препятствуют самоуничтожению вида.» (237). Ему вторил Э. Фромм, который утверждал, что человек «… отличается от животных именно тем, что он убийца. Это единственный представитель приматов, ко­торый без биологических и экономических причин мучит и убивает своих соплеменни­ков и еще находит в этом удовлетворение. Это та самая биологически аномальная и филогенетически не запрограммированнная «злокачественная» агрессия, которая пред­ставляет настоящую проблемы и опасность для выживания человеческого рода; выяснение же сущности и условий возникновения такой деструктивной агрессиии как раз и составляет главную цель этой книги» (Фромм Э. Анатомия человеческой деструктивности. М., 1994. С.23)

Наша цивилизация дей­ствительно во многом напоминает никем не ведомый эшелон, полный пьяных, оша­левших от крови и усталости, прирож­денных убийц, образ которого дан Э. Золя в конце романа «Человек-зверь». Выдающийся польский психиатр и философ А. Кем­пински (1918-1972), анализируя пси­хологию эсэсовцев - охранников Освенцима говорит: «Спо­собность преобразовы­вать мир, кото­рую можно считать специфически человеческой чертой, вмещает в себя огромный диа­пазон противоречий в природе человека. Они по­рождают героизм, свя­тость самопо­жертвования, искусство и науку, но также жестокость, издевательство че­ловека над че­ловеком, насилие и убийство. Чтобы изме­нить об­лик мира, проводятся войны; людей истязают в тюрмах и лагерях. Что не впи­сывается в структуру, хотят на­вязать окружению, то становится чужим и враждебным и подлежит уничтоже­нию» (Кемпин­ски А. Экзистенциальная психиатрия. М.- Спб.,1998 с.10)

Как не парадоксально, многие черты нравственности – это не данное человеческой культурой, а благоприобретение именно нашей «зверской» природы. Тут можно обра­титься к традиции европейского и русского анархизма. В частности, П.Ж. Прудон (1809-1865), крайне популярный в XIX веке мыслитель, утвер­ждает: «До сих пор мы не открыли ничего такого, на что человек мог бы претендовать как на свойст­венное ис­ключительно ему: общественный ин­стинкт, нравственное чув­ство существует и у жи­вот­ных. Со­вершая некоторые поступки, вы­званные состраданием, справедли­во­стью и преданностью, че­ловек мнит себя подобным Богу, забывая, что он при соверше­нии этих по­ступков следует чисто жи­вотному влечению.

Мы бываем добрыми, любящими, сострадательными, но в то же время жадными, злыми, сладо­стра­стными и мстительными - совсем как животные. Высшие наши доб­родетели при тщательном анализе оказываются слепыми проявлениями инстинкта. Как они достойны про­славления и канонизации!» (160-161). Такое мнение вообще было свойственно всем сторонникам анархизма, в частности, П.А. Кропот­кину(1842-1921).

Агрессивность человека по отношению к человеку не является проявлением его животного начала, а проявляется именно благодаря замещению генетической программы традицией и ритуалами, выраженными в виде идеологий, социальных форм организации, технологий производства. Именно идеологии в виде религий, этико-пра­вовых норм являются причиной кровопролитных войн между государствами или граж­данских войн внутри общностей – а не наоборот, сто эти войны являются проявлением животных инстинктов в противовес «высшим идеалам» религии и норм ,принятых в за­данной общности. Если в каом-либо государстве раздаются голоса к возрождению «по­пранных» идеалов народа, к возрождению «забытой» религии народа – все это сигнал к тому, что готовится очередная порция массового «кровопускания.

Более того, хотя общность человека как биологического вида, хотя и нарушена кодами традиций, тем не менее они действуют в человеческом сообществе. Для того, чтобы че­ловек стал способным убить человека нужны довольно эффективные методы идеологического воздействия, типа воспитания в духе «патриотизма» или в духе «свя­щенной веры». Таким способом достигается нарушение механизмов торможения агрес­сивности по отношению к своему собрату по виду. Убить человека нелегко, человек, которы непосредственно убил первый раз человека ,видел это – испытывает тошноту, входит в состояние депрессии и невменяемости. Военначальники прекрасно знают как тяжело заставить своих воинов убивать, они прекрасно знают роль идеологического фактора в войне: без духа воинственности, дисциплинарной «муштры» и подавления он не может достигнуть успех в этом деле.

ПСИХОЛОГИЯ ТОЛП

Одним из ярких фигур, которые посвятили свои работы исследованию психологии толп является Г. Лебон. Из отечественных историков наиболее ярким представителем являлся Б.Ф. Поршнев

Культурный Ландшафт составлен не только из жестких «Гор-Ин­ститутов», из вольно гуляющих «киников-Философов», из «Героев» и «Личностей». Он со­стоит еще из бурно растекающихся аморфных «Толп». Этот момент в куль­туре был под­мечен Г. Тардом, С. Сигеле, Г. Лебоном, В.М. Бехтеревым, С. Московичи. Толпа – это не пуб­лика. Публика, как подчеркивал еще Г. Тард, это образование, кото­рой свойственно следование модам и традициям. Публика – это организован­ная толпа, она движется по отведенным каналам культурного Ландшафта, ей можно манипулировать. Толпа же – это стихия, которая неуправляема, которую можно, воздействуя не модой или традицией, а часто бессознательным позывом, направить в любую сторону. Толпа при этом сносит все как селевая лавина, многообразный горный ландшафт она превращает в грязное бо­лото. Геологу культурного Ландшафта надо всегда учитывать этот момент, смотреть и изучать воз­можные «сходы» этих «толп-лавин», показывать обществу воз­можные опасности появ­ления в тех или иных местах культурного Ландшафта появление этих селевых «толп-стоков».

«Толпы» существуют не только в «Обществах», но в «Хозяйствах» – это «толпы» «Капиталов» и «Товаров». Как мы знаем, что часто некон­тролируемые «Толпы Капиталов» инициируют деструктивные процессы в культурном Ландшафте, так и но­ровя превратить этот многообразный цветущий Ландшафт в «золо­тую» Пустыню, где бессмысленно бродят люди, совершенно не зная зачем они так стремились к этому обилию золотого песка, который превратил этот мир в «Пустыню бессмыслицы». Так же надо смотреть, чтобы культурный Ландшафт не превратился в мусорную свалку» «Толп Товаров». Все это дело «геолога» культурного Ландшафта – Философа - своевременно предупреждать людей об опасности.

Есть еще «Толпы» не только в Обществе и Хозяйстве, но и виртуальном Ландшафте Мысли. В этом пространстве часто возникают «вихри» и «ураганы», которые полностью нарушают органическую гармонию мысленных движений-«дыханий Пневмы», нарушают режим горения «Огня-Логоса». Это приводит к разрушению этого мира Мысли, к поражению мыслящего сознания. А потому философ Ландшафтных Стихий всегда должен внимательно следить за конвекционными потоками мысленной «Пневмы» и интенсивностью горения «Огня-Логоса».