Роль основоположников социологии А. Кетле, О. Конта» Г. Спенсера в процессе становления социологии права

Особая роль в развитии моральной, или социальной, статистики принадлежит бельгийскому ученому-естествоиспытателю и математику Адольфу Кетле (1796— 1874). Свои идеи он изложил в работе «Социальная физика, или опыт исследования о развитии человеческих способностей» (1835). С помощью теории вероятности он хотел разработать науку об обществе, имеющую статистическое и естественнонаучное обоснование, которую он назвал «социальной физикой». Кетле устанавливал определенные статистические закономерности событий и действий и соотносил их с состоянием общества таким образом, чтобы можно было понять законы человеческого общества и сформулировать их как социальные типы.

Так, из статистического факта наличия устойчивых числовых корреляций между видами преступлений, полом, происхождением, возрастом, местом проживания и другими характеристиками преступника Кетле делал вывод о том, что некоторое количество и некоторые виды преступлений сопровождают общество с необходимостью закона природы. Стало афоризмом утверждение Кетле, прозвучавшее в его докладе в I83I году, о том, что «общество подготавливает преступления, а преступник есть только орудие».

Совершенно аналогичным образом действовал позднее Эмиль Дюркгейм, хотя и со значительно меньшим упором на количественную сторону и даже мате­матизацию. Социальные типы у Кетле являются чисто статистическими закономерностями, а у Дюркгейма — теоретическими конструкциями на основе статистических закономерностей.

В «Социальной физике Кетле выводит основной закон существования преступности в обществе: «Существует бюджет, который выплачивается поистине с ужасающей аккуратностью и правильностью. Это — бюджет тюрем, рудников и эшафотов. Мы можем с полной достоверностью предвидеть, сколько человек запачкают свои руки кровью ближнего, сколько будет подлогов, отравлений, мы можем это сделать с такой точностью, с какой мы предсказываем количество смертных случаев и рождений в ближайший год»'. Согласно «Закону Кетле», в обществе всегда наличествует постоянный уровень преступности (правда, с его точки зрения этот уровень неизменен лишь в рамках определенных условий, перемены в социальных условиях меняют показатели преступности).

Устойчивые статистические характеристики преступности Кетле называет «таблицами преступности». В этих таблицах показана «склонность» к совершению преступлений различных возрастных групп населения. Так, по словам А. Кетле, если миллион людей от 25 до 30 лет совершили вдвое больше убийств, чем миллион людей от 40 до 50 лет, то это позволяет утверждать, «что у первых склонность к убийству вдвое сильней, чем у последних». Кетле вывел общую закономерность преступности: «Склонность к преступлению возрастает довольно быстро, по мере достижения зрелого возраста, и затем, достигнув своего максимума, она уменьшается до конца жизни» (например, во Франции максимум относился к 24-летнему возрасту, в Бельгии — к 22-летнему)». Среди частных закономерностей преступности А. Кегле выявил, что у мужчин максимум склонности к преступлениям наступает раньше, чем у женщин, на один год и вчетверо «сильнее».

Огюст Конт (1798—1857), современник Кетле, высоко ценил математику, но его «социальная физика» (он принял этот термин) не имела ничего общего со статистикой. 0н считал, что социология, самая молодая из позитивных наук, хотя и строится на методах предшествующих наук, имеет свой специфический метод — сравнительно-исторический.) К тому же Конт отдавал себе отчет в том, что теориями эмпирика взаимно обусловливают друг друга и потому чисто эмпирического метода быть не может. Во всяком случае, сам Конт однозначно склонялся к теории. Конкуренция между эмпирико-статистической наукой об обществе и теоретико-концептуальной социологией продолжала существовать как определенный аспект соотношения теории и практики.

В своем главном произведении «Курс позитивной философии» (1842) Конт переформулировал приводимые уже Дж. Вико и Тюрго три стадии истории в стадии, истории познания, которые последовательно должен пройти человеческий дух. Философия истории Конта — это одновременно закон движения истории и познания. Такими стадиями являются:

1)теологическая, или фантазийная, стадия;

2)метафизическая, или абстрактная, стадия;

3)научная, или позитивная стадия.

Третья и последняя стадия считается самым передовым состоянием познания. Как способ познания, теологическое, или фиктивное, мышление нацелено на понимание внутренней природы вещей, первопричин и конечных целей, то есть на абсолютное познание божественного порядка. В форме метафизического мышления обращение к сверхъестественным силам заменяется силой абстракции. Место Бога занимает разум. Meтафизическая стадия — это переходный процесс к научному, или позитивному, мышлению, которое направ­лено на познание законов с помощью разума и наблюдения. Следует стремиться не к абсолютному познанию, а к познанию отношений между отдельными явлениями и общими фактами (законами), число которых становится все меньше благодаря прогрессирующему позитивному исследованию. Конт считал, что после того как человечество в основном пройдет две первые стадии, станет возможным перейти к концепции позитивной философии. В то время как философия XVIII века основывалась на отрицании и изменении существующего, задачей позитивной философии является объяснение существующего, которое затем может помочь в принятии решений.

Позитивная наука «социология» должна в будущем обеспечить познание, которое облегчит политические действия, соответствующие развитию государства в направлении «позитивного состояния».

Таким образом, «позитивность» у Копта относится, с одной стороны, к познанию, а с другой — к социальному устройству. Позитивное состояние является не только средством, но и целью духовно-морального развития, достижения согласия общественных отношений с помощью «естественных законов».

Конт не внес вклада непосредственно в развитие юридической социологии, но его творчество, тем не менее, косвенно сыграло большую роль в ее становлении. Многие авторы указывают на негативное отношение Конта к праву как таковому, имея в виду субъективное право. Однако идея объективного права занимает важное место в философии Конта, выражаясь в понятии «гражданского порядка».Конт не скрывает, что предмет его исследований, общество, неразрывно связан с послере­волюционной ситуацией в социальных отношениях, в сфере порядка и прогресса. Это напряжение, которое тогдашняя общественность. Воспринимала как антаго­низм и противоречие, Конт пытается преодолеть своей социологией и объединить оба полюса, порядок и прогресс. Прогресс без порядка — это анархия, порядок без прогресса превращается в реакцию. В позитивной политике порядок и прогресс — это две неразрывные стороны одного и того же принципа. Порядок и прогресс как два принципа, представляющие дилемму французского общества, являются, однако, не только различными перспективами предмета, но и представляют, как уверен Конт, различную направленность интересов общественных группировок. Однако Конт надеется на то, что воплощение позитивной философии в политике снимет эти классов противоречия между аристократией и буржуазией. Порядок и прогресс он воспринимает прежде всего не как принципы, отвеча­ющие определенным интересам, а как два вида закономерностей «естественной» системы общества, представленные как две части социологии — социальная статика и социальная динамика.

Социальная статика имеет дело с порядком, который понимается как гармония элементов, основывающихся на отношениях общности. Социальная статика выделяет «структуру коллективного существа» и исследует условия существования, присущие всем человеческим обществам, и соответствующие законы гармонии. Эти условия касаются индивида, семьи и общества. Семейные отношения и разделение труда — это основные отношения общественного порядка. Семья есть живое воплощение социальной статики. Статика, в сущности, сводится к изучению общественного консенсуса. Социальная статика предполагает, таким образом, с одной стороны, анатомический анализ структуры общества на конкретный момент, а с другой — анализ элемента или элементов, определяющих консенсус, то есть превращающих совокупность индивидов или семейств в коллектив. Консенсус в теории Конта — «основная идея социальной статики».

Над социологией Конта в качестве сверхпонятия можно поместить понятие «порядка» общества; при этом имеется в виду не только структурное понятие, но и политико-динамическое: это порядок, который следует «делать», формировать, планировать. Решающий импульс такой «формируемости» дал, очевидно, револю­ционный опыт; однако прагматика планирования была связана с прогрессом науки. Наука должна была заменить авторитет королевского произвола и создать базу для основанного на разуме социального порядка.

Герберт Спенсер (1820—1903), английский социолог XIX века, был представителем либерального индивидуализма и отражал взгляды господствовавшей буржуазии. Напротив, его философски-научное творчество не нашло в Великобритании большого отклика, что, возможно, было вызвано его сильной натуралистической ориентацией.

Герберт Спенсер оставил обширную интеллектуальную автобиографию, которую, как он того желал, следовало считать «естественной историей самого себя». В ней он объясняет своеобразие своего мышления, подчиняется тому же основополагающему организационному закону и тем же закономерностям развития в направлении возрастающей когерентности, гетерогенности, интеграции и определенности. Поэтому Спенсер приравнивает общество к организму в целях анализа. В таком организме, как общество. Спенсер обнаруживает выделившиеся подсистемы, которые, в свою очередь, подразделяются дальше: внутренняя система выполняет задачу сохранения организма путем приспособления к условиям «пропитания», внешняя система выполняет функции регулирования и контроля между подсистемами и в отношении окружающей систему среды, промежуточная система ответственна за распределение, транспортировку и коммуникацию. Тем самым здесь уже обозначены основные элементы более позднего функционализма у Спенсера: системный характер общества как совокупности действий, которую невозможно свести к отдельным действиям индивидов, и концепция структуры системы, которая образуется благодаря дифференциации и стабилизируется через интеграцию.

Спенсер выделял три фазы «большой эволюции»: неорганическую, органическую инадорганическую (или сверхорганическую), до неразличимости плавно переходящие друг в друга. Однако каждая фаза на определенной ступени зрелости приобретает новое качество сложности и не сводится к другой. Социальная эволюция — часть надорганической эволюции, которая подразумевает взаимодействие многих особей, скоординированную коллективную деятельность, по своим последствиям превышающую возможности любых индивидуальных действий. Поначалу социальное вырастает из простого сложения индивидуальных усилий, но потом, по мере роста размеров и сложности обществ, приобретает собственный характер. Социальная эволюция своим размахом, количеством вовлеченных в процесс индивидуальных организмов, уровнем сложности, темпом изменений и важностью следствий превосходит все другие встречающиеся в природе формы надорганической эволюции.

Общие эволюционные принципы, примененные к наблюдаемым изменениям социальных структур и форм деятельности, открывают в них определенный порядок развития, сосуществования и хронологической последовательности социальных явлении.

По степени интеграции Спенсер различает простые, сложные, вдвойне сложные общества. По сравнительному значению подсистем он располагает общества как типы развития между двумя полюсами: 1) военные общества и 2) индустриальные общества.

Военные общества имеют единые системы веры, а кооперация между индивидами происходит посредством насилия и принуждения; индивиды существуют для государства. Индустриальные общества, в которых доминирует экономическая система, характеризуются демократическими принципами, многообразием систем веры и добровольной кооперацией индивидов.

Государственное управление и право, согласно Спенсеру, представляют собой функцию социального организма и подвергаются специализации и дифференциации по мере его развития. Они связаны органической связью с другими функционирующими частями общества и приходят в упадок, когда весь организм разлаживается: «Коль скоро класс людей, занимающихся производством, прекратит деятельность... контролирующая власть — правительство, присутственные места, суды, полиция — перестанут быть способными под­держивать порядок». В очерке «Грехи законодателей» Спенсер пишет об огромной социальной ответственности законодателей. Главным их недостатком, ведущим к тяжелым для общества последствиям, является представление об обществе как чем-то бесконечно пластичном, из чего с помощью законов можно лепить все, что угодно. В действительности общество — это организм, функционирующий и развивающийся по своим внутренним законам. Реформировать его законодательным путем очень сложно, это требует глубокого понимания того, что реально нужно обществу, а также всесторонней подготовки законодателей, каковой они обычно не обладают. Спенсер пишет: «Ни в одном деле нет такого поразительного несоответствия между сложностью задачи и неподготовленностью тех, кто берется за ее решение. Несомненно, что из всех чудовищных заблуждений людей самое чудовищное заключается в том, что для того чтобы овладеть каким-нибудь ремеслом, например, ремеслом сапожника, необходимо долго учиться, а единственное дело, которое не требует никакой подготовки, — это искусство создавать законы для целого народа».

Марксистская теория. К середине XIX века появляется новая концепция права, разработанная немецкими мыслителями К. Марксом (1818—1883) и Ф.Энгельсом (1820—1895), имеющая глубокие отличия от предшествующих теорий. Ее невозможно понять в отрыве от целей, которыми неизменно руководствовались авторы этой теории: они — социальные реформаторы. Они больше экономисты и философы, чем юристы, хотя Карл Маркс учился на факультете права в Берлинском университете. То, что отличает марксистскую теорию от ей предшествовавших, — это ее тесная, неразрывная связь с определенной социально-политической организацией. Согласно Марксу, государство и право — это орудия господства одного класса (буржуазии) над дру­гим (пролетариатом). И право, и государство имеют классовую природу. Отсюда следует, что ни право, ни государство не существовали во все времена. В эпоху, предшествовавшую рабовладельческому строю, а тем более у первобытных народов, право отсутствовало. Все тяжбы улаживались полюбовно с помощью суда или авторитетного решения, например, отца семейства. С другой стороны, когда угнетенный класс победит своих врагов, право перестанет существовать, поскольку

в мире сразу же воцарится гармония, которая будет служить для блага всех и каждого. Право является, таким образом, институтом, имеющим чисто временный характер. Этому институту суждено быть упраздненным, точнее, он отомрет сам, когда выполнит свою историческую миссию. Своим существованием эта кон­цепция права в значительной мере обязана Гегелю, который также усматривал тесную связь между правом и государством, однако с той существенной разницей, что для Гегеля государство было институтом в высшей степени уважаемым, даже полубожественным, оно было направляющей и организующей основой, предназначенной для поддержания в обществах порядка и мира, тогда как Маркс, наоборот, считает, что государство есть инструмент подавления, с ним нужно бороться всеми средствами и, в конечном счете, оно подлежит уничтожению.

Представляется очевидным, что в историческом плане марксисты впадали в различные заблуждения, не менее серьезные, чем те. которые ставились в вину приверженцам идеалистических теорий. Например, неверно утверждать, будто в так называемых первобытных обществах право не существовало. Это право, как мы увидим в дальнейшем, имело свои особенности. Оно, в частности, было слито с религией. Верно, однако, и то, что речь здесь идет о юридических системах обычного права, поскольку в них имело место то, что составляет суть права, — модели поведения, установленные и санкционированные сообществом. Кроме того, утопическим представляется утверждение, что любая юридическая организация исчезнет — как потерявшая смысл своего существования — в момент, когда рухнет капиталистическая система.

Эта оптимистическая и несколько хилиастическая точка зрения не может удивлять. В течение длительного времени народы, надеявшиеся выйти из нищеты, размышляли о золотом веке, который по их представлениям существовал либо в далеком прошлом, либо наступит в отдаленном будущем, о счастливом веке, когда люди станут жить в мире и братском общении, избавившись от конфликтов и насилия. Очевидно, что тогда ни государство, ни право не будут играть никакой роли.

Трудно себе представить социальный строй, при котором интересы всех людей автоматически совпадут к всеобщему удовлетворению. Как бы то ни было, марксистская доктрина, в которой ставится цель ликвидации государства и права, представляется решительно идеалистической и даже идиллической, а это указывает на то, что эпитет «материалистическая» ей не подходит или его следует понимать по-другому.

Нетрудно заметить, что у Маркса и Энгельса ложное и усеченное представление о государстве. Они име­ют в виду репрессивный аппарат, который сами наблюдали в действии в Англии и Франции середины XIX века. Его символом был жандарм или тюрьма. Не вызывает сомнений тот факт, что сохранение установленного порядка является одной из первостепенных функций государства, но не единственной. В действительности государство — всего лишь юридический аспект политического общества. Оно буржуазно в буржуазном обществе и является пролетарским в обществе, где буржуазный класс уничтожен. Кажется немыслимым, что нация может существовать без государства. Совсем другое дело, если мы зададим себе вопрос: а не лишить ли его определенного числа прерогатив и не передать ли их другим, более мелким, более приближенным к индивиду сообществам? В этой связи следует заметить, что право и государство далеко не одно и то же, как считали Гегель и Маркс и как часто считают даже сегодня. В организациях или группах существуют правила, которые ни в коей мере не являются государственными, и это справедливо не только для древних народов, но и для самых современных наций.

Несмотря на все эти критические замечания, необходимо признать, что сторонники марксистской теории права внесли большой вклад в понимание права, и не столько в силу своей концепции, которая едва ли приемлема, сколько благодаря проведенной ими критической работе, которая вместе с трудами ученых исторической школы подорвала так называемые рациональные основы юридических предписаний, содержащихся в предыдущих теориях. Марксистские доктрины эффективно способствовали секуляризации, можно сказать, демистификации права, они позволили рассматривать его просто как обычное явление социальной жизни, яв­ление, которое можно и должно наблюдать наравне с другими элементами любого общества, такими как искусство, язык и т.д.