ТРЕБОВАНИЯ, ДИКТУЕМЫЕ ТЕХНИКОЙ

16 июня 1903 г., после нескольких меся­цев подготовительной работы, включавшей переговоры о заключении контрактов на поставку различных деталей, была создана компания «Форд мотор», которая поставила своей целью производство автомобилей. Объем этого производства должен был определяться количеством авто­мобилей, которые могли быть проданы. Первый автомо­биль поступил на рынок в октябре того же года. Фирма располагала уставным капиталом в 150 тыс. долл. Однако акций было выпущено лишь на 100 тыс. долл., причем оплачено было всего лишь 28,5 тыс. долл. Хотя это и не имеет прямого отношения к рассматриваемому нами вопросу, компания получила в тот год внушительную прибыль, что удавалось ей и в течение многих последующих лет. Число занятых в 1903 г. составило в среднем 125 человек [1].

Весной 1964 г. компания «Форд мотор» освоила то, что теперь называют новой моделью автомобиля. В соответствии с нынешней модой она получила не очень, видимо, удачное наименование «мустанг». Покупатели были хорошо подготовлены к приему нового автомобиля. В планах компании были тщательно учтены возможные объемы производства и продаж, и, как обычно случается с планами, они оказались неточными (на этот раз слишком заниженными). Вся эта подготовка заняла три с половиной года. С осени 1962 г., когда была разработана конструкция автомобиля, до весны 1964 г. деятельность компании была в решающей мере подчинена выпуску определенной модели автомобиля, который в конечном счете и был выпущен. Расходы на конструирование и оформление составили 9 млн. долл., а расходы на технологическую оснастку производства модели «мустанг»— 50 млн. долл.[2] В 1964 г. число занятых в компании «Форд мотор» равнялось в среднем 317 тыс., а сумма ее активов достигала примерно 6 млрд. долл.[3].

Из этого примера видны почти все последствия расширенного применения новой техники. Мы их сейчас коротко рассмотрим.

Под техникой понимают последовательное применение научных и иных видов систематизированных знаний для решения практических задач. Наиболее важное следствие применения современной техники, по крайней мере с точки зрения экономической науки, заключается в том, что она заставляет разделить любую такую задачу на ее составные части. Таким и только таким образом можно добиться воздействия систематизированных знаний на производство.

Если говорить конкретнее, не существует никакого способа, с помощью которого систематизированные знания могли бы оказать воздействие на производство автомобиля в целом или даже изготовление его корпуса или шасси. Они могут быть применены только тогда, когда задача разделена таким образом, что каждая ее часть укладывается в рамки определенной области научных или инженерных знаний. Хотя знания в области металлургии нельзя использовать для изготовления всего автомобиля, они могут быть использованы при конструировании системы охлаждения или двигателя. И если знания механики недостаточно для того, чтобы изготовить автомобиль, оно может пригодиться при обработке коленчатого вала. Наконец, с помощью химии нельзя смонтировать весь автомобиль, но она может быть использована для выбора отделки или оформления автомобиля.

Но дело этим не ограничивается. Знания в области металлургии используются не для определения количества стали вообще, а для выяснения потребности в спе­циальных марках стали, химия же нужна не для выбора красок или пластиков, как таковых, а для получения и изменения конкретных молекулярных структур, требуемых в данном случае[4].

Почти все следствия применения современной техники и в значительной мере характер функционирования современной промышленности определяются прежде всего этой потребностью расчленения возникающих производственных задач. Они определяются, далее, необходимостью использования знаний для решения этих частных задач и, наконец, необходимостью свести воедино элементы задачи в виде законченного цельного продукта. Шесть следствий имеют непосредственное отношение к интере­сующему нас вопросу.

Первое. Возрастает отрезок времени между началом и завершением той или иной работы. Сначала решается микрозадача, составляющая частичку общей задачи; затем она рассматривается в сочетании с какой-либо другой частичной задачей, далее — в других сочетаниях, и в конце концов решается вся задача. Весь этот процесс растягивается во времени подобно тому, как корни растения уходят в глубь почвы. <...>

I. Назначение книги

ОСНОВУ книги составляют три статьи — "Природа фирмы" (1937), "Спор о предельных издержках" (1946) и "Проблема соци­альных издержек" (1960). Включены и другие статьи, которые развивают и иллюстрируют аргументы этих трех. Как станет ясно впоследствии, все эти работы представляют в сущности одну и ту же точку зрения.

В общем-то моя точка зрения не привлекла внимания, а мои доводы большей частью не были поняты. Нет сомнения, что отча­сти тому причиной недостатки изложения, и я надеюсь, что это вводное эссе, в котором развивается ряд выделенных коммента­торами основных моментов и заново формулируются мои аргу­менты, сделает мою позицию более понятной. Но я не верю, что именно неудачное изложение было той главной причиной, кото­рая столь затруднила усвоение моих доводов экономистами. По­скольку мне представляется, что в этих статьях я утверждаю ве­щи весьма простые, настолько простые, что их можно счесть по­чти что само собой разумеющимися, приходится признать, что их отрицание или неспособность их понять свидетельствуют о том, что большинство экономистов иначе смотрят на экономические проблемы и не разделяют моих представлений о природе нашей науки. Я полагаю, что так оно и есть.

В настоящее время господствует то понимание природы экономической науки, которое выражено в определении Роббинса: "Экономика — это наука, которая изучает поведение человека с точки зрения отношений между его целями и ограниченными , средствами, допускающими альтернативное использование"[5]. Это определение превращает экономику в науку о выборе. На деле большинство экономистов, включая и самого Роббинса, ограни­чивают свою работу гораздо более узким кругом разновидностей N выбора, чем предполагает это определение. Недавно, однако, Беккер заявил, что Роббинс неоправданно сужает задачи эконо­мической теории и что экономический подход, как он это называет, может и должен найти применение во всех общественных науках. Работа самого Беккера демонстрирует, что экономиче­ский подход может быть с успехом использован в других обще­ственных науках[6]. Но как раз успех этой работы и понуждает спросить: почему инструменты экономистов находят столь многообразное применение?

Меня особенно интересовала та часть экономической теории, которая имеет дело с фирмами, отраслями и рынками и которую некогда называли теорией ценности и распределения, а теперь называют теорией цен или микроэкономикой. Это весьма замысловатая область, отличающаяся высоким интеллектуальным уровнем, которая породила ряд ценных открытий. Экономисты изучали, как именно на выбор потребителей, принимающих решение о покупке благ и услуг, влияют величина дохода и цены благ и услуг. Они также изучали, как производители решают: какие факторы производства использовать, какие продукты и услуги производить и продавать и в каких объемах, если цены, спрос на конечный продукт и отношение между объемом производства и количеством используемых ресурсов даны. Анализ держится на предположениях, что потребители максимизируют полезность (вымышленная сущность, играющая, по-моему, ту же роль, что когда-то эфир в физике) и что производители будут стремиться к максимизации прибыли или чистого дохода (что подтверждается гораздо большим числом свидетельств). Согласно теории обмена решения производителей и потребителей оказываются во взаимной гармонии.

Детализированность теории не должна скрывать от нас ее существа — анализ выбора. Именно это делает теорию столь универсальной. Беккер указывает, что "в наибольшей степени от других общественных дисциплин отличает экономическую теорию не ее предмет, но подход"[7]. Если созданные экономистами теории (по крайней мере микроэкономические) представляют собой по большей части определенный подход к изучению факторов, от которых зависит выбор (а я думаю, что так оно и есть), совершенно ясно, что они могут быть использованы для анализа выбора в других областях, в том числе в юриспруденции и в политике. В этом смысле у экономистов нет собственного предмета исследования. Ведь в мире животных человек вовсе не единственный, кто сталкивается с необходимостью выбирать, и можно предполагать, что тот же подход возможен при изучении крыс, кошек, осьминогов, которые, все без сомнения, максимизируют свою полезность, в основном, так же, как человек. Поэтому вовсе не случайно, что теорию цен удалось использовать при изучении поведения животных[8].

Эта сосредоточенность экономистов на логике выбора, при том, что этот подход может вдохнуть свежие силы в юриспруденцию, политологию и социологию, пошла, как мне представляется, не на пользу самой экономике. Одним из результатов этого отторжения теории от ее предмета оказалось то, что те самые субъекты, решения которых анализировала теория, не стали предметом исследований, а в итоге она лишилась всякого содержания. Потребитель предстает не как человек, а как согласованный набор предпочтений. Фирма для экономиста, как сказал Слейтер, "по существу являет собой кривую спроса и кривую предложения, а вся теория вводится к логике оптимального выбора цены и комбинации затрат"[9]. Обмен происходит вне каких-либо определенных институциональных рамок. Мы получили потребителей, не имеющих и следов принадлежности к роду людскому, и фирмы, не знающие, что такое организация и даже обмен, осуществляемый вне рынков.

Созданный экономической теорией рациональный максимизатор полезности ничем не напоминает обычного человека, трясущегося в городском автобусе, и вообще никакого мужчину (или женщину) ни в каком автобусе. Нет никаких оснований предполагать, что большинство людей сосредоточены на максимизации чего бы то ни было, разве что собственного несчастья, но даже в этом они не имеют полного успеху. Найт очень хорошо выразил эту мысль: "... утверждение экономистов ... что человек мыслит и действует ради избавления от неприятностей, по крайней мере наполовину извращает факты. "Невзгоды" бывают, целью наших стремлений не реже, чем "блага", а чтобы попасть в неприятности, мы проявляем изобретательности не меньше, чем чтобы выпутаться из них, и уж во всяком случае достаточно, чтобы напасти никогда не кончались... Человек, которому не о чем беспокоиться, немедленно занимает себя созданием чего-либо, входит в какую-либо захватывающую игру, влюбляется, готовится покорить какого-нибудь врага или Северный полюс, или охотится на львов, или что угодно еще.

Я уверен, что предпочтения человека остаются теми же, что были миллионы лет назад у его живших охотой предков (даже если их и нельзя считать людьми), и эти предпочтения способствовали в тех условиях выживанию. Значит, вполне возможно, что работа социобиологов (и их критиков) позволит нам в конце концов воссоздать настолько подробную картину человеческой природы, что мы сможем вычленить из нее тот самый набор предпочтений, с которого начинает экономист. Если этот результат будет достигнут, мы сможем довести до совершенства анализ потребительского спроса и других видов экономического поведения. В настоящее время, однако, что бы ни понуждало людей выбирать то, что они выбирают, нам приходится удовлетвориться знанием,. что для человеческих коллективов почти при всех обстоятельствах рост (относительный) цен на что угодно вызывает сокращение объема спроса. Это относится не только к денежной цене, но к цене в самом широком смысле слова. Рационально или нет решение пересечь оживленное шоссе, чтобы попасть в опре­деленный ресторан, можно быть уверенным, что, чем опасней движение на шоссе, тем меньше людей на это отважится. И можно не сомневаться, что наличие менее опасной альтернативы, например пешеходного мостика, сократит число тех, кто перебегает опасное шоссе; точно так же ясно, что если цель на другой стороне шоссе станет более привлекательной, большее число людей отважится его пересечь. Обобщение таких наблюдений и составляет теорию цен. Я не считаю, что она вынуждает нас признать человека рациональным максимизатором полезности. В то же время она ничего не сообщает нам о том, почему же люди выбирают то, что они выбирают. Почему человек готов рискнуть жизнью ради сандвича, нам непонятно, хоть мы и знаем, что при достаточном увеличении риска он воздержится от своего стремления к этому удовольствию.

Ни одно эссе в этой книге не затрагивает вопроса о природе человеческих предпочтений, да я и не верю, как уже отметил выше, что экономисты смогут здесь многое прояснить до тех пор, пока не поработают как следует социобиологи и другие неэкономисты. Но ведь готовность экономистов принять столь бессодержательную концепцию природы человека явно сродни их трактовке институтов, центральных для этой науки. Эти институты — фирма и рынок — составляют институциональную структуру экономической системы. В господствующей экономической теории фирма и рынок предполагаются, большей частью, существующими, но не составляют предмета исследования. Одним из результатов такого подхода было то, что решающая роль права, определяющего деятельность фирм и функционирование рынков, большей частью игнорировалась. Собранные в этой книге эссе отличает не отрицание существующей экономической теории, кото­рая, как уже было сказано, воплощает логику выбора и имеет множество применений, но использование этой экономической теории для исследования роли, которую фирма, рынок и право играют в экономической системе.

II. Фирма

В СОВРЕМЕННОЙ экономической теории фирма есть та организация, которая преобразует исходные ресурсы в конечный продукт. Почему существуют фирмы, что определяет число фирм и их специализацию (приобретаемые ими ресурсы и выпускаемые продукты), — эти вопросы не интересуют большинство экономистов. Для экономической теории фирма, как сказал недавно Хан, — это "теневая фигура"[10]. Это отсутствие интереса совершенно поразительно, тем более если учесть, что большинство людей в Соединенных Штатах, Великобритании и других западных странах заняты в фирмах, что большая часть производства осуществляется фирмами и что эффективность всей экономической системы в очень большой степени зависит от того, что происходит внутри этих экономических молекул. Целью моей статьи "Природа фирмы" и было объяснить существование фирмы и найти причины, предопределяющие масштабы ее деятельности. Хотя статья обильно цитировалась, из замечаний вроде того, что сделал Хан, ясно, что идеи этой статьи (опубликованной около 50 лет назад) не стали неотъемлемой частью инструментария экономиста. И легко понять, почему. Чтобы объяснить, почему фирмы существуют и что именно они делают, я счел необходимым ввести понятие, которое я в этой статье обозначил как "издержки использования механизма цен", "издержки осуществления трансакций обмена на открытом рынке", или просто "рыночные издержки" Чтобы выразить ту же идею в статье "Проблема социальных издержек", я использовал выражение издержки рыночных трансакций". В экономической литературе, закрепилось выражение "трансакционные издержки". Я описал то, что имел в виду, в следующих словах: "Чтобы осуществить рыночную трансакцию, необходимо определить, с кем желательно заключить сделку, оповестить тех, с кем желают заключить сделку и на каких условиях, провести предварительные переговоры, подготовить контракт, собрать сведения, чтобы убедиться в том, что условия контракта выполняются, и так далее"[11]. Далман следующим образом отчеканил понятие трансакционных издержек: это "издержки сбора и обработки информации, издержки проведения перегово­ров и принятия решения, издержки контроля и юридической за­щиты выполнения контракта"[12]. Я убежден, что без понятия трансакционных издержек, которое в общем-то не привилось в современной экономической теории, невозможно понять работу экономической системы, нельзя с пользой проанализировать мно­гие проблемы и нет основания для определения политики. Суще­ствование трансакционных издержек будет подталкивать желающих торговать к введению различных форм деловой практики, обеспечивающих сокращение трансакционных издержек в том случае, когда затраты по выработке таких форм оказываются меньше, чем экономия на трансакционных издержках. Выбор партнеров, тип контракта, выбор предлагаемых продуктов и услуг — все может при этом меняться. Но, может быть, наиболее важной формой приспособления к проблеме существования трансакционных издержек является возникновение фирмы. В статье "Природа фирмы" я доказал, что, хотя производство может вестись совершенно децентрализованно (на основе контрактов между индивидуумами) и что осуществление трансакций влечет некоторые издержки, неизбежна организация фирм для осуществления действий, которые в противном случае совершались бы через рыночные трансакции (разумеется, если внутрифирменные издержки меньше, чем издержки рыночных трансакций). Именно это определяет, что же именно фирма покупает, производит и продает. Поскольку концепция трансакционных издержек обычно не используется экономистами, вовсе не удивитель­но, что соответствующий подход внедряется в практику не без трудностей. Мы лучше сможем понять причины такого отношения к нему, если рассмотрим не фирму, но рынок.

III. Рынок

ХОТЯ экономисты заявляют, что они исследуют работу рынка, в современной экономической теории роль рынка еще менее ясна, чем роль фирмы. У Альфреда Маршалла в "Основах экономики" есть глава "О рынках", но она очень общего характера и не касается темы, может быть, потому, что была отложена для работы, которая появилась в конце концов под названием "Торговля и промышленность". В современных учебниках анализируется процесс установления рыночных цен, но рассмотрение самого рынка совершенно исчезло. И это не так странно, как кажется. Рынки представляют собой институты, существующие для облегчения обмена, т.е. они существуют для сокращения издержек по трансакциям обмена. В экономической теории, предполагающей, что трансакционные издержки не существуют, рынкам нечего делать, и представляется совершенно разумным делом развитие теории обмена на примере обмена орехов на яблоки между индивидуумами, совершаемого на опушке леса, либо на основе другого нереального примера. Этот анализ, разумеется, объясняет, почему торговля выгодна, но он не затрагивает факторы, определяю­щие размах торговли и тип благ, которыми торгуют. А когда экономисты все-таки говорят о структуре рынка, это не имеет ничего общего с рынком как институтом, но относится лишь к таким предметам, как число фирм, дифференциация продуктов и т.п., при том что влияние социальных институтов, облегчающих об­мен, полностью игнорируется.

Создание рынков есть дело предпринимателей, и оно имеет долгую историю. В средневековой Англии ярмарки и рынки организовывались частными лицами, получившими королевскую привилегию. Они не только предоставляли сооружения, нужные для проведения ярмарки или рынка, но также несли ответственность за безопасность (очень важно в такие неустроенные времена со сравнительно слабыми правительствами), и правили суд для разрешения конфликтов (ярмарочный суд). Ярмарки и рынки организуются и в новое время, включая выставочные залы и пр., и зачастую (опять-таки в Англии) являются делом муниципалитетов. Конечно, их относительная значимость уменьшилась с ростом числа магазинов и других подобных предприятий, управляемых частными розничными и оптовыми торговцами. При том, что государство обеспечивает безопасность, и при более развитой системе правосудия владельцы старых рынков больше не несут ответственности за обеспечение безопасности и отправление правосудия, хотя некоторые ярмарочные суды просуществовали до конца XIX в.[13].

При том, что роль традиционных рынков уменьшилась, возникли новые рынки, занявшие в современной экономике не менее важное место. Я имею в виду фондовые и товарные биржи. Обычно их организуют группы торговцев (членов биржи), которые владеют (или арендуют) помещениями, внутри которых осуществляются трансакции. Все биржи весьма подробно регламентируют деятельность тех, кто торгует на этих рынках (время, отведенное для совершения сделок, возможные объекты торговли, ответственность сторон, условия соглашений и пр.), и каждая из них предоставляет механизм разрешения конфликтов и применения санкций против тех, кто нарушает правила биржи. Не лишено значения и то, что эти биржи, на которые экономисты часто ссылаются как на пример совершенного рынка и совершенной конкуренции, представляют собой рынки с подробным регламентированием трансакций (и это помимо возможного правительственного регулирования). Отсюда следует вывод, и, по-моему, совершенно справедливый, что для существования чего-либо, подобного совершенной конкуренции, обычно необходима сложная система правил и ограничений. Экономисты, анализирующие биржевые регламентации, часто предполагают, что они представляют собой попытку установления монополии и ограничения конкуренции. При этом они не осознают или, во всяком случае, оставляют в стороне другое объяснение этих регламентации: они нужны для сокращения трансакционных издержек и, следовательно, для увеличения объемов торговли. Адам Смит говорил так: "Интересы представителей той или иной отрасли торговли и промышленности всегда в некоторых отношениях расходятся с интересами общества и даже противоположны им. Расширение рынка и ограничение конкуренции всегда отвечают интересу торговцев. Расширение рынка часто может соответствовать также интересам общества, но ограничение конкуренции всегда должно идти вразрез с ними" [14]. Красноречие и сила, с которыми Адам Смит обличал регулирование, направленное на ограничение конкуренции, похоже, сделали нас слепыми к тому факту, что дельцы заинтересованы также и в того рода регулировании, которое расширяет рынок, может быть потому, что Адам Смит уделил этому мало внимания. Но я полагаю, что есть и другая причина для этого пренебрежения возможной ролью регулирования в расширении рынка. Монополия и такие стесняющие торговлю меры, как тарифы, легко поддаются анализу средствами обычной теории цен, а отсутствие понятия трансакционных издержек затрудняет анализ того, что происходит при их сокращении.

Очевидно, что рынки, как они сегодня существуют, для своей деятельности требуют большего, чем помещение, в котором может происходить купля-продажа. Они требуют также утверждения правовых норм, которые бы определяли права и обязанности тех, кто осуществляет трансакции в этих помещениях. Такие правовые нормы могут быть созданы теми, кто организует рынки, как, собственно, и происходит на большинстве бирж. В этом законотворчестве биржи в основном сталкиваются с проблемами обеспечения согласия между членами биржи и подчинения правилам. Согласие легче достигается в случае товарных бирж, поскольку члены биржи работают в общих помещениях и оперируют ограниченным набором товаров (commodities); принудить к соблюдению правил оказывается несложным делом, потому что сама возможность торговать на бирже есть немалая ценность и перспектива лишиться доступа на биржу — достаточная угроза, принуждающая большинство участников к соблюдению правил биржи. Когда помещений и их владельцев множество и интересы каждого различны, как это имеет место в розничной и оптовой торговле, установление и поддержание частной системы правовых норм оказываются очень трудным делом. Поэтому деятельность на этих рынках должна зависеть от правовой системы государства[15].