ПЕРЕМЕНЫ И ИНДУСТРИАЛЬНАЯ СИСТЕМА

Одна из наиболее примечательных черт современной экономической жизни связана с оценкой совершающихся в ней перемен. Принято считать, что значение их очень велико; пытаться перечислять разно­образные формы, в которых выражаются эти перемены, или говорить о масштабах, которые они принимают, значило бы повторять общеизвестные истины. Но значи­тельных перемен уже больше не ждут. По каждому поводу и на любой официальной церемонии экономическая систе­ма Соединенных Штатов превозносится как нечто достиг­шее в основном совершенства. И это относится не только к экономике. Трудно усовершенствовать то, что уже совершенно. Перемены происходят, и они довольно вну­шительны, но, если не считать того, что возрастает выпуск товаров, все остается по-прежнему.

Сам факт перемен не вызывает никаких сомнений. В- течение последних семидесяти лет и особенно после того, как началась вторая мировая война, нововведения и изменения в экономической жизни были огромны, с какой бы меркой к ним ни подходить. Самое очевидное из них — применение все более сложной и совершенной техники в сфере материального производства. Машины заменили примитивный ручной труд, и, по мере того как они все шире используются для управления другими машинами, они начинают выполнять более простые функции человеческого мозга.

Семьдесят лет назад деятельность корпораций огра­ничивалась такими отраслями, в которых производство должно вестись в крупном масштабе (железнодорожный и водный транспорт, производство стали, добыча и пере­работка нефти, некоторые отрасли горнодобывающей промышленности). Теперь корпорации охватывают также бакалейную торговлю, мукомольное дело, издание газет и увеселительные предприятия,— словом, все виды дея­тельности, которые некогда были уделом индивидуального собственника или небольшой фирмы. На множестве при­надлежащих им предприятий, производящих сотни видов продукции, крупнейшие фирмы используют оборудование стоимостью в миллиарды долларов и сотни тысяч работни­ков. На долю пятисот крупнейших корпораций прихо­дится почти половина всех товаров и услуг, производимых в Соединенных Штатах.

Семьдесят лет назад корпорация была инструментом ее владельцев и отражением их индивидуальности. Имена этих магнатов — Карнеги, Рокфеллер, Гарриман, Меллон, Гугенгейм, Форд — были известны всей стране. Они и сейчас известны, но главным образом благодаря художественным галереям и благотворительным фондам, основанным ими или их потомками, которые подвизаются ныне в сфере политики. Те, кто возглавляет теперь круп­ные корпорации, безвестны. В течение жизни нынешнего поколения люди, живущие за пределами Детройта и не связанные с автомобильной промышленностью, не знали, кто в данный момент возглавляет корпорацию «Дженерал моторз». Как и все смертные, рассчитываясь, допустим, чеками, он должен удостоверять свою лич­ность. И точно так же обстоит дело с руководителями компаний «Форд», «Стандард ойл», «Дженерал дайнэмикс». Люди, которые управляют крупными корпорациями, не являются собственниками сколько-нибудь существен­ной доли данного предприятия. Их выбирают не акцио­неры, а, как правило, совет директоров, который в поряд­ке взаимности избирают они же сами.

Столь же общеизвестно, что изменились взаимоотно­шения между государством и экономикой. На долю феде­ральных и местных, включая штаты, органов власти при­ходится теперь от 20 до 25% всей экономической дея­тельности. В 1929 г. эта доля составляла примерно 8%. Ныне она намного превышает долю правительственного сектора в такой — именующей себя социалистической — стране, как Индия, и значительно выше, чем в исконных социал-демократических вотчинах — Швеции и Норве­гии. Весьма существенная часть (от одной трети до поло­вины) всей государственной деятельности в области экономики связана с национальной обороной и исследованием космического пространства. Даже консерваторы не усматривают в этом проявления социализма, в других же случаях природа этой деятельности не столь очевидна.

Но дело не ограничивается этим. Действуя в соответ­ствии с тем, что теперь называют кейнсианской револю­цией, государство берет на себя задачу регулирования совокупного дохода, расходуемого на приобретение това­ров и услуг, в масштабе всей экономики. Оно стремится обеспечить достаточно высокий уровень покупательной способности, позволяющий реализовать всю продукцию, которую может произвести существующая в данный момент рабочая сила. И если эта деятельность приводит к достижению высокого уровня занятости, правительство стремится не допустить повышения- цен в результате роста заработной платы, равно как повышения заработной платы под давлением роста цен, упорно движущихся вверх по спирали,— хотя в данном вопросе деятельность правительства носит более осторожный характер и встре­чает меньшую поддержку со стороны общественности. Возможно, вследствие этих мероприятий, а быть может, лишь для того, чтобы испытать человеческую способность к неоправданному оптимизму, производство товаров в современную эпоху достигло столь высокого уровня и действует с надежностью хорошо отлаженного меха­низма.

В прежние времена, то есть с момента возникновения капитализма и до начала развязанной Гитлером войны, периоды расширения и спада производства неуклонно следовали друг за другом, хотя их продолжительность была не одинакова. Экономический цикл — это особый предмет экономических исследований; прогнозирование его динамики и объяснение его нерегулярности превра­тились в благопристойную профессию, в арсенале которой доводы разума, откровения свыше, заклинания и эле­менты черной магии переплелись столь причудливо, как нигде, разве что в первобытных религиях. В течение двух десятилетий, прошедших после второй мировой войны, не было ни одной глубокой депрессии; с 1947 по 1966 г. был лишь один год, когда реальный доход в США не возрос.

Переменам, которые произошли в трех других обла­стях, в панегириках достижениям обычно уделяется меньше внимания. Во-первых, чрезвычайно разросся аппа­рат внушения и убеждения, связанный с продажей това­ров. По средствам, которые расходуются на эту дея­тельность, и способностям, которые находят в ней при­менение, она все больше соперничает с процессом произ­водства товаров. Даже усилия, направленные на то, чтобы определить, в какой мере человеческая натура поддается такого рода внушениям, сами по себе стано­вятся быстрорастущей отраслью научных исследований.

Во-вторых, начался упадок профсоюзов. Число членов профсоюзов в США достигло максимума в 1956 г. С тех пор занятость продолжала расти, а число членов проф­союзов в целом уменьшалось. Те, кто симпатизирует профсоюзному движению, и те, кто зависит от него как источника существования, изображают это сокращение как временное или циклическое. Что же касается других, то лишь очень немногие не заметили его. Существует широко распространенное мнение, что упадок профсоюз­ного движения имеет прочные корни в других, связанных с ним и еще более глубоких переменах.

Наконец, существенно возросло число лиц, желающих получить высшее образование, и наряду с этим, в несколь­ко более умеренной степени, увеличились реальные воз­можности для его получения. Это изменение объясняют тем, что возник и усилился интерес к народному просве­щению. Но как и вопрос о числе членов профсоюзов, эта проблема имеет более глубокие корни. Если бы эконо­мическая система испытывала потребность только в мил­лионах неграмотных пролетариев, то, скорее всего, в них не было бы недостатка.

Обо всех этих изменениях или большинстве из них говорилось немало. Но рассматривать их изолированно, как это обычно делается,— значит существенно недооце­нивать их воздействие. Они связаны между собою при­чинной связью. Каждое из них представляет собой часть куда более широкой картины перемен, совокупное влия­ние которых на экономическую жизнь общества значи­тельно сильнее, чем сумма воздействий отдельных ее

частей.

Так, выше уже упоминалось о машинах и сложной современной технологии. Они в свою очередь требуют

крупных вложений капитала. Их конструируют и ими управляют технически высокоподготовленные специа­листы. Использование такой техники влечет за собой то, что с момента принятия решения о производстве того или иного вида продукции до появления ее на рынке проходит значительно больше времени.

Из этих перемен вытекает необходимость и возмож­ность создания крупных хозяйственных организаций. Только такие организации в состоянии привлечь необ­ходимый для современного производства капитал; только они могут мобилизовать рабочую силу требуемой квали­фикации. Они в состоянии сделать и большее. Привлечение крупного капитала и соответствующая организация про­изводства требуют — задолго до того, как можно будет воспользоваться его результатами,— предвидения и, более того, принятия всех возможных мер, которые гаранти­ровали бы, чтобы это предвидение действительно сбылось. Вряд ли можно сомневаться в том, что корпорация «Дженерал моторз» может более эффективно влиять на условия, в которых она действует — на заработную плату своих работников и цены, по которым она покупает, равно как на цены, по которым она продает,— чем мелкий тор­говец.

Но дело не ограничивается и этим. Высокий уровень производства и дохода, являющийся результатом приме­нения передовой технологии и крупных масштабов про­изводства, приводит к тому, что на весьма значительную часть населения перестает давить бремя забот, связанных с удовлетворением элементарных физических потреб­ностей. А вследствие этого и экономическое поведение становится более гибким. Ни одного голодного человека, если он только трезв, невозможно убедить в том, чтобы он истратил свой последний доллар на что-либо, кроме еды. Но человека, который хорошо питается, хорошо одет, имеет хорошие жилищные условия и хорошо обес­печен во всех остальных отношениях, можно убедить в том, чтобы он купил электробритву или электрическую зубную щетку. Не только цены и издержки производства, но и потребительский спрос становится объектом управ­ления. Таков еще один важный дополнительный элемент в системе регулирования экономической среды.

В условиях, когда затраты на развитие техники и совершенствование технологии очень велики, ошибочное техническое решение или безуспешные попытки убедить потребителей в том, чтобы они покупали данный продукт, могут оказаться исключительно дорогостоящими. Издерж­ки производства и связанный с ним риск могут быть намного сокращены, если государство берет на себя финансирование особо смелых технических проектов либо гарантирует рынок для продукции передовых в техни­ческом отношении отраслей. Найти подходящее для этого оправдание не составляет труда: это и соображения национальной обороны и национального престижа и необ­ходимость поддержать усилия по созданию, например, сверхзвуковых самолетов. Таким образом, современная техника предопределяет усиление роли современного государства.

Кроме того, характер техники, связанные с ней потреб­ности в капитале, а также время, которое занимает раз­работка и производство продукции, еще более настоятель­но диктуют необходимость государственного регулиро­вания спроса. Корпорация, рассматривающая вопрос о производстве автомобиля новой модели, должна иметь возможность убедить людей купить его. Столь же важно, чтобы население располагало необходимыми для этого средствами. Это приобретает решающее значение, когда производство требует весьма крупных и долгосрочных капиталовложений, а продукция может с равной степенью вероятности попасть на рынок и во время депрессии и во время подъема. Таким образом, возникает необходи­мость стабилизации совокупного спроса.

Эта необходимость в еще большей мере усиливается в условиях изобилия. Человек, который имеет доход, близкий к прожиточному минимуму, расходует средства на то, чтобы существовать, и то, что он имеет, он тратит полностью. Человек с достаточно высоким доходом может сберегать часть своих средств, и нет никакой уверенности в том, что сумма, которую он отложит в виде сбережений, будет компенсирована расходами или капиталовложе­ниями других. Более того, богатое общество обязано уровнем своей производительности и дохода, по крайней мере частично, крупной производственной организации — корпорации. Корпорации, в свою очередь, также распола­гают возможностью выбора — они могут удержать или не распределить часть своих прибылей, и притом сделать это, встав в позу человека, заставляющего других эко-

номить. Нет никакой гарантии, что сбережения корпо­раций будут компенсированы расходами. Следовательно, в обществе с высоким уровнем жизни расходы, а стало быть, и спрос базируются на менее прочной основе, чем в бедном обществе. И эта основа становится менее проч­ной как раз тогда, когда высокий уровень издержек и длительный период «созревания» изделий, обусловлен­ные современной техникой, требуют значительно большей надежности рынков. Кейнсианская революция произошла в такой исторический момент, когда другие перемены сделали ее неизбежной. Как и другие перемены, о которых говорилось в начале этой главы, она является непосред­ственной причиной и столь же прямым следствием иных перемен.

В отличие от романа и пьесы преждевременное раскры­тие замысла не является недостатком экономического исследования: цель данной работы состоит в том, чтобы рассматривать и только что названные и другие перемены как взаимосвязанное целое. Я смею думать, что совре­менная экономическая жизнь станет более понятной, если попытаться, как сделано в этой книге, рассматривать ее в целом.

Я стремился также показать, как в рамках этих более широких перемен изменились те силы, которые движут человеческой деятельностью. Такая постановка вопроса противоречит самому нерушимому из всех экономических постулатов, а именно утверждению, будто человек в своих экономических действиях лишь подчиняется законам рын­ка. Но в действительности наша экономическая система, под какой бы формальной идеологической вывеской она ни скрывалась, в существенной своей части представляет собой плановую экономику. Инициатива в вопросе о том, что должно быть произведено, исходит не от суверенного потребителя, который посредством рынка направлял бы работу производственного механизма в соответствии со своим, в конечном счете решающим, желанием. Скорее она исходит от крупной производственной организации, стремящейся установить контроль над рынками (которые она, как это предполагается, должна обслуживать) и, более того, воздействовать на потребителя в соответствии со своими нуждами. А поступая таким образом, такая организация оказывает глубокое влияние на систему ценностей потребителя и его убеждения, многие из кото­рых будут использованы для опровержения высказывае­мой нами точки зрения. Один из выводов, вытекающих из этого анализа, заключается в том, что происходит широкая конвергенция различных индустриальных сис­тем. Требования, диктуемые техникой и организацией производства, а не идеологические символы — вот что определяет облик экономического общества. Это бла­гоприятный в целом вывод, хотя, конечно, он не обяза­тельно встретит сочувствие у тех, кто вложил свой теоре­тический капитал и моральный пыл в господствующие ныне символы рыночной экономики, понимаемой ими как антитеза общественного планирования. Данный вывод не встретит сочувствия и у их лишенных теоретических претензий последователей, которые бросаются в поли­тические, военные и дипломатические сражения под зна­менами свободного рыночного хозяйства и свободного предпринимательства, а значит (это для них синонимы), и свободного мира. Его не встретят сочувственно и те, кто отождествляет планирование исключительно с социа­лизмом. Всеобщее согласие устанавливается, увы, не на основе подобных идей.

Нельзя также сказать, что эти идеи сами по себе открывают путь в светлое будущее. Подчинять свои убеждения соображениям необходимости и удобства, дик­туемым индустриальным развитием, отнюдь не соответ­ствует высшим идеалам человечества. Да это вовсе и не дает твердых гарантий на будущее. О характере этого подчи­нения и его последствиях подробнее будет идти речь ниже.

Границы предмета любого исследования условны и искусственны; это, однако, не может служить оправда­нием для того, чтобы исключать из поля внимания что-либо действительно важное. К тому же к практическим след­ствиям такого анализа, попытка которого содержится в этой книге, нельзя относиться с безразличием, как бы ни было велико искушение продемонстрировать его в качестве доказательства научной беспристрастности

Исходя из этих соображений, я рассматриваю в после­дующих главах книги то, как экономические изменения воздействовали на социальные и политические процессы, а также возможные улучшения и преобразования. Как уже отмечалось, я прихожу к выводу, который, я надеюсь, будет признан обоснованным, что в наших мыслях и дей­ствиях мы становимся слугами той машины, которую мы создали для того, чтобы она служила нам. Во многих отношениях такое порабощение вполне устраивает нас: на того, кто предложил бы избавиться от него, некоторые смотрели бы с удивлением и, может быть, даже с возму­щением. Некоторые же с этим порабощением так и не при­мирились. Задача, которую я ставлю перед собой, состоит в том, чтобы наметить некоторые пути избавления. В про­тивном случае сложится такое положение, при котором экономические цели будут неправомерно господствовать над всеми сферами нашей жизни и над иными, более важными задачами. А ведь дело не в количестве товаров, а в том, как мы живем.

Крайне опасно осваивать передовую технику так, как мы это делаем сейчас. Это может поставить под угрозу само наше существование. В этой работе я предлагаю альтернативы такому образу действий. Существует также опасность, что наша система образования в чрезмерной степени будет поставлена на службу экономическим целям. Я полагаю, что это можно предотвратить. Осу­ществленный мною анализ приводит к определенным выводам об отношении отдельной личности к его труду и отношении общества к планированию. Эти выводы также рассматриваются в данной работе. Наконец, в ней идет речь о еще не осознанных политических возможно­стях, которые заложены в том факте, что современная экономика зависит от профессионально подготовленной и образованной рабочей силы. Об этом говорится в после­дующих главах книги.

Год или два тому назад министерство торговли Соеди­ненных Штатов, вторгшись в сферу деятельности, считав­шуюся до того времени (по крайней мере при прави­тельствах демократов) сферой частного предпринима­тельства, опубликовало небольшую брошюру, в которой наглядно изображалась счастливая жизнь при капита­лизме ¹. В качестве иллюстрации был использован малень­кий ларек по продаже лимонада, где в идиллической обстановке хозяйничали двое детей. Подобная иллюстра­ция вполне соответствует прочно установившейся прак­тике в области экономического образования, согласно которой считается, что капитализм можно лучше всего понять, анализируя деятельность предприятий с неболь­шим капиталом или вообще без капитала, управляемых одним человеком, не осложненных корпоративной струк­турой и не имеющих профсоюза. Экономическая жизнь начиналась с небольших фирм, с небольшого капитала, которыми распоряжалась властная рука единоличного хозяина. С целью объяснить функционирование такого рода экономики и создана последовательная и внутренне цельная теория — теория конкурентной фирмы, дей­ствующей в условиях рыночной экономики. Все это вполне годится для педагогических целей.

Но такой взгляд на экономику не подтверждается сегодняшней действительностью. Его не разделяют и эко­номисты, за исключением немногих романтиков, тоскую­щих о былых временах. Перемены, о которых говорилось выше, отнюдь не происходили равномерно во всей эко­номике. Сельское хозяйство, мелкие рудники, художест­венное творчество, значительная часть литературной рабо­ты, свободные профессии, некоторые злачные места, ремесла, некоторые виды розничной торговли и большое число работ по ремонту и чистке одежды и обуви, ремонту жилья и предметов домашнего обихода и прочие виды бытовых и личных услуг все еще остаются сферой деятель­ности индивидуального собственника. Капитал, пере­довая техника, сложная организационная структура и все остальное, что мы не без основания считаем признаками современного предприятия, здесь представлено в огра­ниченной мере либо отсутствует вообще.

Но не эта сфера деятельности представляет собой сердцевину современной экономики и главную арену тех перемен, о которых шла речь. Не в этой, следовательно, части экономики передовая техника соединяется с мас­сированным применением капитала и не ее концентри-

рованным выражением служит современная крупная кор­порация. Почти все средства связи, почти все производство и распределение электроэнергии, значительная часть предприятий транспорта, обрабатывающей и добывающей промышленности, существенная часть розничных пред­приятий и немалое число увеселительных предприятий находятся в руках крупных фирм. Число их невелико; можно безошибочно утверждать, что подавляющая часть предприятий в указанных отраслях принадлежит пяти­стам или шестистам фирмам.

Именно эту часть экономики мы не задумываясь ото­ждествляем с современным индустриальным обществом. Понять ее функционирование — значит понять такую область народного хозяйства, которая наиболее подвер­жена переменам и которая, соответственно, в наибольшей мере изменяет характер нашей жизни. Поэтому никакие усилия, связанные с ее анализом, не могут считаться чрезмерными. Остальная же часть экономики, удельный вес которой сокращается, в значительной мере статична. Понимание ее дает очень немногое.

Две эти части экономики — мир корпораций, быстро развивающихся в техническом отношении, обладающих огромными капиталами и сложной организационной струк­турой, с одной стороны, и сфера деятельности тысяч мелких традиционных собственников — с другой, зна­чительно отличаются друг от друга. Это не количественное различие; оно пронизывает каждый аспект экономиче­ской организации и деятельности, включая сами мотивы этой деятельности. Было бы целесообразно еще до того, как мы получим более точные формулировки, дать какое-то обозначение той части экономики, которая характери­зуется наличием крупных корпораций. Такое обозначение напрашивается: я буду называть ее «индустриальная система». В свою очередь, индустриальная система — это определяющая черта «нового индустриального обще­ства». Последнее, представляющее собой более широкое понятие как по своим рамкам, так и по содержанию, определило и заглавие этой книги.

ГЛАВА II