Проблема отграничения истины от заблуждения

Эта проблема возникла не в последние десятилетия и даже не в последние столетия. Она имела место во все периоды развития фило­софии, начиная с античности.

Вот как описывает ситуацию в истории философии П. В. Копнин (см. его кн.: "Гносеологические и логические основы науки". М., 1974. С. 160—162). Одни философы прошлого столетия считали, что нельзя найти прочного основания, с помощью которого можно было бы решить вопрос об объективной истинности знания, поэтому склоня­лись к скептицизму и агностицизму. Другие видели такой критерий в данных ощущений и восприятии человека: все то, что выводимо из чувственно-данного, истинно. Однако непосредственно данными чувств нельзя доказать ни одно общее суждение, не говоря уже о более сложной, развивающейся научно-теоретической системе. Ведь каждое общее суждение по существу охватывает бесконечное число единичных предметов, и как бы ни было велико число наблюдений, оно не может охватить всех случаев. Например, суждение "все люди — смертны" нельзя доказать наблюдением смертности отдельных людей. Для дока­зательства надо подождать, пока умрут не только люди, которые сейчас живут, но и те, которые народятся в будущем. Кроме того, многие научно-теоретические положения касаются объектов, которые не вос­принимаются непосредственно чувствами человека. Поэтому попытки обосновать в качестве критерия истины ощущения и восприятия чело­века потерпели неудачу, которая порождала разочарование в возмож­ности найти такой критерий вообще, что в конечном счете приводило опять-таки к скепсису в отношении возможностей человека достигнуть объективно-истинного знания.

Некоторые философы полагали, что достоверность всего человече­ского знания можно доказать путем выведения его из небольшого числа всеобщих положений, истинность которых самоочевидна в силу их ясности и отчетливости; противоречие им просто немыслимо. Однако таких самоочевидных положений, не требующих доказательства, в

действительности нет, а ясность и отчетливость мышления — слишком зыбкий критерий для доказательства объективной истинности знания. Самоочевидным был V постулат Евклида, и, казалось, противоречие ему немыслимо. Однако Н.Лобачевский исходил в своей новой геомет­рии именно из этого положения, которое противоречило V постулату Евклида, и тем самым достиг объективно-истинного знания об окру­жающем нас пространстве. Современная наука не склонна принимать в качестве самоочевидных никаких теоретических положений, она подвергает сомнению любое утверждение, считавшееся ранее святы­ней, и, наоборот, выдвигает в качестве исходных принципов совершен­но немыслимые утверждения, не уповая на их самоочевидность. Новые положения, как правило, кажутся необычными, далеко не самоочевид­ными.

Таким образом, ни чувственное наблюдение, ни самоочевидность, ясность и отчетливость всеобщих положений не могут служить крите­риями истинности знания. Коренным пороком всех этих концепций является стремление найти критерий истинности знания в самом знании, в каких-либо его особых положениях, которые так или иначе считаются привилегированными по сравнению с другими.

К. Маркс обратил внимание на недостаточность попыток найти критерий истины в рамках субъекта: последовательный материализм сталкивался здесь с явным преувеличением роли субъективного; из этого круга не выводили ни прежний материализм, замыкавшийся в чувственности и оказывавшийся созерцательным, ни идеализм с его рационалистическим активизмом. Встала задача найти такой критерий, который, во-первых, был бы непосредственно связан со знанием, определял бы его развитие, и в то же время сам бы им не являлся; во-вторых, этот критерий должен был соединять в себе всеобщность с непосредственной действительностью.

Таким феноменом оказалась практика.

В практике задействован субъект, его знание, воля; в практике — единство субъектного и объектного при ведущей роли (в отражательном плане) объектного. В целом практика — объективный, материальный процесс. Она служит продолжением природных процессов, разверты­ваясь по объективным законам. В то же время познание не перестает быть субъектным, соотносясь с объективным. Практика включает в себя знание, способна порождать новое знание, выступает его основа­нием и конечной целью.

В самой практике сплетаются и чувственная конкретность, непос­редственная действительность, и всеобщность (сущностность, законы

сущности). Отмечая то новое, что было связано с К. Марксом, с его вкладом в разработку критерия истины, Г. А. Давыдова пишет, что внутри самого чувственного отношения к миру (т. е. не изменяя тезису о материальной природе мира и человека) К. Маркс нашел особую форму этого отношения, которая уже не остается в границах чувственно-со­зерцаемой данности, но, напротив, выходит за эти границы. Иначе говоря, он открыл такую специфическую форму чувственной связи человека с миром, которая в самой себе заключает возможность и необходимость проникновения в "нечувственные" (т. е. не данные не­посредственно) существенные и всеобщие связи вещей (См.: "Практика — основа единства эмпирической и теоретической ступеней познания" // "Практика и познание". М., 1973. С. 158).

Такое явление было обнаружено прежде всего применительно к социальной сфере познания, с установлением роли и значения соци­ально-исторической практики людей. Но это было обнаружено и в естествознании, в других формах познания. Сформулировано положе­ние: практика "имеет не только достоинство всеобщности, но и непос­редственной действительности" (Ленин В. И. Поли. собр. соч. Т. 29. С. 195).

При решении вопроса об истинности или неистинности теории недопустима изоляция от практики. Вопрос о том, обладает ли чело­веческое мышление предметной истинностью, — вовсе не вопрос тео­рии, а практический вопрос. В практике должен доказать человек истинность, т.е. действительность и мощь, посюсторонность своего мышления. Спор о действительности или недействительности мышле­ния, изолирующегося от практики, есть чисто схоластический вопрос (Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 3. С. 1—2). Практика отделяет для всех и каждого иллюзию от действительности.

В общественных и естественных науках критерием истины высту­пает не практика вообще, а ее вполне определенные виды. В сфере философии, отличающейся универсальностью, всеобщностью своих положений, тоже имеет место практика, но это уже не специфический вид практики, а вся совокупность исторической практики людей, включая и повседневную, и производственную, и социально-полити­ческую практику.

В научном познании используются непосредственная и опосредо­ванная проверка истинности знания. Д. П. Горский рассматривает ряд предложений в связи с методами их проверки (Горский Д. П. "Пробле­мы общей методологии наук и диалектической логики". М., 1966. С. 332—340). Вот, к примеру, предложение: "Все металлы электропро-

водны". Его можно проверить экспериментально, и таким путем обос­новать его истинность. Для этой цели можно взять каждый металл и испытать его на электропроводность. Наука пытается также объяснить этот факт, опираясь на ранее приобретенные знания, истинность ко­торых установлена. Наличие у различных веществ (в том числе и металлов) свойства электропроводности объясняется наличием в них свободных электронов — носителей заряда.

Другой пример. "В двух системах координат, движущихся прямо­линейно и равномерно друг относительно друга, все законы природы строго одинаковы, и нет никакого средства обнаружить абсолютное прямолинейное и равномерное движение" (Эйнштейн А., Инфельд Л. "Эволюция физики". М.; Л., 1948. С. 166). В этом предложении в обобщенной форме сформулирован принцип инерции, один из посту­латов специальной теории относительности. Это предложение является истинным, несмотря на то что в природе не существует инерциальных систем в абсолютном смысле, а существуют лишь приближенные прообразы таких систем. Здесь осуществлен ряд идеализации. Истин­ность этих предложений включает в свой состав известный элемент гипотетичности, но мы удовлетворяемся ими, поскольку они апроби­руются через практическую применимость следствий, выводимых из них в рамках определенной теории. В отличие от предложений первого типа, где существенную роль в их проверке играют наблюдение и эксперимент и последующее объяснение результатов этого экспери­мента, в процессе обоснования предложений второго типа, как отме­чает Д. П. Горский, центр тяжести проверки перемещается в сферу проверки всей научной теории на практике, в сферу проверки предло­жений, являющихся следствиями из исходных положений. Эти исход­ные положения — тезисы типа приведенного (второго) предложения — проверяются, таким образом, опосредованным путем.

Опосредованная проверка применяется, когда ученый имеет дело с непосредственно не наблюдаемыми, в том числе с прошлыми и будущими, явлениями. Проверка будет сложнее, когда приходится иметь дело с теориями в целом. Некоторые из теорий, близкие к эмпирическим фактам, проверяются непосредственно в эксперименте и в технике. Например, значительная часр^-еовременной техники построена на использовании законов классической ньютоновской ме­ханики, и эта техника достаточно эффективна в своем функциониро­вании. Она является частью производственной деятельности людей.

Не всегда, однако, теории имеют непосредственное техническое приложение и проверку в технике. "В науке не обязательно все доводить

до уровня производственной практики. Здесь большое значение имеют эксперимент и наблюдение явлений, которые были предсказаны теорией (Уемов А. И. "Истина и пути ее познания". С. 58; приводимый ниже пример взят также из этой работы). Так, в физике долгое время господствовало представление о траектории светового луча как об идеально прямой линии. Из общей теории относительности Эйнштейна вытекало, что луч света звезды, проходя мимо солнца, должен откло­няться от прямой линии на определенную теорией величину. Во время солнечного затмения этот так называемый эффект Эйнштейна можно было проверить. В 1918 г., после окончания первой мировой войны, экспедиции, отправленные к берегам Африки и Америки, показали, что предсказанные теорией явления действительно имеют место. Таким образом, гипотеза Эйнштейна, базирующаяся на общей теории отно­сительности, нашла практическое подтверждение.

Здесь практика выступает в форме естественно-природного "экс­перимента" и активного наблюдения за протекающим процессом со стороны человека. Таких источников познания и проверки знаний на истинность немало в физике, космологии, биологии, медицине, других науках. Для весьма абстрактных дедуктивных теорий характерна кос­венная проверка: из теории выводятся теоретические и эмпирические следствия и производится проверка последних на практике. Приведен­ный пример с гипотезой, т.е. следствием из теории относительности Эйнштейна, как раз иллюстрирует отмеченный способ проверки. Воз­можно, такой способ не всегда надежен без дополнительных усилий по проверке теорий, однако его ценность в науке неоспорима.

Поиски путей практической проверки теорий весьма сложны, и эта сложность возрастает пропорционально непрерывно увеличивающейся степени абстрактности научных теорий. Все чаще теория проверяется не в одном эксперименте и не целиком, а по частям, допускающим проверку, и в целой серии различных экспериментов. Доказательная сила отдельного, пусть даже удачно поставленного эксперимента, ог­раничена. Еще в 20-х годах С. И. Вавилов справедливо отмечал: "Экс­периментальное подтверждение той или иной теории, строго говоря, никогда не должно почитаться безапелляционным по той причине, что один и тот же результат может следовать из различных теорий. В этом смысле бесспорный experimentum crucis" едва ли возможен" (Вавилов С. И. "Экспериментальные основания теории относительности". М.— Л., 1928. С. 16). Доказательная сила отдельного эксперимента относи­тельна: относительна в смысле его невозможности полностью доказать или опровергнуть сложную теорию. А между тем в науке постоянно

растет число таких теорий и путь от теоретических систем знания к практике становится все более опосредованным и далеким. Возникают ситуации, когда с одной и той же группой экспериментов оказываются связанными разные теории данной области знания.

Помимо практики в научном познании существуют и другие кри­терии истины. Их ценность очевидна там, где практика пока не в состоянии определить истину и заблуждение (а подобные случаи встре­чаются довольно часто, их число возрастает с развитием науки).

Среди них выделяется логический критерий. Здесь имеется в виду его понимание как формально-логического критерия. Его существо — в логической последовательности мысли, в ее строгом следовании законам и правилам формальной логики в условиях, когда нет возмож­ности непосредственно опираться на практику. Выявление логических противоречий в рассуждениях или в структуре концепции становится показателем ошибки и заблуждения. Современная формальная логика достаточно авторитетна во многих науках, особенно в математике.

Большое место в теоретическом естествознании, но главным обра­зом в общественных науках и в философии занимает аксиологический критерий, т.е. обращение к общемировоззренческим, общеметодоло­гическим, социально-политическим, нравственно-эстетическим и эс­тетическим принципам.

В политической жизни и в общественных (да и не только обще­ственных) науках часто складывается обстановка, когда от субъекта требуется немедленная реакция, а он не имеет "показаний практики"; он должен оценивать, не дожидаясь получения и обработки максималь­но полной информации. Иногда такую информацию вообще невозмож­но получить. Субъект производит быструю оценку, не столько полагаясь на непосредственную конкретную информацию, идущую от практики, сколько на логику (т.е. на логический критерий) и на свой опыт ценностного, эмоционального и общемировоззренческого отношения к подобным ситуациям. В этих случаях чрезвычайно важно руководст­воваться не просто интуицией (она тоже помогает в решении вопроса), но какими-то рациональными принципами, вбирающими в себя исто­рический опыт жизнедеятельности субъекта. Весьма значительна, на­пример, роль эстетического критерия (чувства гармонии, совершенства, красоты) при создании или выборе физических теорий. Эстетически высшее нередко оказывалось впоследствии и более досто­верным, истинным.

Сказанное не означает, что раз данная оценка не должна совер-

шенствоваться, становиться все более точной по мере получения ин­формации от практики (эксперимента и пр.); за актом оценки должны следовать акты практики и (или) познания, уточняющие предваритель­ную оценку. Аксиологический критерий не является ни абсолютным, ни, тем более, единственным.

Даже логический критерий не обладает высшей степенью надеж­ности. Логика тоже может приводить к ошибкам: "Логика не является безусловной порукой истины, и если можно сказать, что разум есть высший критерий в том смысле, что все, что истинно — логично, — то на это можно возразить, что все, что логично, не обязательно истинно, ибо раз приняты посылки, то ошибка столь же логична, как и истина" (Бернар К. "Лекции по экспериментальной патологии". М.-Л., 1937. С. 411).

Наиболее надежным критерием истины является все же практика.

Практика лежит и в основе логического, и аксиологического, и всех других критериев истины. Какие бы способы установления истинности суждений и концепций ни существовали в науке — будь то формаль­но-логическая проверка, соотнесение со всеобщей философской мето­дологией, общезначимость (интерсубъективность), интуитивное чувство и т. п., — все они в конечном итоге через ряд посредствующих звеньев оказываются связанными с практикой. В этом отношении можно утверждать, что практика — главный критерий истины.

Но такой статус практики порой принимается за единственность практики как критерия истины. Как отмечает П. В. Копнин, "практика — единственный критерий, поскольку только она в конечном счете решает вопрос о достоверности знания. Другого такого критерия, равного практике и могущего заменить ее, нет. На основе практики возникает разветвленный логический аппарат проверки истинности теоретических построений. Логические методы анализа знаний явля­ются средствами осознания и закрепления результатов практической проверки в строгих формах. Их нельзя противопоставлять практике как нечто самостоятельное и независимое от нее" (Копнин П. В. "Гносео­логические и логические основы науки". С. 167—168).

Эти соображения в значительной своей части верны. Одно только неверно: недопустимость противопоставления практике формально­логических средств установления истинности (как и соотнесения с принципами диалектического мышления) вовсе не означает их реду­цирования к практике и такого положения, когда она оказывается единственным критерием. Все другие критерии истины специфичны и не растворяемы в практике. Таким образом, практика не единственный

критерий истины, есть много других критериев; практика — ведущий критерий. Остальные критерии дополнительные, содействующие уста­новлению достоверности знания, выполняющие важные эвристические функции (особенно в ситуациях, когда нет возможности обратиться к практической проверке).

В литературе различают доказательство истины и проверку знания на истинность. В доказательство входят ссылки и на практическую проверенность, и на логическую непротиворечивость, и на аксиологи-ческую ценность. Нередки доказательства частичные, неполные. Д. П. Горский, И. С. Нарский и С. И. Ойзерман отмечают, что "вообще нельзя отождествлять способ доказательства истины и ее проверку, поскольку способ доказательства в значительной мере входит в процесс формирования истины, а проверка истины носит в конечном счете всегда практический характер независимо от того, практическим или логико-математическим является ее доказательство" (Горский Д. П., Карский И. С., Ойзерман Т. И. "Практика — критерий истины" // "Со­временные проблемы теории познания диалектического материализ­ма". М., 1970. Т. II. С. 22).

Практика является диалектическим критерием — как в том смысле, что она взаимосвязана с другими критериями, так и в том, что она выступает и абсолютным, и относительным (определенным и неопре­деленным) критерием. Практика может рассматриваться как абсолют­ный критерий в том плане, что она является самым сильным испытанием познания на истинность, что она — главный критерий истины. Доказывая объективность знания, практика доказывает и его абсолютность, безусловность. Обращение к практике является одним из важнейших средств, показывающих несостоятельность позиции агностицизма.

В то же время практика как критерий истины имеет относительный, неопределенный характер в том смысле, что "критерий практики ни­когда не может по самой сути дела подтвердить или опровергнуть полностью какого бы то ни было человеческого представления. Этот критерий ... настолько "неопределенен", чтобы не позволять знаниям человека превратиться в "абсолют"..." (Ленин В. И. Поли. собр. соч. Т. 18. С. 145-146).

Речь идет о подтверждаемое™ только относительных истин и лишь в этих пределах — абсолютной. Речь идет также о том, что практика не раз навсегда данная, застывшая и мистифицированная, обожествленная в своей значимости; практика тоже развивается; она может быть и развитой, но может быть и недоразвитой.

На проблеме развитости практики остановимся, однако, несколько подробней.

Активность субъекта в процессе познания предполагает, как изве­стно, творчество новых идей, новые решения, создание новых гипотез, теорий, апробировать которые предстоит новому уровню практики. Такой разрыв может быть продолжительным по времени, и наука, находящаяся на этом этапе развития, может быть квалифицирована как несозревшая для своей практической, экспериментальной проверки. Точнее будет говорить о недостаточной степени созревания самой практики, а не науки. Ведь разработка теории, а не практика уходит, как правило, вперед, и эта диспропорция служит одним из^ющных стимулов подтягивания уровня самой практики к новому уровню теории.

Так, эмпирические правила Г. Менделя были выведены из обобще­ния массы случаев наблюдения на практике, в удачно поставленном эксперименте. Но на этой эмпирической основе, исходя из эмпириче­ского уровня практики, было сделано предположение о существовании некоторого дискретного носителя наследственных свойств. Значитель­но позднее, после выдвижения данного соображения была открыта биохимическая структура ДНК и установлено реальное содержание понятия гена. В течение же многих десятилетий до этого теория гена не стояла на месте, как не стояла на месте и практика: они развивались, совершенствовались и во взаимной корректировке искали и нашли пути друг к другу. В эти же самые годы невозможно было не нанести ущерба и генетике, и практике, когда генетику из-за отсутствия прямого ее выхода в эксперимент и практику объявляли заблуждением и по­рождением "буржуазной" "чистой" науки.

Нередко получается, что какие-либо эксперименты (именуемые фактами) "опровергают" теорию, а другие — "подтверждают" ее. Так, в течение длительного периода практика, казалось, подтверждала пра­вильность суждений "атом неделим", "наследственность не имеет ма­териального носителя", а в эксперименте с бета-распадом в начале 30-х годов была якобы обнаружена несостоятельность закона сохранения энергии. Эти суждения, как и им противоположные, претендовали на право быть истинами в науке.

Сама практика исторически ограничена. Определителем того, какое знание является истиной, а какое нет, практика выступает не в абсо­лютном, а в относительном смысле, в определенной форме, на опре­деленном уровне своего развития. Случается, что на одном своем уровне

она не в состоянии определить истину, а на другом, более высоком уровне обретает такую способность по отношению к тому же самому комплексу знания. "Поскольку люди, живущие в условиях ограничен­ных форм практики, не осознают их ограниченности и принимают их за вечные и неизменные, они неизбежно оказываются в плену заблуж­дения и столь же неизбежно воспринимают как заблуждение действи­тельное движение практики и познания вперед... Практика не может сразу же отделить истину от заблуждения в составе конкретного знания с такой же точностью, как лакмусовая бумажка различает кислоту от щелочи" (Ильенков Э., Элез И., Мотрошилова Н., Гайденко П., Туров­ский М. "Заблуждение" // "Философская энциклопедия". Т. 2. М., 1962. С. 146).

Сама практика как критерий истины находится в развитии. И, может быть, не только и не столько данный уровень развития экспе­римента, производства и науки, сколько поступательное их движение, непрерывный процесс совершенствования практики доказывают ис­тинность тех или иных положений и теорий в науке. На этом пути, например, и была доказана в конце XIX в. истинность положения "атомы делимы" и ложность противоположного суждения. Таким же образом в 30-х годах гипотеза Паули—Ферми о нейтрино, затем ряд опытов, ее подтверждающих, вновь доказали истинность и всеобщий характер закона сохранения энергии.

Таким образом, критерием истины является практика, взятая в процессе своего движения, развития.

Практика, взятая в процессе развития, доказывает объективную (а соответственно и абсолютную) истинность положений науки.

Трудность отличения истины от заблуждения в каждый данный момент не означает, что истины нет или что не изменяется объем этой истины. Истина есть, но она находится в процессе формирования и роста. Находясь в составе достоверного (или вероятного) знания, элементы объективной истины определяют направление развития зна­ния. В науке имеет место непрерывный рост объема истинного знания; в основе такого роста — непрерывное развитие практики и усиление познавательной активности человеческого разума. Если верно, что заблуждения порождаются субъективностью, то еще более верно, что отделение истины от заблуждений может быть достигнуто и достигается субъективностью же, еще большей активностью субъекта.

Глава IX. Сознание