Практическая психология старости 2 страница

Б. Ливехуд также отмечает, что послед­ние годы переживаются по-разному. Одни старые люди отмечают, что снижение соци­альной активности помогло им понять са­мих себя и реально и глубоко ощутить слова «Христос во мне». Другие старые люди от­чаянно цепляются за жизнь, которая мед­ленно уходит от них [цит. по (51)].

Рассматривая вопрос о различии про­дуктивности субъекта жизни в зависимос­ти от уровня его личностного развития, Л.И. Анцыферова выделяет следующие кри­терии типов поступательного развития лич­ности в поздние годы:

1) лишился ли человек работы в эти го­ды, или он продолжает свою профессио­нальную деятельность;

2) на какие ценности ориентирована его активность в период поздней взрослости (7).

В этом случае, если индивид очутился в ситуации отставки, перед ним встает трудная задача — реализовать свои возможности в новых видах деятельности, нередко требу­ющих изменения образа жизни. Решению этой задачи поможет актуализация тех ран­них фрагментарных Я-образов, которые возникли как результат опробования чело­веком себя в разных жизненных ролях. Именно с этих позиций можно интерпрети­ровать описания Эриксоном жизни некото­рых старых людей.

Первый тип называется «прометеевым», и к нему относятся личности, для которых жизнь — непрерывное сражение. В поздние годы такие люди продолжают сражаться с новыми трудностями — возрастными бо­лезнями. При этом они стремятся не только сохранить, но расширить субъективное про­странство своего жизненного мира. Испы­тывая, в конце концов, необходимость в опоре на других, они принимают лишь ту помощь, которая завоевана ими. Это люди, сохранившие активность благодаря жизне­стойкости и упорству духа. Они — субъекты своей жизни. Заметив у себя нежелательные изменения, они изобретательно компенси­руют их, не снижая самооценки (7).

Другой тип, представители которого то­же отличаются активным отношением к жизни, носит название «продуктивно-авто­номный». Как в ранние, так и в поздние пе­риоды жизни личности такого типа ориен­тированы на высокие достижения, успех, который обеспечивается многообразными стратегиями. Они самостоятельны, крити­чески относятся к разным социальным сте­реотипам и общепринятым мнениям (7).

Люди, жизненный путь которых отлича­ется дерзанием, креативностью, успехом, конструктивно относятся и к спутникам ста­рости — ухудшению физического состоя­ния, появлению разных болезней (46).

Своеобразно протекает процесс старе­ния у выдающихся творческих личностей, имеющих возможность до глубокой старос­ти продолжать свою креативную жизнь. Во многих случаях жизненный путь таких лю­дей — это сплав счастья и страданий, чере­дование моментов потери и обретения но­вого смысла своей жизни.

К числу причин, вызывающих у них ост­рое чувство недовольства собой, относятся, в частности, исчерпанность намеченной ранее жизненной программы, расхождение между масштабностью творческого дара и весьма неполной его реализацией в резуль­татах деятельности.

Один их вариантов жизни на стадии позд­ней взрослости представлен в уникальном документе — психологической автобиогра­фии К. Роджерса. В ней выдающийся ученый особенно детально анализирует свою жизнь от 65 до 75 лет. Этот анализ — ценный вклад в акмеологию. Описываемое десятилетие характеризуется поразительной продуктив­ностью научной, научно-организационной, психотерапевтической и педагогической де­ятельности ученого [цит. по (46)].

В индивидуально-психологическом и социальном плане деятельность старых лю­дей может быть более богатой в духовном отношении, направленной на утверждение нравственных ценностей своей повседнев­ной, обыденной жизни.

По критерию ориентации на ценности добра, справедливости, истины можно вы­делить два типа старения людей:

1) реализующих себя путем утверждения нравственных ценностей и

2) не достигших высокого уровня мо­рального развития, часто преступающих в своих действиях нормы нравственности (46).

В работах Эриксона выявлены некото­рые условия формирования неполноцен­ных в нравственно-духовном отношении личностей. К этим условиям относятся: ра­но возникающее чувство безжалостности; недоверие к миру и отчуждение от окружа­ющих; неприятие даже близких людей; от­сутствие потребности заботиться о других и т.п. А. Эллис обнаружил сходный тип лю­дей. Обобщенное негативное отношение к миру выражается в характерных для них высказываниях, начинающихся словами: «Я ненавижу», «Я теперь не могу» и т.п.

Интегрируясь в поздние годы, эти пози­ции становятся преградой для поступатель­ного общения личности: человек относится с недоверием к любой новой информации, а также к ее источнику, он отчуждается от быстро меняющейся социальной действи­тельности. Иногда люди этого типа агрес­сивны, чаще же замыкаются, окружая себя плотным кольцом психологических защит. Несомненно, что эти проблемы связаны с нарушением когнитивного компонента Я-концепции. Социальные стереотипы, шаб­лоны воздействуют на субъективные отношения человека не только к социуму, но и к себе. Особенно они влияют на самовоспри­ятие пожилых людей, так как оценочный критерий в их Я-концепции был обозначен в других социальных условиях. Человечес­кое существование принимает форму исто­рического бытия, которое всегда включено в историческое пространство и неотделимо от системы знаков и отношений, лежащих в основе этого пространства (46).

Другой важный момент, который следу­ет учитывать в связи с анализом специфики Я-концепции пожилых людей в аспекте сте­реотипов старости, состоит в культивирова­нии в обществе шаблонов социального ста­туса этой возрастной группы. Результаты эм­пирических исследований показывают, что многие характерные черты пожилых обу­словлены распространенными в обществе негативными стереотипами восприятия ста­риков как людей бесполезных, интеллекту­ально деградирующих, беспомощных. И мно­гие пожилые интериоризируют эти стерео­типы, снижают собственную самооценку, боятся своим поведением подтвердить от­рицательные шаблоны. Я-концепция этих людей в большинстве случаев (в терминах К. Роджерса) не конгруэнтна их самости, она блокирует реальные возможности и пред­определяет негативную направленность в психологическом развитии (46).

Есть часть пожилых людей, которые концептуально не приемлют подобные «со­циальные интервенции» в своем психофи­зическом самосознании, однако не находят в себе ресурсов противостоять негативному

мнению. С другой стороны, испытывая тре­вогу и страх подтвердить своим поведением эти социальные штампы, они стараются по возможности изолироваться от общества (по их мнению, недружественного и агрес­сивного). Так выглядит достаточно харак­терный аргумент пожилых людей, еще сильных и здоровых физически, но в связи с бытовыми условиями не очень уверенных в своих возможностях (например, перейти улицу в гололед или войти в переполнен­ный транспорт). Они испытывают страх быть укоряемыми, услышать обидные реплики в свой адрес и откровенный антагонизм. Та­кие ситуации переживаются ими как «соци­альное падение» (причем более значитель­ное, если эти люди в молодости имели зна­чительный социальный статус и ощущали себя уверенно и свободно) (46).

В кратком введении мы попытались дать современное определение старости как воз­раста жизни с позиций геронтологии и пси­хологии, а также выделить те научно-иссле­довательские и социальные факторы, кото­рые способствовали тому, что старость стала разделом психологии развития. Особое внимание было уделено современным со­циальным стереотипам старости и их влия­нию на типы адаптации к старости и совладанию с нею.

Закончить введение следует описанием кризиса идентичности, разделяющего зре­лость и старость, образно говоря, открыва­ющего «врата старости». В.И. Слободчиков и Е.И. Исаев назвали его кризисом «откро­вения Инобытия» (51). По мнению авторов,

этот кризис протекает в 55—65 лет и сущ­ность его заключается в том, что взгляд че­ловека окончательно обращается вовнутрь. Кажется, что все ценностные ориентиры необходимо пережить заново. Человек на­чинает готовиться к иному бытию и прово­дит серьезную ревизию прожитой жизни. По мнению В.И. Слободчикова и Е.И. Иса­ева, этот кризис обостряется «истаиванием деятельностной формы бытия» (51).

Рано или поздно, но наступает период, когда человек уже с трудом может опериро­вать грузом предметного содержания своей деятельности, он «поглощается» предметом и «умирает» в предмете, воплощаясь и реа­лизуясь в нем. Так, мать и отец воплощаются в детях, как предмете своих родительских усилий в своей воспитательной деятельнос­ти, учитель — в ученике, как предмете об­разовательной деятельности и т.п. Этот груз предметного содержания, достаточно тяже­лый сам по себе, удесятеряется тем, что в непрерывном процессе развития жизни за­рождающееся новое содержание уже грозит отодвинуть его в прошлое, заменить своим, новейшим. Открытия устаревают; у детей рождаются свои дети (внуки), требующие другого воспитания в изменившихся усло­виях; бурно меняется технология, иной ста­новится предметная среда обитания челове­ка. Отменить прогресс нельзя. Но трудно спокойно смотреть на то, как устаревает, отходит на второй план, а затем в небытие то, что было сделано с таким трудом, ценой огромного напряжения. Все это может вы­звать не только «предметную смерть», как

логическое завершение деятельности чело­века в определенном предмете, но и грусть, кризис идентичности (51).

Истаивание деятельностной формы бы­тия человека неизбежно, ибо перед лицом разворачивающегося в истории прогресса общественной деятельности единичный че­ловек, как бы ни была внушительна его личность и ярка индивидуальность, бесси­лен. Он всегда будет моментом обществен­но-исторического процесса преобразования предметной сферы человеческой жизни. Как бы ни был значителен вклад отдельного че­ловека в этот процесс, как бы ни опредме-тился он в своей деятельности, сам факт исчерпанности отведенной именно ему воз­можности изменения предмета имеет все­общее значение. Нельзя ничего сделать «на­всегда» в этой жизни; все равно оно ока­жется моментом исторического развития рода человеческого, памятником этой исто­рии, свидетельством, оставленным буду­щим эпохам, но не венцом развития (51).

После 55 лет, когда накопленный опыт позволяет реалистичнее оценить соотноше­ние ожидаемого и достигнутого, человек начинает подводить итоги своей прошлой деятельности и своих свершений, задумы­ваться над смыслом жизни и ценностью сделанного. Заглядывая в будущее, человек вынужден пересматривать свои цели с уче­том своего профессионального статуса, фи­зического состояния и положения дел в семье. Доминирующим источником жиз­ненной удовлетворенности становятся ус­пехи детей. Кризис может быть преодолен

и преодолевается многими людьми, когда они понимают роль и место своей деятель­ности в историческом и общественном про­цессе и не только смиряются с необходи­мостью прогресса, обновления профессио­нальной деятельности, прихода новых людей, но и сами включаются в процесс созидания нового, используя все свое влияние обще­ственного и профессионального положения. В новой ситуации развития, оказавшись на вершине жизни и не имея сил подняться выше, человек может на основе самоанали­за восстановить тождественность в новых условиях, найти себе и своему Я место в этих условиях, выработать соответствующую фор­му поведения и способ деятельности (51).

Завершение кризиса связано с решени­ем вопроса об отходе от профессиональной деятельности, о том, чем заполнить свою жизнь за пределами активной включеннос­ти в производительную жизнь общества. Переход этой границы и есть вступление в старость как стадию жизни, но не состоя­ние души.

ГЛАВА 1

Старость: что считать началом отсчета?

Рассматривать старость как возраст раз­вития, утверждать уникальное место старос­ти в жизненном цикле человека, системно анализировать старость можно лишь с по­зиций учения Л.С.Выготского о возрасте. Возраст, по определению Л.С.Выготского, — это относительно замкнутый цикл, имею­щий свою структуру и динамику (16). Струк­тура возраста включает в себя характеристику социальной ситуации развития, ведущего типа деятельности и основных психологических новообразований. Понятие «социальная си­туация развития», введенное Л.С.Выгот­ским для обозначения главного компонента структуры возраста, понимается как место человека в системе общественных отноше­ний. Ведущая деятельность рассматрива­лась А.Н.Леонтьевым как деятельность, в которой дифференцируются другие виды деятельности, формируются и перестраива­ются частные психические процессы и раз­вивается личность (32,33). Очевидно, что понятия социальной ситуации развития и ведущей деятельности однозначно опреде­лялись авторами для детских возрастов, од­нако анализ поздних возрастов показал их значение для анализа жизненного цикла в целом. По нашему мнению, эти понятия име­ют не столько частнонаучный смысл, сколь­ко позволяют решать ряд взаимосвязанных методологических задач возрастной психо­логии, и прежде всего задачи создания чет­кой современной картины онтогенеза с уточнением ее специфических черт, расста­новкой акцентов при изучении механизмов развития и выявлением узловых моментов в системе теоретических концепций и эмпи­рических знаний. В связи с этим системный анализ старости как возраста развития це­лесообразно, по нашему мнению, начать с определения ее в системе этих важнейших психологических координат.

Социальная ситуация развития в старос­ти связана с отходом от активного участия в производительной жизни общества — с ухо­дом на пенсию. И именно выход на пенсию некоторые теории старости признают нача­лом этого возраста. Последнее не случайно: профессиональная деятельность при всех особенностях организации индивидуальной жизни обеспечивает человеку необходимые социальные связи (проблема может заклю­чаться лишь в области качества и объема этих связей).

Одной из теорий, пытающихся объяс­нить положение пожилых людей в общест­ве, является широко распространенная и принятая на Западе теория разобществле-ния, которую впервые обосновали Дж. Ро­зен и Б.Ньюгартен, а затем дополнили Е.Камминг и В.Генри. Разобществление —

это психосоциальное явление, объясняю­щееся как природными изменениями пси­хологии стареющей личности, так и воздей­ствием на нее социальной среды. Явление разобществления выражается в изменении мотивации, сосредоточении на своем внут­реннем мире и спаде коммуникативности. Формальное начало этого процесса связано с выходом на пенсию и обнаруживает субъ­ективное и объективное проявление. Объ­ективно разобществление находит свое вы­ражение в утрате прежних социальных ролей, ухудшении состояния здоровья, снижении дохода, утрате или отдалении близких лю­дей. Субъективно оно выступает в ощуще­нии своей ненужности, сужении круга инте­ресов — сосредоточении их на своем внут­реннем мире (28).

Суть теории заключается в том, что'Гс возрастом происходит удаление стареющего человека от общества, причем этот процесс биологически и психологически внутренне присущ и неизбежен. Разрыв между лич­ностью и обществом происходит уже после выхода на пенсию. По инерции пожилой человек продолжает поддерживать старые связи, интересуется тем, что происходит на работе. Затем эти связи становятся искусст­венными и постепенно прерываются. Ко­личество поступающей к человеку инфор­мации уменьшается, круг его интересов су­жается, падает активность, в связи с чем ускоряется процесс старения (28).

Важнейшим фактором разобществления является, по мнению В.Генри, незанятость

старых людей, которая усугубляется умень­шением их жизненной активности и энер­гии. Незанятость рассматривается как сово­купный процесс, психосоциальное явление, которое объясняется как психологией дан­ного индивидуума, так и воздействием на него общества, включающего или выключа­ющего его из социальной жизни. Общество может возложить на старого человека обя­занности. Но оказывается, что если обще­ство не накладывает на старого человека обязанностей, то он не может тем не менее освободиться от обязанностей по отноше­нию к самому себе. В связи с этим внешние социальные факторы поведения и его моти­вы у старого человека отходят на второй план, а на первый план выходят внутренние его потребности. Старый человек, таким образом, интровертируется и начинает бо­лее всего любить себя, остается привязан­ным к самому себе.

У старого человека, как рассуждает В.Генри, меняется мотивация трудовой де­ятельности. Человек стремится к труду в послепенсионные годы уже не с целью со­держать себя, а ради труда, который приоб­ретает эмоциональную окраску. Старый че­ловек анализирует свою работу только по отношению к самому себе, а не к общест­венной деятельности, как способность вы­полнять работу, как самооценку [цит. по (2)].

Разобществление проявляется в пред­пенсионном возрасте или сразу после выхо­да на пенсию. Кроме прекращения трудо­вой деятельности и вследствие этого ухуд шения материального состояния и падения социального престижа, человек на этой ста­дии жизненного пути теряет родных и близ­ких, отделяется от приобретших самостоя­тельность детей. Эта утрата прежних соци­альных ролей в совокупности с ухудшением состояния здоровья и спадом умственной деятельности ведет к нарушению сложив­шегося динамического стереотипа личнос­ти, к изменению ее мировоззрения и пове­дения.

Рассматривая с этой позиции современ­ную семью и систему взаимоотношений по­колений в ней, Д. Бромлей отмечает, что традиционная патриархальная семья распа­дается, что старики — отцы семейства уже не играют прежней роли, что молодое по­коление не нуждается в поддержке старого, а старое вовсе отходит от семьи, не выпол­няя роли дедушек и бабушек. Наряду с об­щей характеристикой возраста Д.Бромлей, подобно В.Генри, указывает на индивиду­альные различия в разобществлении. Неко­торые старые люди упрямо сопротивляются давлению, ограничивающему их жизненное пространство. Некоторые из них отказыва­ются уходить на пенсию до тех пор, пока их не заставляет это сделать плохое здоровье. Некоторые умирают такими, какими они жили, активными и деятельными. Некото­рые отказываются принять совет, даже ког­да он дается из лучших побуждений и со­гласуется с их собственными интересами, если этот совет означает отказ от деятель-

ности, которая занимает центральное место в их жизни [цит. по (2)].

Большое значение Д.Бромлей придает половым различиям в протекании старения человека, он указывает на специфику про­цесса разобществления у женщин и муж­чин. Д.Бромлей говорит, что у женщины разобществление тоже имеет место. Однако ее задача может быть проще, так как она, даже будучи одинокой, должна приспосаб­ливаться к неожиданному уходу на пенсию. Женщина в разное время выполняет роль дочери, матери, бабушки, жены или родст­венника. Ее положение существенно зави­сит от структуры семьи, для мужчины же более существенны перемены в положении на службе и финансовом обеспечении, в статусе и др. [цит. по (2)].

По мнению Д. Бромлей, отход, «отступ­ление» от жизни в цикле старения имеет три стадии: «удаление от дел»(65—70 лет), дряхлость, болезненная старость и смерть.Первая из этих стадий характеризуется по­вышением впечатлительности (восприим­чивости) к нарушениям жизненного стереоти­па и «психическим беспорядкам» в ближайшем окружении; увеличивающейся потребнос­тью в коммуникации, обострением чувства родства и привязанностей к близким лю­дям; освобождением от служебной роли и общественных дел или продолжением не­которого рода деятельности с целью под­держания авторитета и власти; адаптацией к новым условиям жизни без постоянных и

напряженных занятий; ухудшением физи­ческого и умственного состояния.

Старость характеризуется Д. Бромлей весьма лаконично: полная незанятость в об­ществе, отсутствие каких-либо ролей, кро­ме семейных, растущая социальная изоля­ция, постепенное сокращение круга близ­ких людей, особенно из среды сверстников, физическая и умственная недостаточность [цит. по (2)].

По мнению многих зарубежных и отече­ственных психологов, в связи с осознанием последствий, связанных с уходом человека из активной профессиональной и общест­венной жизни, период принятия решения завершить общественную и трудовую дея­тельность и сам выход на пенсию оказыва­ются наиболее трудными для стареющего че­ловека. Н.Ф. Шахматов писал, что к этому периоду для человека становится ясно, что его опыт и знания менее значимы для об­щества, чем перспективность и оператив­ность молодого работника, что общество не обнаруживает желания считаться с его ста­рыми привычками, стилем и образом жиз­ни. Старику остается только согласиться, что его былая роль активного участника об­щественной жизни перемещена ныне в об­ласть морально-нравственного примера (63).

В этой ситуации для всех пожилых лю­дей в большей или меньшей степени типичны нерешительность, тревожность и амбициоз­ность, а при принудительном или неожи­данном уходе на пенсию с большой вероят­ностью развиваются невротические расстрой-

ства и иные формы неадекватного поведе­ния (63) — это и есть «синдром отставки». Как указывают В.И.Слободчиков и Е.И.Иса­ев (51), уход на пенсию составляет цент­ральный момент ситуации развития в пери­од старости. В психологии говорят о «шоке отставки». Отставка (или выход на пенсию) означает отделение человека от референт­ной ему группы, от того дела, которому он посвятил долгие годы. Человек теряет важ­ную социальную роль и значимое место в обществе.

Потеря общественного и социально зна­чимого места сопряжена с потерей источ­ников социально-психологических стиму­ляций, с разрывом сложившихся професси­ональных и межличностных отношений. Сужается круг общения человека, что в свою очередь приводит к изменениям в его лич­ности.

Выход на пенсию для многих людей со­провождается значительным ухудшением материального положения. Это вынуждает их ограничивать себя в том, в чем раньше они себе никогда не отказывали. Матери­альная ограниченность или зависимость от своих детей вызывает целый ряд негатив­ных психологических переживаний (51).

Прекращение активной профессиональ­ной деятельности приводит к тому, что пси­хологические процессы (мышление, память, внимание и т.д.) не получают полноценной нагрузки, снижается уровень их функцио­нирования. При отсутствии ситуации пере­дачи профессиональных знаний другим сни-

жается и профессиональная компетент­ность. Авторы ссылаются на исследования Г. Томе, который зафиксировал зависимость психического состояния пожилого человека от состояния здоровья и его социального окружения. Ухудшение общего состояния здоровья было выявлено прежде всего у тех мужчин и женщин, семья которых по при­чине смерти родственника или переезда от детей стала меньше и тем самым сократи­лись возможности для личных контактов. Удалось также проследить связь между об­щим состоянием здоровья и теми формами и способами, в которых воспринималось ухудшение ситуации: лица, состояние кото­рых было оценено как благополучное, отве­чали на трудности по работе, в хозяйствен­ной или жилищной области скорее активно и конструктивно, а лица со значительным ухудшением здоровья, напротив, ждали ре­шения их проблем извне, особенно со сто­роны членов их семей.

Психическое и соматическое здоровье и благополучие пожилых людей зависит от отношения к будущему. Масштаб жизнен­ных планов, который является индикато­ром зрелой личности, значимо коррелирует с установленным врачами уровнем здоровья. Если окружающая среда продолжает по­буждать и стимулировать человека и осо­бенно если будущее еще открывает перед ним известные возможности, то можно ожи­дать высокую степень постоянства поведе­ния при выходе на пенсию(51).

Отечественные психологи отмечают, что

изменение социальной ситуации развития приводит к динамике ведущих мотивов по­жилого человека еще в период подготовки к выходу на пенсию (46). При этом приводят исследования Томпсона, который выявил, что влияние смены социальной ситуации на мотивационную сферу проходит три ста­дии:

1. Сбрасывание оборотов.Этот этап характеризуется желанием человека освободиться от ряда трудовых обязанностей и стремлением сузить сферу ответственности, чтобы избежать внезапного резкого спада активности при выходе на пенсию.

2. Перспективное планирование.Человек старается представить свою жизнь на пенсии, наметить некоторый план тех действий или занятий, которыми он будет заниматься в этот период времени.

3. Жизнь в ожидании пенсии.Людьми овладевают заботы о завершении работы и оформлении пенсии. Они практически живут уже теми целями и потребностями, которые будут побуждать их к действиям в оставшийся период жизни [цит. по (46)].

С выходом на пенсию положение и роль людей изменяются. Они приобретают новый социальный статус. Теперь из группы, ко­торую условно называют поколением руко­водителей, они переходят в так называемую группу людей «на заслуженном отдыхе», предполагающую снижение социальной ак­тивности. Для многих подобное изменение общественной роли оказывается одним из

самых значительных событий, происходя­щих в период поздней взрослости.

Каждый человек, ушедший на пенсию, по-разному переживает это событие. В свя­зи с тем, какое отношение формируется у него в процессе осознания данного факта, происходят соответствующие изменения в его мотивационно-потребностной сфере.

Одни воспринимают свой выход на пен­сию как сигнал конца своей полезности, безвозвратной потери главного смыслооб-разующего мотива всей жизни. Поэтому они изо всех сил стараются подольше ос­таться на своем рабочем месте и работать до тех пор, пока хватает сил. Для таких людей работа — это стремление к определенным целям: от обычного поддержания матери­ального благополучия до сохранения и при­умножения карьерных достижений, а также возможность перспективного планирова­ния, во многом определяющего их желания и потребности.

Отсутствие работы приводит человека к осознанию ослабления своей роли в обще­стве, а иногда и к ощущению ненужности и бесполезности. Иными словами, переход к жизни пенсионера служит для него сигналом «утраты власти, беспомощности и автоно­мии» (29). В этом случае человек сосредота­чивает свои усилия на поддержании социаль­ного интереса, выражающегося в целена­правленном поиске тех видов деятельности, которые дают ему ощущение своей полез­ности и сопричастности с жизнью общест­ва (46).

Все описанные выше исследования оте­чественных и зарубежных авторов обнару­живают, что изменение социальной ситуа­ции в связи с выходом на пенсию пережи­вается пожилыми людьми не одинаково, что обуславливает различие их стратегий адаптации к старости, совладания с ней.

Эта проблема заставляет задуматься над тем, насколько неизбежна, «фатальна» ста­рость как психологический возраст. Конеч­но, в плане биологического возраста «от старости лекарства нет», но психологичес­кий возраст — это иное. Человек переходит в иной возраст в связи с изменением соци­альной ситуации развития. А если она не меняется, то есть если человек не исключа­ется из системы социальных связей, то всту­пает ли он в возраст «психологической ста­рости»?

По нашему мнению, человек, уходя на пенсию, сталкивается с необходимостью важного, трудного и абсолютно самостоя­тельного выбора — между социальной и ин­дивидуальной жизнью. Возраст в полной мере заявляет о себе как адаптогенный фак­тор именно в тот момент, когда человек в связи с уходом на пенсию лишается обяза­тельной поддержки общества и системы оп­ределенных социальных связей, обуслов­ленных профессиональной деятельностью, занимаемым в обществе местом. Уходя на пенсию, человек не только теряет общест­венные связи; отчуждение от социально зна­чимой деятельности и соответствующее по­ложение одновременно «уравнивают» лю-

дей в их пенсионном (оторванном от про­изводительного труда) состоянии.

Социальные приобретения в прошлом, достигнутый за время работы материальный уровень жизни не избавляют человека от выбора стратегии старения. По сути, чело­век на пороге старости решает для себя во­прос: пытаться ли ему сохранять и форми­ровать новые сферы своих социальных свя­зей или перейти к жизни, ограниченной кругом своих житейских интересов и инте­ресов близких, то есть перейти к жизни в целом индивидуальной. Это решение опре­деляет две основные стратегии адаптации — сохранение себя как личности и сохранение себя как индивида.

Э. Эриксон оставлял за старостью аль­тернативу исхода, но альтернатива эта, по мнению автора, в целом определяется харак­тером прохождения предшествующих эта­пов жизни. Однако если рассматривать ста­рость как ступень развития, то следует при­нять за ней право и необходимость выбора смысла и цели жизни, а следовательно, воз­можности прогрессивного или регрессивного изменения личности. В целом свободный, хотя и трудный выбор позволяет характери­зовать старость как возраст развития, возраст потенциальных возможностей и дает шанс противостояния тотальному угасанию. Ито­говый выбор определяется решением зада­чи на смысл — смысл оставшейся жизни. В соответствии с этим выбором и, соответ­ственно, стратегией адаптации в старости ведущая деятельность в старости может быть направлена либо на сохранение лич-

ности человека (поддержание и развитие его социальных связей), либо на обособле­ние, индивидуализацию и «выживание» его как индивида на фоне постепенного угаса­ния физических, физиологических и психо­физиологических функций. Оба варианта старения подчиняются законам адаптации, но обеспечивают различное качество жизни и даже ее продолжительность. В литературе наиболее полно описан второй вариант ста­рения, при котором возрастные изменения проявляются в качественно своеобразной перестройке организма с сохранением осо­бых приспособительных функций на фоне общего их спада. Эта стратегия адаптации предполагает постепенную перестройку ос­новных жизненно важных процессов и в целом структуры регуляции функций в це­лях обеспечения сохранности индивида, поддержания или увеличения продолжи­тельности жизни. Эта стратегия адаптации предполагает превращение «открытой» сис­темы индивида в систему «замкнутую». В ли­тературе указывается, что относительная замкнутость в психологическом плане кон­тура регуляции в старости проявляется в общем снижении интересов и притязаний к внешнему миру, эгоцентризме, снижении эмоционального контроля, «заострении» некоторых личностных черт, а также в ни­велировании индивидуальных качеств лич­ности. Во многом эти личностные измене­ния обусловлены замкнутостью интересов старого человека на самом себе. Как отме­чают многие авторы, неспособность пожи­лого человека что-либо делать для других