Свобода слова в США

Р: С середины восьмидесятых американец Брэдли Р. Смит пытается, при помощи созданного им «Комитета для открытых дебатов по холокосту» (Committee for Open Debate on the Holocaust, CODOH), вынести на обсуждение ревизионистские тезисы о холокосте в колледжах и университетах. В 1991 году он стал размещать объявления в студенческих газетах. Его краткие заявления о свободе слова и лаконичная информация о ревизионизме привлекли всеобщее внимание[215].

Кампания Смита по размещению объявлений застала правящие круги врасплох, и внимание, которое привлёк Смит, было поначалу весьма велико. Позвольте мне привести пару комментариев из двух ведущих американских газет.

Первая цитата взята из «Вашингтон пост»: «Но идея о том, что бороться с этими объявлениями [Брэдли Смита] [...] нужно путём запрета — плохая стратегия. [...] По иронии судьбы, фраза в самом начале объявления, по сути дела, справедлива: “Учащихся нужно поощрять изучать историю холокоста так же, как их поощряют изучать любое другое историческое событие”»[216].

Ещё одно издание — пожалуй, самая уважаемая ежедневная газета в мире, «Нью-Йорк таймс», — напечатало передовицу о рекламной кампании Смита и различных реакциях на неё в студенческих газетах, где констатировало: «Отрицание холокоста может быть колоссальной несправедливостью. Однако требования о том, чтобы его обсуждение шло только в строго установленных рамках, могут быть ещё большей несправедливостью по отношению к памяти жертв»[217].

Полемика, разгоревшаяся в результате этих объявлений, достигла своего пика в 1994 году, когда Брэдли Смиту удалось поместить ревизионизм в выпуски новостей крупнейших американских телеканалов. 20 марта 1994-го программа новостей «60 минут» на канале Си-Би-Эс посвятила ревизионизму отдельный сюжет. Затем Смит, вместе с еврейским ревизионистом Дэвидом Коулом, принял участие в шоу Фила Донахью[218].

С: Как, среди евреев есть ревизионисты?

Р: Да, и не один. Помимо Коула можно упомянуть Йозефа Гинзбурга, написавшего множество ревизионистских книг под псевдонимом Йозеф Г. Бург[219].

С: Это просто поразительно!

Р: А что, евреи разве не могут быть любопытными и критичными по отношению к прошлому своего народа? Ведь если выяснится, что влиятельные и могущественные еврейские деятели и лоббистские группировки приложили руку к фальсификации истории, то существует реальная опасность того, что простые евреи рано или поздно будут обязаны дать за это отчёт, даже если они не несут ответственности за эту фальсификацию. У множества евреев имеется достаточно мотивов, чтобы не быть согласными с этой догмой.

Рис. 14. Студенческий журнал «Кроникл» Миннесотского университета имени св. Клавдия: «Приложение вызвало ярость в университетском городке». Они сжигают литературу, осуждающую сжигание книг!

Но вернёмся к американским СМИ. К сожалению, открытость и либеральность американских средств массовой информации продолжалась недолго. К концу девяностых, когда интернет стал орудием для массового обучения, на редакторов изданий, печатавших платные ревизионистские объявления, резко возросло давление. Еврейские лоббистские группировки, а также другие, политически «корректные» ассоциации и, в конце концов, само руководство университетов стали оказывать давление на авторов и редакторов этих газет (как правило, студентов), чтобы те в будущем отказывались печатать подобного рода объявления[220]. Кульминация усилий, направленных против ревизионистской кампании Смита, наступила в 2000 году. В начале этого года Смиту удалось добиться включения полного выпуска своего издания «Ревизионист» в качестве рекламного приложения в журнал «Университи кроникл», выпускаемый Миннесотским университетом им. святого Клавдия[221]. Реакция последовала незамедлительно: во время антиревизионистской демонстрации против этого приложения, организованной Центром по исследованию холокоста и геноцида, несколько особо активных студентов публично сожгли копию сочинения Смита. По иронии судьбы, в самой важной статье из этого выпуска «Ревизиониста» обсуждалась тема сжигания книг и свободы слова[222]. Таким образом, студенты сожгли не что иное, как журнал, выступавший против сжигания книг!

С: Возможно, это не слишком красивый поступок, но это уж точно не запрещено! Студенты имеют право делать со своими вещами всё, что только захотят. И свобода слова ещё не означает, что можно печатать всё, что только заблагорассудится.

Р: Да, в законных пределах человек действительно может делать со своей собственностью всё что угодно. Но здесь мы имеем случай особого рода: представители будущей интеллектуальной элиты ведущей мировой державы публично сжигают письменный труд, к содержанию которого они настроены крайне враждебно. Кстати, я не уверен, что эти студенты действительно прочли, что там было написано. Я, в частности, просто не могу себе представить, чтобы интеллигентный человек сжигал сочинения, в которых говорится как раз об этом интеллектуальном смертном грехе и в которых показываются его катастрофические последствия для общества.

Если же представители интеллигенции всё-таки отказываются принимать к сведению иные точки зрения и вместо этого передают эти взгляды огню — взгляды, о которых они, в конечном счете, ничего не знают, — то какого мнения мы должны быть о таких людях? Или об университете, который поощряет, поддерживает и отмечает такое поведение? Это можно сравнить с судом, на котором прокурор и судья отказываются предоставить слово обвиняемому и выносят ему приговор лишь на основании предубеждений и слухов.

С: Не сказал ли немецкий поэт Генрих Гейне в 1820 году: «Это только прелюдия. Там, где сжигают книги, в конце концов начинают сжигать и людей»?

Р: Да, именно к этому ведёт подобное поведение! Вне всякого сомнения, теми, кто публично сжигает книги и журналы только из-за того, что изложенные в них мнения, возможно (!), пользуются дурной славой, руководит ярый и деструктивный фанатизм.

Я зайду ещё дальше: чего стоит свобода слова, если высказывать своё мнение люди имеют право, а вот распространять его — нет? Скажите, что бы вы подумали о таком государстве, в котором всем разрешено открыто высказывать своё мнение, но только если их никто не слышит?

С: Это государство крайне смахивает на Германию. Здесь больше никому нельзя высказывать недозволенные мнения о евреях, иностранцах или холокосте в присутствии третьего лица. Даже человек, сидящий со мной в одном ресторане, может запросто на меня донести.

Р: Совершенно верно. Представьте себе, что все газеты какой-либо страны откажутся публиковать статьи и платные объявления, представляющие точку зрения преследуемого меньшинства? Вот один пример: как вы думаете, долго бы просуществовало рабство в первые годы независимости США, если бы негры имели возможность печатать платные объявления в тогдашних газетах?

С: Но они не могут заставить частные предприятия делать нечто подобное. Это бы нарушило свободу слова, поскольку свобода хранить молчание — это, разумеется, всего лишь изнанка этого права.

Р: Я считаю, что дело здесь не в том, что можно и что нельзя говорить. Речь здесь идёт о платных объявлениях трётьих лиц и о том, можно ли или нельзя регламентировать, какие именно объявления посредник может отвергать и какие — нет. И прежде всего, речь здесь идёт об общественных СМИ, которые не имеют права уклоняться от печатания объявлений на основании произвольных и частных правил. Но, как бы то ни было, я и сам не знаю, если здесь действительно должны существовать регулирующие правила, поскольку любой закон и любое распоряжение, которое пытается регулировать средства массовой информации, может в конечном счёте быть использовано против свободы слова. И наконец, проблема таится в быстрой монополизации СМИ и рекламных агентств и, параллельно, в мировом сокращении разнообразия печатных мнений.

Но мы слишком отдалились от предмета нашего разговора. Вернёмся к ревизионизму. Я хотел бы отметить, что в США имеют место всё растущие дискуссии по поводу ревизионистских тезисов и что эти дискуссии тем не менее подавляются из-за массивного политического давления на издателей и редакторов газет. Чтобы подавить в зародыше рекламную кампанию Смита (поначалу — крайне успешную), ведущие персоны американских СМИ и еврейских организаций были вынуждены соблюдать крайнюю осторожность: в 2003 году Артур Зульцбергер, издатель «Нью-Йорк таймс», а также Абрахам Фоксман, председатель еврейской Антидиффамационной лиги (АДЛ), одни из самых влиятельных людей в американской культуре и политике, объединились для того, чтобы лично положить конец университетской деятельности Смита. Антидиффамационная лига заявила:

«Когда издателя студенческой газеты просят напечатать объявление, отрицающее, что имел место холокост — или призывающее к «открытым дебатам» по этой теме, — может ли он сказать «нет», не компрометируя при этом свободу печати?

С точки зрения АДЛ и «Нью-Йорк таймс», ответ положительный. И та, и другая организации были встревожены непрерывными (и нередко — успешными) попытками отрицателей холокоста [...] размещать объявления и другие материалы в студенческих газетах. При их [вышеупомянутых организаций] поддержке состоялся годичный коллоквиум под названием «Экстремизм атакует студенческую прессу. Грань между свободой и ответственностью».

“Мы стараемся воспитать студентов-журналистов, — поведал глава по делам/высшему образованию университетских городков Джеффри Росс, — сохранить грань между свободой прессы и ответственностью прессы, когда она сталкивается с материалом, разжигающим ненависть”»[223].

С: Но ведь на это, в принципе, нечего возразить, если речь заходит о публикациях, действительно разжигающих ненависть.

Р: Согласен. Проблема, однако, состоит в том, что именно считать ненавистью. Обычное приведение фактов, имеющих отношение к историческому вопросу, или отстаивание свободы слова для ревизионистов вряд ли можно считать ненавистью, но именно так поступает АДЛ, а вместе с ними — вся масс-медия.

Таким образом, мы видим, на что готовы пойти влиятельные круги в США, чтобы воспрепятствовать интеллектуальному успеху ревизионистских тезисов: цензуру нужно накрепко вбивать в голову молодых журналистов ещё с ранних лет.

С: Я бы назвал это воспитание (противоречащее профессиональной этике журнализма) промыванием мозгов.

Р: Вообще-то при классическом промывании мозгов прибегают к другим, более радикальным мерам.

С: Да, но чем оно тоньше и цивилизованней, тем эффективней.

Р: Тогда любое воспитание можно назвать промыванием мозгов.

С: Но ведь здесь людьми манипулируют — вопреки своей профессиональной этике — лидеры их собственной профессии!

Р: Давайте скажем так: лидеры эти заново определяют свою этику: свободе слова — да, свободе ненависти — нет. Проблема состоит в том, что не даётся универсального определения ненависти. Ведь если исторический тезис уже сам по себе составляет ненависть — на том основании, что этот тезис кажется ненавистным некоторым людям или что он вызывает у некоторых людей враждебные чувства по отношению к третьей стороне, — то тогда все исторические тезисы потенциально являются ненавистью. Я не могу понять, почему нужно делать исключение для некоторых аспектов еврейской истории, которые, разумеется, затрагивают и историю других народов?

С: Историческая правда представляет собой ненависть в глазах ненавидящих правду, и это истинная правда!

Р: Хороший афоризм. Но даже если бы ревизионизм не был истиной, а всего лишь непреднамеренной ошибкой, то это всё равно не делало бы его ненавистью.