Государство и политика 2 страница

Подобная форма рабства легко сочетается с некоторыми внешними атрибутами свободы и вполне может установиться даже в тени народовластия.

Наших современников постоянно преследуют два враждующих между собой чувства. Они испытывают необходимость в том, чтобы ими руководили, и одновременно желают оставаться свободными.

Будучи не в состоянии побороть ни один из этих противоречивых инстинктов, граждане пытаются удовлетворить их оба сразу. Они хотели бы иметь власть единую и всемогущую, но избранную ими самими. Они хотели бы сочетать централизацию с властью народа. Это бы их как-то умиротворило. Находясь под опекой, они успокаивают себя тем, что опекунов своих они избрали сами. Каждый отдельный гражданин согласен быть прикованным к цепи, если ему кажется, что конец этой цепи находится в руках не одного человека и даже не целого класса, а всего народа.

При такой системе граждане выходят из зависимости лишь на момент избрания своего хозяина, а затем вновь попадают в нее.

Сегодня многие легко приспособились к подобному компромиссу между административным деспотизмом и властью народа. Они считают достоверной гарантией свободы личности тот факт, что забота о ней передана государственной власти. Личность хозяина важна для них в значительно большей степени, чем необходимость послушания.

Конечно, подобная система предпочтительнее той, которая, собрав вместе все властные полномочия, передала бы их в руки одного безответственного лица либо группы подобных лиц. Из всех различных форм, какие может принять деспотизм, эта была бы, бесспорно, наихудшей.

Однако создание народного представительства в стране с сильно централизованной властью означает уменьшение, но не устранение зла, которое может принести сверхцентрализация. Бесполезно предоставлять тем самым гражданам, которые столь зависимы от центральной власти, возможность время от времени выбирать представителей этой власти. Этот обычай, при котором граждане реализуют свободу выбора, не спасает их от дальнейшей деградации. Ведь они утрачивают способность чувствовать и действовать самостоятельно, постепенно теряя свое человеческое достоинство.

Скоро они станут неспособны реализовывать и эту — единственную оставшуюся у них — привилегию.

И в самом деле, трудно представить себе, каким образом люди, полностью отказавшиеся от привычки самим управлять своими делами, могли бы успешно выбирать тех, кто должен ими руководить. Невозможно поверить, что в результате голосования народа, обладающего лакейскими наклонностями, может быть образовано мудрое, энергичное и либеральное правительство.

Пороки правителей и глупость управляемых должны быстро разрушить внутренне противоречивую конституцию, республиканскую в своей преамбуле и деспотическую в остальном. И тогда народ, уставший от своих представителей и от себя самого, либо создаст более свободные политические институты., либо вновь послушно ляжет у ног одного хозяина.

Тоталитаризм неотделим от экономического контроля государства над производством и потреблением. Власть над экономической жизнью — это власть над очень существенными вещами. Ибо нет каких-то чисто экономических задач, изолированных от других жизненных задач (за исключением, быть может, случаев патологической скупости и стяжательства).

Конечные цели деятельности разумных людей всегда лежат вне экономической сферы. Строго говоря, не существует никаких «экономических мотивов». Экономика — это только совокупность факторов, влияющих на наше продвижение к иным целям.

А то, что именуется «экономическими мотивами», означает лишь стремление к обретению средств достижения каких-то целей. Мы хотим зарабатывать деньги только потому, что они дают нам свободу выбирать, какими будут плоды наших трудов. В современном обществе основной формой ограничения возможностей человека является ограниченность его доходов.

Многие ненавидят деньги, усматривая в них символ этих ограничений. Но причина при этом смешивается со следствием.

Было бы правильнее видеть в деньгах величайший из когда-либо изобретенных человеком инструментов свободы. Именно деньги открывают перед бедными большие возможности, чем несколько поколений назад были открыты перед богатыми.

Что произойдет в действительности, если, как предлагают социалисты, на смену «экономическим мотивам» придут «внеэкономические стимулы»? Это будет означать, что люди полностью лишатся свободы выбора.

Вместо денежного вознаграждения люди будут получать общественные отличия, привилегии или влиятельные должности. Лучшее жилье или пищу, возможности для путешествий или для получения образования. А те, кто станет все это распределять, будут принимать решения не только о размерах, но и о форме вознаграждения.

Речь идет о том, будем ли мы сами решать, что для нас важно, или это будут решать за нас планирующие инстанции. Власти, управляющие экономической деятельностью, будут контролировать отнюдь не только материальные стороны жизни. В их ведении окажется распределение лимитированных средств, необходимых для достижения любых наших целей. И кем бы ни был этот верховный контролер, он будет решать, какие цели достойны осуществления, а какие нет. В этом и состоит суть проблемы.

Экономический контроль неотделим от контроля над всей жизнью людей, ибо, контролируя средства, нельзя не контролировать и цели. Монопольное распределение средств заставит планирующие инстанции решать и вопрос о ценностях. В конечном счете — определять, какие убеждения люди должны исповедовать и к чему они должны стремиться.

Поскольку в современных условиях мы буквально во всем зависим от средств, производимых другими людьми, экономическое планирование будет охватывать практически все сферы нашей жизни. Начиная от наших элементарных нужд и кончая нашими семейными и дружескими отношениями. От того, чем мы занимаемся на работе, до того, чем занимаемся в свободное время.

То, что экономический контроль распространяется на все сферы жизни, хорошо видно на примере операций с иностранной валютой. Фактически эта мера означает полное пресечение всякой возможности бегства. Когда людей лишают, как это было в нашей стране при большевиках, возможности свободно путешествовать, покупать иностранные журналы и книги, когда контакты с другими странами могут осуществляться только по инициативе или с одобрения официальных инстанций, общественное мнение оказывается под гораздо более жестким контролем, чем это было при любом абсолютистском режиме XVII или XVIII века.

Власть планирующих органов над нашей частной жизнью не будет ослаблена, если они откажутся от прямого контроля над нашим потреблением. Реальным источником власти государства

над потребителями является его контроль над производственной сферой.

Свобода выбора в конкурентном обществе основана на том, что, если кто-то отказывается удовлетворить наши запросы, мы можем обратиться к другому. Но, сталкиваясь с монополией, мы оказываемся в ее полной власти.

Государство, управляющее всей экономикой, есть самый крупный монополист, которого только можно себе представить. Задача получения максимальной финансовой прибыли не будет для него основной, но он будет наделен абсолютным правом решать, что мы сможем получать и на каких условиях. Он будет решать, какие товары и услуги станут доступными для нас, и в каком количестве. Он будет также распределять материальные блага между регионами и социальными группами, имея полную власть для проведения любой дискриминационной политики. Эта власть будет использована для достижения целей, одобряемых руководством, и пресечения всех иных устремлений, им не одобряемых.

Контроль над производством и ценами дает поистине безграничную власть. В обществе с управляемой экономикой, где власть осуществляет надзор за целями граждан, она поддерживает одни намерения и препятствует осуществлению других. И то, что мы сможем получить, зависит не от наших желаний, а от чьих-то представлений о том, какими они должны быть. И, поскольку власти смогут пресекать любые попытки уклониться от директивного курса в производственной сфере, они смогут контролировать и наше потребление так, будто мы тратим наши доходы не свободно, а по разнарядке.

IV

Но власти будут руководить нами не только и не столько как потребителями. Большинство людей проводят значительную часть времени на работе. Место работы и профессия нередко определяют, где мы живем и с кем общаемся. Свобода в выборе работы часто оказывается не менее существенной для нашего благополучия, чем свобода тратить наши доходы в часы досуга.

Когда власти устанавливают для какой-то категории работников единый уровень заработной платы, а отбор производится по формальным, анкетным данным, стремление человека именно к этой работе не играет никакой роли. Человек с необычной характеристикой или с необычным характером не может устроиться на работу, даже если работодатель лично готов его взять.

И мы не будем иметь возможность проявлять на работе инициативу или смекалку, потому что наша деятельность должна будет соответствовать стандартам, облегчающим задачи властей. Ведь планирование экономической жизни предполагает сведение всего многообразия человеческих способностей и склонностей к нескольким простым категориям, обеспечивающим взаимозаменяемость кадров. Тонкие личностные различия сознательно игнорируются.

Торжественно декларируется, что главная цель планирования — превратить человека из средства в цель. Но на самом деле конкретный человек более чем когда-либо будет выступать как средство, используемое властями для служения каким-либо декларируемым целям.

Необходимым условием подлинной свободы часто, и с большим основанием, изображаются гарантии материальной обеспеченности. Это и верно, и важно. Независимость мышления и сила духа редко проявляются теми, кто не уверен, что пробьется собственными силами. Однако если выражение «материальная обеспеченность» понимается в абсолютном смысле, то всеобщее стремление к ней не только не увеличивает шансов на свободу, но становится для нее серьезнейшей угрозой.

Полезно сопоставить два противоположных вида обеспеченности: 1) достижимую для всех и потому не привилегию, а законный предмет устремлений; и 2) абсолютную, гарантированную при любых обстоятельствах, которую всем обеспечить невозможно и которая не должна быть привилегией. За исключением нескольких особых случаев, как, например, для судей, полная и абсолютная независимость которых — дело первостепенной важности.

В обществе, достигшем высокого уровня благосостояния, гарантии первого типа вполне можно обеспечить, не ставя под угрозу свободу. Минимальный жизненный уровень (пища, жилье и одежда), достаточный для сохранения здоровья и способности трудиться, может быть гарантирован для всех. Более того, для значительной части населения Запада гарантированная обеспеченность этого типа давно стала реальностью.

Планирование, предательски подкапывающееся под самые основы свободы, ставит своей целью обеспечить застрахованность совсем иного рода. А именно — застрахованность отдельных людей или групп от уменьшения их дохода. Уменьшения, пусть даже совершенно незаслуженного, но ежечасно случающегося в конкурентном обществе.

Гарантировать кому-либо определенный доход, обеспечить таким доходом лишь некоторых означает создание привилегий за счет других, чья относительная застрахованность тем самым понижается. Неудивительно, что вследствие этого непрерывно растет также ценность такого рода гарантий-привилегий. Их требуют все настоятельнее, пока, наконец, не начинают стремиться к ним любой ценой, даже ценой свободы.

В сущности, вопрос еще серьезнее, ибо в мире, каков он есть, люди могут долго отдавать работе все силы только при личной заинтересованности. Если не на всех, то на очень многих, чтобы они старались, нужно оказывать какое-то давление извне. В этом смысле вопрос о стимулах — вопрос весьма насущный как в сфере живого труда, так и в административно-управленческой деятельности. Чтобы успешно выполнять какое-то задание, необходимо, чтобы вокруг существовала сравнительно обширная зона непланируемой экономической деятельности. Необходим резервуар, из которого можно черпать работников, необходимо, чтобы уволенный работник исчезал не только с работы, но и из платежной ведомости. При отсутствии такого резервуара дисциплину можно поддерживать только телесными наказаниями, как при рабском труде.

Если при конкурентной экономике последним средством поддержания дисциплины является судебный исполнитель, то при плановой — палач. Директор завода наделен значительными полномочиями и при плановой экономике. Но, как и в случае с рабочим, доход и положение директора в плановом обществе не зависят от успешности работы под его руководством. Все решает не его личное мнение, что следовало бы предпринять, а вопрос, делает ли он то, что ему положено делать в соответствии с некими заранее установленными правилами. Он может быть уверен в завтрашнем дне до тех пор, пока удовлетворяет своих начальников, но эта уверенность куплена им ценой свободы и физической безопасности.

Это застрахованность казармы. Чтобы представить себе общество, устроенное (согласно идеалу стольких социалистов) как одна громадная фабрика, надо обратить взор к древней Спарте или к национал-социалистической Германии.

В обществе, привыкшем к свободе, вряд ли многие сознательно пойдут на то, чтобы приобрести уверенность в завтрашнем дне такой ценой.

Таким образом, чем больше мы пытаемся обеспечить прочность экономического положения людей, вмешиваясь в рыночную экономику, тем более непрочным оно становится. Главное же, тем резче становится контраст между положением тех, кому эта прочность даруется в качестве привилегии, и возрастающей неуверенностью в завтрашнем дне тех, кто этой привилегии лишен.

Репутация и социальный статус начинают определяться не независимостью, а застрахованностью. Завидность жениха — не уверенностью в том, что он далеко пойдет, а его правом на пенсию. Непрочность же положения вызывает ужас, в котором обречены пребывать всю жизнь люди, не допущенные в молодости в гавань твердого оклада.

V

Старания добиться экономической обеспеченности путем ограничительных мер, допускаемых или поддерживаемых государством, с течением времени приводят к постепенному перерождению общества.

Мы не можем порицать молодых людей за то, что они предпочитают риску предпринимательства обеспеченное положение с твердой зарплатой. Ведь с ранней юности оно преподносилось им как нечто высшее и более бескорыстное. Нынешняя молодежь выросла в мире, где школа и печать изображают дух коммерческого предпринимательства позорным, а получение прибылей аморальным, где нанять сотню людей на работу — это эксплуатация, а руководить тем же числом — почетно. Повседневный опыт университетского преподавателя не оставляет сомнений в том, что в результате антикапиталистической пропаганды человеческие ценности уже изменились.

Если отличия и положение в обществе достигаются почти исключительно на государственной службе, а исполнение обязанностей похвальнее, чем выбор собственного пути, то все занятия, не дающие признанного места в официальной иерархии или твердого дохода, считаются второсортными и даже сомнительными. В этом случае трудно ожидать, что многие предпочтут свободу обеспеченности.

Если же альтернативой зависимому и прочному положению является положение самое шаткое, когда тебя одинаково презирают и в случае успеха, и в случае неудачи, немногие устоят против искушения выбрать прочность и обеспеченность, пожертвовав свободой. А когда все зашло уже так далеко, свобода действительно превращается почти в издевательство, ибо ее можно получить, только пожертвовав большинством земных благ. В этой ситуации неудивительно, что все больше людей должны считать, что свобода без прочной экономической базы ничего не стоит и готовы ею пожертвовать ради уверенности в завтрашнем дне.

Необходимо вновь научиться без страха признавать, что за свободу надо платить и что мы как личности должны быть готовы для сохранения свободы идти на материальный риск.

VI

Именно в эпоху демократии более всего нужно опасаться деспотизма.

Необходимо и желательно, чтобы центральная власть, управляющая демократическим народом, была сильной и активной. Ни в коем случае нельзя ее ослаблять, делать вялой. Но при этом необходимо препятствовать злоупотреблению с ее стороны своей ловкостью и силой. Вместо того чтобы передавать правителю всю власть, часть ее следует доверить временно сформированным из простых граждан промежуточным органам управления. Тогда свобода частных лиц будет более надежно защищена, при этом не пострадает и их равенство.

Частные лица, вступая в ассоциации, могут создавать очень богатые, очень влиятельные и очень сильные организации. Таким способом можно достичь многих самых важных политических преимуществ. Политическая, промышленная, коммерческая, научная или литературная ассоциация будет действовать как образованный и могущественный подданный, которого нельзя ни согнуть по своему желанию, ни притеснять втихомолку и который, отстаивая свои собственные права перед лицом власти, спасает всеобщие свободы.

В наше время у угнетенного гражданина есть единственное средство защиты — это пресса. Поэтому для демократического народа свобода прессы бесконечно дороже, чем любая другая. Она одна способна лечить большее число тех болезней, которые может породить равенство. Печатный станок способствовал прогрессу равенства, он же остается лучшим средством исправления его недостатков.

Аналогичные соображения можно высказать и по поводу судебной власти.

Судебная власть самой сутью своей направлена на защиту интересов частных лиц, поэтому она охотно обращает свое внимание на предметы весьма заурядные. Кроме того, этой власти не свойственно самой приходить на помощь всем угнетаемым, но она всегда рядом с теми из них, кто наиболее обездолен. Этот последний, каким бы слабым мы его себе ни представляли, всегда может заставить судью выслушать его жалобу и дать на нее ответ. Это обусловлено самой спецификой судебной власти.

Очень опасным инстинктом для демократических народов является их склонность жертвовать правами одной личности ради общества в целом. Права личности, которые мы сейчас встречаем у демократических народов, как правило, совсем недавно сформулированы и очень нестабильны, поэтому они часто и легко приносятся в жертву и нарушаются без всяких угрызений совести. Необходимо решительно препятствовать тому, чтобы общественная власть могла принести в жертву отдельные права нескольких граждан во имя реализации своих глобальных замыслов. В наше время опасно позволить угнетать даже последнего из граждан. Самые несовершенные права личности не могут быть безнаказанно заменены произволом властей. Нарушение этих прав в наше время приводит к глубокому разложению национальных нравов и угрожает всему обществу в целом, поскольку сама идея подобного рода прав у нас непрочна и готова исчезнуть.

Дать частным лицам конкретные права и гарантировать им неоспоримую возможность пользоваться этими правами. Сохранить за индивидуумом те доли независимости, силы и самобытности, которые он сумел сохранить. Поставить его на один уровень с обществом. Таковы главные задачи, решению которых должен посвятить себя законодатель новой эпохи, в которую мы вступили.

Демократический социум прогрессирует благодаря постоянной самокритике, коллективному осознанию своих несовершенств. Отсюда — новые и новые импульсы к развитию. О несовершенствах жизни мгновенно сигнализируют наука, средства массовой информации, право, общественное мнение и т.д. Вот почему демократическая пресса кишит дурными вестями. При тоталитаризме, напротив, всячески утаиваются проблемы, преступления (реальные, а не выдуманные — в последних нет недостатка), и власть предержащие самоубийственно лгут, что никогда прежде не было так хорошо, как сейчас. Для сохранения общества необходима интенсивнейшая и открытая деятельность самосознания. Она необходима и для его изменения к лучшему. Критическое и самокритическое сознание должно воспитать.

В демократических (точнее — республиканских) обществах немало есть элементов социализма, как его понимают марксисты. В тоталитарных же обществах, вопреки заверениям их идеологов, социализма не было и нет вовсе, даже и в элементах. Общественная собственность на средства производства в формах акционерных обществ — основа современных демократических обществ, в то время как при тоталитарном режиме собственность на средства производства принадлежит верхушке «партии». Так называемое капиталистическое производство, все народное хозяйство развиваются строжайшим образом планомерно: бизнес-планы являются основой любого предприятия, государственное планирование и регулирование рынка осуществляется постоянно, благодаря чему в прошлое отошли кризисы перепроизводства и резко уменьшаются тяготы рецессии и спорадических инфляций. Так называемое социалистическое производство, напротив, сугубо волюнтаристское, неплановое, в нем отсутствует адекватная статистика, а «планы» развития хозяйства полностью не отвечают действительности и поэтому никогда не выполняются. Хаотическое хозяйствование ведет к бесхозяйственности и к хищническому уничтожению природных богатств и всей среды обитания. Вот почему так важно воспитать реалистичность прогностического мышления.

В демократических обществах любой работник получает приличное вознаграждение за свой труд, рынок труда не допускает эксплуатации и профессиональные союзы стоят на страже интересов работников, государство строго контролирует аппетиты работодателей, интересы потребителей законодательно очень прочно защищены. В тоталитарных обществах у подавляющего большинства работающих (в любых сферах деятельности) отнимается почти весь прибавочный продукт, который присваивается господствующей и правящей верхушкой «партии»; людям платят минимальные гроши, обеспечивающие лишь поддержание существования и делающие труд абсолютно невыгодным и потому непроизводительным.

Политическая власть при демократии принадлежит трудящимся, что гарантировано устройством законодательной, исполнительной и судебной властей и постоянно контролируется вездесущей и всегда настороженной прессой. При так называемом социализме люди практически бесправны. Особенно рабочие и крестьяне, которые в политическом отношении превращены в рабов, крепостных и подвергаются репрессиям, нередко абсолютно непредсказуемым по своему направлению и целям. Чаще всего с помощью репрессий уничтожается какая-то часть общества, чтобы временно остающаяся его часть могла воспользоваться квартирами и рабочими местами уничтоженной части. В тоталитарных режимах широко применяется рабский труд подлежащих уничтожению людей в так называемых лагерях, т.е. на каторгах. Чтобы уберечь от этого позора и кошмара, необходимо воспитать бесконечное уважение к человеческой жизни как таковой.

В демократических обществах создана надежная система социальной защиты, в тоталитарных — миллионные массы лишены на практике обеспеченной старости и инвалидности. Лишены они и возможности наследования имущества и других форм собственности. Тоталитарные общества тратят колоссальные средства на создание агрессивных, наступательных вооруженных сил и на поддержание чудовищных по масштабам аппаратов подавления и террора внутри своих стран. Национальный продукт уничтожается в целях завоевания мирового господства и ведения войны против собственного народа. При тоталитарном режиме, при господстве «партии» или «вождя», происходит перерождение государства, которое, отождествляясь с «партией», становится абсолютистским. «Руководители» государства превращаются в его владельцев. Владение государственной машиной, подчинявшейся лично вождям, в авторитарно-этатистских режимах дает вождям большую степень царственности, чем любое самодержавие, ограничиваемое хотя бы размером казны. Здесь же все без малейшего остатка богатства страны принадлежат олигархии.

Прибавочная стоимость в этих условиях присваивается не машиной, а ее «руководителями», т.е. владельцами. Сокровища, накапливаемые, как правило, «скромными» в быту «руководителями», используются ими: для укрепления своей личной безопасности и насильственного поддержания установленного ими режима с помощью «госбезопасности», аппарата министерств «внутренних дел» и т.п., подкупа верхушек вооруженных сил и внутренних войск, панегиристов и пропагандистов, против народа своей страны; для укрепления своей личной безопасности и неприкосновенности с помощью экспорта «революции», поддержки подкупленных режимов в различных регионах мира и т.п., увеличения показного могущества и запугивания актуальных и потенциальных врагов, против народов других стран.

В качестве эксплуатируемых в так называемых странах социализма (включая национал-социалистические режимы) оказываются все работающие по найму, даже чиновники. В демократических же обществах, где средства производства принадлежат, как правило, не государству, а самим производителям, и притом не их верхушке, а подавляющему их большинству, люди работают на себя, на свое производство, в случаях его успешности — на расширенное воспроизводство. Это обстоятельство нормализует, гармонизирует и характер распределения и содержания всей непроизводительной сферы. Производители непосредственно содержат и потому нанимают обслуживающий их персонал: управленцев, учителей, юристов, врачей, ученых.

Бесконечно важно в школе дать опыт самоуправления, дать прочувствовать его неподменимые блага для личности и коллектива. Ведь от склонности и способности людей к самоуправлению во всех областях жизни зависят выживание человечества и решение им самых трудных социальных проблем. Проблематика, связанная с теорией и практикой самоуправления, должна стать важнейшей составной частью содержания образования и соответственно занять выдающееся место в учебно-воспитательном плане любой школы. Ведь община как первичная ячейка людского общежития (семья может рассматриваться в качестве подвида общины) представляет собой всеопределяющий фактор прогресса духовной и, стало быть, материальной культуры. Искусство жить свободными способно творить чудеса, но нет ничего труднее, чем научиться жить свободными.

Рост образованности целых наций и стран зависит от интенсивности и свободы интеллектуальных «битв», т.е. дискуссий, обсуждений, всесторонних проверок и оценок различных идей. В школах желательны поэтому дискуссионные клубы, независимая от администрации школьная печать, свободные обсуждения на уроках и во время других коллективных занятий. Надобно приучить к преследованию истины ради самой истины, а не ради победы в споре, надобно дать опыт наслаждения от этого преследования и вызвать к жизни потребность в серьезной проверке любых, прежде всего своих собственных идей и решений.

Для блага личности и общества важно воспитать в новых поколениях благоговение перед собственностью как перед высшей продуктивной силой на земле в условиях любого человеческого общежития. Для понимания значения собственности в прогрессе индивидуальной и социальной жизни необходимо изучение правильно понятого интереса как предельно широкого понятия из области мотивации собственно человеческой активности. С полярной стороны находим необходимость отвращения к рабству и понимания его разрушительной, развращающей, регрессивной сущности. Отвращение к рабству включает в себя и отвращение к любому виду принуждения, кроме диктата добродетели, добродеяния. В противном случае люди будут стремиться к деспотии и диктатуре, не готовящих их к взрослой, совершеннолетней, как сказал бы И. Кант, жизни, а оставляющих их в младенческом состоянии, не дающем ни одного шанса для прогресса. В учебном курсе предупреждений об опасностях и трудностях жизни амбивалентное желание людей быть руководимыми и самостоятельными в одно и то же время должно занять выдающееся место.

Так вырастают категория права и понятие прав, противоположных насилию как разрушению жизни. Не может быть ни великих людей, не наделенных добродетелями, ни великих народов, не уважающих прав. Если не удастся связать понятие прав с единственным, что еще не разрушено в человеческой душе, а именно с личным интересом, то для управления миром не останется ничего, кроме страха. Поэтому понятия права и прав становятся центральными в содержании гуманитарного общего образования.

Момент, когда народ, до этого не имевший политических прав, получает их, — это кризис, кризис часто необходимый, но всегда опасный. Ребенок, не понимающий ценности жизни, может убить. До тех пор пока он не знает, что и сам может стать жертвой кражи, он может завладеть чужой собственностью. Простые люди, впервые получающие политические права, оказываются по отношению к ним в таком же положении, в каком находится ребенок к окружающему его миру.

Детям предстоит научиться соизмерять каждый свой шаг с понятиями прав: самое страшное, что может сделать школа, это позволить принижать достоинство, угнетать, нарушать права даже последнего из своих учеников. Защищенность личности и ее самозащита — суть основополагающее содержание коллективной жизни любой школы. Перефразируя де Токвиля, можно сказать, что только та школа хороша, в которой меньше ценится учеба, чем учащийся, и индивидуальная слабость рассматривает как слабость всего коллектива. Задачи хорошей школы: предоставить самоуправлению ясные и определенные полномочия; дать членам коллектива (-вов) конкретные права и гарантировать им неоспоримую возможность пользоваться этими правами; сохранить ту долю самобытности, которая делает человека личностью, не противостоящей коллективу.

Демократия всегда может выродиться в деспотию, если ее не поддерживает совершенно особая культура, сохраняемая и передаваемая от поколения к поколению с помощью школы и воспитания.