Первое философическое письмо

Чаадаев в своем понимании принципов исторического развития народов исходит из Гегеля. В частности, как и Гегель, он полагает, что наиболее существенным образом дух народа проявляется в его религии. Для Чаадаева, как и для Гегеля, христианство связано с идеей свободы, бесконечной ценности человеческой личности, идей равенства, права[2], идеей государства, основанного на законе.

В европейской истории, - пишет Чаадаев, - христианский идеал человека и общества постепенно воплощался, история европейских народов это история постепенной реализации христианской идеи. Говоря о современной ему Европе, Чаадаев пишет, что они (европейцы) в общих чертах построили Царство Божие на земле[3] (общество, основанное на идеалах).

А в России христианство влияет на уровне отдельных личностей, но не влияет на уровне общества и его политических институтов. Отдельные личности могут достигать тех или иных высот духовной жизни, но в целом российская действительность не меняется. У нас нет истории, - пишет Чаадаев. Русские – народ не исторический. Мы не пытаемся менять окружающую нас жизнь в соответствии со своими идеалами. И это утверждение Чаадаева, наверное, стоит отнести не только к христианским идеям, но и к любым идеям вообще[4].

Может быть, это нужно охарактеризовать как своеобразный платонизм русского человека: кажется нам слишком грубой, несовершенной, чтобы воплощать в ней наши идеалы, и поэтому мы предпочитаем, чтобы они оставались идеалами.

Чаадаев пишет о некой неукорененности русского сознания, о специфическом духовном кочевничестве (кочевники в большей степени дома в своих степях, чем мы в наших городах). Мы не укореняемся, не обосновываемся, не обустраиваем жизнь (это заметно уже на уровне быта.

Чаадаев предполагает, что эта черта национального характера может быть обусловлена трудной юностью, тяжелыми условиями, в которых происходило формирование русской нации (набеги разнообразных кочевников и бесчинства разнообразных властей). /Зачем обустраиваться всерьез и надолго, все равно или враги сожгут, или свои отберут?/

Однако он не утверждает, что это – именно так, вполне возможно, что как раз наоборот: этой особенностью характера обусловлены особенности истории.

Чаадаев пишет, что мы не станем историческим народом (одним из европейских народов) пока не сформируем свой собственный национальный характер, собственную духовную «физиогномию» и не обретем, тем самым корни.

Чаадаевское письмо вызвало множество отзывов, в основном отрицательных. Современникам очень не понравилось, что он ругает Россию и русских. Что он сравнивает Россию и Европу и сравнение у него оказывается явно не в пользу России. Что Европа рассматривается как образец исторического развития. Что Чаадаеву больше по душе европейский тип религиозности.

Вслед за возмущением общественности последовала реакция властей. Впрочем, не такая жесткая, как боялся Чаадаев: Чаадаева не казнят, не отправляют в Сибирь (как декабристов), а объявляют сумасшедшим и отправляют под надзор врача в его же собственное имение, где он и провел остаток дней. Чаадаева больше не публиковали, но он написал в своем «заточении» «Апологию сумасшедшего» (1837г.).