О воле к власти. Любовь, сострадание, дружба.

Чего хочет жизнь (Мировая воля), поскольку она проявляется в том или ином живом существе? Неверно было бы сказать, что она стремится к жизни, к продолжению существования. У человека в особенности есть много вещей, которые он ценит больше, чем жизнь. Она стремится к власти, говорит Ницше[1].

Каждое живое существо стремится к доминированию, стремится владеть всем, чем только можно завладеть. Живое по природе агрессивно, жизнь – это война, схватка за первенство. Это видно уже на уровне клеток: одна стремится поглотить другую.

И во всех человеческих проявлениях Ницше видит ту же самую волю к власти. Воля к власти реализуется не только через насилие, грубое подчинение. Когда человека слушаются, потому, что уважают, - власть авторитета, - это тоже власть. Одаривая чем-то человека, мы приобретаем над ним власть, жертвуя чем-то для него, - тем более. Человеческая жажда познания – это желание обладать истиной, обладать миром.

Разные индивиды реализуют свою волю к власти по-разному. Слабые, понимая, что не могут реализовать ее напрямую, прибегают к обходным маневрам. Прежде всего, они сбиваются в кучки, в группы, в партии, понимая, что так они могут доминировать. Слабые (как утверждает Ницше) говорят, что люди должны быть равны и борются за равенство. Слабые придумали религию (религия позволяет манипулировать людьми, их надеждами на вечную жизнь). Слабые придумали мораль.

И вот с чем точно у Ницше невозможно не согласиться, это с тем, что слабые любят морализировать. Это – проявление человеческой слабости: человек может буквально паразитировать на другом, целенаправленно вызывая его чувство вины. Это открывает широчайшие возможности для манипулирования другим, пусть даже и более сильным.

Женщина, по Ницше, - это тоже разновидность слабого. Она не может доминировать напрямую, поэтому она подчиняется мужчине и, подчинившись, пытается, по возможности им манипулировать. Женщины коварны, потому, что они всегда рассуждают с позиции слабого.

Мужчина и женщина, пишет Ницше, совершенно по-разному понимают, что такое любовь. Мужской и женский идеалы любви вообще не совпадают. Женщина любит, отдаваясь (на всех уровнях) и ждет того же самого от мужчины. Поэтому они никогда не поймут друг друга, поскольку мужчина в любви настроен брать.

«Мужчина создан для войны, а женщина для отдохновения воина»[2]. Это их роли и эти роли не нужно менять.

Имеет ли в виду Ницше какую-то идеальную женщину, которая способна отдавать себя без остатка, не требуя ничего взамен? В таком случае эта идеальная женщина была бы единственным исключением из принципа, провозглашенного Ницше, что все живущее стремится к власти. Или нет?

Любовь как чувство, соединяющее мужчину и женщину, не может, согласно Ницше, продолжаться долго. Они пресытятся друг другом: или один в психологическом плане поглотит другого, или произойдет взаимопоглощение. В любом случае, им станет скучно. Правда есть еще другой вид любви: любовь к общему идеалу, но имя этой любви, - дружба[3].

О любви к ближнему Ницше ничего хорошего не пишет. Это, по его мнению, то стадное чувство, которое заставляет маленьких людей жаться друг к другу (в жесте «ты хороший – я хороший»), поддерживать друг друга, чтобы вместе было теплей и не страшно.

Сострадание является, пожалуй, главной мишенью гнева и иронии Ницше. В сострадание и искренность альтруистических порывов Ницше не верит: человек не может быть вполне неагрессивен к другому. В сострадании, какое оно есть, какое мы испытываем, Ницше видит проявление извращенной чувственности: нам просто нравится жалеть, нравится смотреть на человеческое страдание[4]

Самое высокое, что есть, идеал человеческих отношений, Ницше видит в дружбе. Но женщины пока еще не способны на дружбу, продолжает он, - только на любовь. «Они, пока еще только бабочки или птицы, или в лучшем случае, - коровы[5]». Но многие ли из мужчин способны на дружбу, - вопрошает он.

Дружба, - это то, что возможно между двумя сильными личностями. Это не будет любовь, это не будет однозначная симпатия, душевная близость. Друзья будут сохранять друг между другом расстояние. Друг не станет для тебя ближним, евангельскому завету «возлюбить ближнего», Ницше противопоставляет требование любить дальнего.

В человеке, - каков он есть, даже в самом лучшем, - нечего любить, он жалок. Ему есть, чего стыдиться, он будет стыдиться друга, и будет стараться нарядиться для него в самые прекрасные одежды[6]. В человеке, как он есть, нечего любить, а своим состраданием и сочувствием мы бы унизили его. А когда мы его любим по настоящему, то есть когда это не любовь, а дружба, - то мы любим не его, а то, чем он мог бы стать, предчувствие, предвкушение, мечту о будущем, «сверхчеловека».

О ницшеанском понятии «сверхчеловека» много говорилось, но нельзя сказать, что где-то Ницше дает что-либо, похожее на определение (нельзя сказать, что же он конкретно имел в виду, возможно, он и сам не понимал).

То, что можно сказать: человек, по Ницше, - это не нечто законченное, а некая промежуточная форма, «канат, натянутый между животным и сверхчеловеком». Сущность человека (если можно здесь говорить о сущности) - в том, чтобы быть чем-то большим, чем он есть по сути. «Человек есть нечто, что нужно преодолеть», - пишет Ницше.

[1] «И вот какую тайну поведала мне сама жизнь. "Смотри, - говорила она, - я всегда должна преодолевать самое себя. Конечно, вы называете это волей к творению или стремлением к цели, к высшему, дальнему, более сложному - но все это образует единую тайну: Лучше погибну я, чем отрекусь от этого; и поистине, где есть закат и опадение листьев, там жизнь жертвует собою - из-за власти!» «Так говорил Заратустра» «О самопреодолении».

[2] «Двух вещей хочет настоящий мужчина: опасности и игры. Поэтому хочет он женщины как самой опасной игрушки. Мужчина должен быть воспитан для войны, а женщина - для отдохновения воина; все остальное – глупость». Ницше, «Так говорил Заратустра», глава «О старых и молодых бабенках».

[3] «Правда, на земле еще встречается местами что-то вроде продолжения любви, при котором то корыстное стремление двух лиц друг к другу уступает место новому желанию и алчности, общей высшей жажде стоящих над ними идеалов: но кто знает эту любовь? Кто ее пережил? Ее настоящее имя – дружба». Ницше, «Веселая наука», пар. 14.

[4] «Разве целомудрие я советую вам? У иных целомудрие есть добродетель, но у многих почти что порок. Они, быть может, воздерживаются - но сука-чувственность проглядывает с завистью во всем, что они делают. Даже до высот их добродетели и вплоть до сурового духа их следует за ними это животное и его смута. И как ловко умеет сука-чувственность молить о куске духа, когда ей отказывают в куске тела! Вы любите трагедии и все, что раздирает сердце? Но я отношусь недоверчиво к вашей суке. У вас слишком жестокие глаза, и вы похотливо смотрите на страдающих. Не переоделось ли только ваше сладострастие и теперь называется состраданием!». «Так говорил Заратустра», «О целомудрии».

[5] «Слишком долго в женщине были скрыты раб и тиран. Поэтому женщина не способна еще к дружбе: она знает только любовь. В любви женщины есть несправедливость и слепота ко всему, чего она не любит. Но и в знаемой любви женщины есть всегда еще внезапность, и молния, и ночь рядом со светом. Еще не способна женщина к дружбе: женщины все еще кошки и птицы. Или, в лучшем случае, коровы. Еще не способна женщина к дружбе. Но скажите мне вы, мужчины, кто же среди вас способен к дружбе?» «Так говорил Заратустра», «О друге».

[6] "Будь хотя бы моим врагом!" - так говорит истинное почитание, которое не осмеливается просить о дружбе. Если ты хочешь иметь друга, ты должен вести войну за него; а чтобы вести войну, надо уметь быть врагом… Ты должен быть к нему ближе всего сердцем, когда ты противишься ему. Ты не хочешь перед другом своим носить одежды? Для твоего друга должно быть честью, что ты даешь ему себя, каков ты есть?

Но он за это посылает тебя к черту! Кто не скрывает себя, возмущает этим других: так много имеете вы оснований бояться наготы! Да, если бы вы были богами, вы могли бы стыдиться своих одежд!...

Видел ли ты своего друга спящим? Испугался ли ты, что так выглядит твой друг? О мой друг, человек есть нечто, что должно превзойти». «Так говорил Заратустра» , «О друге».

____________________________________________________________________________