Что касается первого вопроса.

Нужно отметить, что в формировании французского материализма решающую роль сыграл Декарт с его физикой, с его пониманием мира как механизма.[6]. Предпосылкой этого материализма является картезианское понимание природы движения (вспомните принцип инерции (= первый закон Ньютона): тело, на которое не действует сила, продолжает двигаться с постоянной скоростью). Если количество движения при взаимодействии тел сохраняется, то мир может оказаться простым механизмом, который работает сам (и не нужно предполагать еще какую-либо душу, чтобы объяснить, как он функционирует).

Декарт рассматривает существование двух субстанций, материальной и духовной, французский же материализм – это ополовиненный Декарт: материя рассматривается в согласии с Декартом (как протяженная движущаяся субстанция) в допущении же существования второй субстанции не видят нужды.

Декарт (как было сказано) рассматривал мир, как механизм; тело человека или животного тоже как механизм. Но у человека, он полагал, есть так же душа (которая не вмешивается, впрочем, в жизнедеятельность тела). Душа мыслит. Нашу способность чувствовать (например, ощущать боль) Декарт так же связывает с душой.

Животные же, которым Декарт отказывает в обладании душой, оказываются у него простыми (не чувствующими) механизмами. То есть, животное, по Декарту, чувствует в том смысле, что, если его (например) уколоть, - последует соответствующая реакция организма. Но животное не переживает боль субъективно: у него просто нет (по Декарту) этой субъективности.

Мир в целом и отдельные организмы оказываются, по Декарту, мертвыми машинами, «живое» же в человеке Декарт связывает с душой (основная функция которой – мыслить).

Ламетри, развивая декартовскую мысль об организме-машине, пишет скандально известную работу «Человек-машина». В ней он, в частности, спрашивает: а почему же, собственно, не возможно быть машиной и чувствовать[7]? Так ли несовместимы эти два качества? Опыт скорее, говорит об обратном. Животные могут быть рассмотрены как механизмы (мы можем пронаблюдать их, отпрепарировать и понять, как они, эти механизмы работают). И в то же время, глядя на животных, логичнее заключить, что они живые и что они чувствуют (им тоже больно). И человек тоже в принципе ничем не отличается от животного (разве, что несколько большей сложностью). Но он тоже машина (мы можем покопаться и выяснить, как эта машина работает) и он чувствует.

Таким образом, Ламетри, в отличие от Декарта, говоря о человеке-машине, или животном-машине имеет в виду машину живую (чувствующую).

Итак, Ламетри предлагает рассматривать организм как живую (чувствующую) машину. Но чем же, все-таки, живое отличается от неживого, почему я или собака или лошадь чувствуем, а табуретка или настенные часы – нет? Ламетри не берется отвечать на этот вопрос. Однако вариант ответа мы сможем найти у Дидро[8].

Дидро говорит следующее: очевидно, способность ощущать мы должны приписать самой материи (помыслить это как ее сущностное свойство, подобно протяженности). Но эта изначально присущая материи способность ощущать проявляется в знакомом нам отчетливом виде только при наличии достаточно сложной организации.

Итак, согласно Дидро, вся материя, в принципе, чувствует, она скорее живая, чем неживая.