Концепция движения Аристотеля.

У Аристотеля мир один, и это – мир разнообразно движущегося сущего /если мир один (и этот, видимый мир – настоящий, а не мир теней), то движение приобретает смысл/.

Можно сказать, что Аристотель разбивает все сущее на классы в зависимости от того рода движения, которое ему присуще (в системе мира Аристотеля классификация сущего идет по видам движения).

Само понятие «движения» в философии Аристотеля гораздо шире чем то, к которому мы привыкли. Оно, по сути дела, включает все разнообразные изменения, которые происходят с вещью. Перемещение же в пространстве рассматривается Аристотелем как, всего лишь, один из видов движения (не слишком ему интересный).

Нужно сказать, что Аристотель, говоря о вещи, имеет в виду, прежде всего, живую вещь. Она у него выступает в качестве хорошего примера, на котором можно (удобно) говорить о вещи вообще.

Это гораздо позднее, в 17-м, 18-м веках, когда мир будет пониматься как механизм, живое будет истолковано из неживого (оно будет пониматься как частный случай неживого (механизма))[2]. У Аристотеля же наоборот, образцом вещи является живая вещь (а неживое рассматривается как своего рода частный случай живого).

Движение же, каким движется живая вещь, имеет две характерные особенности: 1) изменения, которые происходят с ней, всегда имеют некую цель (они целенаправленны), 2) а сила, которая вызывает эти движения (изменения), внутренне присуща самой этой вещи.

В случае с, собственно, живым эта сила называется «душой» (так ее можно назвать, так ее называет Аристотель).

Аристотель о душе.

Душа, согласно Аристотелю, является той причиной, по которой из семечка яблони вырастает яблоня (по которой на яблоне никогда не распустится кленовый лист). Душа, присущая животным, побуждает их преследовать добычу и убегать от опасности; побуждает их чувствовать боль и удовольствие. Душа, присущая человеку, побуждает его мыслить и самосовершенствоваться.

Душа, конечно же, проста и едина, но, отмечая это, Аристотель, в некоем ином смысле, говорит о «видах души» /или, даже, частях/.

1) Вегетативная душа (растениям присуща только она, вегетативная душа, так же есть у животных и у человека). Она отвечает за рост и размножение.

2) Чувственная душа. С ней связаны три предполагающих одна другую способности: ощущение, вожделение и движение. Животное мы отличим от растения (пишет Аристотель) по тому признаку, что оно чувствует (по крайней мере, осязанием самое примитивное животное обладает). Со способностью испытывать боль и удовольствие связана способность желать. И способность достигать желаемого /двигаться в узком смысле/.

3) Разумная душа. /Она мыслит и движет человека к совершенству/.

Сразу же обратим внимание, что, если Платона интересовала только человеческая душа, То Аристотель говорит о растениях, животных и человеке. Душа у Аристотеля – это то, что отличает живое от мертвого, движущее начало живого существа.

Живое отличается от неживого тем, что оно иначе движется: оно способно двигаться само, даже когда его ничто (внешнее) не толкает.

Согласно Платону, душа и тело (человека) – это две различных не очень-то связанных друг с другом сущности (тело всего лишь временное вместилище души). Поэтому он с легкостью заговаривает о переселении душ (тело, по Платону, – лишь временное вместилище души, и поэтому он допускает, что душа может после смерти вселиться в тело осла или, например, пчелы).

Согласно Аристотелю, душа и тело неразрывно связаны. Это не два раз личных сущих, а одно и тоже, с разных сторон: моя душа – это моя внутренняя суть, а тело – это то, в чем эта сущность воплощается. /Эта душа может быть душою только этого живого существа/.

/Аристотель говорит о том, что тело и душа связаны как возможность и действительность (осуществленность): тело – возможность души, душа – осуществленность (энтелехия[3]) тела/.

Аристотель не заговаривает о существовании души после смерти или до рождения (это было бы странно применительно к растениям и животным). Относительно разумной души человека Аристотель не высказывается однозначно[4]. Разумное по своей природе причастно бессмертному (и это мешает Аристотелю сделать вывод, что душа не бессмертна), с другой стороны, Аристотель говорит о душе вот этого конкретного живого существа, а не просто разумном начале в человеке.

/Возможно, Аристотеля нужно понимать так, что разумное начало в человеке вечно, а конкретная индивидуальность связана с телом и поэтому смертна/.

Так или иначе, ясно, что этот вопрос совсем не так важен для Аристотеля, как для Платона. /По Аристотелю, человек в этом мире, в общем-то, на месте. Только, быть может, ему еще только предстоит стать собой/.

---------------------------

Итак, Аристотель рассуждает о вещи, имея в виду, прежде всего живую вещь. Язык Аристотелевой философии лучше всего подходит для описания живого.

Но, конечно же, его философия охватывает весь универсум, и о неживом Аристотель не будет утверждать, что он живое. Душа живого существа – это его суть, можно сказать, его морфе. У неживого нет души. Но его морфе – нечто подобное душе.

Итак, можно сказать, что понятия «форма» («морфе») и понятие «душа», не будучи синонимами, глубоко аналогичны.

Возможность и действительность (энтелехия).

Говоря об отношении души и тела, Аристотель выражается следующим образом: «душа есть первая энтелехия есте­ственного тела, обладающего в возможности жизнью»[5]. Чистая возможность связывается им с материей, с материалом, из которого это живое существо (грубо говоря – с телом). Другое (противоположное) этому начало – полная определенность, законченность. Душа, как ее понимает Аристотель, есть внутренне присущий этой (живой) вещи эталон определенности, которому она стремится. Все сущее (в особенности живое) понимается Аристотелем как становящееся, находящееся где-то на пути между полной неопределенностью чистой материи и чистой определенностью законченной формы.

Все сущее, согласно Аристотелю, движется (меняется), потому что оно еще не стало тем, что оно есть по сути, (оно отчасти уже есть то, что оно есть, а отчасти еще нет).

Но эта самая суть, то, чем должно окончиться становление, уже неким образом присуще становящимся вещам (уже в них содержится или ими предполагается), - это и есть морфе вещи (в случае непосредственно живого сущего – его душа).

То есть, в мире Аристотеля ставшее, законченное (в смысле некой программы, конечной цели) всегда предшествует становлению. Мы бы сказали (опираясь на современную нам систему понятий) что возможность раньше действительности. У Аристотеля действительность (энтелехия) раньше возможности.

/Аристотелев мир – мир разнообразным образом становящегося сущего, но это становление всегда имеет предел/.