Вопрос 1. Гражданское процессуальное законодательство Российской Федерации. Основные новеллы гражданского процесса

Судебная реформа практически началась в нашей стране в 1991 г., когда была утверждена ее первая концепция. В на­стоящее время речь может идти о дальнейшем развитии судебной реформы и ее совершенствовании с учетом появив­шихся новых факторов в жизни государства и общества.

В1993 году по заданию Министерства юстиции Российской Федерации уже начал разрабатываться проект нового Гражданского процессуального кодекса. В 1995 году и в последую­щие годы, кончая 2000 годом, в Гражданский процессуальный кодекс, который официально был принят в 1964 году, вносились крупные изменения, которые по сути изменили в какой-то части многие институты гражданского судопроизводства. Однако, фрагментарное изменение ГПК РСФСР, естествен­но, не могло заменить принятие нового Гражданского процессуального кодекса России, отвечающего современному уровню развития общества, появлению рыночных отношений в нашей стране, изменениям, происходящим в других отраслях законодательства.

Проект нового ГПК неоднократно обсуждался на заседаниях Совета по совершенствованию правосудия при Президенте Российской Федерации, научно-практических конференциях. Дважды - в 1995 и 1997 годах проект публиковался в печати. В настоящее время проект ГПК прошел первое чтение в Государственной Думе.

Итак, какие же проблемы сейчас встают в связи с совер­шенствованием гражданского процессуального законодатель­ства и прежде всего новым ГПК?

Одна из основных проблем состоит в том, что новый Кодекс должен быть взаимно увязан с нормами материального пра­ва, формой принудительного осуществления которых явля­ется гражданское процессуальное законодательство. У нас, к сожалению, в этом отношении не все обстоит благополуч­но.

Целый ряд норм Гражданского кодекса, первая и вторая части которого были приняты в 1994 и 1995 годах, не получили реализации в процессуальных нормах. Прежде всего, это касается такой разновидности дел гражданского судопроиз­водства, как дела особого производства. Гражданский кодекс предусмотрел целый ряд новых институтов (в частности, таких как эмансипация), по-новому урегулировал отношения по признанию имущества бесхозяйным, защиты владельца ценных бумаг на предъявителя и др.

Всего этого в ныне действующем Кодексе нет. Поэтому тот проект, который был подготовлен и сейчас находится в Государственной Думе, многие эти положения учел. Раздел "Особое производство" в настоящее время, на мой взгляд, в дос­таточной мере связан с материальными нормами и реализует те положения, которые необходимо учесть при рассмотрении судом таких категорий дел. Это первая проблема в основном решена. Вместе с тем виды особого производства, имеющи­еся в проекте, нужно дополнить категорией дел об ограниче­нии или лишении несовершеннолетнего в возрасте от четыр­надцати до восемнадцати лет права самостоятельно распоряжаться своим заработком, стипендией или иными доходами, что вытекает из ст.26 Гражданского кодекса Российской Федерации. Почему-то в проекте ГПК эта категория дел особого производства не получила своего урегулирования.

Вторая проблема - это проблема подведомственности. При подготовке Гражданского процессуального кодекса и Арбит­ражного процессуального кодекса мы с этой проблемой стол­кнулись. Прежде всего задача состоит в том, чтобы максимально отказаться от альтернативной подведомственности, поскольку она отрицательно сказывается на формировании единообразной судебной практики.

Если обратиться к проектам кодексов, то там по целому ряду вопросов нет четкого и ясного разграничения: что же должен рассматривать арбитражный суд, а в каких случаях нужно прибегать к судам общей юрисдикции. Это, прежде всего, касается вопроса о признании незаконными действий нормативных актов. До настоящего момента этот вопрос це­ликом находится в ведении судов общей юрисдикции. По проекту АПК нормативные акты, которые касаются эконо­мической, предпринимательской сферы, смогут стать пред­метом контроля со стороны арбитражного суда. Но в связи с этим может возникнуть такая ситуация, когда один и тот же нормативный акт затрагивает и интересы гражданина и инте­ресы организации, в связи с чем может получить разную оценку со стороны арбитражного суда и суда общей юрисдик­ции. А это приведет к возникновению противоречивой и сложной ситуации.

До сих пор не получил разрешения вопрос о том, в каких случаях рассмотрение дел с иностранным элементом должно попадать в ведение арбитражного суда, а в каких случа­ях это должно стать предметом рассмотрения суда общей юрисдикции. Те дела, в которых участвуют иностранные организации, по проекту ГПК также могут рассматриваться судами общей юрисдикции. Здесь право выбора принадлежит заинтересованным лицам. Представляется, однако, что и в этом вопросе нужно четко размежеваться.

Далее, на мой взгляд, более ясное решение должен найти вопрос о разграничении полномочий между судами общей юрисдикции и арбитражными судами по признанию и испол­нению решений иностранных судов. Как известно, до настоящего времени этим вопросом занимались только суды общей юрисдикции, что предусмотрено Указом Президиума Верховного Совета СССР от 21.06.88 г., сохраняющим до сих пор юридическую силу. Проект АПК закрепляет положение о возможности осуществления арбитражными судами призна­ния и принудительного исполнения судебных актов иностранных судов в тех случаях, когда речь идет о решениях, связан­ных с экономическими спорами.

Следует, на наш взгляд, согласиться с позицией нашего Института, что в принципе наделение арбитражных судов указанной функцией возможно, но лишь при непременном условии четкого разграничения случаев рассмотрения ходатайств арбитражными судами и судами общей юрисдикции. Однако пока такой четкости в проекте АПК нет.

Хотелось бы также остановиться на видах производств внутри самого гражданского процесса. Этот вопрос по-разному решался на разных этапах. Был период, когда вообще все производство в рамках гражданского процесса хотели свес­ти к двум видам: исковому и особому. Иными словами, возни­кающие из административно-правовых (публично-правовых) отношений при такой классификации относили к исковым. Соответствующий раздел из проекта Гражданского процес­суального кодекса был удален. Это была одна крайность. Дру­гая крайность у нас затронула исполнительное производство.

Принятие самостоятельного федерального закона "Об исполнительном производстве" многих привело процессуалис­тов к выводу о том, что все нормы, касающиеся исполнитель­ного производства, должны быть исключены из Гражданского процессуального кодекса. И, следовательно, этого раздела в кодексе не должно быть. Поэтому в проекте ГПК 1995 г. сохра­нилось два вида производств: исковое и особое, а в 1997 году был исключен и раздел об исполнительном производстве.

В настоящее время можно сказать, что все встало на свои места. Более того, число производств внутри гражданского процесса увеличилось. Если в действующем ГПК обозначены три вида производств: исковое, особое и дела, возникающие из публично-правовых отношений, то в проекте ГПК к ним добавилось приказное производство и производство по исполнению судебных решений, связанных с функциями, выпол­няемыми судом. Нельзя отказаться от исполнительного производства в сфере гражданского процессуального регулирования, поскольку целый ряд действий, связанных с исполнением, выполняет именно суд. Все эти нормы сейчас существуют, сохранятся они и в новом ГПК.

Вместе с тем нужно отметить, что само исполнительное производство тесным образом связано с гражданским процессом. Оно по-прежнему остается стадией гражданского, рав­но как и арбитражного процессов, так как эффективность судебной защиты во многом зависит от максимального обес­печения реального исполнения судебных актов.

Тем не менее, примыкая очень близко, а частично входя в Гражданский процессуальный кодекс, нормы исполнительно­го производства нуждаются в совершенствовании. Изменения должны быть внесены и в Федеральный закон "Об исполни­тельном производстве". В частности, до сих пор действует устаревший Перечень имущества граждан, на которое не может быть обращено взыскание. Этот Перечень был составлен в 1964 году и с тех пор он не менялся. По проекту Перечень помещен в ГПК. Представляется, однако, что поскольку Перечень должен действовать не только в отношении дел, которые рассматривает суд общей юрисдикции, но и будет также применяться во всех случаях, когда речь пойдет об исполнении актов других юрисдикционных органов, более правильным было бы поместить его в Федеральном законе "Об исполнительном производстве".

Не урегулирован надлежащим образом и порядок проведе­ния торгов. Нет достаточно полного перечисления исполни­тельных документов, которые подлежат принудительному исполнению. Хотелось, чтобы внесение изменений в названный закон по времени не очень отставало от принятия нового Гражданского процессуального кодекса.

Необходимо также остановиться на двух весьма спорных проблемах - участии прокурора в гражданском процессе и надзорном производстве.

Проект ГПК существенно меняет правовой статус прокурора в гражданском процессе, сохранив за прокурором право обращения в суд общей юрисдикции только в защиту публич­но-правовых интересов либо прав и охраняемых законом интересов граждан, которые по уважительным причинам сами не могут осуществить такую защиту в силу состояния здоровья, недееспособности. Проект отказался от второй формы участия прокурора в процессе - дачи заключения по гражданским делам. С таким решением вопроса, на наш взгляд, нельзя согласиться, поскольку остается нереализованной правозащитная функция прокурора.

Представляется необходимым сохранить, но в строго ограниченных законом случаях, участие прокурора в гражданс­ком процессе для дачи заключения по делам, имеющим осо­бую социальную значимость, например, о признании граждан недееспособными, безвестно отсутствующими, умершими, об усыновлении, отмене усыновления. Названные нормы имеются в семейном законодательстве и в действующем ГПК РСФСР.

В проекте ГПК надзорное производство рассматривается как чрезвычайная стадия процесса, возникающая по проте­стам определенных должностных лиц суда. Предлагаемый порядок, хоть и несколько видоизмененный по сравнению с действующим, по-прежнему носит административный харак­тер и не учитывает в полном объеме принципы диспозитивности и состязательности. Это дает основания Европейскому Суду по правам человека рассматривать кассационную ин­станцию в качестве суда, которым исчерпываются в России национальные средства судебной защиты. Представляется, что деятельность судов в этой стадии должна возникать по жалобам заинтересованных лиц, подлежащим рассмотрению коллегиями судей. Аналогичное регулирование предусмотре­но и в новой редакции Арбитражного процессуального кодек­са, прошедшего летом первое чтение в Государственной Думе.

Единообразное регулирование надзорного производства позволит реализовать одно из важных положений судебной реформы об унификации норм гражданского и арбитражно­го процессуального права, регулирующих сходные процес­суальные правоотношения, когда объект судебной защиты не предопределяет своеобразие правого регулирования.

Следует, на наш взгляд, отказаться также от усеченных объемов проверки судебных постановлений, вступивших в законную силу, когда надзорная инстанция вправе отменить решение в случае нарушения норм материального и процес­суального права, не оценивая правильность решения с точки зрения его обоснованности. Этот подход носит искусственный характер, так как обоснованность невозможно отделить от законности решения. Кроме того, такое ограничение проверки может отрицательно сказаться на защите прав и интересов лиц, участвующих в деле.

Далеко не бесспорно и правило об установлении трехлет­него срока для обращения с заявлением о пересмотре дела в порядке надзора, поскольку судебная ошибка должна быть исправлена и ее существование не может быть оправдано обеспечением стабильности в гражданских отношениях.

В рамках судебной реформы целесообразно более четко провести разграничение подведомственности между судом и системой нотариата. С целью дальнейшего развития правовых институтов, альтернативных судебной системе, к числу ко­торых относится и нотариат, следует активнее использовать его потенциал.

Нотариат в Российской Федерации представляет собой публично-правовой институт предупреждения правонаруше­ний. Он призван и способен обеспечить каждую из сторон гражданского оборота беспристрастной и независимой правовой защитой уже на стадии оформления права или договора. Тем самым исключается необходимость обращения сторон за за­щитой прав и интересов в судебном порядке. Нотариальное удостоверение договора придает ему присущий публично-правовым документам характер юридической достоверности, которая гарантирует доверие в юридических отношениях сторон сделки и обеспечивает их правовую надежность.

Не случайно в Резолюции Европейского Парламента от 18 января 1994 г. о нотариате в Европейском Сообществе в каче­стве одного из общих элементов профессии нотариуса в стра­нах Европейского Сообщества названо выполнение нотари­усом функции предупредительного правосудия, позволяю­щей не доводить дело до суда путем устранения или снижения вероятности возникновения споров.

Судебная практика последних лет свидетельствует о том, что имеет место значительное число обращений в суд как граждан, так и юридических лиц с заявлениями, не содержащими спора о праве. В этой связи желательно усовершенство­вать и законодательно обновить существующий перечень документов, по которым взыскание задолженности произво­дится в бесспорном порядке на основании исполнительных надписей органов, совершающих нотариальные действия.

В качестве одного из способов достижения стабильности в правовой сфере и разгрузки судов можно предложить расши­рение перечня нотариальных актов, имеющих силу исполни­тельных документов. К таковым следовало бы отнести не только нотариально удостоверенные соглашения об уплате алиментов, исполнительные надписи нотариуса, но и нота­риально удостоверенные соглашения между залогодержате­лем и залогодателем, заключенные после возникновения оснований для обращения взыскания на предмет ипотеки, минуя суд, нотариально удостоверенные протесты векселей, нотариальное удостоверение неоплаты чеков, нотариальное удостоверение внесудебных мировых соглашений, а также иные нотариальные акты в сфере бесспорных примиритель­ных процедур.

При формулировании норм о распределении бремени доказывания в суде целесообразно было бы, на наш взгляд, ос­вободить от доказывания в судебном процессе обстоятельства, содержащиеся в нотариальном акте, не лишая при этом дру­гую сторону права их оспаривания. Предложенная новелла отнюдь не свидетельствует о введении в процесс предустанов­ленных доказательств, а лишь предлагает более разумное распределение обязанностей по доказыванию между сторонами.

С целью предотвращения возможных судебных споров, ускорения процедуры регистрации юридических лиц, сокра­щения теневого бизнеса, обеспечения защиты прав и закон­ных интересов акционеров, участников иных хозяйствующих структур целесообразно возложить на нотариусов удостоверение учредительных документов юридического лица и пе­редачу их в регистрирующий орган для регистрации юриди­ческого лица. Можно возложить на нотариуса ведение протоколов собраний акционеров и участников иных хозяйствующих структур.

Реализация указанных предложений потребует внесения изменений в действующее законодательство о нотариате, об исполнительном производстве, в гражданский процессуальный и арбитражный процессуальный кодексы, а также в некоторые иные законодательные акты

О процессуальном "равноправии" участников гражданского и арбитражного процесса

В соответствии со ст. 123 Конституции РФ "судопроизводство в Российской Федерации осуществляется на основе состязательности и равноправия сторон". Эти основные принципы судопроизводства предполагают предоставление равных возможностей для защиты прав и законных интересов граждан и организаций процессуальным противникам в судебном процессе (ст. 14 ГПК РСФСР (далее - ГПК), ст. 7, ч. 4 ст. 34 АПК РФ (далее - АПК). Принцип состязательности относится к числу основополагающих принципов гражданского и арбит­ражного судопроизводства, соблюдение которого обеспечи­вает полноту формирования процессуального материала и создает предпосылки для всестороннего, полного и объектив­ного установления обстоятельств дела.

Задачами осуществляемой в России судебной реформы должно явиться формирование гражданского и арбитражно­го судопроизводства на началах состязательности и равнопра­вия сторон при реальном обеспечении прав и законных инте­ресов всех участников судебного процесса, в том числе адвоката и прокурора.

Адвокатура, как независимая, общественная организация, в известной мере призвана выступать в роли гаранта по соблю­дению субъективных прав граждан и организаций как в граж­данском, так и арбитражном судопроизводстве. Адвокат ука­зан в числе лиц, которые могут выступать в качестве представителей стороны или третьего лица в суде (ст. 44 ГПК, ст. 50 АПК РФ).

В гражданском и арбитражном процессе целью такого представительства является оказание юридической помощи и защита нарушенных и оспариваемых прав и законных ин­тересов обратившегося. Как свидетельствует судебная прак­тика, чаще всего представителями в суде выступают имен­но адвокаты. Они занимают ведущее место среди представителей в деле охраны прав и законных интересов граждан и организаций. И это не случайно, поскольку адвокаты - это лица, обладающие специальными знаниями в области права и практическим опытом осуществления представительских полномочий в суде, для которых защита и оказание юриди­ческой помощи в защите прав и интересов других лиц - про­фессиональное занятие. Поэтому для них не безразлично, какой статус и объем процессуальных прав они имеют в судебном процессе.

Адвоката от иных представителей отличает то, что члены коллегии адвокатов в соответствии со ст. 11 Положения об адвокатуре РСФСР (далее - Положение) должны иметь выс­шее юридическое образование, пройти соответствующую стажировку, не иметь судимости и быть безупречными в нравственном отношении. Их деятельность и членство в кол­легиях адвокатов постоянно контролируется Президиумами коллегий адвокатов, которые оказывают им методическую помощь. Деятельность же иных представителей, которые часто оказывают лишь разовую помощь, среди которых много случайных и юридически неподготовленных людей, законом не регламентирована.

Адвокату же в соответствии со ст. 15 Положения предоставлено право осуществлять запросы через юридическую кон­сультацию об истребовании различных справок, характери­стик и т. д. Он обладает также адвокатским иммунитетом, поскольку не может быть допрошен об обстоятельствах, ко­торые стали ему известны в связи с исполнением им профессиональных обязанностей представителя. Иной же предста­витель таких прав не имеет. Поэтому, именно на адвокатов возлагается надежда всех заинтересованных лиц на получение наиболее квалифицированной юридической помощи в гражданском или арбитражном процессе.

Как внесудебное гражданское, так и судебное процессуаль­ное представительство регламентируют такие отношения, при которых представитель выступает в защиту чужих, а не своих интересов, совершая в то же время определенные самостоятельные действия от имени обратившегося к нему за помощью лица. Для осуществления действий по распоряже­нию правом представляемого (отказ от иска, признание иска, заключение мирового соглашения и т. д.) судебный предста­витель в лице адвоката, как указано в ст. 46 ГПК (ст. 54 про­екта ГПК РФ), ст. 50 АПК должен иметь специальную дове­ренность, без которой он не вправе ни предъявить самостоятельно иск, ни обжаловать незаконное решение или определение суда и т. д. Полномочие адвоката удостоверяет­ся ордером, выданным юридической консультацией, который дает ему лишь право только на совершение процессуальных действий, не связанных с распоряжением материальными правами доверителя. На наш взгляд, существующее положение статуса адвоката в современном гражданском и арбитраж­ном процессе не в полной мере отвечает защите прав и закон­ных интересов граждан и организаций, интересы которых ему приходится отстаивать в суде.

Рассматривая вопрос о процессуальном статусе представи­телей в гражданском и арбитражном процессе, необходимо отметить, что он по-прежнему относится к числу дискусси­онных. Так, закон (ст. 29 ГПК) не относит представителей ( в том числе адвоката) к числу лиц, участвующих в деле и во­обще не упоминает их в этом перечне. Арбитражно-процессуальный кодекс (ст. 32 АПК) относит представителя (адвоката) наряду со свидетелями, экспертами, переводчиками к инымучастникам арбитражного процесса, задачей которых явля­ется содействие нормальному ходу судебного разбирательства и вынесению обоснованного решения.

Вместе с тем, такое определение процессуального положе­ния представителя (адвоката) является неверным, поскольку у него иные задачи, чем у свидетеля, эксперта, переводчи­ка. Представитель хотя и выполняет данное ему поручение, он вместе с тем, в отличие от свидетеля, эксперта, перевод­чика имеет в деле самостоятельный процессуальный интерес. Главная задача представителя в первую очередь состоит в оказании юридической помощи своему доверителю, а уже затем в содействии осуществлению правосудию.

В свое время М. А. Гурвич выдвинул тезис о том, что представитель не является лицом, участвующим в гражданском деле, поскольку не заинтересован в его исходе. Однако, вряд ли можно согласиться с данной точкой зрения и вот почему.

Судебный представитель в лице адвоката является субъектом гражданских и арбитражных процессуальных отношений. Проф. М. А. Викут в своей работе "Строго соблюдать права лиц, участвующих в гражданском деле" справедливо отмечает, что заинтересованность в гражданском и арбитражном процессе может быть не только материальной, но и процессуальной. В противном случае лицами, участвующими в деле, следовало бы признавать только стороны и третьих лиц.

По нашему мнению, представитель хотя и выполняет дан­ное ему поручение, он вместе с тем своими действиями ока­зывает влияние на развитие процесса и имеет в деле самостоятельный процессуальный интерес, поскольку сам выбирает пути и способы защиты интересов своего доверителя. Именно в этом и состоит процессуальная заинтересованность представителя.

Безусловно, что для самого адвоката исход гражданского или арбитражного дела, в котором он принимает участие, не создает, не изменяет и не прекращает материально-правовых отношений. Вместе с тем, для его процессуального положения, профессионального престижа немаловажно, каким результатом закончится рассмотрение дела. Имеет также значение для него и решение вопроса о том, насколько профессионально было выполнено поручение своего доверителя, поэтому он крайне заинтересован в вынесении судом ре­шения определенного (позитивного) содержания. Именно в этом состоит процессуальная заинтересованность адвоката. В противном же случае лицами, участвующими в деле, следовало бы признавать только стороны и третьих лиц.

Среди лиц, участвующих в деле в гражданском и арбитражном процессе помимо сторон, третьих лиц, также указаны -прокурор, органы государственного управления, профсоюзы, государственные предприятия, учреждения, их объединения, другие общественные организации или отдельные граждане, обратившиеся в суд за защитой прав и законных интересов других лиц.

Однако перечисленные лица также не имеют материально-правового интереса по делу, но вместе с тем обладают правом: обращаться самостоятельно в суд, знакомится с материалами дела, делать выписки из них, снимать копии, заявлять отводы, представлять доказательства, участвовать в исследовании доказательств, обжаловать и опротестовывать решения и определения суда и т. д. В связи с этим возникает вопрос - почему адвокат (также отстаивающий права и законные интересы других лиц) не должен обладать таким же объемом прав, как и все перечисленные участники процесса?

Бесспорно, что функция, например, прокурора в граждан­ском и арбитражном процессе не является односторонней,в отличие от функции адвоката. Прокурор в определенных случаях обязан отказаться поддерживать иск - адвокат не вправе это осуществить без специально оговоренных полномочий; прокурор выполняет государственно-правовую функцию, остается представителем системы прокуратуры и потому обязанреагировать на любые нарушения закона.

На адвокате такая обязанность не лежит: он представляет интересы своего доверителя и действует в пределах, не про­тиворечащих этим интересам. Кроме того, прокурор обязан опротестовать незаконное решение (определение) суда, не­зависимо от того, отвечает или нет это интересам лица, в пользу кого предъявлен иск. Адвокат ограничен и в этом от­ношении пределами принятого поручения. Действительно, достаточно доверителю отменить свое поручение и должен отпасть процессуальный интерес адвоката в совершенствова­нии процессуальных действий в целях достижения положи­тельного для доверителя результата разрешения дела. Вме­сте с тем, адвокат не только "нанятое лицо", интерес которого должен заключаться только в отстаивании любой ценой позиции своего доверителя, но и профессиональный юрист, имеющий также и свою гражданскую позицию и ко­торый не должен оставаться безразличным к нарушениям закона, от кого бы это не исходило.

Не исключено, что эти нарушения закона впоследствии могут быть исправлены на стадии пересмотра дела, однако в итоге это будет противоречить принципу процессуальной экономии и эффективности осуществления правосудия.

Кроме того, вряд ли адвокат, юрист по образованию, пред­примет какие-либо процессуальные действия во вред свое­му доверителю, например, в плане апелляционного или кас­сационного обжалования незаконного решения или определения суда в интересах доверителя даже без его согла­сия, поскольку последний, отказался от дальнейшей борьбы, либо в силу каких-либо обстоятельств лишен возможности это осуществить. Тем более, что это ни в коей мере не нару­шит принципа диспозитивности, поскольку, что самостоятельные действия адвоката в конечном счете будут направ­лены на восстановление нарушенных прав и законных инте­ресов доверителя, да и в целом соблюдения законности и га­рантом этого будет являться вышестоящая судебная инстанция. Вместе с тем, закон (ст. ст. 282, 318-1 ГПК) разре­шает обжаловать в апелляционном и кассационном порядке решения судов только сторонам и лицам, участвующим в деле, к которым адвокат не относится.

Это также относится и к надзорной инстанции, когда сто­ронам и другим лицам, участвующим в деле, направляются копии протеста, принесенного по их делу, а адвокату-представителю - нет (ст. 325 ГПК), что лишает его возможности своевременно представить письменные объяснения на про­тест и дополнительные материалы, то есть активно участво­вать в доказывании и защите прав и законных интересов сво­его доверителя. Однако закон в настоящее время по-прежнему лишает адвоката в отличие от прокурора возможности это осуществить, что свидетельствует об их процессуальном неравенстве в гражданском и в арбитражном процессе и ущемлении процессуальных прав адвоката. Ведь наделение адвоката и прокурора равными процессуальными правами в судебном процессе позволит им полноценно состязаться перед судом.

Поэтому, предоставляя одной стороне конкретные процес­суальные права, законодатель должен наделить аналогичны­ми правами и другую сторону. Принцип процессуального рав­ноправия сторон имеет важное значение на всех стадиях гражданского и арбитражного процесса и является необходи­мой предпосылкой состязательности судебного процесса.

Вместе с тем, необходимо признать, что в настоящее время прокурор находится в более выгодном процессуальном положении, нежели адвокат. Однако, М. Матиевский правиль­но отметил в своей работе "Состязательная форма советско­го гражданского процесса" процессуальное равенство сторон не должно нарушаться при рассмотрении любого граждан­ского дела, в том числе и возбужденного по инициативе прокурора. В связи с изложенным, нам представляется более правильной позиция по данному вопросу таких ученых-процессуалистов как М. К. Треушников, А. А. Мельников, Е. В. Сологубова и других, согласно которой представителей над­лежит относить к лицам, участвующим в деле.

На настоящем этапе развития судебной системы, когда суд соблюдая принцип состязательности в основном стал выполнять лишь "наблюдательные" функции, крайне необходимо сбалансировать права и обязанности участников процесса, для чего предоставить адвокату объем тех прав, которые предоставлены лицам, участвующим в деле, в том числе и прокурору. Вместе с тем, в настоящее время прокурор обладает большими процессуальными правами по сравнению с правами адвоката в гражданском и арбитражном процессе. Это, в частности, относится ко второй форме участия прокурора в гражданском процессе, когда он и предъявляет иск и одновременно дает правовое заключение по делу. На наш взгляд, это нарушает баланс процессуальных прав всех участников про­цесса, что недопустимо для состязательного судебного процесса.

Поэтому, при сохранении форм участия и цели (надзор) прокурора в судопроизводстве, надзорные полномочия при­менительно ко второй форме участия прокурора в граждан­ском судопроизводстве, на наш взгляд, должны быть сокра­щены с учетом расширения принципа диспозитивности и пределов защиты частноправовых интересов. То есть, по делам, где прокурор выступает как процессуальный истец в защиту государственных, общественных интересов и прав граждан, он не вправе давать заключение по делу.

К сожалению, в российском гражданском и арбитражном процессуальном законодательстве адвоката-представителя по-прежнему относят к лицам, содействующимсуду нарав­не с такими юридически незаинтересованными участниками судопроизводства, как свидетелями, переводчиками, экспер­тами и т. д., которые участвуют в процессе исключительно в целях именно содействияосуществлению правосудия. К сожалению, не относит адвоката к лицам, участвующим в деле и ст. 34 проекта ГПК РФ. Однако законодатель односторонне указывая на деятельность адвоката только в содействии правосудию в установлении истины по делу, вместе с тем не упомянул о том, что последний всю свою профессиональную деятельность должен в первую очередь подчинять интересам защиты прав и законных интересов своего доверителя, иначе он не выполнит своего профессионального долга.

С таким дискриминационным положением адвоката-пред­ставителя в гражданском и арбитражном процессе Российской Федерации согласится нельзя. Это, на наш взгляд, является следствием недостаточно четкого правового определения процессуального положения судебного представителя, слу­чаем формального несовершенства закона. Например, ГПК Республик Молдовы, Беларуси, Таджикистана относят пред­ставителей к лицам, участвующим в деле.

В период проведения судебной реформы в нашей стране создание системы правосудия, позволяющей гражданам, организациям, государству полноценно защищать свои права и законные интересы, реализуя таким образом свое конституционное право на судебную защиту с помощью адвокатов, - одна из важнейших задач, стоящих перед Россией в настоящий момент. Провозгласить право недостаточно. Необходимы соответствующие средства, которые бы обеспечили их полноценное признание и защиту в современном состязательном процессе.

Президент России В. В. Путин на Всероссийском совещании прокуроров справедливо отметил, что "о правах человека мы больше привыкли говорить, чем по-настоящему защищать эти права". Поэтому, изложенное дает все основания утвер­ждать, что адвокат должен быть признан лицом, участвую­щим в деле. Это даст ему возможность, также как, например, прокурору, активно и в полной мере осуществлять правозащитные функции.

О подведомственности и подсудности дел по искам о возмещении вреда, причиненного в ходе судебной деятельности по гражданским делам

Данная проблема весьма актуальна в контексте совершенствования гражданского судопроизводства - Конституционный Суд РФ в своем постановлении № 1-П от 25 февраля 2001 г. по делу о проверке конституционности положения п.2 ст.1070 ГК по существу пришел к следующим выводам: на основании п.2 ст.1070 ГК государством подлежит возмещению вред, причиненный при осуществлении правосудия посредством гражданского судопроизводства в результате принятия незаконных судебных актов, разрешающих спор по суще­ству; данное положение в его конституционно-правовом смысле, выявленном в данном постановлении и во взаимосвязи со ст.6 и 41 Европейской конвенции по защите прав чело­века и основных свобод, не может служить основанием для отказа в возмещении государством вреда, причиненного при осуществлении гражданского судопроизводства в иных случаях (а именно, когда спор не разрешается по существу в результате незаконных действий (или бездействия) суда (су­дьи), если вина суда установлена не приговором суда, а иным соответствующим судебным решением.

При этом Конституционный Суд пришел к выводу, что в таких случаях не действует положение о презумпции вины причинителя вреда (п.2 ст.1064 ГК), а основания и порядок возмещения вреда, а равно подведомственность и подсудность соответствующих дел, подлежат законодательному урегули­рованию.

В связи с этим возникает три группы проблем. Первая -подлежит ли возмещению вред, причиненный в процессе судебной деятельности, до законодательного урегулирования оснований и порядка его возмещения. Вторая - какова подве­домственность и подсудность соответствующих дел. Третья -о путях законодательного урегулирования материально-пра­вовых и процессуальных аспектов разрешения соответствующих дел.

Хотя материально-правовые аспекты возмещения вреда не являются темой настоящей работы, тем не менее, надо вкрат­це рассмотреть их, поскольку при отрицательном ответе на вопрос о наличии самого материального права на возмещение вреда, причиненного в процессе судебной деятельности, утрачивается актуальность рассмотрения и процессуальных вопросов, а именно - подведомственности и подсудности соответствующих дел.

Как представляется, предписания Конституционного Суда о необходимости законодательного определения оснований и порядка возмещения государством вреда, причиненного незаконными действиями (бездействием) суда, не должны по­ниматься в том смысле, что до такого определения такой вред не подлежит возмещению вовсе. Иное противоречило бы ст.53 Конституции РФ, в том числе и в том ее истолковании, которое дал Конституционный Суд в рассматриваемом постановлении. В нем указано лишь, что нет оснований для примене­ния ответственности государства независимо от вины суда, однако при этом подчеркнул, что незаконные виновные дей­ствия (бездействие) судьи (если они не относятся к принятию актов, разрешающих дело по существу), должны рассматриваться как нарушение права на справедливое судебное разбирательство, что предполагает необходимость справедливой компенсации лицу, которому причинен вред нарушением этого права (п.6 постановления).

В отсутствие законодательно установленных специальных положений об основаниях ответственности государства за вред, причиненный в процессе судебной деятельности в ука­занных Конституционным Судом случаях, следует признать, что применению подлежат (с учетом сделанных Конституционным Судом оговорок) общие положения о возмещении вре­да, в частности, ст.ст.15, 16 п.1 ст.1064, ст.1069 ГК.

Касаясь субъективных оснований ответственности, видимо, следует прийти к выводу, что пока нет причин связывать как возможность возмещения вреда, так и его объем с формой вины причинителя вреда (умысел или неосторожность). Собственно, и применительно к вреду, причиненному незаконным решением суда (п.2 ст.1070 ГК), когда вина судьи установлена приговором суда, законодатель не связывает обязанность возмещения вреда с формой вины судьи. Как отметил Консти­туционный Суд, п.2 ст.1070 ГК связывает ответственность государства с преступным деянием судьи, совершенным как умышленно (ст.305 УК), так и вследствие недобросовестно­го или небрежного отношения к службе (ст.293 УК). Следовательно, "государство возмещает вред во всех случаях, ког­да он причинен преступным деянием судьи при осуществлении судопроизводства" (п.4 постановления). В отсутствие специ­альных законоположений об освобождении государства от ответственности за неумышленно причиненный вред, причи­ненный при осуществлении судебной деятельности в иных случаях (не связанных с вынесением судебного акта, разре­шающего спор по существу), очевидно, следует исходить из положений п.1 ст.401, ст.1064 (кроме п.2) и ст.1083 ГК.

Что же касается порядка возмещения вреда, то в отсут­ствие специальных правил действуют опять-таки общие правила (в частности, п.2 ст.15, ст.ст.1071, 1082 ГК).

Из спорных вопросов, относящихся к материально-правовой стороне дела, пожалуй, наиболее значимым остается вопрос о круге судебных актов, которыми "дела не разрешаются по существу и материально-правовое положение сторон не определяется" (п.5 постановления). Относится ли, например, к таким судебным актам определение о прекращении производства по делу в связи с утверждением мирового согла­шения или постановления, определения судов апелляцион­ной, кассационной и надзорных инстанций, когда ими оставляется в силе обжалуемое решение, либо оно отменяется и дело направляется на новое рассмотрение? Такого рода постановления, определения вышестоящих инстанций не опре­деляют материально-правовое положение сторон, не разре­шают спор по существу, поскольку новое решение не выносится, ранее вынесенное решение не изменяется. Зна­чит, по букве постановления Конституционного Суда эти судебные акты не охватываются понятием "осуществление правосудия" в том его смысле, в каком оно употребляется в П.2СТ.1070ГК

Независимо от наличия либо отсутствия самого материального права у заявителя получить компенсацию вреда его право обращения в суд за защитой полагаемого им права не может быть поставлено под сомнение, в том числе по моти­вам неурегулированности (либо недостаточной урегулированности) вопросов подведомственности и подсудности соответ­ствующих дел. Иное противоречило бы ст.46, 52 Конституции, ст.6 Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод, правовым позициям Конституционного Суда, неоднократно формулировавшимся им ранее.

Тем более, что подведомственность и подсудность такого рода дел, в принципе, может быть определена и в рамках действующего законодательства, хотя, конечно, споров о разграничении подведомственности этих дел не избежать. Так, не вызывает сомнения, что спор о возмещении вреда является спором, вытекающим из гражданских правоотноше­ний. Соответственно по субъектному признаку требование потерпевшего к казне подлежит рассмотрению в арбитраж­ных судах (ст.22 АПК), если потерпевшим является юридичес­кое лицо или индивидуальный предприниматель (независи­мо от того, виновными действиями суда общей юрисдикции или арбитражного суда причинен вред) либо судом общей юрисдикции, если потерпевший является гражданином, не являющимся предпринимателем (ст.25 ГПК).

Значительно сложнее обстоит дело с предметным признаком подведомственности, а именно, касаются ли спорные отношения (из причинения вреда) экономической деятельно­сти лица либо не связаны с такой деятельностью. В особенности это относится к случаям с участием индивидуальных предпринимателей и некоммерческих организаций. В качестве ориентира здесь может быть использована имеющаяся прак­тика разграничения подведомственности по указанному при­знаку, в частности по делам, связанным с обжалованием постановлений о привлечении индивидуальных предприни­мателей к административной ответственности в связи с осу­ществлением ими такой деятельности (Информационное письмо Высшего Арбитражного суда РФ от 19.06.98 г. № 35¹, от 12.05.99 г. № 40), о защите деловой репутации (п.13 Информационного письма ВАС РФ от 23.09.99 г.№ 4). Следующая проблема, влияющая на подведомственность -участие в деле причинителя вреда, т.е. суда. Необходимо ли такое участие и если да, то в каком качестве? Кто конкрет­но должен привлекаться к участию в деле - суд, как юриди­ческое лицо, судья (судьи) которого причинили вред в процес­се судебной деятельности, или сам этот судья (судьи)?

Коль скоро ответственность государства за вред Конститу­ционный Суд связывает с виновностью судьи как должност­ного лица, то очевидно, что судья, действия (бездействие) которого будут оцениваться судом как незаконные и винов­ные в деле по деликтному иску, может быть привлечен к участию в деле в качестве третьего лица без самостоятель­ных требований (ст.39 АПК, ст.38 ГПК). По действующему законодательству это означает, что арбитражные суды не могут рассматривать дела с участием физических лиц, не являющихся предпринимателями. Однако в проекте АПК решается этот вопрос несколько иначе — заявление, приня­тое арбитражным судом с соблюдением правил подведом­ственности, должно быть рассмотрено им по существу, хотя бы в дальнейшем в дело привлечен в качестве третьего лица без самостоятельных требований гражданин, не .являющийся предпринимателем (п.4 ст.28 проекта АПК).

Что касается подсудности, то ее уяснение связано, преж­де всего, с определением надлежащего ответчика, или точ­нее, органа, уполномоченного выступать в суде от имени Российской Федерации в соответствующем качестве (п.1 ст.125 ГК). Статья 1069 ГК указывает, что вред, причиненный в результате незаконных действий (бездействия) государствен­ных органов, подлежит возмещению за счет казны. От имени последней в силу ст.1071 ГК выступают соответствующие финансовые органы, если в соответствии с п.3 ст.125 ГК эта обязанность не возложена на иной орган. В Постановлении № 6/8 от 01.07.96 г. Пленума Верховного Суда РФ и Плену­ма Высшего Арбитражного Суда РФ (п.12) было разъяснено, что предъявление иска непосредственно к органу, допустив­шему нарушение, не может служить основанием к отказу в принятии искового заявления или к его возвращению без рассмотрения. В этом случае суд привлекает в качестве ответ­чика соответствующий финансовый или иной управомоченный орган. Таким образом неправильное указание заявителем органа, уполномоченного выступать в качестве ответчика (и соответственно, ошибочное определение им подсудности) не влечет отказа в судебной защите. Однако, это не снимает проблемы корректного определения соответствующего органа судом, рассматривающим дело.

В Бюджетном Кодексе РФ (п.10 ст.158) органом, управомоченным выступать в суде от имени казны Российской Феде­рации по иску о возмещении вреда, причиненного незакон­ными решениями, действиями (бездействием) соответствую­щих должностных лиц и органов ведомственной принадлеж­ности, назван главный распорядитель средств федерального бюджета. Применительно к федеральной судебной системе главными распорядителями в соответствии с Федеральным Законом от 27.12.2000 г.№ 150-ФЗ "О федеральном бюдже­те на 2001 г." являются Верховный Суд РФ, Судебный де­партамент Верховного Суда РФ, Высший Арбитражный Суд РФ и Конституционный суд РФ.

Соответственно, пунктом 10 ст.158 Бюджетного Кодекса фактически введено ограничение ответственности государ­ства за вред, причиненный его органами - выплата средств по исполнительным листам производится за счет казны Российской Федерации из средств федерального бюджета, вы­деленных федеральным органам исполнительной власти как главным распорядителям средств федерального бюджета. Практически по такого рода искам это означает, что государство отвечает не всем имуществом казны (как, например, при обязательствах по государственному долгу - п.2 ст.97 ВК), а лишь частью этого имущества, а именно, средствами федерального бюджета, причем лишь той их частью, которая выделена соответствующему главному распределителю.

С другой стороны высшие судебные органы, являясь глав­ными распорядителями средств федерального бюджета, не относятся к федеральным органам исполнительной власти. Соответственно, п.10 ст.158 БК в указанной выше части не применим к выплатам по возмещению вреда, причиненного в процессе судебной деятельности.

В силу ст.239 Бюджетного кодекса иммунитет бюджета предполагает возможность обращения взыскания на бюджет­ные средства на основании судебного акта только в двух слу­чаях, одним из которых названо возмещение убытков, при­чиненных в результате противоправных действий (бездействия) государственных органов.

Таким образом складывается ситуация, когда:

а) высшие судебные органы являются ответчиками от имени казны по требованиям о возмещении вреда, причинен­ного судебной деятельностью как главные распорядители средств федерального бюджета;

б) взыскание соответствующих сумм осуществляется не из средств, выделенных указанным органам, как главным рас­порядителям.

Практически, это, видимо, должно означать, что подсудность таких дел определяется по месту нахождения высших судебных органов, а Министерство финансов РФ как орган, отвечающий за исполнение бюджета (ст.165 БК) должно при­влекаться в качестве третьего лица без самостоятельных требований на стороне ответчика.

Одна из проблем подсудности - как быть в ситуации, когда суд, причинивший вред, и суд, рассматривающий иск о его возмещении, совпадают. Поскольку законодательно не уста­новлено, что в подобных случаях подсудность должна быть изменена, то следует прийти к выводу, что такие дела под­лежат разрешению в суде, причинившем вред.

В проекте АПК (ст.42) предусмотрена передача дела из одного арбитражного суда в другой арбитражный суд того же уровня, если одной из сторон в споре является тот же арбитражный суд. В проекте ГПК (ст.ЗЗ) подобной нормы не содер­жится, хотя п.4 ч.2 этой статьи предусматривает передачу дела вышестоящим судом в другой суд, если после отвода судей либо по другим причинам замена судей или рассмотрение дела в данном суде становятся невозможны.

Хотя в ст.42 проекта АПК и говорится о случае, когда суд является стороной в деле, а в рассматриваемых ситуациях суд - причинитель вреда - не является ответчиком, полагаем, что обе ситуации схожи - в принципе, конечно, нежелатель­но, чтобы тот же суд, судья (судьи) которого причинил вред, рассматривал и иск о его возмещении, хотя бы и не участвуя в деле в качестве стороны либо третьего лица. Тем более, что это связано, прежде всего, с установлением оснований ответ­ственности, т.е. установлением противоправности и виновно­сти действий (бездействия) судьи (судей) этого суда. В то же время даже и в этой ситуации нельзя прийти к выводу о ка­ких-либо непреодолимых процессуальных препятствиях к рассмотрению соответствующих исков и в рамках действую­щего законодательства.

Также едва ли приемлемо, когда высшая судебная инстан­ция выступает в качестве ответчика по делу в суде первой инстанции, относящемуся к той же ветви судебной власти (например, районный суд общей юрисдикции по месту нахож­дения Верховного суда РФ рассматривает дела, где ответчи­ком является последний). Хотя нельзя не признать, что про­цессуальный закон не исключает подобных ситуаций и сегодня.

Постановление Конституционного Суда было принято спустя полгода после того, как проекты ГПК и новой редакции АПК были внесены в Государственную Думу. Естествен­но, что вопросы рассмотрения данной категории дел не полу­чили отражения в этих проектах. Однако сейчас уже совер­шенно очевидна необходимость внесения в проекты соответ­ствующих поправок, прежде всего в плане определения подведомственности и подсудности соответствующих дел.

Вопрос 2. Уголовно-процессуальное законодательство Российской Федерации. Новеллы уголовного процесса.

О концепции обновления уголовно-процессуального законодательства

Непрерывность совершенствования уголовно-процессуального законодательства в целях приведения его в соответствие с развитием общественных отношений в сфере уголовного судопроизводства представляет внутреннюю закономерность эффективного функционирования рассматриваемой отрасли права. Изменения в структуре и принципах отправления пра­восудия предопределены принятием Конституции РФ. Поэто­му решение задачи приведения правовой базы правосудия по уголовным делам в соответствие с Конституцией Российской Федерации - одна из основных целей судебной реформы. Успешное достижение этой цели требует новых подходов к концепции реформирования уголовно-процессуального законодательства.

Основные проблемы отражения концептуальных положе­ний Конституции в новом уголовно-процессуальном кодексе Российской Федерации заключаются в расширении состязательного начала в уголовном процессе, усилении судебного контроля за решениями и действиями органов уголовного преследования в стадии предварительного расследования, создании новых гарантий соблюдения конституционных прав участников уголовного судопроизводства, упрощения и расширения возможностей доступа заинтересованных лиц и прежде всего потерпевшего от преступления к правосудию.

Таким образом, основными задачами уголовно- процессуального законодательства предлагается считать: 1) защиту гражданина от незаконного и необоснованного обвинения и осуждения, ограничения прав и свобод человека и гражданина; 2) защиту личности, прав и свобод человека и граждани­на, интересов общества и государства от преступлений.

В последние годы происходило развитие законодательства о праве на защиту, реализация предложений Концепции судебной реформы (1991 г.) об обжаловании в суд обоснованности арестов и продлении сроков содержания под стражей, утверждении судебного контроля за некоторыми оперативно-розыскными действиями, регламентации производства в суде присяжных, установлении порядка рассмотрения уголовных дел мировыми судьями с возможностью апелляционного об­жалования их приговоров. Эти положения сочетались с рядом изменений процессуального законодательства, когда была ликвидирована стадия предания суду с распорядительными заседаниями суда, расширена компетенция единоличного су­дьи, сужена коллегиальность при рассмотрении дел в судах первой инстанции, увеличена продолжительность сроков содержания под стражей на предварительном следствии с 1,5 до 2 лет. Все это, а также неоправданная задержка принятия нового УПК потребовали вмешательства Конституцинного Суда РФ, благодаря которому устаревшее уголовно-процессуальное право постепенно приводится в соответствие с нормами Конституции РФ.

Спорность подобных методов обновления процессуального законодательства не является секретом. Медлительность и нерешительность Государственной Думы в решении вопросов кардинального обновлении УПК на фоне активности Конституционного Суда РФ не способствуют укреплению доверия к действующему уголовно-процессуальному закону, уважительному отношению к нему со стороны судей и иных участ­ников уголовного судопроизводства.

Обновление уголовно-процессуального законодательства в ходе судебной реформы предполагает осуществление комп­лекса небходимых мероприятий по последовательному про­ведению в жизнь принципа состязательности на всем протяжении уголовного судопроизводства.

Утверждение этого принципа с учетом особенностей уго­ловно-процессуальной деятельности создаст механизм реализации гарантий прав личности на решающих этапах расследования дел и их судебного разбирательства.

Вместе с тем не следует абсолютизировать этот принцип, превращать его из метода решения уголовно-процессуальных задач в самоцель процессуальной деятельности.

Роль суда и участников процесса в достижении истины по делу должна претерпеть определенные изменения. При этом, по нашему мнению, подлежит дальнейшему обсуждению возможность в современных условиях нейтральности суда в исследовании доказательств и необходимость его активности лишь в руководстве судебным разбирательством. Следует признать, что некоторые из этих вопросов были разрешены в ряде постановлений Конституционного Суда РФ и Верхов­ного Суда РФ. Однако эти решения пока не воплотились в законодательные нормы. Представляется, что некритичское принятие за образец элементов американской доктрины пра­восудия вряд ли соответствует традициям российского судо­производства и будет способствовать утверждению гарантий процессуальных прав личности.

Одним из центральных вопросов концепции нового уголовно-процессульного законодательства является проблема раз­граничения компетенции суда и прокурора в обеспечении законности предварительного расследования; содержания, пределов и форм судебного контроля в рамках последовательного осуществления принципа состязательности. Признание необходимости взаимодополнения и взаимодействия прокурорского надзора и судебного контроля в обеспечении законности и защиты прав и свобод граждан в уголовном судопроизводстве (вместо их противостояния) представляется более продуктивным направлением в развитии уголовно-процессуального законодательства.

Наряду с расширением сферы судебного контроля было бы неправильно не учитывать известную ограниченность средств и способов судебного контроля. Вряд ли можно отказываться от использования возможностей прокурорского надзора на том основании, что прокуратура является прежде всего органом обвинительной власти и должна сосредоточить свое внимание на осуществлении функции уголовного преследования.

В юридической литературе обоснованно отмечалось, что правосудие не должно и не может подменять прокурорский надзор за законностью. На суды не следует возлагать прокурорские функции надзора, поскольку возможности судов в установлении отступлений от соблюдения процессуального закона имеют свои пределы.

Совпадая во многом в определении конечных целей в сфере реализации компетенции судебного контроля и прокурор­ского надзора, эти контрольно-надзорные функции суще­ственно различаются по способам и средствам своего осуществления. Суд реализует их только по инициативе заинтересованных участников процесса, по мере поступления их конкретных заявлений и жалоб, материалов следственных и оперативно-розыскных органов, в большинстве случаев публично, путем судебного разбирательства.

Надзор прокуратуры осуществляется постоянно. Прокуратуре в отличие от суда необязательно ждать поступления обращений заинтересованных лиц, чтобы начать проверку фактов нарушения законности. Основанием для осуществле­ния этой деятельности может служить любая информация о нарушениях закона, требующих реагирования со стороны прокурора. Эти проверки характеризуются оперативностью, не требуют особой процедуры и на таких направлениях как осуществление оперативно-розыскной деятельности, дозна­ние, предварительное расследование, содержание задержанных и арестованных, исполнение уголовных наказаний. Прокурорский надзор должен действовать независимо от поступ­ления информации о нарушении законов. Таким образом, инициативность является одним из основных качественных признаков прокурорского надзора.

Таким свойством не обладает и не может обладать судебный контроль. Любое производство, предоставляющее суду возможность осуществить свое право на контроль за закон­ностью в уголовном судопроизводстве, возбуждается исклю­чительно по обращениям сторон. Никакими полномочиями по проверочной деятельности суды не наделяются. В компетенцию суда входит лишь констатация нарушения закона и при­нятие мер в пределах предоставленных суду полномочий к его устранению.

Вместе с тем проект нового УПК, Федеральный закон от 21 февраля 2001 г. расширяют полномочия суда по контролю за предварительным следствием в интересах защиты прав граж­дан, повышения качества предварительного расследования. Узловыми и наиболее спорными вопросами в этой сфере развития процессуального законодательства выступает проблема пределов судебного контроля и участия суда в ограничении принципа неприкосновенности личности.

Очевидно, настало время наконец-то реализовать установленное Конституцией РФ полномочие суда контролировать предварительное расследование путем санкционирования следственных действий, связанных с ограничением конституционных прав и свобод граждан (ст.ст. 22,23,25), и рассмотрением жалоб на незаконные действия и решения должностных лиц, ведущих расследование и надзирающих за ним (ст.46 Конституции РФ).

В связи с особой значимостью для граждан лишения их свободы на предварительном следствии предлагается принять особый закон о судебном порядке санкционирования арестов и продления их сроков. Определенный шаг в этом направлении сделан Федеральным законом от 21 февраля 2001 г., существенно изменившим редакцию ст.ст.96,97 действующего УПК РСФСР и установившего в новой ст.239-1 УПК сроки содержания подсудимого под стражей во время рассмотрения дела в суде.

Для внедрения состязательности на предварительном следствии предлагается установить судебный контроль за расследованием в виде разрешения судьей жалоб обвиняемого, за­щитника, потерпевшего и других участников процесса на незаконные действия и решения дознавателя, следователя и прокурора, который должен охватывать не некоторые следственные действия как это предусмотрено в проекте УПК РФ, а все действия и решения. Однако возможность установ­ления подобного порядка в ближайшем будущем вызывает обоснованные сомнения, т.к. потребует существенной перестройки структуры судебной системы и органов прокуратуры.

Одной из ведущих идей преобразования уголовного судопроизводства, нашедших воплощение в проекте нового УПК, является резкое ограничение начала публичности в деятельности суда как противоречащего, по мнению ряда теоретиков и членов Конституционного Суда РФ, принципу состязательности. Пассивность суда в исследовании до­казательств в судебном разбирательстве рассматривается как непременный атрибут подлинно состязательного процесса. Эти соображения уже получили свое выражение в проекте УПК в решении вопросов оглашения обвинительного заключения в судебном разбирательстве, о порядке допросов в судебном следствии, в регулировании ситуации, возникающей ^в случае отказа государственного обвинителя от обвинения, в установле­нии запрета для суда направлять по своей инициативе дело на дополнительное расследование (см. соответствующее постанов­ление Конституционного Суда РФ и постановление Пленума Верховного Суда РФ и др. судебные акты).

Соответствующим образом устанавливается статус проку­рора в уголовном процессе и прежде всего в судебном разби­рательстве, в аспекте обеспечения полного процессуального равенства сторон.

Для этого предлагается законодательно закрепить обязательное участие в каждом уголовном деле публичного и частно-публичного обвинения прокурора и адвоката; возложить на государственного обвинителя обязанность не только пред­ставлять доказательства, подтверждающие предъявленное обвинение, но и обеспечить возможность их исследования в су­дебном заседании; установить порядок возвращения уголовных дел для дополнительного расследования лишь в случаях существенного нарушения процессуальных прав сторон в процессе и только по ходатайствам сторон или их представителей.

Вынужденное участие суда в обсуждении этих вопросов в судебном следствии, вызванное уклонением в некоторых случаях представителей прокуратуры от участия в судебном разбирательстве, предлагается рассматривать как сохране­ние рудиментов инквизиционного процесса.

Для повышения оперативности рассмотрения дел в суде предлагается предоставить судьям более широкие возможности для единоличного рассмотрения дел и для введения сокращенного порядка судебного следствия. При условии согла­сия подсудимого следует предусмотреть единоличное разбирательство дел о преступлениях, за которые может быть назначено максимальное наказание до семи лет лишения свободы. Сокращенное судебное следствие признается возможным при согласии на это подсудимого и отсутствии у суда сомнений в законности представленных доказательств по делу. В этих случаях суд может ограничиться допросом подсудимого и исследованием тех доказательств, на которые он укажет. Однако предлагаются и исключения из этих общих правил. Признается недопустимым применение правил веде­ния сокращенного судебного следствия по делам несовершеннолетних; по групповым делам, по которым хотя бы один из подсудимых не признает своей вины; по делам о преступлениях, по которым может быть назначено наказание свыше семи лет лишения свободы, пожизненное лишение свободы или смертная казнь.

Судейское сообщество настойчиво предлагает внедрить в уголовный процесс допустимость дальнейшего ограничения принципа непосредственности путем формализации в законе института «соглашения о признании вины». В связи с этим рекомендуется включить в УПК РФ отдельную главу «Соглашение о признании вины».

Преобразование контрольных стадий (апелляции, кассации и надзорного производства) в направлении расширения кол­легиальности, создания условий для действительного учас­тия в этих стадиях ссуженного, защитника, потерпевшего. Предлагается осуществить поэтапное введение апелляционного производства. На первоначальном этапе вводится апел­ляция для мировых судей и дела по жалобам сторон в процессе должны рассматриваться единолично судьей районного суда, решение которого может быть проверено кассационной инстанцией вышестоящего суда. На втором этапе апелляционное производство может быть введено для приговоров районного звена, по делам, которые рассматриваются еди­нолично судьей районного суда. На третьем этапе - для при­говоров по делам, рассмотренным коллегиальным составом районного суда.

Следует продолжить дифференциацию процессуальных производств (дополнительных и особых), позволяющих более полно обеспечивать соблюдение прав и свобод граждан, оперативность судопроизводства при условии соблюдения основных процессуальных гарантий. Так, помимо предусмотренных в проекте УПК особых производств предполагается дополнить проект главой об особенностях уголовного судопроизводства в отношении так называемых «специальных субъектов» и лиц, обладающих конституционным иммунитетом.

Необходимо усиление процессуальных гарантий участни­ков уголовного судопроизводства в обеспечении их безопасности и создании условий для беспрепятственного участия в судебном разбирательстве.

Предстоящее завершение подготовки нового уголовно-процессуального кодекса не исключает необходимость создания теоретической концепции дальнейшего развития законодательства об уголовном судопроизводстве с учетом выявленных ошибок, просчетов, пробелов нормативного регламентирования деятельности судов в недавнем прошлом. Для обсуждения подходов к созданию современной концепции развития уголовно-процессуального законодательства представляют известный интерес, по нашему мнению, следующие темы.

1) Проблема унификации и кодификации уголовно-проц-суального законодательства. Опыт нормативного регулирования деятельности правоохранительных органов по противодействию преступности показывает, что длительная задержка в кодификации основных актов приводит к принятию периферийных нормативных актов, содержащих нормы регулирования отдельных институтов судоустройства и процедуры уголовного судопроизводства. Такие решения содержатся в Федеральном законе «О статусе судей в Россий­ской Федерации», в Законе «Об оперативно-розыскной деятельности», во многих законах о дополнении и изменении отдельных статей УПК РСФСР и других актах, формирую­щих структуру уголовного судопроизводства. Вместе с тем одновременно фактическое правотворчество осуществляет Конституционный Суд РФ, признавший утратившими силу многие нормы УПК и обязывающий суды общей юрисдикции руководствоваться установленными им правилами вопреки действющим нормам процессуального закона. Предпринимаются попытки регулирования процессуальных отношений Указами Президента Российской Федерации, иными подзаконными и ведомственными актами, законами субъектов Российской Федерации.

2) Основной идеей концепции должно стать расширение демократических установлений в уголовном судопроизводстве, укрепление гарантий прав граждан; создание условий для реального обращения к правосудию и участия в нем во всех судебных стадиях уголовного судопроизводства; усиления эффективности судебного контроля за соблюдением законности в уголовном процессе во всех формах его реализации. Характерными чертами развития уголовно-процессуального законодательства в завершающие периоды осуществления судебной реформы является стремление законодателя в наибольшей степени приблизиться к выработанным между­народным правом стандартам организации уголовного судо­производства в условиях цивилизованного противодействия преступности. Об этом свидетельствуют уже упоминавшиеся введения новых производств и усиление внимания к гарантиям прав личности (не только обвиняемого и подсудимого, но и потерпевшего); расширение круга полномочий суда при осу­ществлении контроля за законностью процессуальных действий должностных лиц правоо