Биологический и моральный статус человеческого плода

Когда этические проблемы касаются отношений врача ко взрослому пациенту, вопрос о ценности человека и его жизни очевиден. Однако если мы коснемся вопроса о защите жизни человека до его рождения, особенно если ценность такого нерожденного человека будет соотноситься с привычной ценностью уже рожденного, взрослого (например: матери ребенка), то такие вопросы решаются много сложнее. Речь идет о том, является ли эмбрион или зародыш полноценным человеком, и нуждается ли он в таком же уровне защиты. Говоря точнее, первоначально нам необходимо решить вопрос о моральном статусе не рожденного человека. Когда, в какой момент времени, в какой точке развития процесса беременности зародыш становится человеческим существом, со всеми присущими человеку правами? В момент зачатия? В первой трети, во второй или третьей стадии беременности? В момент рождения?

Вопрос о моральном статусе человеческого плода отнюдь не медицинский, а этический. В зависимости от ответа на него, может быть решен вопрос о разрешении и запрещении абортов. Должен быть выработан критерий определения морального статуса плода, причем этот критерий должен быть настолько общим, чтобы не противоречить другим моральным критериям, и настолько широким, чтобы мог применяться также и к иным живым существам, а не только к плоду и зародышу человека; этот критерий должен связывать моральный статус этих существ с некоторыми их фактическими, эмпирически фиксируемыми (не метафизическими, как, например, результата божественного творения, религиозного статуса и т. п.) свойствами, и должен быть морально существенным.

Если обратиться к биологии, то мы знаем, что термином «эмбрион» обычно называют оплодотворенную яйцеклетку вплоть до 8 недель беременности. Если за начало эмбрионального развития мы принимаем момент формирования зиготы, то следует вспомнить, что на первых днях после оплодотворения клеточные деления образуют группу одинаковых клеток, кроме того, чуть позже образующийся бластоцист еще не прикреплен к стенке матки, что позволяет некоторым современным специалистам говорить не об эмбрионе, а о преэмбрионе. На этом этапе большая часть клеток не является ни структурированной, ни индивидуально определенной сущностью, но скорее источником роста плаценты, а потому не может считаться собственно эмбрионом. Приблизительно на 14 день появляется первичная полоска, сразу после чего можно увидеть ранние признаки нервной системы. Это послужило основанием для положения, вошедшего в законодательство многих стран, что граница 14 дней есть последний срок, когда возможно проведение исследований на человеческих зародышах.

Далее мнения разных авторов начинают расходиться, при этом часто говорит о том, что по своему статусу эмбрион это личность (сторонники «сохранения жизни»), а другие (сторонники «свободного выбора»), что это лишь потенциальная, а не реальная личность вплоть до самого рождения. Если встать на первую из указанных позиций, то нам придется признать, что в ситуации выбора между интересами матери и ребенка (опасные для жизни матери беременность или роды, например), невозможно найти указаний на то, как разрешить подобную ситуацию. Кроме того, сам тезис выглядит спорным, поскольку ни в какой области жизни мы не отождествляем потенциальное и актуальное. Поэтому кроме ортодоксальных религиозных концепций (которых, однако, по сегодня придерживаются идеологи наиболее авторитетных религиозных концессий), большинство авторов все же не приравнивают эмбрион к личности. Но тогда тем более необходимы критерии для определения морального статуса эмбриона.

Наиболее часто среди таких критериев упоминаются внутренняя ценность, жизнеспособность, рациональность, реакция на раздражители. Первый из них слишком субъективен, а также неясно, кто будет определять эту ценность. Второй критерий также является недостаточным в силу того, что он приложим к слишком широкому кругу биологических объектов, которым приписывался бы моральный статус. Конечно, мораль с ее понятиями интересов, добра, долга и т.д. должна прилагаться только к живым существам, но эти живые существа, чтобы стать моральными сущностями, должны быть еще и сознательными. Поэтому напрашивается следующий критерий – рациональности, рационального сознания, но может ли ее отсутствие оправдать аморальное отношение? Ответ очевиден, поэтому остается критерий реакции на раздражители, чувствительности, понимаемой как способность ощущать удовольствие и боль, приятное и неприятное. Выбор этого критерия как основы для определения морального статуса плода и его права на жизнь позволяет выработать рациональную моральную оценку прерывания беременности. Упомянутый критерий открывает возможность решения и многих других проблем, как, например, отношение к животным, детям с врожденными умственными дефектами, к неизлечимо больным людям, находящимся на грани жизни и смерти, оказывается возможным установить существенное с моральной точки зрения различие между ранним и поздним прерыванием беременности.

Итак, принимая, что эмбрион и зародыш человека являются потенциальной личностью, мы наделяем их уважительным отношением и правом на жизнь, при этом такое право становится все сильнее по мере развития плода, а на определенном этапе, во время третьего триместра беременности, оно настолько сильно, что последствия уничтожения плода соотносимы с убийством, а извлеченный плод может рассматриваться как пациент. Именно поэтому законодатели в большинстве случаев не допускают прерывания беременность на поздних сроках. Однако реакция плода на раздражители формируется ранее, во втором триместре беременности (3-6 месяцев). Поэтому обычно только моральная оценка раннего прерывания беременности (в ее первой трети) более терпима, признается, что женщина имеет право быть автономной в принятии решения, как о применении противозачаточных средств, так и о раннем прерывании беременности, они как бы приравниваются друг к другу. Сформулированные положения совпадают с существующей и ставшей уже привычной практикой, но продолжают служить объектом ожесточенной критики, причем как тех, кто ратует за недопустимость прерывания беременности на любом сроке, так и тех, кто готов это допускать. Дискуссию не только нельзя считать завершенной, но она постоянно будоражит общественные умы и выводит на улицы как сторонников, так и противников абортов. Дело не только в том, какая точка зрения возобладает в теории и на практике, не менее важно, что эти дискуссии стимулировали широкий интерес к фундаментальным проблемы этики, человеческого бытия. А значит, есть надежда, что гуманистические принципы более прочно войдут в общественное сознание.