ВВЕДЕНИЕ 17 страница

§ 3. ОСВОЕНИЕ СИБИРИ

В течение XVII в. русские продвинулись от Западной Сибири до берегов
Тихого океана, Камчатки и Курильских островов. Стремительное движение
русских на восток стимулировалось поиском новых «землиц», стремлением
обложить ясаком местное население и обнаружить полезные ископаемые, прежде
всего золото и серебро.
Огромные просторы Сибири представлены разными почвенно-климатическими
зонами: степью и лесостепью на юге, тайгой в средней полосе и тундрой на
севере. Пестрое в этническом отношении местное население было
немногочисленным — там проживало ок. 200 тыс. местных жителей. Малая
плотность населения и суровые климатические условия не благоприятствовали
нормальному социально-экономическому развитию.
Продвижение русских по Сибири осуществлялось двумя маршрутами. По
одному из них, лежавшему вдоль северных морей, бесстрашные мореходы и
землепроходцы двигались к северо-восточной оконечности материка. В 1648 г.
одна из экспедиций совершила крупное географическое открытие: казак Семен
Дежнев на небольших судах с кучкой отважных людей открыл пролив,
отделяющий Азию от Северной Америки.
Другой маршрут на восток пролегал вдоль южных границ Сибири. Здесь
землепроходцы тоже в короткий срок достигли берегов Тихого океана.
Выдающимся открывателем новых земель проявил себя письменный голова
Василий Данилович Поярков, отправившийся в 1643 г. во главе 132 человек на
Зею и Шилку. В 1645 г. он вышел по Амуру в Охотское море, совершил
отважное плавание на речных судах вдоль его побережья и в следующем году
возвратился в Якутск.
В середине XVII в. совершает поход в Даурию устюжский торговый
человек Ерофей Павлович Хабаров и завоевывает земли по Амуру. Что
привлекало в Сибирь искателей наживы, людей авантюристического склада,
бесспорно отважных, выносливых, обладавших твердой волей и суровым
характером? Прежде всего главное богатство обширного края — пушнина.
Именно ради нее горстки промышленных и служилых людей, двигаясь на восток,
терпели лишения, преодолевали реки и болота, горные цепи и безлюдные
пространства, суровый климат и сопротивление местного населения.
По-разному встречали коренные жители пришельцев: одни — луками и
стрелами, но уступая в конце концов огнестрельному оружию; другие сами
обращались с просьбами принять их в подданство, ибо искали защиты у
русского царя от нападения единоплеменников или воинственных соседей;
третьи безропотно подчинились новой власти.
За промышленными и служилыми людьми следовали представители царской
администрации — воеводы. С их появлением связано оформление подданства
местного населения, выражавшегося в уплате ясака пушниной. Надо отметить
особенность в отношении к местному населению воеводской администрации,
промышленных и служилых людей, с одной стороны, и московских властей — с
другой. В Москве присоединенные «землицы» расценивали как источник
поступления в казну пушнины и поэтому были заинтересованы в сохранении
платежеспособности ясачного населения. Отсюда многочисленные напоминания
воеводам и служилым людям о бережном отношении к ясачным людям, чтобы
«ясак с них на государя имать ласкою, а не жесточью», чтобы они
уговаривали население принять подданство «ласкотою» и не взыскивали с них
непосильных налогов.
Местное население Сибири переживало разные стадии
патриархально-родового строя. Самые отсталые формы экономики и социальных
отношений наблюдались у народов северо-восточной Азии: юкагиров, чукчей,
ительменов, живших в каменном веке и не пользовавшихся железом. Они
занимались рыбной ловлей, охотой на морских животных и диких оленей.
Наиболее многочисленными этническими группами Сибири были якуты,
жившие по обеим сторонам среднего течения Лены, и буряты, заселявшие
бассейн Ангары и берега Байкала. Уровень развития производительных сил у
них был значительно выше — основным занятием было скотоводство. Если скот
у бурят круглый год питался подножным кормом, то якуты прибегали к
заготовке сена. Охота и рыбная ловля имели для них второстепенное
значение. Некоторые бурятские племена были знакомы с примитивным
земледелием. Оба народа переживали развитую форму патриархально-родовых
отношений и стояли на пороге вступления в феодализм.
Бассейн Амура занимали оседлые народы (дауры, дючеры и др.), которым
было хорошо известно земледелие, дававшее высокие урожаи. Они возделывали
пшеницу, рожь, просо, гречиху, ячмень, овес и другие культуры, а также
занимались скотоводством и даже разводили фруктовые сады. Дауры и дючеры
находились среди народов Сибири на самой высокой ступени социального
развития — они жили патриархально-феодальным строем.
По мере продвижения на восток служилые люди создавали крепостцы,
служившие опорными пунктами для дальнейшего продвижения. Так возникли
Енисейский острог (1619), Красноярский острог (1628), Братский острог
(1631), Якутский острог (1632), Иркутское зимовье (1652), Селенгинский
острог (1665).
Промышленные люди и периодически сменяемые воеводы мечтали о
сиюминутных доходах и не были разборчивы в средствах их получения. Кроме
ясака они взимали поборы в свою пользу — «в почесть». Нередко их «ясак»
превышал государев и разорял ясачных людей. Распространенной формой
обогащения торговых людей был неэквивалентный обмен — ценные шкурки соболя
и песца выменивали за безделушки из стекла, в лучшем случае за изделия из
железа. Едва ли не самым отрицательным последствием общения с купцами было
спаивание коренных жителей — пушнину выменивали за водку. Чтобы обеспечить
своевременное поступление ясака в установленных размерах, с ясачных людей
брали аманатов — заложников. Местных князьков правительственная
администрация подкупала мелкими подарками (ножи, бисер, колокольчики и
др.), и те понуждали своих соплеменников вносить ясак.
К концу XVII в. численность русского населения Сибири достигала 150
тыс. человек, из коих около половины являлись служилыми людьми. Остро
стоял вопрос о снабжении сибирских гарнизонов хлебом. Сначала его
привозили из Европейской России, причем доставка стоила дорого. Постепенно
возникала сибирская пашня. Земледельческое население Сибири
рекрутировалось отчасти из принудительно переселяемых правительством
крестьян, отчасти в результате народной колонизации, преимущественно из
среды беглых крестьян и посадских.
Крестьяне оседали в районах, пригодных для земледелия, т. е. на юге
Сибири. В итоге в Сибири возник разряд крестьян, известных под названием
пашенных людей. Повинность их была натуральной — они возделывали так
называемую десятинную пашню, урожай с которой поступал государству.
Положение их было тяжелее, чем положение местного населения, о чем
свидетельствует стремление некоторых крестьян перейти на статус местных
жителей и, так же как они, выплачивать лишь ясак. К концу столетия
сибирское земледелие полностью обеспечивало потребности края в хлебе.
В отличие от служилых, торговых и промышленных людей, нередко либо
грабивших местное население, либо прибегавших к неэквивалентному обмену,
крестьяне приносили с собой земледельческую культуру, а также более
современные орудия ремесленного производства (долото, стамеска и т. д.).
Контакты русских крестьян с местным населением способствовали
усвоению последними более развитых форм производства. Другой положительный
итог вхождения народов Сибири в состав Российского государства состоял в
том, что прекратились распри и вооруженная борьба как внутри этнических
групп, так и между отдельными народами, истощавшие экономические ресурсы
каждого из них.

Глава XII

§ 1. ОБМИРЩЕНИЕ РУССКОЙ КУЛЬТУРЫ

В русской культуре XVII в. прослеживаются черты перехода от
средневековья к Новому времени. Главная особенность культуры этого периода
состояла в усилившемся процессе ее обмирщения, т. е. освобождения от
церковного влияния. Обмирщение охватило все сферы культурной жизни страны:
литературу, живопись, архитектуру и т. д. Само церковное мировоззрение
переживало кризис, выразившийся в расколе. Появляются новые жанры в
литературе, ранее неизвестные стили в архитектуре и живописи, развивается
печатное дело. Заметным становится личностное начало, которого практически
не знала средневековая культура, имевшая дело не с живыми людьми, а с
носителями либо добра, либо зла. На развитие русской культуры оказали
также влияние постепенное преодоление национальной замкнутости и
расширение связей с другими странами.
Самые выразительные новшества прослеживаются в литературе. Если
литературные герои предшествующего времени пребывали в неустанной молитве,
их действия сковывала божественная воля, то теперь героями становятся
предприимчивые и энергичные люди, ищущие приложения сил и способностей в
полезных начинаниях. Герои литературы XVII в. начинают освобождаться от
оков рода, их судьба персонифицируется. Вместе с тем литература совершала
только первые шаги в преодолении средневековых традиций и еще не обрела
альтернативы им.
В литературе XVII в. утвердились два течения: панегирическое,
феодально-охранительное и народно-обличительное. Самым крупным
представителем первого течения был Самуил Емельянович
Петровский-Ситнианович, уроженец Полоцка и потому именовавшийся в Москве
Симеоном Полоцким. Образование он получил в Киево-Могилянской академии, а
затем в Виленской академии, после окончания которой принял монашеский сан.
О себе он писал: «Ума излишком, аже негде девати, — купи кто хочет! А я
рад продати». Покупателем оказался Алексей Михайлович, которому
приглянулись стихи, сочиненные Полоцким в его честь во время пребывания в
Полоцке. В 1661 г. Симеон переехал в Москву, где стал учителем царевичей
Алексея и Федора и царевны Софьи. Расцвет поэтического дарования Симеона
Полоцкого падает на годы его пребывания в России. Его жизненный путь
являет выразительный пример близости культур двух народов и их взаимной
тяги друг к другу.
С именем Полоцкого связано появление в литературе новых жанров —
поэзии и драматургии. Он был первым в стране придворным поэтом-одописцем,
сочинявшим тяжеловесные силлабические стихи. В сочинениях Полоцкого
господствуют панегирические тона, идеализировавшие самодержавие и царя
Алексея Михайловича. Его же перу принадлежат оригинальные пьесы на русском
языке «О Новходоносоре царе» и «Комедия притча о блудном сыне». В новую
форму автор вложил традиционное содержание: младший сын в отличие от
старшего, проявлявшего покорность родительской воле, не пожелал «в
отчинной стране юность погубити» и отправился странствовать, превратился в
блудного сына, испившего много горя. Он возвращается в отчий дом,
убежденный в необходимости слушаться старших.
Полоцкий известен не только как поэт и драматург, но и как публицист.
Он сторонник самодержавия. Только оно, по его мнению, способно успешно
решать внешнеполитические задачи и «утоляти» мятежи. Самодержец, однако,
должен подбирать себе помощников, руководствуясь не их породой, а
рационалистическим принципом: знанием, моральным авторитетом, заслугами.
Оценка самодержавия как самой лучшей политической системы обрела
наиболее полное обоснование в сочинениях Крижанича. Хорват Юрий Крижанич,
прибывший в Россию в 1659 г., написал ряд трактатов, среди которых
важнейший «Политика», отдавал предпочтение «самовладству», потому что
только с ним он связывал справедливое правление, обеспечивавшее стране
покой и согласие народа, а также возможность без проволочек исправлять
промахи. Но порядок и гармонию способен обеспечить только мудрый царь.
Крижанич выступал за объединение славянских народов.
Крижанич, как и Полоцкий, не осуждал крепостнических порядков, но
оговаривался, что надлежит ограничить аппетиты помещиков. При неумеренных
тяготах хозяйство крестьянина придет в упадок, и он утратит
тяглоспособность. Отсюда проистекала убежденность обоих мыслителей в
необходимости установить умеренный уровень феодальной эксплуатации.
Народно-обличительную литературу представляет «Житие протопопа
Аввакума, им самим написанное». Аввакум — талантливый писатель-полемист,
основоположник биографического жанра. Если герои житийной литературы
наделены мифическими добродетелями и выступают безукоризненными
подвижниками, то в «Житии» Аввакум Петрович выглядит реальной личностью с
достоинствами и недостатками. «Житие» — остросюжетное полемическое
сочинение, его автор на примере собственной жизни, полной страданий и
драматических коллизий, повествует о фанатической преданности идеям
древнего благочестия. Во всех поступках вождя старообрядчества четко
прослеживается его неприятие новизны, науки и всего, что шло из Западной
Европы. Язык «Жития» прост, динамичен, рассчитан на широкую аудиторию,
которую автор намерен склонить на свою сторону. Аввакум содействовал
обогащению литературного языка элементами живой народной речи.
Содержание так называемых бытовых повестей XVII в. обнаруживает две
тенденции: с одной стороны, герои пытаются вырваться из оков церковности;
с другой стороны, попытки героя выйти из рамок житейской мудрости
Домостроя заканчиваются полным крахом. Патриархальные устои хотя и
высмеиваются, но герои не могут их преодолеть.
Темой «Повести о Горе-Злочастии» является судьба молодца, не внявшего
родительским советам и поплатившегося за это нищетой. Мытарства героя
заканчиваются тем, что он оказывается в монастырской келье. В отличие от
предшествующего времени келья уже не умиляет героя, жизнь в ней
равнозначна самоубийству. В повести раскрыт образ человека, его внутренний
мир и трагические переживания.
В «Повести о Савве Грудцыне» фигурируют реальные исторические
личности и определенная географическая среда, чем создается видимость
подлинности рассказанной истории. Герои повести — богатые купцы
Грудцыны-Усовы, торговавшие по городам Волги и Камы. В основу сюжета
положены похождения купеческого сына Саввы Грудцына, отправленного отцом
по торговым делам в Соль Камскую: беспутный сын предался разврату, продал
душу дьяволу, затем попал в солдаты, участвовал в Смоленском походе,
освободился от дьявола с помощью казанской иконы Богоматери и оказался в
монастыре, где и закончил свою жизнь.
Примечательны сатирические произведения с пародиями на неправый суд,
беспутную жизнь монахов, бесправие простого человека и т. д. Повесть о
«Шемякином суде» рассказывает о разбирательстве в суде конфликта между
двумя братьями, один из которых был богатым, а другой бедным. Богач дал
своему брату лошадь и сани, чтобы тот вывез из леса дрова, но пожалел дать
сбрую. Бедняк привязал сани за хвост лошади, хвост оборвался, и богач
через суд затребовал от брата возвращения лошади с хвостом. Бедняк во
время суда многозначительно показывал из-за пазухи судье Шемяке сверток,
давая понять, что его ожидает богатый посул. Это и определило поведение
Шемяки — он решил дело в пользу бедняка. На поверку оказалось, что в
платок был завернут простой камень. Выражение «Шемякин суд» стало
нарицательным для характеристики продажности и беспринципности судей.
«Повесть о Ерше Ершовиче» тоже пародирует судебные порядки,
предусмотренные Уложением 1649 г. Герои повести — рыбы Ростовского озера:
здесь и рыбы-господа Осетр, Белуга и Белая рыбица, сын боярский Лещ,
приставы Окунь и Налим, свидетель Сельдь, судья Сом усатый, подьячий Вьюн
и прочие представители рыбного царства. Выиграть процесс мелкой рыбешке
Ершу у сына боярского Леща оказалось не под силу, Ерша суд признал
виновным. Повесть заканчивается словами: «Плюнул Ерш судьям в глаза и
скочил в хворост: только того Ерша и видели».
Повесть «Калязинская челобитная» высмеивает быт монахов Калязинского
монастыря, прославившегося распутной жизнью. Монастырская братия озабочена
не молитвами, а наличием в достатке пива и вина. Мечта монахов состояла в
том, чтобы иметь такого архимандрита, «который бы с нами горазд лежа вино
да пиво пить, а в церковь не ходить, а нас бы не томить».
Зодчество принадлежит к той сфере культуры, где, как и в литературе,
на протяжении XVII в. произошли наиболее существенные изменения.
Основным строительным материалом оставалось дерево, из которого
сооружались как избы крестьян и посадских, так и палаты и дворцы бояр и
царей. Новое в архитектуре состояло в том, что в XVII в. увеличилось число
зданий, воздвигаемых из кирпича. Если раньше монументальные сооружения
имели только культовое и военное назначение, то теперь возводимые здания
использовались для жилья, правительственных учреждений и
торгово-промышленных предприятий.
В связи с укреплением экономических связей между отдельными областями
и возросшей централизацией государства в архитектуре хотя и сохранялись
местные особенности, но они утратили прежнее значение, и она приобретала
общероссийский характер. Зодчество, как и литература, подвергалось
обмирщению. Наиболее выразительные его черты состояли в сближении
культового стиля с гражданским, в замене суровых и аскетических сооружений
зданиями с украшениями, придававшими им живописность и праздничную
торжественность. Широко применялись новые виды строительного материала:
многоцветные изразцы, фигурный кирпич, белокаменные детали.
К выдающимся памятникам деревянного зодчества XVII в. относится
затейливый и роскошный царский дворец в Коломенском, называвшийся
современниками восьмым чудом света. Комплекс представлял сочетание больших
и малых срубов-клетей и включал соединенные между собой переходами хоромы
царя, царицы, царевичей и царевен, а также разнообразные служебные
постройки. Дворец венчали разной формы покрытия, окрашенные в яркие цвета:
шатровые, бочечные и кубовые. Снаружи его украшала позолоченная резьба.
В деревянном культовом зодчестве преобладали шатровые храмы, но
наряду с ними получили распространение ярусные церкви: на четверике
устанавливалось несколько последовательно уменьшавшихся восьмериков
(Вознесенская церковь в Торжке, 1653 г.). Строгие пропорции придавали даже
небольшому храму монументальность.
Несмотря на попытку Никона изолировать церковное зодчество от общих
тенденций развития русского искусства, новые явления проникали и в
кирпичную храмовую архитектуру. Никон сразу же после вступления на
патриаршество в 1652 г. запретил строительство шатровых храмов. Он хотел
вернуть культовой архитектуре черты суровой монументальности
предшествующих веков и образцом для подражания считал Успенский собор в
Кремле. Сам Никон намеревался воплотить традиции зодчества в храмах,
строившихся по его заказу, но и он в конечном счете поддался воздействию
нового.
Первым по заказу Никона на одном из островов Валдайского озера был
построен Валдайский Иверский монастырь. Огромные оконные проемы в
пятиглавом соборе свидетельствовали об отступлении от канонов зодчества
XVI в. Отступления прослеживаются и во внутреннем убранстве храма — при
его отделке использовались многоцветные изразцы. Не удалось Никону
возродить традиции зодчества XVI в. и при сооружении Новоиерусалимского
монастыря. Воскресенский собор монастыря должен был воспроизвести храм
Гроба Господня в Иерусалиме. Но в соответствии со вкусами XVII в. собор
был снаружи и внутри украшен многоцветными изразцами. Строительство его
завершилось в 1685 г.
Идея превосходства духовной власти над светской выражена также в
грандиозном сооружении ростовского митрополита, известном под названием
Ростовского кремля (1670 — 1683). Ансамбль, включавший жилые покои
митрополита, хоромы митрополии, множество хозяйственных построек и
пятиглавую церковь Воскресения, сочетал жилой комплекс с храмовым. Все
постройки окружали внушительные стены с башнями, имитировавшие мощную
городскую крепость.
В XVII в. завершается оформление множества монастырских ансамблей,
начало которым было положено в предшествующих столетиях:
Иосифо-Волоколамский, Троице-Сергиев, Кирилло-Белозерский и др.
Организующим центром каждого из них были соборы, возвышавшиеся над всем
комплексом. Сооружались огромные трапезные с большими залами без опор.
Значительные по размерам оконные проемы, украшенные затейливыми
наличниками, изразцы на внутренних стенах, роскошные порталы придавали
трапезным вполне светский облик. Трапезная Троице-Сергиева монастыря
украшена лепным растительным орнаментом. От грандиозных стен с башнями и
бойницами, надвратных построек у въезда в храмы и монастыри веяло
торжественностью и монументальностью.
К выразительным элементам храмового зодчества второй половины XVII в.
относились многоярусные колокольни. Легки и изящны шестиярусная башня
Новодевичьего монастыря в Москве и девятиярусная башня
Иосифо-Волоколамского монастыря.
В конце XVII в. в храмовом зодчестве возникает новый стиль,
получивший название нарышкинского (московского барокко). Его использовали
при сооружении небольших церквей в усадьбах русских вельмож. Особенностью
храмов нарышкинского стиля является элегантность и строгая симметричность
всего сооружения. Выразительным памятником этого направления стала церковь
Покрова в Филях, отличающаяся необыкновенным изяществом и безукоризненными
пропорциями. Вместо многоцветных изразцов в церкви Покрова в Филях
использованы только два контрастных цвета — красный и белый. Внутреннее
убранство церкви отличается пышностью и богатством: многоярусный
иконостас, ложа для владельца церкви, резные обрамления арок и т. д.
Гражданское строительство в XVII в. не отличалось многообразием типов
сооружений. Торгово-промышленные здания представлены гостиными дворами в
Китай-городе в Москве (1661 — 1665) и в Архангельске (1668 — 1684), а
также Хамовным двором в Москве (1658 — 1661). Гостиный двор в
Архангельске, построенный под наблюдением Дмитрия Старцева, вытянулся
вдоль Северной Двины на 400 метров, его окружали высокие каменные стены с
боевыми башнями. Внутри гостиного двора размещалось более двухсот торговых
помещений.
Гражданское зодчество находилось в поисках новых путей оформления
зданий общественного назначения. За основу были положены жилые постройки,
которым были приданы более монументальные формы. Примером может служить
Сухарева башня архитектора Михаила Чоглокова, воздвигнутая для стрелецкого
Сухарева полка, проявившего верность Петру во время его конфликта с
Софьей. Над массивным первым ярусом, по традиции являвшимся подклетом,
расположились два яруса палатного строения, увенчанного башней с
государственным гербом наверху. Ко второму ярусу вела широкая парадная
лестница. К общественным постройкам в Москве, сооруженным тоже в конце
столетия, относятся здания Земского приказа в Кремле (1683), а также
Монетного двора.
Во много крат больше сохранилось жилых зданий. Они строились не
только в Москве, но и других городах: Калуге, Гороховце, Устюге Великом,
Ярославле, Пскове и т. д. Прообразом для них служили деревянные
пятистенные дома, состоявшие из двух комнат с сенями посередине. Снаружи
здания украшались наличниками, карнизами, порталами. Первый этаж
предназначался для хозяйственных надобностей, второй был жилым.
Живопись относилась к тому виду искусства, где в наибольшей степени
сохранилось влияние традиций и где новое проявлялось меньше, чем в
литературе и зодчестве. Это объясняется тем, что изобразительное искусство
XVII в. представлено преимущественно иконописью, находившейся под
пристальным надзором государства и церкви. В патриаршей и царской грамотах
1668 и 1669 гг. живописцам предписывалось придерживаться издавна
установившихся традиций. Особенно рьяно защищали старину старообрядцы,
считавшие святотатством всякие отклонения в изображении святых: Аввакум
резко осуждал иконы нового письма, на которых, по его словам, святой
изображался «яко немчин, брюхат и толст».
Контроль за деятельностью живописцев осуществляла Оружейная палата
Кремля. Возникнув еще в XV в. как хранительница драгоценностей царской
семьи и мастерская по производству оружия, она в XVII в. становится
художественным центром страны. В Оружейную палату были привлечены лучшие
художники со всей страны, а также иностранные мастера. В ней выполнялись
работы для царского двора: писали иконы, парсуны (портреты), украшали
рукописи, изготавливали знамена, шатры, повозки, мебель, утварь, игрушки
для царевичей. Среди художников Оружейной палаты сложилось разделение
труда: одни из них разрабатывали композицию иконы, другие писали лица,
третьи — одежду, четвертые специализировались на изображении растений и
животных.
Помимо икон, художники расписывали стены храмов, в частности
Архангельского собора. Стены нижнего яруса собора и столбы были украшены
изображениями похороненных князей и царей.
В течение 30 лет художественную деятельность в Русском государстве
возглавлял Симон Ушаков. Он выступал в роли художника, организатора
живописцев страны, работавших в Оружейной палате, а также теоретика нового
направления в живописи. Характерная черта творчества Ушакова — пристальный
интерес к изображению человеческого лица.
В ранних произведениях лик под кистью Ушакова мало отличался от
традиционного: худое плоское лицо, прямой тонкий нос, темные круги под
глазами. Постепенно он преодолевал суровость выражения, аскетичное лицо
приобретало живые черты. Стремление очеловечить лик Христа ярче всего
выражено Ушаковым в знаменитой иконе «Спас Нерукотворный».
Широко известна другая его икона — «Насаждение древа государства
Российского». У истоков древа находится Иван Калита и митрополит Петр. На
ветках древа укреплены медальоны с изображением наследников Калиты. С
левой стороны древа стоит царь Алексей Михайлович, справа — его супруга и
двое царевичей. Это был живописный панегирик Романовым, якобы составлявшим
единое древо с Рюриковичами.
Высказывания Ушакова об искусстве и его назначении существенно
отличались от традиционных. Искусство должно быть близким к природе,
радовать глаз яркими красками, а не мрачным, изображающим святых тощими и
смуглыми. В основе оценки иконы должен лежать эстетический принцип, ей
надлежит быть красивой.
Ушаков создал живописную школу. Его последователями были Георгий
Зиновьев, Иван Максимов, Тихон Филатьев и др. Иосиф Владимиров развивал
взгляды на иконопись, близкие взглядам Симона Ушакова.
В XVII в. было положено начало двум светским жанрам: портретной
живописи и пейзажу. Оба жанра, однако, не преодолели еще манеры письма,
присущей иконографии. Портретная живопись представлена немногочисленными
парсунами. В парсунах, даже выполненных Ушаковым, отсутствует объемность
изображения, стремление достичь сходства с оригиналом сочеталось с
плоскостной трактовкой. Таковы, например, парсуны царя Алексея Михайловича
и его сына Федора Атексеевича. Пейзаж тоже еще не стал объектом
самостоятельного изображения, он в иконе выполнял вспомогательную функцию,
являлся фоном: рядом с ликом святого художник писал деревья, лес с птицами
и зверями, цветы и т. д.
Признаки обмирщения обнаруживаются и в просвещении. Грамотность
широко проникла в посадскую среду, где в конце столетия каждый второй или
третий горожанин умел читать и писать. Грамоте обучали либо члены семьи,
либо мастера — учителя из священников, дьячков и подьячих.
О возросшем интересе к просвещению свидетельствует появление печатных
букварей. Первый из них, составленный Василием Бурцевым, был опубликован в
1634 г. и затем несколько раз переиздавался. В конце столетия появился
иллюстрированный букварь Кариона Истомина, а также рукописные руководства
по арифметике. Карион Истомин для запоминания букв воспользовался
выразительными картинками.
В роли распространителя просвещения выступали как государство, так и
церковь. В 1665 г. при Заиконоспасском монастыре в Москве была открыта
школа, готовившая подьячих для приказов. Ее учащиеся овладевали
грамматикой и латинским языком. В школе при Печатном дворе, открытой в
1680 г., обучалось свыше двухсот человек, главным предметом был греческий
язык. Скромную сеть учебных заведений венчало открытое в 1687 г.
Славяно-греко-латинское училище, переименованное затем в академию, где
преподавались как светские, так и духовные дисциплины: грамматика,
пиитика, риторика, богословие и др. Все предметы вели приглашенные греки
братья Иоаникий и Софроний Лихуды. Академия готовила кадры для
правительственных и церковных учреждений. В академии обучался будущий
доктор медицины и философии Падуанского университета Петр Васильевич
Постников.

§ 2. БЫТ

Характерной чертой быта является его консервативность: человек с
трудом расставался с передаваемыми из поколения в поколение привычками,
веками складывавшимися нравственными устоями и обрядами, а также
представлениями о моральных ценностях. Именно поэтому в XVII в. в основном
продолжали жить по Домострою.
Важнейшая черта феодального быта состоит в том, что экипировка
человека, архитектура жилища и его внутреннее убранство, домашняя утварь,
пища и многое другое находилось в прямой зависимости от сословной
принадлежности человека. Горлатную шапку и соболью шубу мог носить только
боярин, в то время как крестьянин должен был довольствоваться зипуном из
грубого сукна домашнего изготовления или кожушком из овчины и столь же
недорогим головным убором — войлочной шляпой летом и суконной, подбитой
овчиной, — зимой. Стол боярина по богатству и разнообразию блюд отличался
от крестьянского в такой же мере, как боярская усадьба от крестьянской
избы. Эту зависимость быта от сословной принадлежности подметил
наблюдательный Котошихин: «А в домях они своих живут против того, кто
какой чести и чином».
В то же время в быту прослеживаются некоторые общие черты,
обусловленные общностью социальной, экономической и политической среды, в
которой жили люди.
Глубокие социальные различия между боярином и крестьянином не
исключали того, что оба они по отношению к царю являлись не гражданами, а
холопами.
Крепостное право лишало крестьян не только личной свободы, оно
властно вторгалось в имущественные отношения и семейную жизнь, нарушало
неприкосновенность домашнего очага, попирало личное достоинство человека.
Полная зависимость крестьянского бытия от произвола барина, грубое
вмешательство помещика в заключение брачных союзов, предоставление
помещику права чинить над крестьянами суд и расправу за все случаи
нарушения феодального правопорядка, кроме дел, связанных с убийством,
право пытки крестьян оказывали огромное влияние на формирование
крестьянской психологии и представление о человеческом достоинстве. Но
этот же произвол вел к накоплению вражды и ненависти, готовности крестьян
встать на путь отчаянного стихийного сопротивления, что находило наиболее
яркое отражение в крестьянских войнах.
Господствовавшие в стране крепостнические порядки и самодержавный
строй оказывали влияние и на дворянство, создавая внутри его иерархию
отношений и развивая в представителях господствующего сословия чувство
холопской угодливости, смирения и кротости к лицам, занимавшим по
отношению к ним более высокую ступень, и безнаказанной жестокости, хамства
и высокомерия по отношению к тем, кто стоял ниже.
Другой особенностью феодального быта являлась замкнутость жизни
людей. В первую очередь она определялась замкнутостью их хозяйственной
деятельности: каждый крестьянский двор представлял нечто изолированное,
способное существовать независимо от других дворов. Натуральный характер
хозяйства позволял и барину обходиться плодами крестьянского труда и не
прибегать к услугам рынка: к месту жительства помещика тянулись обозы со
всякой снедью и изделиями крестьянских промыслов.
Из сказанного, однако, не следует, что крестьянская и городская среда
состояла из замкнутых в себе сельских или посадских дворов. Главным местом
общения в сельской местности была церковь: на паперти велись деловые
разговоры, обсуждались вопросы частной и общественной жизни, такие,
например, как раскладка повинностей, разбирались и примирялись споры
жителей и т. д. Церковь являлась также местом, где молодые люди могли
увидеть друг друга, чтобы потом связать свои судьбы брачными узами.
Нередко деловые разговоры велись и в самой церкви. Еще Домострой
предписывал стоять в церкви молча, не переступая с ноги на ногу и не
прислоняясь к стене или столбу. В XVII в. рекомендованные Домостроем нормы
поведения были возведены в закон.
Мест общения в городе было значительно больше, чем на селе. Помимо
церквей, горожане для контактов друг с другом пользовались торговыми
банями, рынками, а также Приказной избой, у которой население извещалось о
таких событиях, как объявление войны, заключение мира, о моровом поветрии
и т. д.
Сельские и городские жители пользовались еще одним средством
общения — выездом в гости к родственникам и знакомым. В XVII в. продолжали
придерживаться традиционной церемонии приема гостей и раздельного застолья
мужчин и женщин.
Для быта феодального общества характерна также такая черта,
вытекавшая из натурального хозяйства, как патриархальный уклад жизни.
Патриархальными отношениями была пронизана жизнь как крестьянской или
посадской семьи, так и боярской. Непременным ее признаком являлось
беспрекословное подчинение воле старшего и приниженное положение женщины.
Ярче всего патриархальные черты быта проявлялись в период создания новой
семьи — при ее возникновении главными действующими лицами были не молодые
люди, которым предстояла совместная жизнь, а их родители. Именно они
совершали обряд сватовства: родители невесты собирали сведения о репутации
жениха (что он не пьяница, не лентяй и т. д.), а родители жениха усердно
изучали перечень того, что невеста получит в приданое. Если результат
удовлетворял обе стороны, то наступал второй этап обряда — смотрины
невесты.
Смотрины совершались тоже без участия жениха — по его поручению
смотрелыцицами выступали мать, сестры, родственницы или те, «кому он,
жених, сам верит». Цель смотрин состояла в установлении отсутствия
умственных и физических недостатков у невесты. Положительный исход смотрин
давал основание для разговоров о решающей процедуре — определения времени
венчания и свадебных торжеств. Сроки закреплялись документом, в котором
указывалась сумма неустойки, если одна из сторон откажется от условий
контракта.
Наконец, наступал день венчания. Под венец невеста шла закутанной в
фату. Только во время свадебного пиршества невесту «открывали», и муж мог
разглядеть супругу. Иногда случалось, что супруга оказывалась с изъяном:
слепой, глухой, умственно неполноценной и т. д. Такое происходило, если во
время смотрин показывали не невесту с физическими недостатками, а ее
здоровую сестру или даже девушку из другой семьи. Обманутый муж исправить
дела не мог — патриарх не удовлетворял челобитной о разводе, ибо
руководствовался правилом: «Не проведав подлинно, не женися».
В таком случае муж мог в конце концов добиться своего путем
ежедневных истязаний супруги, требуя пострижения в монастырь. Если молодая
женщина упорно отказывалась переселяться в монастырскую келью, то ее
родители подавали патриарху челобитную с жалобой на жестокость супруга.
Обоснованная жалоба могла иметь последствие — изверга определяли в
монастырь на покаяние сроком на полгода или год. Развод давали лишь после
того, как возвратившийся из покаяния супруг продолжал истязать жену.
Хотя Котошихин и писал, что «так же и меж торговых людей и крестьян
свадебные зговоры и чин бывает против такого же обычая во всем», но вряд
ли в крестьянских и посадских семьях возможен был показ во время смотрин
подставных невест — в этих семьях они не вели затворнической жизни. Еще
больше от описанного обряда отличались браки крепостных крестьян. Здесь
решающее слово принадлежало не родителям, а помещику или его приказчикам.
Приказчик А. И. Безобразова составлял списки женихов и невест, формировал
брачные пары и сам выступал в роли свата. Если, однако, алчность
приказчика была должным образом удовлетворена подношениями
заинтересованных родителей, то он мог пойти навстречу их желаниям. Браки
подлежали утверждению барина, заключение их без его санкции могло вызвать
наказание вступивших в брак.
Обязанность детей беспрекословно повиноваться воле родителей в
XVII в. приобрела силу закона: Уложение 1649 г. запрещало сыну или дочери
жаловаться на отца или мать, челобитчики подлежали наказанию кнутом.
Уложение устанавливало разную меру наказания за одинаковое преступление,
совершенное мужем и женой: мужеубийцу ожидало закапывание по шею в землю и
мучительная смерть, а репрессий по отношению к мужу Уложение не
предусматривало, на практике ограничивались покаянием.
В семье продолжало существовать издавна сложившееся разделение труда
между ее мужской и женской половинами. На долю мужчин выпадали самые
тяжелые сельскохозяйственные работы (пахота, боронование, посев и др.), а
также уход за рабочим скотом, заготовка дров, охота и рыболовство. Женщины
участвовали в жатве, сенокосе, обрабатывали огород, ухаживали за домашним
скотом, готовили пищу, шили одежду, пряли и ткали. На попечении женщин
находились дети.
Некоторые черты общности в одежде и жилище прослеживаются у всех
слоев феодального общества. Одежда, в особенности нательная, была
одинаковой у крестьянина и боярина: мужчины носили порты и рубаху
навыпуск. Кафтан и зипун состоятельного человека отличались от одежды
крестьянина и посадского только материалом, из которого они изготовлены, а
также мастерством изготовления. На боярский кафтан употребляли заморские
сукна и парчу, в то время как крестьяне шили его из сермяжного сукна.
Меховую одежду крестьянина и посадского изготавливали из овчин, а шубу
состоятельного человека — из дорогих мехов: соболя, куницы, горностая.
Дорогая шуба отличала простолюдина от боярина, поэтому последний, истекая
потом, не расставался с нею даже в жаркие летние дни. Изготовление одежды
в крестьянской и посадской семье являлось заботой женщин. Одежду бояр и
богатых людей шили обученные мастера-портные. То же самое относится и к
обуви. Лапти в XVII в. еще не стали универсальной обувью крестьян. Они
носили также и сапоги, отличавшиеся от боярских тем, что были изготовлены
не из импортной кожи, более тонкой и эластичной, а из грубой сыромятной.
В жилищах и хозяйственных постройках подавляющего большинства
дворянских усадеб тоже было немало общего с крестьянским двором — в
XVII в. еще не знали роскошных дворцов. Изба крестьянина и посадского, как
и жилище дворянина, сооружалась из дерева. Но помещичья изба отличалась от
крестьянской размерами и наличием удобств, а хозяйственные постройки
большим разнообразием: горница зажиточного человека обогревалась печью с
вытяжной трубой для дыма, в то время как крестьянин ютился в курной избе.
В комплекс хозяйственных построек боярской усадьбы входили сооружения,
предназначенные для обслуживания многочисленной дворней: поварни, ледники,
погреба, хлебники, пивные сараи и др. Крестьянский двор помимо избы —
жилого помещения, включал клеть — неотапливаемое помещение для хранения
одежды, посуды, зерна, съестных припасов, а также амбары.
Новшества в быт проникали прежде всего в верхи дворянства. Они были
обусловлены развитием товарно-денежных отношений и началом формирования
всероссийского рынка. Под их воздействием изменялись как материальные, так
и духовные условия жизни верхов. В частности, увеличился приток в Россию
изделий западноевропейских мануфактур. В боярских домах появились предметы
роскоши, комфорта, причем, чем ближе к концу столетия, тем в большей мере
ощущалось влияние Западной Европы.
Дом богатого вельможи, фаворита Софьи боярина В. В. Голицына, охотно
воспринимавшего европейский комфорт, был наполнен предметами
западноевропейского производства. Множество комнат его кирпичного дома
были обставлены европейской мебелью, а стены увешаны зеркалами. С потолка
столовой палаты свисала огромная люстра, на полках была выставлена для
обозрения дорогая посуда. В спальне стояла иноземного производства кровать
с пологом. В отличие от библиотеки Безобразова, состоявшей из трех
десятков церковных книг, обширная библиотека Голицына содержала множество
сочинений светского содержания, что свидетельствовало о высоких духовных
запросах ее владельца.
Вкусы и манеры Голицына, как и роскошная обстановка в его доме, были
присуши единицам, даже в среде правящей верхушки. Но европейское влияние,
касавшееся, например, одежды и растительности на лице, более или менее
широко проникало в придворную среду. О том, что во второй половине XVII в.
брили бороды, свидетельствуют дошедшие до нас портреты. Светские и
духовные власти противодействовали проникновению в страну новых обычаев.
Алексей Михайлович требовал от придворных, чтобы они «иноземных немецких и
иных извычаев не перенимали, волосов у себя на голове не подстригали,
також и платья, кафтанов и шапок с иноземских образцов не носили и людям
своим по тому ж носить не велели». Курение табака считалось богомерзким
занятием. Уложение 1649 г. грозило продавцам табака смертной казнью, а
курильщикам — ссылкой в Сибирь.
Наблюдалось и ослабление затворнической жизни женщин в боярском и
царском теремах. Показательной в этом отношении является судьба царевны
Софьи, окунувшейся в водоворот политической борьбы.