РАБОЧИЙ АЛЬЯНС У КЛАССИЧЕСКОГО АНАЛИТИЧЕСКОГО ПАЦИЕНТА

Термин "классический" в этой связи относится к гетерогенной группе пациентов, которых можно анализировать классической психоаналитической техникой без больших модификаций. Они страдают от какой-то формы невроза переноса, актуального невроза или невроза характера, без заметных дефектов функций Эго. У таких психоаналитических пациентов рабочий альянс развивается почти незаметно и не требует никаких особых действий или вмешательств со стороны аналитика. Обычно я могу видеть первые признаки рабочего альянса примерно на третьем-шестом месяце анализа. Наиболее часто первыми проявлениями этого является то, что пациент замолкает, а затем, вместо того чтобы ждать моего вмешательства, он сам решается высказать то самое мнение, которого он отчего-то избегал. Или же он прерывает довольно несвязный ответ о каком-то событии и комментирует это так, что он, должно быть, бежит от чего-то. Если я продолжаю молчать, он будет самопроизвольно спрашивать самого себя, что это может быть такое, настолько уклончивое, и он позволит своим мыслям течь в виде свободных ассоциаций, которые будет воспроизводить вслух.

Очевидно, что пациент осуществляет частичную временную идентификацию со мной и работает над собой способом, которым я работал день за днем над его сопротивлениями. Сделав обзор ситуации я обычно могу найти те спорадичные сексуальные или враждебные реакции переноса, которые пациент испытывал до этого и которые временно вызвали сильное сопротивление. Терпеливо и тактично я демонстрирую это сопротивление, затем проясняю, как оно действует, что является его целью и, в конце концов, интерпретирую и реконструирую его возможный исторический источник. Только после определенного анализа переноса сопротивления действительно можно ожидать, что пациент способен развить частичный рабочий альянс. Однако необходимо вернуться в самое начало анализа, чтобы иметь более детальное мнение о его развитии.

Поведение пациентов на предварительных интервью весьма разнообразно. Частично это детерминировано прошлой историей пациента по отношению к психоаналитикам, терапевтам, авторитетным фигурам и посторонним, а также его реакциями на положение больного, нуждающегося, просящего о помощи, и т.д.

Более того, его знание или отсутствие знания о процедурах психоанализа и репутации психоаналитика будут также влиять на его первоначальные ответы. Следовательно, пациент приходит на первоначальное интервью с уже сформированным отношением ко мне, частично это перенос, частично - реалистическое отношение, в зависимости от того, насколько он знает и приемлет свое прошлое.

Предварительные интервью сильно изменяют реакции пациента на аналитика. Это определяется главным образом чувствами пациента в связи с раскрытием себя, а также его реакции на мой подход и мою личность. Я полагаю, что здесь мы также видим смесь реакций переноса и реалистических реакций. Раскрытие "Я" пациента вызывает эхо прошлых раздевании перед родителями, врачами и т.д. и, таким образом, продуцирует реакции переноса. Моя техника ведения интервью будет оставаться той же самой, даже если она будет казаться странной, болезненной или несвязной для пациента. Только те методы, которые кажутся понятными пациенту, будут приводить к реалистичным реакциям. Моя "личность аналитика" так, как она заявлена на первых интервью, может также возбудить и реакции переноса, и реалистичные реакции. Те же качества, которые покажутся пациенту странными, угрожающими или непрофессиональными, будут вызывать сильные реакции переноса, сопровождающиеся тревожностью. Те черты, в которых пациент видит терапевтическую цель, сочувствие и опытность аналитика, могут продуцировать реалистические ответы так же, как и позитивные реакции переноса. Клинический материал случая мистера 3. показывает, как манера, отношение и техника аналитика в начале обоих анализов имели решающее значение для придания окраски всей аналитической ситуации.

К этому времени я решаю, насколько адекватен психоанализ для лечения данного пациента. У

меня также складывается впечатление о возможности формирования рабочего альянса. В это время я обсуждаю с пациентом, почему я полагаю, что психоанализ - наилучшая терапия для него, объясняю необходимость такой частоты визитов, длительности, платы за лечение и т.д. Собственная оценка пациента своей способности принять эти требования будет представлять собой дополнительную ценность в обнаружении способности пациента к формированию рабочего альянса.

Первые несколько месяцев анализ пациента, лежащего на кушетке и пытающегося свободно ассоциировать, можно представить как смесь тестирования и исповедования. Лучше всего в это время пациент определяет способность свободно ассоциировать и представлять свои переживания, вызванные, как правило, виной и тревожностью, аналитику. Одновременно он как бы исследует реакции своего аналитика на эту продукцию (Freud, 1915,-Gitelson, 1962). Большую долю занимают рассказы об истории жизни и о ежедневных событиях. Мои вмешательства имеют целью отметить и выявить совершенно очевидные сопротивления и неприемлемые аффекты.

Когда материал совершенно ясен, я пытаюсь провести связь между прошлыми и настоящими моментами поведения. Вследствие этого пациент обычно начинает чувствовать, что, возможно, я понимаю его. Тогда пациент решается регрессировать, позволить самому себе пережить какой-то аспект своего невроза в переносе по отношению к моей личности. Когда я преуспею в анализировании этого, я буду иметь, по крайней мере, временный успех в укреплении разумного Эго и рабочего альянса наряду с эспериментирующим Эго и неврозом переноса. Однажды пережив в какой-то области этот период от рабочего альянса к неврозу, пациент становится более готовым отваживаться на будущие регрессии в той же самой области невроза переноса. Но каждый новый аспект невроза переноса может привносить также и ухудшение или временную утрату рабочего альянса.

Приведу пример.

Простодушная домохозяйка средних лет вступила во второй год анализа. Во время первого года она испытывала большие затруднения в признании того, что временами она переживала романтические и сексуальные чувства по отношению ко мне, хотя это было совершенно очевидно по ее поведению и незамаскированным снам. Она считала себя счастливой в браке и чувствовала, что эротические фантазии об аналитике показывали бы, что она не удовлетворена замужеством. Это пугало ее, потому что она была чрезвычайно зависима от своего мужа, бессознательно враждебна к нему, но ее ужасала потеря его. Мои попытки поставить эту пациентку лицом к лицу с ее сексуальным переносом и ее страхом этого, превращали эту, обычно добродушную, общительную женщину в упрямую, язвительную ворчунью. В таком состоянии она, бывало, отвечала на вмешательство так: "Разве все реагируют не таким образом? Это ли не естественно? Разве вы не реагировали бы таким же образом, если бы высказались на моем месте?" По мере того как мы работали над страхами, которые заставляли ее сопротивляться инсайтам и которые я пытался репрезентировать, пациентка постепенно становилась способной встать перед лицом своих позитивных чувств ко мне и перестала прибегать к помощи защиты "разве все" и "разве вы". В то же самое время пациентка стала способна допустить себе и мне, что в ее браке были недостатки, без провозглашения того, что это конец ее сотрудничества. Она стала также понимать и принимать мои интерпретации происхождения некоторых ее сексуальных чувств, которые она испытывала по отношению к своему аналитику. Пациентка сумела справиться с мыслью о том, что некоторые из ее чувств ко мне происходят от ее детской сексуальной любви к ее отцу и старшему брату. Пациентка развила довольно стабильный рабочий альянс со мной по отношению к своим гетеросексуальным проблемам.

Но ситуация вернулась в прежнее состояние, характерное для ранних дней ее анализа, когда агрессия начала значимо вторгаться в аналитические сеансы. Например, пациентка становилась необычно молчаливой, когда я интерпретировал, что ее неприятие меня проявилось в том, что она забыла оплатить счет в конце месяца. У нее развились жестокие гастроэнтеральные колики с диарреей и страх, что она смертельно больна раком. Когда я отметил, что это было выражением ее репрессированной ярости ко мне, она сначала отрицала это. Когда я сказал ей, что ее чувство зависимости от меня было поколеблено моими попытками интерпретировать вместо того, чтобы удовлетворить ее или утешить ее, она ответила: "Разве все реагируют не таким же oбpaзoм? Разве это не естественно? Разве вы не реагировали бы таким образом, если бы оказались на моем месте?" Затем она добавила: "Я думаю, мне лучше пойти в клинику Майо и обследоваться там".

Рабочий альянс, который она установила по отношению к гетеросексуальным проблемам, исчез, когда субъект враждебности вошел в клиническую картину. Потребовались недели терпеливой, кропотливой интерпретации сопротивлений, чтобы восстановить рабочий альянс. Та же самая последовательность событий имела место, когда в аналитической ситуации появилась гомосексуальность.