Причины и последствия колониальной экспансии Португалии

В XVI в. история народов Тропической Африки приняла обо­рот, имевший самые серьезные последствия. Наступил век коло­ниализма, влияние которого сказалось во многих районах Афри­ки, и прежде всего на ее побережьях.

Первые шаги к колониальному захвату Африки сделала Пор­тугалия, бесспорно самая развитая морская держава XV в. Нача­ло ее колониальной экспансии в Африке обычно связывают с принцем Энрике, который вошел в историю под именем Генрих Мореплаватель. Уже в 1415 г. португальские войска взяли штур­мом Сеуту, напротив Гибралтара. Флот из 200 судов вышел из устья реки Тежу и высадил на территории Африки 45 тысяч чело­век. От сеутских купцов, ведших широкую торговлю даже с Ин­дией и долиной Нигера, Генрих Мореплаватель получил сведения о других крупных торговых городах по ту сторону великой пусты­ни. Открытие и «освоение» западноафриканского побережья уси­лило бы позиции Португалии в Северной Африке, где она по­стоянно соперничала с Испанией. Продвижение португальцев в Северной Африке очень быстро застопорилось, но зато они доби­лись значительных успехов в Атлантике и на Гвинейском побе­режье. После нескольких неудачных попыток они захватили Азор­ские и Канарские острова, а с 1433 по 1460 г. по инициативе Генриха Мореплавателя исследовали все западноафриканское побережье и основали там опорные пункты для снабжения судов и их команд, а также торговые фактории.

На острове Арген, что к югу от Кап-Блана, португальцы по­строили свой первый форт. Отсюда они вели оживленную торгов­лю с мавританцами, а также с купцами, приезжавшими из За­падного Судана, обменивая ткани и металлические изделия на золото, меха, иногда и на рабов. В 1444—1447 гг. португальские суда достигли устья Сенегала. В сферу португальского влияния попали также низовья Гамбии, расположенный близ ее устья архипелаг Рио-Гранде и часть области Казаманс, послужившей «началом» позднейшей Португальской Гвинеи. О первых торговых базах в этом районе мы знаем чрезвычайно мало. Может быть, соответствующие данные еще скрываются где-нибудь в архивах Лиссабона или в тайниках римской курии. Дальнейшим завоева­ниям в Западной Африке, очевидно, помешали смерть Генриха Мореплавателя в 1460 г. и война за престолонаследие с кастиль­ским королем. Лишь в 1479 г., после заключения мирного догово­ра с Кастилией, Португалия добилась монополии на «гвинейскую торговлю» к югу от Канарских островов. Теперь Испании оста­валось искать путь в Индию только в западном направлении.

Всю торговлю с Гвинейским побережьем получил на откуп лиссабонский купец Фернан Гомиш. Взамен он обязался в по­следующие пять лет обследовать еще 100 миль приморской зоны Западной Африки. Так были открыты районы Гвинейского зали­ва. Король Жуан II (1481—1495), удовлетворяя все увеличиваю­щиеся запросы португальской короны, купечества и части дворян­ства, поощрял продолжение колонизации Западной Африки и по­исков легендарных залежей золота и морского пути в Индию. В 1482 г. он повелел построить крепость Сан-Жоржи-да-Мина (Эль-мина в Гане), а впоследствии — еще несколько фортов на Золо­том Береге. Своим названием эта местность обязана золоту, ко­торое сразу же сделалось самым ходовым товаром. На острове Сан-Томе руками рабов выращивали сахарный тростник — этим было положено начало использованию района для целей сельско­го хозяйства.

В 1482 г. новая экспедиция португальцев — ее возглавлял Дногу Кан — открыла дальше к югу устье большой реки — Конго и узнала о существовании могущественного государства. Остава­лось сделать совсем немного, чтобы войти в контакт с правите­лем государства Конго. Во время второго плавания, в 1485 г., три каравеллы Диогу Кана вошли по Конго в глубь страны. Немец­кий астроном из Нюрнберга Мартин Бехайм сообщает в надписи на созданном им глобусе, что он участвовал в этой экспедиции. Она же достигла и тех приморских областей Анголы, которые впоследствии стали португальскими владениями: первое постоян­ное поселение было основано в Сан-Паулу-ди-Луанда только в 1576 г. Португальский король Жуан II приказал своим морепла­вателям устанавливать в ключевых пунктах африканского побе­режья каменные столбы с надписями. Надпись на колонне высо­той 2,16 метра, воздвигнутой на мысе Агостиньо, гласит: «Года 6681-го(!) от сотворения мира, года 1482-го от рождества Господа нашего Иисуса Христа вельми благородный, вельми славный и могущественный государь Жуан II, король Португалии, повелел рыцарю своего дома Диогу Кану найти сию землю и установить сей столб».

И все же Диогу Кан не смог открыть южный путь в Индию. Тем не менее все те, кто был заинтересован в колониальных захватах, по-прежнему стремились к одной цели: отыскать морской путь в Индию и избавиться таким образом от необходимости при­бегать в торговле к услугам арабских посредников. Но вот после плаваний Бартоломеу Диаша в 1486—1488 гг. стало ясно, что Африку можно обогнуть с юга. Это подтвердил в 1490 г. Педру Ковильян, описавший свое путешествие на борту арабского судна из Софалы в Индию и обратно. Следовательно, португальскому двору эти факты были уже известны. В 1495 г. португальские ко­рабли отправились в Индию, но перед Софалой, не дойдя до Мо­замбика, попали в свирепый муссонный шторм и затонули — мы знаем об этом из дошедшего до нас сообщения арабского путе­шественника.

Однако страх, как бы Испания, извечный соперник, не пожала плоды многолетних усилий Португалии и не извлекла выгоду из морской торговли с Востоком и Индией, заставлял португальско­го короля снаряжать все новые и новые экспедиции. В 1497 г. Васко да Гама получил приказ пойти с небольшим флотом в Индию и основать там торговые фактории. Ему удалось обогнуть мыс Бурь, или мыс Доброй Надежды, как его потом стали назы­вать, желая задобрить судьбу. Под рождество Васко да Гама до­стиг местности по другую сторону мыса, которая соответственно моменту открытия стала называться Натал * (* Natal (порт.) — «Рождество».). В 1498 г. Васко да Гама и его спутники, продолжая плыть вдоль восточного побе­режья Африки, обнаружили, к своему удивлению, цветущие тор­говые города, где жизнь кипела ключом.

Пораженные путешественники рассказывали потом о широкой заморской торговле с отдаленными странами, о больших кораб­лях, стоявших в гаванях. Вероятно, в порту Келимане (Мозамбик) была сделана такая запись в дневнике экспедиции: «После того как мы два или три дня стояли на якоре в этом месте, из глу­бины страны пришли посмотреть на нас два сеньора. Они держа­ли себя весьма высокомерно и не обращали никакого внимания на вещи, которые мы пытались им подарить. На одном была тука (шапка), отделанная бахромой с шелковым шитьем, на другом — шляпа из зеленого атласа. Как мы поняли из их знаков, один молодой человек, сопровождавший их, прибыл из далекой страны и уже видел такие большие корабли, как наш». В Мозамбике португальцы наблюдали стоявшие на якоре арабские суда «зна­чительных размеров», «нагруженные золотом, серебром, тканями, перцем, имбирем, серебряными кольцами, а также жемчугом, дра­гоценными камнями и рубинами в небольших количествах — все­ми товарами, необходимыми жителям страны».

Португальская экспедиция заходила также в Момбасу и Малинди, и Васко да Гама наводил здесь справки, возможно ли добраться до Индии. В современной этим событиям хронике гово­рится о португальских пришельцах: «Когда народ Малинди их узрел, понял он, что несут они войну и гибель, и пришел в вели­кое уныние. Им дали все, что они просили, — воду, древесину, дрова и прочие вещи. Франки, однако, потребовали кормчего, что­бы тот повел их в Индию и обратно, в их страну, да будет она проклята». Васко да Гама, по-видимому, получил кормчего* (* Лоцманом Васко да Гамы был Ахмад ибн Маджид, видный южноарабский мореплаватель и автор нескольких трактатов по морскому делу.): он пересек Индийский океан и 20 мая 1498 г. прибыл в Каликут, важный торговый город в Индии, служивший перевалочным пунк­том на стыке морских путей из Восточной Африки в страны Вос­тока. Когда король Мануэл объявил во всеуслышание, что его флот обогнул Африку и благополучно прибыл в Индию, он с со­гласия папы римского присвоил себе титул «владыка Гвинеи и ее земель, владыка судоходства и торговли с Эфиопией, Аравией, Персией и Индией».

В 1502 г. Васко да Гама вторично появился у берегов Восточ­ной Африки. Он зашел в Софалу (Мозамбик), а правителя Килвы, крупнейшего центра посреднической торговли, обложил еже­годной данью королю Португалии в знак его зависимости. Б 1503 г. данником Португалии стал и Занзибар. Но только в 1505—1507 гг. португальцы начали строить постоянные крепости с гарнизонами в Софале, где уже не раз останавливались их ко­рабли на пути в Индию, а главное — в Килве и в Момбасе. Та­ким путем они стремились сломить превосходство арабо-суахилийских торговцев в этом районе. Килва, находящаяся на остро­ве, Момбаса и некоторые другие города Восточной Африки были взяты приступом, разграблены и частично преданы огню. На Ла­му португальцы наложили дань, а в Малинди в 1509 г. построили факторию.

Анонимный источник, относящийся к 1505 г., повествует о дра­матическом взятии Килвы, население которой, в том числе пра­витель со всем семейством, покинуло город. Многие города Вос­точной Африки один за другим были превращены в пепел. Их сопротивление было подавлено огнем корабельных пушек порту­гальцев. Все это имело катастрофические последствия для Вос­точной Африки. Однако в северной части побережья португаль­цам закрепиться не удалось, хотя в 1541 г. их флот дошел до Могадишо. Правда, они оказали помощь негусу Эфиопии и бла­годаря своему военно-техническому превосходству отразили в 1541 —1543 гг. наступление турок, заключивших союз с султана­том Адаль, но в общем к северу от Момбасы они чувствовали себя весьма неуверенно. Правители и вожди племен и народов побережья то и дело подымали восстания (об этом ниже) и иска­ли помощи у турецких правителей Северной Африки. В конечном счете самой северной точкой португальского владычества в Вос­точной Африке оказалась Момбаса, которая была пожалована правителю Малинди в награду за верноподданнические чувства. В 1593 г. португальцы построили в Момбасе как символ своего могущества большую крепость Форт Жезу; ее мощные стены по сей день вызывают у зрителей удивление.

Первоначально восточноафриканское побережье должно было служить промежуточным этапом на пути португальцев в Индию. Оснащенное целой сетью крепостей, военных и морских баз, тор­говых факторий, оно составляло часть системы торговых и воен­ных опорных пунктов португальской короны, охватывавшей Аден, Персидский залив, западное побережье Индийского субконтинен­та, остров Ланка и доходившей до Малайского полуострова (Малакка) и Молуккских островов. 'Под власть португальцев подпали даже области на берегах Южно- и Восточно-Китайского морей, в частности Макао (Китай) и Тайвань. Центром этой колониальной «империи» на Востоке был захваченный в 1510 г. Гоа (Индия), где находилась резиденция вице-короля. «Золотой Гоа», изобиловав­ший храмами и дворцами, 'Славившийся легендарными богатства­ми, очень скоро стал вызывать удивление и зависть других дер­жав. Под господством Португалии находились также Ормуз в Персидском заливе и восточноафриканское побережье, где остров Мозамбик использовался как стоянка для флота.

Когда в начале XVI в. была открыта и завоевана Бразилия, Португалия, казалось, находилась на вершине могущества. Толь­ко ей удалось преуспеть в Африке! Полвека спустя положение кардинально изменилось.

Что было тому причиной? И какие причины вообще толкали Португалию с начала XV в. к колониальным захватам?

Эпоху географических открытий и колонизации заморских зе­мель открыли государства Иберийского полуострова — Испания и Португалия. Глубокие экономические процессы, в частности обра­зование в городах раннего капиталистического производства и формирование элементов капитализма в торговле и банковском деле, изменили облик позднефеодального общества на Иберий­ском полуострове. В приморских городах, в которых рано появи­лись зачатки капитализма и которые своим географическим по­ложением были как бы предназначены строить морские суда, вы­делилось сословие, стремившееся вести торговлю с дальними странами. Состояло оно из купцов и судовладельцев. В Порту­галии XV в. их влияние не выходило за пределы городов, а глав­ное, они отнюдь не имели намерения вкладывать получаемые доходы в мануфактуры, иначе говоря, в возникавшие промышлен­ные предприятия. Именно это обстоятельство способствовало преждевременному упадку морских городов и выдвижению в них на первый план все той же феодальной аристократии.

Но на первых порах представители раннего капитализма вы­ступали главными инициаторами и исполнителями морской экспан­сии * (* Как показывают исследования польского ученого проф. М. Маловиста, португальская колониальная экспансия XV—XVI вв. оставалась чисто феодальной по своему характеру. Интересы португальского купечества практически не прини­мались в расчет. Более того, тесная связь португальской короны с купцами и банкирами южногерманских городов (Аугсбург, Нюрнберг) делала последних бо­лее заинтересованными в португальских колониальных предприятиях, нежели немногочисленную и слабую португальскую буржуазию (см. М. Маłowist. Еuropa a Afryka Zachodnia w dobie wczesnej ekspansji kolonialnej. Warszawa, 1969).). Именно они сделали первые шаги на пути колониализма, который, пройдя в ходе своего развития различные фазы, в це­лом тем не менее бесспорно представляет собой явление капи­талистической формации. Ускоренный процесс первоначального накопления, с одной стороны, обусловливал расширение сферы влияния капитала и торговых связей, с другой — создавал пот­ребность во всемирном рынке и толкал к колониальным захватам и эксплуатации чужеземных народов. В то же время эти действия раннего капитализма, столь пагубные для многочисленных наро­дов, и в первую очередь для африканских, укрепляли нарождав­шуюся буржуазию. «Ост-индский и китайский рынки, колониза­ция Америки, обмен с колониями, увеличение количества средств обмена и товаров вообще дали неслыханный до тех пор толчок торговле, мореплаванию, промышленности... В той же мере, в какой росли промышленность, торговля, мореплавание, железные дороги, развивалась буржуазия, она увеличивала свои капиталы и оттесняла на задний план все классы, унаследованные от сред­невековья» ¹². Это положение, высказанное Карлом Марксом и Фридрихом Энгельсом в «Манифесте Коммунистической партии», относится и к колониальной политике Испании и Португалии, хотя их купечество не столько само осуществляло колониальную экспан­сию в рассматриваемый период позднего феодализма и зарожде­ния капитализма, сколько пожинало ее плоды.

В борьбе за захваты новых земель и особенно за их ограбле­ние с самого начала совпали интересы трех группировок: торго­вой буржуазии, рано вставшей на путь капиталистического разви­тия, части феодальной знати и, что не менее важно, абсолютист­ской центральной власти. Там, где дело касалось присоединения и эксплуатации чужих территорий, они проявляли полное едино­душие, хотя и в силу различных причин.

Не только обедневшие сыновья мелкопоместных и средних дворян надеялись на возобновление завершившейся в Португа­лии в XIII в. реконкисты (войны за возвращение южных областей Иберийского полуострова, захваченных арабской аристократией), ибо она сулила им земли и крестьян. Высшая знать также не скрывала своей заинтересованности в войне: дворяне особенно остро ощущали экономические спады, из-за которых сокращались денежные поступления от зависимых людей. Это вынуждало аристократов умерять свои потребности, и прежде всего потреб­ление предметов роскоши, в основном именно для них доставляв­шихся с Востока. Одни дворяне в поисках наживы обращались к пиратству и на мавританских судах из Гранады и Феса искали добычи в Северной Африке, другие участвовали в плаваниях и торговых операциях у берегов Западной Африки. В 1478 г. ис­панский двор предоставил герцогу Альбе право направить в Гви­нею каравеллу водоизмещением до 540 тонн, но герцог уступил лицензию купцу из Севильи. В возмещение огромных расходов на финансирование флота и экспедиций король Португалии пожало­вал Генриху Мореплавателю монополию на судоходство, рыбную ловлю и торговлю на захваченных землях. Более всего, однако, дворянство жаждало получить за морем землю и таким образом умножить свои владения. Поэтому на первых порах колонизации островов в Атлантике, а также Бразилии и отчасти Африки пор­тугальцы устанавливали привнесенные с родины нормы ленных и феодально-помещичьих отношений.

Третьей немаловажной силой тройственного союза был абсо­лютизм, который стремился сохранить равновесие между ранне-капиталистическими городами и дворянской фрондой и в резуль­тате в XV в. сумел укрепить свои позиции в складывавшемся национальном государстве. Центральная власть поддерживала колониалистские тенденции португальского купечества, ограничи­вая участие иностранных судов, прежде всего итальянских, в пе­ревозке товаров. Португальская корона сама была заинтересова­на в морских экспедициях — их открытия приносили ей большие прибыли — и сумела обеспечить свое влияние, раздавая много­численные привилегии и монополии и подчиняя колониальные области феодально-абсолютистской власти. Осуществлялись толь­ко те экспедиции и колониальные захваты, которые отвечали особым интересам и видам короны.

Конкретным поводом к основанию первых опорных пунктов португальцев послужил скрытый кризис и даже прекращение торговли со странами Леванта. Сухопутные связи с Востоком, особенно торговля с поставщиком шелка и пряностей — Индией, нарушились из-за нового наступления турок. К этому добавились невозможность скомпенсировать пассивный платежный баланс и оскудение месторождений благородных металлов на территории Европы. Общая нехватка монеты затронула и Португалию.

Поиски золота и других благородных металлов, подстегивае­мые сообщениями о богатых золотых россыпях на побережье Гви­неи, растущая заинтересованность в установлении прямой связи по морю со странами, производившими пряности и предметы рос­коши, в обход конкурентов — посредников из арабских стран, Передней Азии и Северной Италии — таковы были экономические стимулы географических открытий, а следовательно, и распро­странения португальского влияния. Благодаря успешной торговой политике в Западной Африке Португалия получила материальные средства и обогатилась опытом, что дало ей впоследствии воз­можность выйти в бассейн Индийского океана. Естественно, пор­тугальские моряки приобретали географические и навигационные познания, важные практические навыки и в результате стали луч­шими среди европейских мореплавателей, наравне с их испан­скими соперниками. Они прекрасно умели составлять морские карты и отчетливо представляли себе, что земля имеет форму шара.

Португальская корона вела колониальные захваты под рели­гиозно-политическим знаменем крестовых походов, т. е. во имя продолжения борьбы против ислама, от политического господст­ва которого феодалы Иберийского полуострова только что осво­бодились. Нуждаясь в международной поддержке отечественного судоходства и торговли, и португальский и испанский короли ста­вили свои заморские завоевания под защиту папы римского. Пос­ледний в многочисленных посланиях и буллах, например в 1452 г., поручал Португалии сражаться против язычников, значит, в пер­вую очередь против мусульман. В послании от 1493 г. папа отда­вал Испании и Португалии все земли, которые были открыты и захвачены раньше и будут открыты впредь в Западном и Восточ­ном полушариях.

Церковь и духовенство вообще играли активную роль и в мис­сионерском деле, с самого начала тесно связанном с колониаль­ными захватами португальцев, и в экономической эксплуатации народов, среди которых они подвизались. Многие монашеские ор­дены — францисканцев, иезуитов, августинцев и др. — направляли в захваченные области своих представителей. В Восточной Афри­ке, и прежде всего в Конго, миссии учреждали собственные тор­говые предприятия, а в последующие столетия разбивали во мно­гих районах огромные плантации.

В то время португальцы еще не помышляли о создании в Аф­рике или в Азии постоянных колоний, замкнутых колониальных империй. Им нужны были лишь торговые, военные и морские опорные пункты, ибо колонизация такого рода отвечала интере­сам раннекапиталистических элементов португальского колониа­лизма. Только в Бразилии португальцы по примеру испанцев оружием покоряли население обширных территорий. Португаль­цы вели систематический колониальный грабеж. Они объявляли своей монополией присвоение и вывоз самых ценных продуктов из зависимых областей, заключали грабительские торговые сдел­ки, облагали население высокой данью в виде золота, слоновой кости, а позднее и рабов, не гнушались даже обычными грабежа­ми и поджогами. Методы этой политики и ее последствия, ко­нечно, в разных местностях разнились, но общими для них были необычайно жестокие проявления и характерные признаки порту­гальской колониальной системы.

Слияние португальского колониализма с феодальными элемен­тами с самого начала повлекло за собой важные последствия: от эксплуатации колоний в итоге больше всего выигрывала не ран­няя буржуазия португальских городов, иными словами, не купцы, ведшие заморскую торговлю, торговые агенты, служащие факто­рий, а феодально-абсолютистская центральная власть и связанные с ней помещичья верхушка и католическая церковь. Все важней­шие предметы экспорта, такие, как пряности, шелка, да и многие другие товары, были объявлены монополией короны. Когда же они поступали из королевских факторий или в виде налогов в Лиссабон, королевские чиновники продавали их, точнее, поставля­ли торговым фирмам других европейских стран. Это приносило королю Португалии колоссальные прибыли.

Из среды феодальной аристократии вербовались высокопостав-, ленные чиновники, военачальники, морские офицеры и командиры' военных баз. Дворянство обогащалось, однако, не только за счет военных экспедиций, государственных налогов, дани и т. д., но и извлекало огромные доходы из торговых операций. В некоторых захваченных районах феодальная бюрократия пыталась переса­дить на местную почву феодально-помещичьи формы эксплуата­ции. В результате доходы от колоний и коммерческие прибыли не поступали в торговые и промышленные предприятия раннекапи-талистической буржуазии. Они уходили на роскошные постройки, пышные посольства и пенсии аристократам, а следовательно, не вели к экономическому и политическому укреплению государства и ускоренному развитию капитализма. Напротив, их следствием явилось загнивание метрополии и упрочение феодальных пере­житков.

Могущественные торговые компании капиталистического ха­рактера в других развитых европейских государствах, таких, как Нидерланды, Англия и Франция, включились в борьбу за раздел «колониального пирога». В силу изложенных выше причин Пор­тугалия в XVII в. лишилась опорных пунктов в Азии — они пере­шли преимущественно к Нидерландам. На Африканском конти­ненте Португалию также потеснили европейские державы, пере­живавшие период меркантилизма, а в Восточной Африке, кроме того, еще и арабские феодальные династии. К началу XIX в. власть Португалии, даже в Мозамбике и Анголе, почти повсемест­но была только номинальной ¹³.

К середине XIX в., спустя 400 лет после начала колониальных захватов, от португальской «колониальной империи» почти ниче­го не осталось, если не считать незначительных опорных пунктов на побережье Анголы и в других частях материка, а также остро­ва Мозамбик, где помещалась резиденция губернатора. Тем не менее Португалии впоследствии удалось отстоять свои «истори­ческие права» от колониальных посягательств империалистиче­ских держав, подымавших голову, и заявить свои притязания на большие территории, но это было обусловлено отнюдь не разви­тием в этой стране монополистического капитализма, а обстоя­тельствами второстепенного значения: Португалия сумела исполь­зовать к своей выгоде соперничество между империалистическими державами. Для Великобритании, которая оказывала ей эконо­мическую и политическую поддержку, Португалия служила буфер­ной зоной при приобретении колоний и была марионеткой в ее руках. После 1890 г. Португалия пыталась осуществить «эффек­тивную оккупацию» выпавших на ее долю колониальных обла­стей. Так начался новый этап колониального угнетения народов португальских владений, закончившийся только в 1975 г.