М. Зощенко Монтер

Я, братцы мои, зря спорить не буду, кто важней в театре- актер, или, может быть, театральный плотник. Факты покажут. Факты всегда сами за себя говорят.

Дело это произошло в Саратове или Симбирске, одним словом, где-то недалеко от Туркестана. В городском театре. Играли в этом городском театре оперу. Кроме выдающейся игры артистов, был в этом театре, между прочим, монтер-Иван Кузьмич Мякишев.

На общей группе, когда весь театр в двадцать третьем году снимали на карточку, монтера этого пихнули куда-то сбоку- мол, технический персонал. А в центр, на стул со спинкой, посадили тенора.

Монтер Иван Кузьмич Мякишев ни чего на это не сказал, но в душе затаил некоторую грубость. Тем более, что на карточку сняли его вдобавок мутно, не в фокусе.

А тут такое подошло. Сегодня, для примеру, играют «Руслан и Людмила». Музыка Глинки. Дирижер- маэстро Кацман. А без четверти минут восемь являются до этого монтера две знакомые ему барышни. Или он их раньше пригласил, или они сами подошли- неизвестно. Так являются эти две знакомые барышни, отчаянно флиртуют и вообще просят их посадить в общую залу- посмотреть на спектакль. Монтер говорит:

Да ради бога, медам. Сейчас я вам пару билетов устрою. Посидите тут, у будки.

И сам, конечно, к управляющему.

Управляющий говорит:

- Сегодня выходной день. Народу пропасть. Каждый стул на учете. Не могу.

Монтер говорит:

- Ах так, - говорит.- Ну, так я играть отказываюсь. Отказываюсь, одним словом, освещать ваше производство. Играйте без меня. Посмотрим тогда, кто из нас важней и кого сбоку сымать, а кого в центр сажать.

И сам обратно в будку. Выключил по всему театру свет, замкнул на все ключи будку и сидит- флиртует со своими знакомыми девицами.

Тут произошла, конечно, форменная неразбериха. Управляющий бегает.Публика орет. Кассир визжит, пугается, как бы у него деньги в потемках не взяли. А бродяга, главный оперный тенор, привыкший всегда сниматься в центре, заявляется до дирекции и говорит своим тенором:

- Я в темноте петь тенором отказываюсь. Раз,-говорит,- темно- я ухожу. Мне,- говорит,- голос себе дороже. Пущай ваш монтер поет.

Монтер говорит:

- Пущай не поет. Наплевать на него. Раз он в центре сымается, то пущай одной рукой поет, другой свет зажигает. Думает – тенор, так ему и свети все время. Теноров нынче нету!

Тут, конечно, монтер схлестнулся с тенором.

Вдруг управляющии является, говорит:

- Где эти чертовы две девицы? Через них наблюдается полная гибель. Сейчас я их куда- нибудь посажу, леший их забодай!

Монтер говорит:

- Вот они, чертовы девицы! Только не через их гибель, а гибель через меня. Сейчас,- говорит,- я свет дам. Мне энергии принципиально не жалко.

Дал он сию минуту свет.

- Начинайте,- говорит.

Сажают тогда его девиц на выдающиеся места и начинают спектакль.

Теперь и разбирайтесь сами, кто важнее в этом сложном театральном д

Конечно, если без горячности разбираться, то тенор тоже для театра- крупная ценность. Иная опера не сможет даже без него пойти. Но и без монтера нет жизни на театральных подмостках.

Так что они оба- два представляют собой одинаковую ценность. И нечего тут задаваться: дескать, я – тенор. Нечего избегать дружеских отношений. И сымать на карточку мутно, не в фокусе!

Тема 5