Распространенность наркоманий

НАРКОТИКИ И ОБЩЕСТВО

Глава 1

Распространенность наркоманий

Рассматривая историю использования наркотических средств, можно видеть определенную этапность. Вначале нар­котики оцениваются как средство сакральное, от реальности уводящее и соединяющее с высшими силами. Затем наркоти­ки становятся лекарством, и этот переход естествен, так как первыми врачами были жрецы, которые и использовали нар­котики вначале как средства магические, затем лечебные, а причиной болезни считалось нарушение связи с потусторон­ними силами, гнев богов. Постепенно функциональное при­менение наркотиков становится все нагляднее — их использу­ют для улучшения психического и физического состояния. И, наконец, наступает следующий этап, в европейской куль­туре в начале XIX в., когда наркотики применяют с эйфори-ческими, опьяняющими целями. Искусственные, химически произведенные наркотики (обезболивающие, снотворные, стимуляторы) теперь уже не служат сакральным целям, они предназначены для лечебного, функционального использова­ния. Но затем соответственно этой общей исторической тен­денции их начинают употреблять для опьянения как эйфори-зант.

Если исключить из рассмотрения наркотики искусственно­го, химического происхождения, то эта закономерность сме­ны функциональной роли естественных алкалоидов неоспори­ма. Даже если в истории обнаруживаются лакуны, их можно безошибочно заполнить. Здесь нельзя не вспомнить таблицу Д. И. Менделеева и гомологические ряды Н. И. Вавилова; ве­роятен некий метафизический закон, доступный для анализа синергетиков.

Распространенность наркотизма создает определенную ау-РУ в обществе. Отношение к больным наркоманией становит-

ся менее жестким (хотя до какого-то предела; см. главу 20). Исследования проблемы как явления, достаточно обособлен­ного от повседневной жизни, начинают приобретать черты бытовой любознательности, становятся достоянием обыва­тельских знаний. Последнее питается добрыми намерения­ми, но неловким исполнением мероприятий санитарного просвещения. Тем самым сокращается расстояние между па­тологией и здоровьем, нормой, смазываются необходимые, даже инстинктивно закрепленные границы. Это крайне важ­ное обстоятельство, недооцененное нами. Размывание границ между порочным, больным и правильным, здоровым всегда имеет многообразные нежелательные биосоциальные послед­ствия в обществе. В рассматриваемом нами наркотизме это эксперименты детей и подростков с одурманивающими веще­ствами как выражение поискового поведения в пубертатном возрасте (см. главу 10), это прием в компанию больного нар­команией без знания о его установке на прозелитизм, это супружество с ним, рождение от него больных детей и мно­гое другое.

Истинное количество наркотизирующихся, по признанию ВОЗ, неопределимо.

Если раньше мы спрашивали подростков, что они знают о наркотиках, то сейчас вполне уместен вопрос о том, сколько потребляющих наркотики они знают, — это тоже показатель распространенности наркотизма.

Распространение наркомании уподобляют эпидемии. Име­ется инфекционный агент — наркотик. Имеется эпидемиче­ский очаг — часто обнаруживается источник заражения. Так, полагают, что опиокурение в США появилось вначале в при­тонах Сан-Франциско, когда на строительство западных же­лезных дорог в 50—60-х годах XIX века приехало много ки­тайцев, привыкших курить опий. Тогда был принят местный закон, запрещающий заведения, где курили опий (в дополне­ние к общегосударственному Акту Гаррисона). В Нидерландах опиомания распространилась из портовых китайских опиоку-рилен в Роттердаме, гашишизм в Великобритании с начала 60-х годов — от «зараженного» канадского эстрадного оркест­ра. Эпидемического характера вспышки с высокой контагиоз-ностью наблюдались в 60-х годах в среде хиппи; с 70-х годов XX в. в США, а с 80-х — в СССР появились нюхальщики в школах определенного района. Первая известная нам вспыш­ка, возникшая в Ижевске в 1979 г., была вызвана молодым че­ловеком, освободившимся из места заключения, где он рабо­тал на мебельном производстве, на котором имелись соответ­ствующие растворители лаков.

О размахе эпидемии за '/4минувшего века может говорить сравнение сегодняшней ситуации с тем, что было в 60-х годах. Тогда после принятия Единой международной конвенции о

наркотических средствах в 1961 г. было разрешено выращи­вать опий 7 странам: Болгарии, Греции, Югославии, Турции, Ирану, СССР, Индии. При этом Греция и Иран сами отказа­лись от возделывания мака. Спокойное время кончилось в се­редине 80-х годов XX в.

Для развития «эпидемии» необходим контакт с лицами, подверженными болезни, у которых отсутствует или недоста­точна сопротивляемость, «иммунитет». Об особенностях этих лиц мы будем говорить далее (см. главу 10). Контагиозность, вероятность передачи инфекции в развитии наркотизма назы­вается прозелитизмом — появлением «последователей». Счи­тается, что каждый больной наркоманией «заражает», по раз­ным источникам, 5—17 человек. Аналогия распространяется и на наркогенность вещества — силу, скорость, с которыми ве­щество вызывает привыкание. Наркогенность уподобляется силе инфекционного агента. Героин наркогеннее транквили­заторов, как вирус опаснее бактерии.

Уподобление наркомании эпидемии — не риторическая фигура. Как многие аналогии, оно несет понимание методов борьбы и профилактики.

Наркотики имеют в сегодняшнем мире свои закономерные пути распространения, отличные от того, что было в про­шлом. Причины этого кроются в изменившихся мотивах по­требления и облегчении связей между странами. Сакральные, ритуальные, практические, лечебные цели приема наркотиков оттеснены на второй план мотивом поиска эйфории.

Мы можем наблюдать как бы каскад событий — движения, распространения наркотиков. Эти движения позволяют вовре­мя заметить начало роста наркотизации в обществе, что обыч­но происходит с запозданием.

Выращиваются наркотики в бедных странах, затем они бы­стро перевозятся в богатые, распределяясь в соответствии с обеспеченностью потребителей или в соответствии со способ­ностью потребителей добывать наркотики преступным мето­дом. Наиболее удобным рынком с этой точки зрения в мире являются США и Западная Европа. В пределах нашей страны пути распространения наркотиков подчиняются той же зако­номерности. Но удобные у нас рынки сбыта совпадают неред­ко с регионами выращивания, хотя и здесь движение нарко­тиков имеет то же направление — от бедных к богатым или преступным лицам.

Затем наркотик начинает движение от более обеспеченных к менее обеспеченным людям, что обостряет криминогенную ситуацию. Последняя особенность распространения, от обес­печенных к малообеспеченным, видимо, противоречит извест­ному факту — наркотизация распространена в большей степе­ни в малоимущих слоях населения. Однако этот факт требует более внимательной оценки. Во времена незначительной нар-

котизации она действительно была сосредоточена в низшем социально-экономическом слое, но в определенных группах этого слоя: антисоциальных и асоциальных (преступники, проститутки, богема). Наркотики здесь как бы секвестрирова­ны отношением общества к этим группам в целом, их образу жизни, в том числе их наркотизации.

Социальная опасность, движение наркотика начинается тогда, когда наркотизация охватывает высокие слои общества, людей, подражание которым льстит прочим. В России рас­пространение наркотизации перед Первой мировой войной прослеживается не от больных и несчастных ятрогенных больных наркоманией, а из притонов (например, пресловутая вилла «Розе»), в которых встретились обитатели дна общества и представители аристократии. Великокняжеские семейства были поражены кокаинизмом, два премьер-министра страда­ли морфинизмом. В США и Западной Европе наркотизация стала расти тогда, когда попала в среду студенчества, поэтому следует считать порогом опасности выход наркотизации за пределы традиционно поражаемых групп. Традиция эта сло­жилась естественным образом в XIX в., когда наркотические вещества появились в Европе в больших количествах и, утра­тив экзотичность, оказались предметом свободного выбора.

Существование отдельных пораженных групп населения можно считать показателем социального благополучия на мо­мент оценки.

Что касается регионов, где наркотики выращивают и упот­ребляют в бытовой сфере с практическими целями, здесь при­знаком опасности, помимо названного, может служить преж­де всего изменение способа наркотизации. Например, смена опиофагии и опиокурения парентеральным введением нарко­тика, как это произошло и вызвало проблему в Средней Азии и в некоторых странах Юго-Восточной Азии. При бытовом употреблении выход наркотизации за пределы традиционно поражаемых групп проявляется вовлечением в наркотизацию женщин. Привычно соглашаясь с тем, что в некоторых стра­нах наркотик в бытовой манере принимает все население, следует иметь в виду, что это все мужское население, женская же наркотизация осуждается. Сейчас в Азии известен прием наркотиков (правда, в «отсталой» форме опио- и гашишефа-гии и курения) даже кормящими матерями.

Началом распространения наркотизма в конкретном обще­стве нужно считать и спрос на новое наркотическое вещество, например на барбитураты в Северо-Западной Африке, Юж­ной Азии. Спрос на новое вещество на фоне распространения наркотизма означает, как мы это видим в США, Европе, Рос­сии и во многих других странах и регионах, дальнейший подъем злоупотребления, обострение проблемы, поскольку волнообразная кривая развития наркотизма в XX столетии

поступательно идет вверх по экспоненте. В связи с этим сле­дует отметить, что даже падение спроса на распространенный наркотик не обещает улучшение ситуации — это может озна­чать появление нового, смену «моды».

Употребление наркотика, передающееся от мужчин к жен­щинам, наблюдается не только в обществах, где распростра­нено бытовое употребление опьяняющих веществ с практиче­скими целями. Существует общая биосоциальная закономер­ность передачи опыта, навыков, морали от мужчин к женщи­нам. Согласно концепции В. А. Геодакяна о роли дихотоми­ческого полового разделения вида, мужчины инициативно ис­пытывают, осваивают окружающее, женщины консервативно сохраняют опыт, пополняя его тем, что освоено мужчинами. Концепция подразумевает, что опыт пополняется тем, что оказалось полезным виду. Однако в девиантных случаях, ка­ким является наркотизация, мы видим, что модель продолжа­ет работать, хотя содержание процесса злокачественно. Кон­сервативная роль охранительницы вида не звучит так же, как не звучит инстинкт индивидуального самосохранения в от­дельном случае наркотического опьянения. Можно допустить, что в обоих случаях биологическую целесообразность поведе­ния нарушает эйфорический эффект наркотика.

Таким образом, женский наркотизм — показатель начавше­гося роста наркотизации в обществе. Изучение соотношения мужского и женского наркотизма в его различных формах, видах (седативный, стимулирующий, психоделический) в ди­намике должно дать результаты большого, в том числе биоло­гического, значения (изменение ролевых функций в пределах биологического вида; феминизация и маскулинизация). Одна­ко эта проблема еще не привлекла внимание исследователей. Одной количественной констатации совершенно недостаточ­но для каких-либо выводов.

Столь же недостаточны наши статистические данные для оценки еще одного показателя движения наркотика — возрас­та пораженных. Наркотизация поражает молодых, но в своем росте распространяется в направлении не старших, а еще бо­лее младших. Чем младше возраст пораженных, тем динамич­нее растет конкретная форма наркотизма, чем старше — тем ближе «насыщение» в популяции. Мы видели, что, например, снижению гашишизма в США соответствовало увеличение числа потребителей марихуаны в возрасте 25—35 лет. Наши сомнения в стабилизации у нас уровня героинизма основаны на том, что отмечаются случаи злоупотребления героином в 10—12-летнем возрасте.

Традиционная для медицинской статистики 5-летняя руб-Рификация малоинформативна для случаев наркотизма. А та­кие показатели, как «62 % наркоманов — лица в возрасте до

лет», не дают никакой возможности прогноза. Еще менее

удовлетворительны наши данные о подростковой наркотиза­ции. Понятие «подростковый возраст» у нас трактуется весьма произвольно: от 12 до 15, от 15 до 18 лет. Не различаются да­же младший и старший (как в англоязычной литературе) под­ростковые периоды, хотя в русском языке есть соответствую­щие понятия (отроческий, юношеский). В связи с этим опуб­ликованные сведения «21,3 на 100 000 населения в возрасте 15—17 лет» лишь подтверждают факт существования явления, но недостаточны для анализа. Мы не говорим даже о том, что из этих данных отброшены становящиеся все более многочис­ленными случаи злоупотребления лицами до 15 лет, быть мо­жет, самые показательные для оценки динамики наркотиза­ции в обществе.

Безусловно, разделять детско-подростковую группу по воз­расту действительно трудно, так как здесь велик разброс по степени зрелости, зависимости от окружения, социальных ус­ловий и других факторов. В любой группе подростков обычен разброс в 3—5 лет. Прослеживается необходимость выделения группы 17—25-летних (не 20—25 лет): это возраст профессио­нального становления и интенсивного деторождения, возраст армейской службы. Число больных наркоманией в этой воз­растной категории наиболее ярко может указать на потери об­щества вследствие наркоманий. Для построения профилакти­ческой работы в детско-подростковой группе целесообразно ориентироваться не только на возраст, но и на социальные данные: школьники, учащиеся ПТУ, безнадзорные и т. д. Эти социальные позиции пусть в незначительной степени, но да­ют некоторые представления об уровне развития, личностных и социальных устремлениях и пр., что сделает профилактиче­скую работу более конкретной.

Есть еще ряд характеристик, имеющих прогностический смысл, например, для городского и сельского населения, во­влеченного в наркотизацию, поэтому статистические сведения обязательно должны отражать распространенность наркотизма в зависимости от величины городов и сельских населенных пунктов. Это позволяет определить «насыщенность» населе­ния конкретной формой наркотизма и этап движения нарко­тизации. Однако данные и по этому вопросу практически от­сутствуют не только в нашей, но и в зарубежной литературе. Мы знаем лишь движение наркотизации в макросоциуме.

В микросоциальной среде пока мы можем свидетельство­вать о распространении наркотиков среди молодежи (места учебы, развлечений, места жительства) и в семьях (от старших детей к младшим). В микросоциуме закономерности практи­чески не прослежены, так как от операций с числами, с уров­ня статистики мы переходим на уровень личностных характе­ристик, личностных особенностей, на уровень психологии и психиатрии.

Каково количество лиц, потребляющих наркотики, среди населения? Так, по данным ряда авторов, у подростков до 18 лет наблюдался рост заболеваемости наркоманиями с 4,9 на 100 000 населения до 84,5 (увеличение в 17,2 раза) в 1991— 2000 гг., токсикоманиями с 12,5 до 20,4 (в 1,6 раза) в 1991— 1998 гг., болезненности наркоманиями с 7,9 до 125,1 (в 17,8 раза) в 1991—2000 гг. Разумеется, эти данные ориентировоч­ны, так как надо принять во внимание число беспризорников, которые избегают какого-либо учета.

Анализ ситуации за последнее десятилетие ведущим специа­листом Е. А. Кошкиной и ее коллективом (2001) у взрослых по­казал рост больных наркоманиями, состоящих на диспансер­ном учете, почти в 9 раз (185,8 на 100 000 населения в 2000 г.). Заболеваемость выросла в 13 раз (обращаемость в 2000 г. — 50,6 на 100 000 населения). Число больных токсикоманиями за де­сятилетие увеличилось в 1,9 раза, при этом в 1999 г. показатель вернулся к уровню 1991 г. Что касается подростков, то Е. А. Кошкиной отмечено, что у них вовлечение в злоупотреб­ление ПАВ по скорости роста в 2 раза превышает заболевае­мость взрослых. Аналогичные результаты расчетов получены В. И. Михайловым (2002). У взрослых потребителей отмечено за 1991—2000 гг. рост больных наркоманиями в 8,6 раза (муж­чины) и 11,8 раза (женщины), больных токсинаркоманиями в 1,95 раза (мужчины) и 1,03 раза (женщины). Показатель болез­ненности наркоманиями у мужчин вырос в 8,9 раза, у жен­щин— в 12,1 раза; болезненность токсикоманиями у мужчин выросла в 2 раза, у женщин — на 6,7 %. По данным В. В. Кир-жановой (2003), наибольший рост наркотизации в России при­ходится на 1995—1997 гг.: каждый год болезненность вырастала на 30 % в сравнении с годом предыдущим. Хотя с 1991 по 2002 г. число состоящих на учете увеличилось в 11 раз, последние 3 го­да темпы прироста снижаются. Так, болезненность в 2000 г. уве­личилась на 28 %, в 2001 г. — на 18 %, в 2002 г. всего на 1,3 %. На конец 2002 г. на учете состояли 323 000 человек (224,1 на 100 000 населения) и 126 000 человек — наблюдаемых потреби­телей наркотиков без признаков зависимости (87,3 на 100 000 населения). Число токсикоманов вместе с тем растет, хотя и не достигает величин, наблюдаемых при наркомании. На конец 2002 г., по данным В. В. Киржановой, болезненность токсико­маниями составила 12,7 тыс. человек (8,8 на 100 000 населе­ния), число злоупотребляющих без признаков зависимости — 20,8 тыс. (14,5 на 100 000). Эти данные дают представление о ситуации, о развитии тенденции, при этом о тенденции мы мо­жем говорить с большей уверенностью, чем о количестве забо­левших. Но наиболее ясно мы видим в этих цифрах развитие наркобизнеса в России — колоссальный рост потребления классических наркотиков в сравнении с наркотически дейст­вующими веществами. Думается, если наложить на географи-

2 - и. н. ш

ческую карту ценники, можно ориентировочно представить, как распространяется наркотик по России и куда будет двигать­ся «товар».

Имеет хождение фраза: «милиция знает употребляющих наркотики в 10 раз больше, чем врачи, но на самом деле их в 10 раз больше, чем знает милиция». Такая фраза хорошо запо­минается, но явно беллетристична. Истинное число больных установить сложно потому, что злоупотребление наркотиче­скими веществами скрывается пациентами, а нередко и их близкими, поэтому специалисты постоянно ищут методы, по­зволяющие объективизировать меру наркотизации в обществе. Так, Е. А. Кошкина и соавт. (2001) используют метод «по­вторного захвата» на основе сопоставления данных различных ведомств (наркология, общая медицина, МВД); выявляются пропорции встречаемости и рассчитывается приближенное к истине число злоупотребляющих. Так, оказалось, что это чис­ло в 3 раза, а не в 10 раз превышает число состоящих на уче­те. Хотя и здесь, разумеется, результат зависит от качества ра­боты различных служб.

Можно предложить другие, неколичественные методы оценки распространенности наркомании в каком-либо регио­не. Так, ситуацию можно считать относительно благополуч­ной, если наркотик местный, дешевый, не вводится паренте­рально, не экспортируется, нет ввезенных наркотиков. Такие регионы есть, например, на юге Сибири, где выращивают и сами потребляют гашиш и опий в бытовой манере.

Некоторые расчеты клиницистов в регионах также могут быть полезны, хотя и при широком диапазоне допущений, и при обязательном повторении расчетов спустя 2—3 года. Так, в этих исследованиях потребление подразделяется на эпизо­дическое, периодическое и постоянное (с диагнозом зависи­мости). В отчетных документах диспансеров графа «эпизоди­ческое потребление» присутствует, и такие потребители берут­ся на учет для последующего контроля. Графа эпизодических потребителей интересна. Клиницисты знают, что поступаю­щие на лечение наркоманы нередко говорят, что они только 1—2 раза попробовали (хотя с первого раза мало кто стано­вится известным), а при анкетном опросе подростков, даже анонимном, многие скрывают свои «пробы». Следовательно, эта графа неполноту данных о потребителях случайных допол­няет потребителями постоянными. Но примем такое положе­ние вещей как данность. Далее ход событий: часть эпизодиче­ских потребителей станут периодическими, большая часть пе­риодических (потому что здесь у многих болезнь уже нача­лась) становятся постоянными, а постоянные, увы, погибают. Рост злоупотребления здесь будет отчетливым, если при по­вторной оценке сохранится примерное число эпизодических и постоянных потребителей неизменным: в число эпизодиче-

ских рекрутируется молодежь вместо перешедших к более ин­тенсивной наркотизации, а естественная убыль постоянных пополняется из числа эпизодических и периодических. Таким образом, при видимом благополучии цифр, отсутствии роста наркотизации населения этот рост есть.

Объективные методы выявления злоупотребления по ана­лизам мочи и крови (например, ферментативный анализ Т. В. Чернобровкиной) наше общество еще не готово при­нять: кто-то боится разоблачения, кто-то — нарушения прав человека.

Столь сложно выявляемое и столь трудное для оценки яв­ление, как наркотизация, требует особого внимания и тща­тельности в сборе, систематизации данных широкого круга. Малозначащие, казалось бы, сведения в этих случаях могут иметь большое значение.