Изменение уровня материального благосостояния

по отношению к окружающим за период реформ, в %

Источник: Есть ли в России средний класс? Аналитический доклад по заказу московского представительства Фонда им. Ф. Эберта. С. 42.

В целом социологи установили две чрезвычайно важные закономерности социальной мобильности в современной России: 1) в нынешнем среднем классе почти три четверти (72,0%) — это те, кто и в СССР входил в состав среднего класса; 2) в двух низших слоях российского общества большинство (58,2 и 55,6%) — это те, кто считал себя раньше представителями среднего класса, а в результате реформ скатился вниз. “Таким образом, процесс изменения социальных статусов за последние семь лет охватил практически все российское общество, причем у одних людей положение в обществе резко улучшилось, у других резко ухудшилось, у третьих осталось практически без изменений. Однако если улучшить его смогла относительно небольшая часть населения, то ухудшение затронуло основную массу россиян, входивших в дореформенный средний класс”[315].

Кризис 17 августа 1998 г., вопреки распространенному мнению, не слишком сильно изменил сложившуюся за предыдущие годы картину. В наибольшей степени он ударил по верхнему слою среднего класса — только 40,0% тех, кто относил себя к нему до кризиса, смогли после него сохранить свой социальный статус. При этом половина (49,0%) спустилась до уровня собственно среднего слоя, а 12,0% — даже до уровня нижнего слоя среднего класса или бедных. В основной массе среднего класса две трети сумели сохранить свои позиции и после осеннего кризиса. Наибольший удар по среднему классу, как и по другим слоям российского общества, нанес рост цен на фоне прежнего уровня заработков.

С географической точки зрения средний класс преимущественно пополнялся за счет выходцев из республиканских и областных центров, которые дали 42% рекрутов в верхнем слое и по 38% в среднем и нижнем слоях. Только на 29% ряды верхнего слоя среднего класса пополняются за счет жителей двух столиц (Москвы и С.- Петербурга) и на столько же — за счет жителей малых городов. В нижнем же слое среднего класса и среди бедных относительно невысок удельный вес уроженцев столиц, зато почти половину составляют выходцы из малых городов и сел, т.е. мигранты первого поколения (от 42 до 46%).

Огромную роль в продвижении наверх играет родительская семья. Среди представителей верхнего слоя среднего класса на то, что их отцу удалось добиться в жизни успеха, указали 51,0%, а на его “неуспехи” — только 31,3%. В среднем слое среднего класса соответствующие показатели составили 46,2 и 29,8%. В то же время в нижнем слое среднего класса и у бедных соотношение было обратным: число “неуспешных” отцов превышало число тех, кто добился в жизни успеха, причем для бедных это превышение было весьма заметным (41,6 против 31,8%). Та же тенденция прослеживалась и при ответе на вопрос о том, добилась ли успеха в жизни мать. Таким образом, семья послужила для многих трамплином к деловому успеху[316].

Россия повторяет универсальную закономерность, известную в других странах с рыночной экономикой. Образование, жизненные стандарты и должностной статус детей из благополучных семей значительно выше, чему их родителей. Насчет судьбы своих детей представители среднего класса более оптимистичны, чем представители нижних слоев. Так, 41,4% представителей среднего слоя среднего класса уверены, что их дети добьются в жизни большего, чем они, — это самый высокий показатель по всем слоям российского общества. В целом тенденция преемственности в принадлежности к двум верхним слоям российского общества прослеживается достаточно отчетливо. “Это позволяет, с одной стороны, зафиксировать доминирование тенденции к самовоспроизводству среднего класса, но с другой стороны — относительную узость источников его пополнения и расширения”[317].

Примечательно, что от 65 до 75% нынешнего российского среднего класса занимали аналогичную ступень социальной лестницы и на старте рыночных реформ. Таким образом, обновление его происходит не столько за счет притока новых людей, сколько за счет адаптивных способностей представителей позднесоветского среднего класса.

Важными каналами вхождения в верхний и средний слои российского среднего класса являются занятие предпринимательской деятельностью, выполнение руководяще-управленческих функций (наличие “властного ресурса”) и включенность в рыночный сектор экономики хотя бы в роли наемного работника. Участвуют в управленческой деятельности и реально руководят людьми, по данным исследований, от 75 до 88% представителей среднего класса. В нижнем слое среднего класса таковых примерно половина. Выполнение руководяще-управленческих функций оказывается главным фактором вхождения в средний класс.

Гораздо меньшую роль в качестве канала пополнения среднего класса играют совместительство и вторичная занятость, поскольку они выступают источником пополнения семейного бюджета главным образом для малодоходных групп среднего класса. Доходы от вторичной занятости немало способствуют попаданию в состав среднего класса людей, работающих в госсекторе на неруководящих должностях. Именно то, что они живут преимущественно на дополнительные доходы, получаемые, как правило, в частном секторе экономики, принципиально отличает их от тех работников госпредприятий, которые никак не вовлечены в частный сектор и относятся в основном к нижнему слою среднего класса и бедным. Большинство совместителей (около 60%) свою вторичную занятость рассматривают как основной источник дохода. Источниками пополнения бюджета выступают также сдача в аренду квартир, дач, гаражей, автомобилей, которые приносят их владельцам доход, в большинстве случаев оцениваемый как основной. Не случайно операции с собственностью в 2 раза чаще проводятся москвичами, нежели жителями других российских регионов. Таким образом, активность среднего класса в выборе действий для улучшения материального положения, а следовательно, и продвижения по социальной лестнице, не только высокая, но и очень разнообразная. Причем благополучное положение большей части среднего класса связано с вполне рыночными по своей природе источниками доходов[318].

Неожиданным и весьма значительным источником пополнения средних слоев российского общества, прежде всего традиционных, стали беженцы и вынужденные переселенцы из других республик бывшего Союза. Для этого контингента характерен высокий уровень специального (высшего и среднего) образования. Так, данные государственного учета по Белгородской и Липецкой областям показывают, что среди лиц старше 15 лет люди со средним и высшим специальным образованием составляют свыше 50%. Если же взять возрастную группу от 25 до 55 лет, то, по оценкам работников миграционной службы, число специалистов приближается к 80%. Как правило, эти люди имеют городские специальности, нередко работали в научных учреждениях, военно-промышленном комплексе, на промышленных предприятиях. Они или были посланы в национальные республики по распределению после окончания учебных заведений, или являются детьми посланных туда ранее специалистов и окончили вузы и техникумы уже в республиках. В любом случае приезд на историческую родину заставляет их менять образ жизни, почти всегда осваивать другую сферу деятельности. Хотя почти все они бывшие жители городов, в том числе столичных, сейчас подавляющее большинство из них устраиваются в сельской местности или небольших городах[319].

“Челночное движение” граждан бывшего СССР началось в 1990— 1991 гг. Русское слово “челнок” с тех пор распространилось по всему миру и появилось во всех языках — от китайского и арабского до западнославянских.

“Челноки” составляют массовую основу нового предпринимательского класса России. Правда, скорее его нижний этаж. Некоторые специалисты считают, что “новый класс” предпринимателей себя уже утвердил, причем он появился в России как бы из ничего и в ничтожно короткие сроки. Этот вывод находит подтверждение в официальной статистике: если в 1992 г. слой предпринимателей в России составлял 6—8% самодеятельного населения, т.е. порядка 4,2—5,8 млн человек, а на 1 января 1993 г. на предприятиях “нового бизнеса” трудилось 16 млн человек, или 22% от общей численности занятых в экономике, то к 1995 г., согласно данным Института экономического анализа, число россиян, работающих в частном секторе, составило 36% (более 26 млн) от общего числа занятых, что в 3 раза больше, чем в 1992 г. Из 73 млн человек экономически активного (т.е. трудоспособного) населения страны в “челночном” бизнесе и сформировавшейся вокруг него инфраструктуре (водители, продавцы и т.д.) в 1997 г. было занято 30 млн, или 41%. В 1996 г. 75% закупок промышленных товаров народного потребления по импорту были осуществлены 10 млн “челноков”. Общий подъем неорганизованной торговли составил 15,6 млрд долл. (в том числе импорт — 14,5 млрд долл.)[320].

“Челночным” бизнесом занимаются семьями или компаниями друзей; в одиночку, как правило, ездят лишь новички. Гораздо удобнее действовать группами по следующей системе: “скупщик” постоянно находится на “толчке” где-нибудь в Пекине, Шанхае или в провинции. “Курьер” доставляет ему необходимую валюту, а также помогает при отсылке авиапосылок в Россию. Двое встречают груз в Москве и занимаются его сбытом. Это — “толкачи”. В среднем 150 долл., затраченные на отправку посылки (содержимое — пуховики, кроссовки, трикотаж, кожа), плюс плата авиакомпании, приносят от 300 до 350 тыс. руб.[321]

В пути “челноков” подстерегают многочисленные неприятности: то пограничник задержит за обилие золотых колец на пальцах, то обнаружит за подкладкой чемодана пару-тройку часов. Но гораздо хуже, если “челнок” сталкивается где-нибудь в Европе с безжалостными отечественными рэкетирами или зарвавшимся от собственной безнаказанности местным полицейским, который может запросто арестовать незадачливого торговца, подбросив ему пакетик с наркотиками. Бывает, что путь “челнока” кончается и так: где-нибудь в районе границы он бесследно исчезает. Ведь за ним всегда охотятся любители еще более легкой наживы, а “вычислить” его среди туристов и местных жителей легко.

Фактически “челноки” — порождение перестройки, исторически они возникли гораздо раньше. Среди первых были наш Афанасий Никитин, ходивший за три моря, и знаменитый Синдбад-мореход. Все они были самыми настоящими “челноками”. Как и вообще любой купец того времени. Их работа — это не профессия, а скорее образ жизни. По своей первоначальной профессии это инженеры, учителя, врачи, отставные офицеры, домохозяйки и многие другие, кого экономическая реформа 90-х годов сделала безработными.

В 1995 г. ежеквартально “челноки” ввозили в страну товара на 2,7 млрд долл., что составляло примерно четвертую часть российского импорта. А в 1996 г. их доля достигла почти половины. По оценкам общественной организации “Туризм и предпринимательство”, примерно 60% “челноков” оперируют в своих закупках суммами в 1,5— 5 тыс. долл. Экономические кризисы, периодически сотрясающие нашу страну, больно бьют не только по рядовым покупателям, но и по мелким продавцам. Кому-то из них в это время приходится сокращать закупки, кому-то и вовсе свертывать торговлю, пополняя ряды наемных работников. Выживают сильнейшие, лучше всего постигшие нелегкое искусство челночного бизнеса. У таких в распоряжении находятся суммы в сотни тысяч долларов. У крупных дельцов давно отработан механизм доставки товара и его “растаможки” с наименьшими потерями для собственного кошелька.

“Челночный” бизнес, поставляющий в страну дешевый импорт, возник не случайно. Покупательный потенциал среднего россиянина в 90-е годы был очень скромным. По карману среднему классу оказались недорогие магазины и даже не супермаркеты, а оптовые и вещевые рынки. Это значит, что в магазинах цена предложения (та сумма, которую желает получить за товар продавец) значительно превышает цену спроса (сумму, которую покупатель готов заплатить за товар), а на рынках разрыв между ценой спроса и ценой предложения минимален. Известно, что цены на оптовых, вещевых и смешанных рынках (таково их официальное название) на 20—50% ниже, чем в магазинах. Оборот рынков в целом по России составляет 28% общего объема розничного товарооборота. В частности, здесь покупается порядка 70% одежды и 60% обуви и трикотажа.

Китай, Турция и Польша — три страны, куда российские “челноки” проложили самые оживленные маршруты. Иногда их именуют “великими “шмотковыми” и “тряпичными” путями” (видимо, по аналогии с Великим шелковым путем древности).

Из Китая везли пуховики и кожаные куртки, кроссовки и майки, обувь, хлопок, шелк. “Челноки-ветераны” с умилением вспоминают свой Великий шелковый путь — поезд Пекин—Москва: жестокие сражения за обратный билет; сумасшедшие посадки на поезд в Пекине, когда было трудно предположить, что все тюки с перрона могут быть загружены, а поезд всем на удивление трогался с места и доходил до Москвы; поборы сначала китайских, а затем российских таможенников; проститутки с валютчиками на всем пути следования; криминальные истории; и, конечно, пьянки с мордобоем. Положение изменилось в 1992 г., когда китайцы ввели строгий контроль на железной дороге — не более 35 кг на одного пассажира, и “челнокам” пришлось забыть о Транссибирской магистрали.

С тех пор основным средством передвижения стал самолет. На глазах расцвел аэропорт г. Тяньцзиня — именно сюда стали приземляться пассажирские и грузовые чартеры: до 8—10 рейсов в день из стран СНГ. Провинциальный аэропорт превратился в грандиозный накопитель и распределитель пассажиров и грузов; вместо пустовавших 1—2 харчевен образовался целый квартал многолюдных ресторанчиков с магнитофонными записями и меню на русском языке. Шум, гам, сквернословие, стычки с работниками аэропорта и полицейскими, разборки между собой[322].

Вообще, “челнок” — профессия нелегкая: в зарубежной стране, где он отоваривается, скажем в Турции, нужно обежать тысячи лавчонок (плюс мелкие магазинчики на примыкающих улочках), просмотреть и запомнить, где какой товар, и выбрать подешевле, поторговаться с каждым продавцом, а потом навьючить на себя тяжеленные сумки. Если раньше таскали баулы на себе, то теперь действуют по схеме “переговоры — оплата — фабрика — склад — самолет”, и никакого поднятия тяжестей. “Челноки”, многие из которых имеют с собой на одну поездку до 20—30 тыс. долл., могут себе это позволить. Как правило, деньги эти заработаны относительно честным и очень тяжелым трудом. Начинали с кредитов под большие проценты, приобретали и приобретают товар на свой страх и риск, терпят бесконечные поборы и мздоимство чиновников, рэкет и т.п.

Русские и китайские коробейники пересекают границу в прямом и обратном направлениях, перевозя тысячи тонн мелкооптовой продукции. Но вот какой парадокс: в то время как русские приграничные поселки и города все больше беднеют, китайские приграничные поселки расширяются и процветают. Деревни превращаются в поселки, поселки разрастаются в города. Открываются десятки новых гостиниц и рынков, магазинов, банков и складов. И все это для русских и китайских “челноков”. Только в отличие от китайцев, с которых правительство удерживает приличные таможенные пошлины, русское правительств обогатиться на своих “челноках” не может. На деньги китайских “челноков” возводятся небоскребы, на деньги наших—дачные комплексы чиновников.

К “челночному движению” однозначного отношения среди специалистов нет. Большинство признает его необходимость в нынешних условиях, хотя видят все его минусы и недостатки. Небольшая часть ученых относится к нему явно негативно. По мнению некоторых социологов, в частности М.Н. Руткевича, “челноки” — прямое “свидетельство нерациональной организации торговли и маргинализации миллионов рабочих, служащих, ИТР... “дикая” практика "челночничества" является петлей, удушающей отечественную легкую, текстильную, парфюмерную и другие отрасли промышленности. Затраты миллиардов долларов на рынках Стамбула — средство перекачки инвестиций из России в Турцию, так же обстоит дело с Китаем, арабскими странами, Польшей и т.д. Другие страны, даже высокоразвитая Япония, защищают ряд своих отраслей с помощью высоких пошлин и всемерного поощрения отечественного товаропроизводителя”[323].

Тем не менее основную социальную и экономическую задачу — дать работу сотням тысяч безработных, одеть и накормить средний и низший классы российского общества, ликвидировать пустые прилавки магазинов и длинные очереди за дефицитом — “челноки” с успехом выполнили. За 1990-1994 гг. “челноки” сделали то, чего не смогла совершить вся советская промышленность за 70 лет, — насытили рынок товарами.

В зарубежной и отечественной социологии принято различать два подхода к определению класса — субъективный и объективный. Субъективный основан на принципе самоидентификации, т.е. самозачислении индивида в тот или иной класс. Объективный подход основан на критериях, независимых от мнения индивида.

Объективный подход обычно использует два критерия: характер деятельности (труда) и величина доходов. Наряду с ними учитываются и другие критерии, тесно связанные с ними: образовательный, квалификационный, должностной уровень, особенности ценностных ориентации и трудовых мотиваций, качество жизни и стандарты потребления. О различных методах объективного измерения классовой позиции говорилось в главе “Социологические теории классов”. В частности, речь шла об Индексе статусных характеристик Л. Уорнера, который основан на сочетании социологического опроса членов сообщества с анализом объективных характеристик: вида занятий, источника дохода, типе жилища и месте жительства; Индексе социальной позиции А. Холлингшида, где используется вид занятия, образование и место жительства; Государственной переписи занятий в Англии, подразделяющей взрослое население на шесть классов (от А до Е) с учетом профессии и статуса занятости; Стандарте классификации занятий, включающем уже 9 профессиональных классов, и др.

Общепринятыми критериями выделения социального класса считаются сегодня следующие: душевой доход, социальный статус, стандарты потребления, образование и др.

Субъективный метод основывается на принятом в международных сравнительных исследованиях тесте интегральной самооценки положения индивида в обществе по десятибалльной шкале: выбор респондентом на шкале цифры “1” обозначает самозачисление на высшую статусную позицию в обществе, а выбор “10” — на низшую статусную позицию. Данная шкала может использоваться при измерении самооценки отнесения ко всем трем социальным классам либо к одному из них, в частности к среднему классу. В таком случае при анализе результатов десять статусных позиций разбивают на четыре группы, например, первая группа может включать 1—3-ю позиции (верхний слой среднего класса), вторая группа — 4—6-ю позиции (средний слой среднего класса), третья группа — 7—8-ю позиции (нижний слой среднего класса), а в четвертую группу входят те респонденты, которые идентифицировали себя с 9- и 10-й позициями и отнесли к “низшему классу”, т.е. бедным слоям населения.

Пример использования субъективного метода по данным исследования Российского независимого института социальных и национальных проблем (РНИСиНП) приводится в табл. 9.9.

По мнению российских социологов, наибольшее значение для самооценки респондентами своего социального статуса имеют: 1) самооценка своего материального положения по сравнению с положением окружающих; 2) степень удовлетворенности своим положением в обществе; 3) представления о том, каким будет его материальное положение по отношению к окружающим через 2-3 года[324].

Субъективную оценку респондентами состояния их бюджета в течение года использовали специалисты Института социологии РАН. Шкала субъективных оценок дала возможность выделить следующие уровни материального положения. Состоятельные — характеризуются наличием материальных средств, достаточных для создания высокого уровня жизни. Обеспеченные - имеют денежные средства, достаточные для обновления предметов длительного пользования, улучшения жилищных условий с помощью кредита. Малообеспеченные — располагают средствами только на повседневные расходы. Неимущие — имеют минимальные средства лишь для поддержания жизни[325].

Таблица 9.9