Отрасли социологии и психологии 4 страница

В ОКМ источником знаний выступают интуиция, здравый смысл, жизненный опыт, заблуждения, суеверия, политические пристрастия и стереотипы, она черпается из общения с людьми, средств массовой информации и т.п. В отличие от нее источником знаний в НКМ выступает наука. Если ОКМ всегда индивидуальна (как результат деятельности конкретного человека), то НКМ является коллективным плодом деятельности всего научного сообщества. Она формируется в ходе профессиональной – теоретической и эмпирической — работы, в процессе обучения и повышения профессионального мастерства, чтения общей и специальной литературы, общения с коллегами, в том числе на семинарах и конференциях. В разные исторические эпохи существовали различные типы ОКМ. Обыденные картины мира различаются в зависимости от того, к какому слою, классу, сословию, нации принадлежат ее творцы, в какую историческую эпоху они проживали. ОКМ зависит также от уровня образования, среды обитания (город или деревня) и иных факторов. Картины мира пролетариев и буржуазии, подростков и пожилых существенно отличаются. Хотя, несомненно, во все картины мира входят какие-то общие, имеющие универсальное значение, элементы.

НКМ в социологии также подвержена изменениям, но они обусловлены развитием научных знаний, появлением новых направлений, парадигм и социологических перспектив. НКМ структурного функционализма или марксизма существенно отличается от таковой в символическом интеракционизме. Хотя им присущи некие общие композиционные элементы, которые свидетельствуют о принадлежности указанных картин к социологии, а не к психологии или физике. Такие универсальные элементы определяются законами социального, прежде всего социологического, познания. К примеру, ни одно из указанных выше направлений (перспектив), не изучает изолированного индивида, как делает это психология, или влияние материального поля, изучаемого физикой.

Тематика ОКМ и НКМ в социологии во многом совпадает, поскольку обе касаются философского осмысления общественной реальности. Такое осмысление, несмотря на разные источники, касается одних и тех же важных тем: семьи и брака, труда и трудовых отношений, политики, экономики, искусства, религии и т.д. Обычные люди, как и ученые, размышляют над тем, в каком возрасте люди должны вступать в брак, каких партнеров себе выбирать и зачем вообще люди женятся; зачем нужна служба в армии и как влияет на нее дедовщина. Ничего подобного нет в физике или биологии, почти нет в психологии или экономике. В отличие от них социология больше открыта обыденному миру. Социолог является частью его и пользуется в своих суждениях знаниями, привнесенными из повседневного мира.

ОКМ служит переходным звеном на пути к формированию НКМ. Социолог руководствуется в проведении исследований не только научными данными и специальной литературой, но в значительной мере своим жизненным опытом и представлениями здравого смысла. Социолог — член этого общества. Он живет такой же жизнью, какой живут его респонденты, а значит, он подвержен политическим пристрастиям, амбициям и культурным предрассудкам. В методологическом плане его задача — не спутать две разные картины мира, не подменять научное знание обыденным. Простое на первый взгляд правило учеными постоянно нарушается, о чем свидетельствуют очень многие статьи, публикуемые в высокопрофессиональном журнале “Социологические исследования”.

Так, автор статьи о Прибалтике высказывает пожелание, чтобы населяющие ее народы (прибалты и русские) воссоединились, иначе дальнейшие отношения и впредь будут носить негативный характер. Подобное суждение, выданное в качестве практической рекомендации, только частично опирается на полученные факты (высказывания респондентов о необходимости народам жить в мире и согласии), но в основном это проявление его гражданской позиции. Аргументация автора о том, что прибалты и русские, долгое время жившие вместе, почти сроднились и готовы к совместному существованию, которое было искусственно (в силу политических амбиций руководства двух стран) прервано, не выдерживает серьезной критики по двум причинам. Во-первых, ни один аргумент невозможно подтвердить эмпирически или проверить экспериментально. Во-вторых, точка зрения прибалтийских авторов, также изучавших данную проблему, прямо противоположна. К примеру, многие эстонские социологи считают, что искусственным было совместное проживание двух народов, произошедшее насильно в результате интервенции, а не их разрыв. В будущем только раздельное проживание и политическая самостоятельность позволят эстонскому этносу восстановить свои национальные традиции, повысить материальное благосостояние и самосознание народа. Прибалтийские социологи доказывают, что воссоединение невозможно в силу языковых и национальных различий, прозападной ориентации стран Балтии и евроазиатской ориентации России.

В результате относительно одного и того же круга явлений, одной и той же реальности выстраиваются совершенно разные картины мира. Позиции русских и прибалтийских социологов роднит лишь то, что научные суждения в них переплетены с обыденными. Под них не подведен никакой фундамент. Не существует общей социологической теории, объясняющей правомерность той или иной позиции, не существует частных теорий, применимых к данной ситуации (большинство теорий межнациональных отношений в мировой социологии созданы на американском материале), нет надежных и всесторонних эмпирических исследований. Когда образуется такого рода вакуум, то его заполняют суждения ОКМ.

Картины мира варьируются от общества к обществу и даже от сегмента к сегменту внутри одного общества. В этом смысле говорят, что китаец “живет в совершенно ином мире”, нежели западный житель. Национальные стили мышления и создаваемые ими картины мира различаются не только в терминах содержащихся в них элементов религии, этики или политической философии, но также в таких категориях, как время, пространство, число. На поверку очень несходными оказываются, например, “мир” Древней Греции и “мир” древней Иудеи, “мир” традиционного индуизма и “мир” индуизма современного Запада. Укорененностью идей в социальной реальности, в истории и социальной структуре данного общества занимается специальная отрасль социологии —социология знания.

Частным видом картины мира, а именно религиозной картиной, занимается другая дисциплина —социология религии. Иногда ее считают самостоятельной ветвью, а иногда — частью социологии знания.

Социология религии, в отличие от библеистики или теологии, не интересуется теоретическими вопросами содержания религиозной доктрины, не обсуждает вневременной характер постулатов христианской веры. Она помещает идеи о богах, о космосе и вечности в социальный контекст, в систему социальных институтов, статусов и ролей, исследует, как эти постулаты соотносятся с конкретно-историческими взглядами, мыслями, образом жизни и стилем мышления больших социальных групп (социальных страт) в многоязычных городах Римской империи, где возникли и функционировали первые христианские общины, в средневековой Европе, где они превратились в господствующую силу и преследовали (институт инквизиции) иноверцев. Социологию религии могут интересовать также способы легитимации и сакрализации политической власти в традиционном обществе, причины корреляции между посещаемостью церкви и классовой принадлежностью в современном западном обществе, где регулярное посещение церкви является одним из признаков принадлежности к среднему классу, тогда как непосещение характерно для рабочего класса.

Вместе с тем эти вопросы изучаются и в рамках социологии знания. Социология знания обнаруживает определенную связь между верой человека (либо ее внешним выражением) и годовым доходом человека: при снижении второго падает уровень первой и наоборот.

Помимо проблемы распространения религиозности в обществе социология ставит вопросы о том, насколько гармонично уживаются в современном индустриальном и постиндустриальном обществе системы верований, зародившиеся в рамках традиционного общества, каковым по существу выступает христианство; к каким изменениям ведет религию трансформация современного общества, где смены поколений техник и идей происходят уже быстрее, чем смены поколения людей, и сохранятся ли стандарты традиционного религиозного поведения в новых условиях.

Картины мира даются человеку вместе с языком общения в процессе социализации. Мы не выбираем себе язык, его навязывает нам конкретная социальная группа, отвечающая за нашу первичную социализацию. Общество заранее готовит нам исходный символический аппарат, с помощью которого мы постигаем мир, упорядочиваем свой опыт и интерпретируем собственное существование[21]. В этот аппарат включены ценности, логика и запас информации, которые составляют наше знание. Некоторые на всю жизнь

Схема 3.3. Зависимость изменения личной картины мира от уровня социальной мобильности, разнообразия жизненного опыта, широты и частоты смены круга общения

остаются с одной-единственной картиной мира, когда-то в детстве или юности

навязанной обществом, а другие часто меняют ее на другую или противоположную, попадая в жизненные переплеты либо экстремальные ситуации, заставляющие совершить человека нечто вроде духовной революции — переоценки всех ценностей. Чем ниже социальная мобильность и количество перемещений, тем консервативнее жизненный опыт и меньше потребность в такой переоценке, так как привитое в процессе социализации мировоззрение кажется человеку самоочевидным.

Поскольку сходную точку зрения разделяют почти все, с кем индивиду приходится иметь дело в рамках своего сообщества, постольку смена социального класса, профессии, места работы или места проживания приводит иногда к смене мировоззрения и картины мира. Чем чаще происходит смена кругов общения, тем выше вероятность смены картин мира. Следовательно, чем выше социальная мобильность, тем выше вероятность мировоззренческих революций, шире набор возможных картин мира и выше идейная терпимость к иным воззрениям, взглядам и картинам мира. Но возможна и другая закономерность: чем шире круг людей, разделяющих ваши взгляды, тем ниже вероятность того, что вы смените картину мира (схема 3.3).

Центральным элементом в системе теоретического знания, занимающего три верхних этажа в иерархии, выступает не научная картина мира, а научная теория, которая подразделяется на два уровня -общая теория и частная теория. Прежде чем рассматривать особенности социологической теории, проанализируем сущность научной теории как таковой.

Буквально “теория” означает “зрелище” — заранее и хорошо продуманную инсценировку событий, определенный взгляд на вещи. Теория отражает реальность избирательно и под определенным углом зрения. Она отсекает второстепенное и оставляет главное. Второстепенных деталей, попадающих в поле нашего зрения, так много, что они создают хаос. Отсортировать главное и организовать их в непротиворечивое целое призвана научная теория, поэтому ее можно воспринимать как своеобразный интеллектуальный фильтр.

В методологической литературе вы найдете не одно, а множество определений научной теории. Теорию можно понимать как совокупность логически связанных между собой абстрактных понятий, которые переводятся в переменные, наделяемые эмпирическими признаками, а также в совокупность гипотез, которые подвергаются эмпирической проверке. Теорию можно определить как иерархически организованную систему предложений и гипотез, находящихся в отношениях выводимости[22]. Теория — совокупность утверждений о реальном мире, которые описывают связь переменных. Выводы, представляющие логически истинные дедукции, называются пропозициями[23]. Научная теория “есть знание особого рода — знание всеобщее (универсальное) и необходимое (содержательно аподиктическое)”[24].

Научная теория имеет сложную иерархическую структуру. Абстрактные объекты верхнего слоя образуют относительно автономные области (теоретические системы), которые связаны с областями нижестоящих уровней не прямо, а через специальные преобразования. Причем первые в ряде случаев могут иметь так называемое избыточное содержание, иначе говоря, они не проецируются целиком и полностью на объективную реальность, хотя правильно ее объясняют. Откуда берется некоторый “остаток”? Понятие — не только идеализированная модель действительности, но и сокращенная система практических действий, которые необходимо осуществить ученому, чтобы в конечном итоге получить такое понятие.

В методологии различают не один, а два контекста функционирования теории. Репрезентативная функция теории заключается в ее способности служить абстрактной моделью (заместителем) реальных объектов (экстенсиональный контекст), а регулятивная функция теории представляет ее уже как систему теоретических операций (интенсионалов), посредством которых осуществляется построение абстрактной модели. Поскольку теоретическое знание не просто копирует реальность, а воплощает определенное отношение субъекта к реальности, постольку одной и той же реальности соответствуют два (и больше) теоретических образа, каждый из которых выражает не только объективное содержание теории, но и соответствующее субъект-объектное отношение. Например, в квантовой теории один и тот же реальный процесс может описываться посредством двух различных идеализированных схем (волновой и корпускулярной). В них используются разные теоретические средства, которые дают противоположные картины реальности, но тем не менее обе они являются эквивалентными и истинными. Вследствие этого схемы не могут без остатка проецироваться на отражаемый ими процесс, иначе говоря, они обладают частичной семантической объективностью (неполной истинностью), хотя и приводят к одним и тем же статистическим распределениям.

Наиболее развитый тип научной теории представлен в теоретической физике, под влиянием которой в социальных науках сложился тот же подход к пониманию теории, что и в естествознании[25]. Из естествознания перешли в социальные науки, в том числе в социологию, все методологические принципы и требования к научному исследованию. В естественных науках теории классифицируют по двум основаниям: 1) по уровню обобщения —на общие и частные, 2) по степени формализации – на формализованные и неформализованные. Кроме того, формализованные именуют аксиоматическими, номотетическими, дедуктивными, а неформализованные — идеографическими, описательными, ценностно-нагруженными, недедуктивными, образными структурами (паттерн-теориями), теориями-новеллами, перспективами, теориями-иллюстрациями, пара-теориями и пред-теориями[26]. По мнению большинства методологов, в социологии есть общие и частные теории, но, за редким исключением, в ней практически отсутствуют формализованные теории (идеальные, строго научные) и преобладают пара-теории и паттерн-теории.

У научной теории две важнейшие функции — объяснять устройство реального мира и предсказывать будущие события. Объясняются связи абстрактных объектов модели, а предсказываются — связи реальных объектов в окружающем мире. Объяснение надо отличать от описания и интерпретации. Объяснение осуществляется с помощью построения причинно-следственных (каузальных) моделей, которые получают теоретическое доказательство и эмпирическое подтверждение. Считается, что в физике с этим обстоит все нормально, но в социологии строгие каузальные модели построить невозможно. Здесь преобладают описательные схемы, а вместо логического доказательства используется очень похожий на него прием – интерпретация. Интерпретации представляют специфический класс обобщений, встречающихся только в социальных науках. В них нет гипотез, логического выведения одних утверждений из других, аксиом и постулатов, эмпирического подтверждения, зато много философских рассуждений и субъективных оценок. Интерпретации нельзя ясно и недвусмысленно вывести изданных. Они, как, например, интерпретация нацизма, представляют собой выводы, которые невозможно подвергнуть экспериментальной проверке или статистическому анализу. “Интерпретации, как и теории, являются результатом высокоразвитого творческого воображения, а не приложением формальных методов исследования, тем не менее существует серьезное расхождение между интерпретациями и теориями. Мы конструируем теории ради объяснения причинных законов; мы создаем интерпретации для того, чтобы получить ориентацию в важных областях человеческой жизни, для того чтобы добиться нового и обобщенного понимания условий человеческой жизни, как это превосходно демонстрировали Маркс, Дюркгейм и Макс Вебер”[27].

По сравнению с физикой социологию считают очень молодой, а потому теоретически незрелой наукой. Как отмечал в свое время П. Лазарсфельд, сегодня социология находится в том же состоянии, в каком 400 лет назад находилась физика[28]. Нужны годы и годы на сбор и сопоставление социальных фактов, прежде чем в социологии появится нечто значительное. Лишь спустя 400 лет следует ожидать появления социологических ньютонов, максвеллов и эйнштейнов. К сходным мыслям приходили и другие социологи. Видимо, ощущение незрелости своей науки вынудило подавляющее большинство социологов-теоретиков видеть в физике образец для подражания и стремиться воздвигнуть социологическое здание на прочном фундаменте экспериментальных данных, применении количественных методов, позволяющих формулировать законы об абстрактных универсальных отношениях и предсказывать с высокой точностью индивидуальное поведение. Однако гонка за лидером удается социологии пока еще очень плохо.

Относительная молодость социологии накладывает свой отпечаток на процесс развертывания теории, ее тип и структуру. Здесь появляются, например, эмпирические теории как итог конкретного исследования[29], “теории отдельных процессов”[30], т.е. унитарные теории, в социологии меняется функция НКМ, которая, по мнению Е.Н. Гурко, компенсирует отсутствие хорошо разработанного теоретического аппарата[31]. Иными словами, в социологии многие уровни и компоненты теоретического знания, присущие развитым наукам, присутствуют здесь как бы в свернутом виде. “Свернутость” структуры социологической теории отражается на ее генезисе и развитии, которые имеют свою специфику. Например, здесь не просто присутствуют, но преобладают так называемые “первичные объяснительные схемы” (B.C. Швырев), которые лишь позже могут развернуться в зрелые теории. Численно больше здесь и концепций, которые в отличие от теорий представляют скорее субъективный взгляд на круг проблем, первоначальное осмысление, иначе, пробную теорию. К первичному уровню концептуализации относятся также типология (способ вычленения эмпирических признаков на основе внеэмпирических конструктов), экспликация (формально-аналитическое упорядочение смысла терминов) и др.[32] К типу зарождающихся теорий можно отнести и теоретические модели — семантически эквивалентные, но логически неполные абстрактные аналоги реальных процессов. И практически полностью отсутствуют в социологии аксиоматические теории.

Большинство специалистов придерживаются того мнения, что социологическая теория далека от эталона научной строгости и взыскательности. Так, Д. Вагнер и Дж. Бергер полагают, что “теория” в социологии включает множество самых различных явлений — от “комментариев к классикам” до точных “каузальных моделей”[33].

Высказываются еще более радикальные взгляды. Так, У. Рансиман отрицает за социологией право быть самостоятельной наукой, поскольку ее объяснительные конструкции – всего лишь парафраз законов других наук, в частности антропологии и истории. Она не имеет специфического языка и методов, которые не использовались бы в других науках. Следовательно, бессмысленно говорить и о какой-то “социологической теории”. В социологии, по Рансиману, возможны только такие операции, как эмпирическое обобщение, таксономия, квантификация и формализованное описание, но никак не теоретическое объяснение или построение в точном смысле слова. И вообще, социологическое исследование чаще напоминает репортаж журналиста, нежели строго научное изыскание. Описывая субкультуры, группы и племена, фиксируя повседневные детали бытия и поведения людей, социолог не просто констатирует объективное положение дел, но запечатлевает в своем описании субъективное отношение к происходящему. Точно так же и репортер ставит целью донести до читателя не только информацию о происходящих событиях, но и свои комментарии, впечатления, мнение. Он рассуждает о том, как эти события отразятся на судьбах людей, какие вызовут последствия для общества и т.п.[34] “Социологические теории — это скорее комбинации идей, в которых смешаны логика, риторика, журнализм и кое-какие данные”, — вторит ему У. Скидмор. Поэтому социология — не только наука, но и искусство[35]. “Риторика в повседневном языке не есть теория. Метафизические спекуляции не есть теория. Абстрактный эмпиризм не есть теория. Парадигматический трюизм не есть теория... Политическая идеология не есть теория. Но все они принимаются за теорию”[36].

Трудности в построении строгой теории объясняются еще и тем, что большинство социологических понятий теоретически не дифференцировано. Они выступают просто именами, типа переменных в разговорном языке. Переменная, позаимствованная из разговорной практики, имеет неопределенные не только референты, но и операции. Большинство социологических понятий точны лишь в рамках операций, осуществляемых самим исследователем[37]. В социологии мало моделей, которые можно назвать в строгом смысле научными. К ним следует отнести только каузальные модели. Например, теорию стратификации Дэвиса и Мура, теорию профессиональной структуры Блау и Дункана или теорию статусных различий Бергера, Когена и Физека можно назвать социологическими теориями в собственном смысле. У них строгий логический аппарат, концептуальная схема и высокоформализованные правила вывода. По своей строгости они приближаются к физическим теориям.

На самом деле абсолютной строгости в построении теории нет ни в социальных, ни в естественных науках. Фактически ни одна из существующих научных теорий, будь это физика или социология, не может быть полностью формализована. А это означает, что в их структуре содержатся не только рациональные постулаты и логически выводимые из них следствия, но также понятия-метафоры, значения которых не определяются в операционных терминах. Теории в разных науках различаются только тем, что пропорция рациональных (строго формализуемых) и нерациональных (не подлежащих полной или вообще никакой операционализации) в них разная: в естественных науках преобладают первые, а в социальных – вторые. “Часто социолгические теории не формулируются в ясных и отчетливых терминах, избегают доказательности, но, тем не менее, успешно работают на интуитивном уровне”[38].

Таким образом, формализованная теория — это не только недостижимый идеал (в том числе и для естественных наук), но, возможно, и та цель, к которой социологии стремиться вовсе не надо.

Сегодня все больше методологов утверждается во мнении, что социологии не следует ориентироваться на физику, но не потому, что она хуже технически оснащена, а потому, что у нее иная природа и методы познания.

Для социологии трудности заключаются не в техническом оснащении, считает Т. Абель, а в методологии. Физика имеет дело с объектами и событиями, которые обладают от рождения свойствами и вступают в отношения, подчиняясь универсальным законам, создавая устойчивый порядок. В отличие от физического социальный мир сотворен самим человеком, он состоит из бесчисленного количества межличностных связей и отношений, которые принимают устойчивую форму социальной организации, социального института или социальной структуры, которые направляются и управляются теми, кто их создавал. Ничего похожего во вселенной нет. Только человек ставит перед институтами, организациями и структурами цель, к которой они должны стремиться. Мы сами наделяем свой мир социокультурными характеристиками, присваиваем им имена, статусы и определяем параметры. Мы же их потом и познаем. Они не существуют независимо от нас. Не только сам социальный мир создан нами, но и законы, управляющие им. Не следует предаваться иллюзии, что они универсальны, неизменны и постоянны[39].

Очевидно, что цели и задачи социологии качественно отличаются от таковых в физике, хотя обе они опираются на одну и ту же логику познания, на один и тот же научный метод. “Социология “экзистенциальна”, или феноменолистична, в своих интересах; физика абстрактна и фундаментальна, поскольку интересуется открытием универсальных законов и унификацией теорий. Пионеры социологии полностью осознавали экзистенциальную сущность социологического интереса к процессу человеческой жизни”[40]. Точка зрения Т. Абеля не бесспорна. Социология может быть экзистенциальной только частично, отнюдь не в той мере, в какой экзистенциально одно из направлений философии — экзистенциализм. Скорее всего у социологии двойственный статус – она является ценностно-нагруженным и в этом смысле философским знанием, но одновременно она представляет собой разновидность науки, призванную объяснить закономерности реального мира и выполнять прогностические функции. Увлечение философскими рассуждениями гносеологического и онтологического толка таит в себе опасность застопориться на уровне НКМ, не дойти до более конкретного и продуктивного уровня общей и частной теорий.

Философское знание сформировалось в социологии раньше, а конкретно научное – позже. В этом смысле научная картина мира исторически и логически предшествовала созданию общей теории и тем более частной. Философские основания социологии заложены еще Аристотелем и Платоном, а в середине XIX в. продолжены О. Контом. Общая теория сформировалась усилиями М. Вебера, Э. Дюркгейма, Г. Зиммеля и Ф. Тенниса не ранее конца XIX — начала XX в. А частные социологические теории появились главным образом во второй половине XX в. Они – плод зрелой науки.

У картины мира и общесоциологической теории много общего. И в том, и в другом случаях фиксируется знание о наиболее существенных чертах социального бытия человека и фундаментальных закономерностях развития общества. Но в картине мира фундаментальное знание фиксируется в строгую систему недифференцированно, неупорядоченно, иначе говоря, в неявном виде, а в общей теории заключено явное (текстуальное) знание. Не будучи жестко заданной системой правил, фундаментальное знание допускает различные способы конкретизации исходных принципов. Поэтому находящиеся ниже его уровнем и подчиняющиеся ему частно-теоретические модели могут строиться как ветвящиеся системы, или соперничающие концепции.

К таким соперничающим, или “ветвящимся”, системам можно отнести теорию статусных различий. В 1966 г. сформировалась исходная версия теории (Бергер, Коген, Зелдич), в 1974 г. она была расширена Бергером и Физеком, а в 1977 г. — Бергером, Физеком, Норманом и Зелдичем. Наконец, в 1983 г. Бергер, Физек, Норман и Вагнер придали теории окончательный вид. Каждая ветвь представляет собой приложение базисных положений о мотивации, экспектациях и профессиональных ролях, созданных в рамках более общей программы, т.е. метатеоретического знания.

Приведем краткое описание формализованной теории статусных характеристик для того, чтобы наглядно прояснить разницу, между двумя типами теории.

Пример формализованной теории. Каждая из четырех версий теории статусных характеристик строится при помощи формально-логического и математического аппарата с соблюдением всех методологических требований, предъявляемых к научным теориям, используются граф-теории – разновидности формального исчисления. Основное уравнение: P(S) = m + q (C_p – С_o ) .

Рассмотрим некоторые положения третьей версии. В ней даны следующие определения исходных понятий.

Статусная характеристика — характеристика агента, обладающего двумя или большим количеством состояний, которые различно оцениваются в терминах репутации (почестей), уважения или притягательности. В качестве таковых выступают пол (мужской и женский), уровень исполнения заданий (квалификация).

Экспектация — утвердившееся мнение о том, как индивид, обладающий данной характеристикой, будет вести себя или что-то исполнять.

Теорема утверждает функциональную связь между двумя и более переменными.

Теорема I. Чем больше возрастает уместность между двумя состояниями — усилением и дифференциацией — и результатом решения задачи, тем выше степень дифференциации статусных характеристик.

Доказательство. Авторов интересуют ситуации, описанные в следующей формуле:

Р + С₁ (+)......С_n (+) + C* (+) + T (+)

|

О__С₁ (- )......С_n (- ) + C*(- ) + T (-),

+ + +

где ситуация характеризуется как С₁ = С_n = С*. Когда п уменьшается, диффузный эффект от С₁, увеличивается. Доказательство строится как уравнение с операторами и формально-логическими процедурами.

К теореме 2 приведен граф связей для двух переменных:

А. Совместимая статусная ситуация

Р — высококвалифицированный мужчина, О — малоквалифицированная женщина. Пол и профессиональный разряд связаны со способностью выполнять задание. Совместимые статусные характеристики порождают максимальный уровень несправедливости между Р и О.

Б. Несовместимая статусная ситуация