От средневековых общин к единой татарской нации

От общин к миллету: татарское мусульманское общество в конце XVIII–XIX веках

Рождение миллета мусульман Оренбургского магометанского духовного собрания

От средневековых общин к единой татарской нации

Для татарского общества первый этап реформ, приведших к созданию нации, начинается во второй половине XVIII века[1]. Особенностью татар был то, что они отличались от соседних народов по религиозному признаку, а от других мусульманских народов – нахождением в составе немусульманского государства на протяжении более чем двух веков. Наиболее важным в начале периода является переход основного вектора деятельности татар-мусульман от сопротивления насильственной христианизации к достаточно автономному развитию в рамках российского государства. В данном разделе вначале мы определим модель отношений российского государства с мусульманами Волго-Уральского региона, ее отличие и сходство с классическим мусульманским вариантом миллета. Далее проанализируем роль всех трех групп национальной элиты: буржуазии, мурз и духовенства в складывании миллета мусульман Оренбургского магометанского духовного собрания (ОМДС). Основное внимание будет здесь уделено мусульманским религиозным деятелям в лице их общественного движения абызов, суфийской общественной структуры ордена «Накшбандийа», системе религиозного образования, реформаторским идеям улемов Курсави и Утыз-Имяни, органу официального религиозно устройства в лице ОМДС. Тем самым, мы пойме насколько эта группа элиты была способна обеспечить создание матрицы для сплочения изолированных махалль, городских общин и сословных групп в единый миллет. В конце остановимся на первых примерах европейского и русского образовательного и культурного влияния на мусульман-татар, которые в дальнейшем привели к созданию такой группы элиты как светская интеллигенция.

После уничтожения Петром I татарских мурз в Поволжье, как феодального служилого сословия, единственной относительно привилегированной группой остаются дипломаты (политические агенты) и торговцы, используемые для сношений с мусульманским Востоком. Поэтому татары Сеитова посада (Каргалы) в 1745 г. первыми получают права корпорации, включая свободу вероисповедания и освобождение от рекрутской повинности, при условии участия всех членов корпорации в торговле с мусульманским Востоком. Было дано разрешение на размещение там только двухсот семей. Каргала получает права посада, и там создается Ратуша. Р. Фахретдин отмечал, что впервые после падения Казанского ханства «возрождалась официально признанная национально-религиозная жизнь татар»[2].

На примере Каргалы впервые создается модель сотрудничества между татарским обществом и российским государством. При этом татары обеспечивают экономические и политические интересы российского государства в казахских степях и Средней Азии вплоть до Индии Великих Моголов, а российское государство предоставляет им свободу вероисповедания и возможность для извлечения монопольных экономических прибылей на фиксированных рынках. Основным посредником государства выступает не класс феодалов, а буржуазия. Таким образом, само российское государство определило ведущую роль буржуазии в татарском обществе. В результате, закладываются основы для будущего российско-татарского симбиоза эпохи Екатерины II.

После пика репрессий эпохи Луки Конашевича и разрушения более 80% мечетей в 1740-е гг. правительство отреагировало на восстание Батырши в 1756 г. первыми уступками мусульманам: разрешалось иметь мечети и школы в населенных пунктах, где христиане составляли менее 10%, и мусульманам на год обязались не ставить рекрут. По мнению М. Пинегина, именно в это время правительство окончательно убедилось в стойкости мусульман и бесполезности репрессий против религии Ислама. Причиной этой стойкости была приспособленность сущности мусульманского учения для потребностей простого народа и выборность мулл, в отличие от православного духовенства. Мулле принадлежало бесспорное духовное лидерство в общине, как самому образованному человеку, учителю, судье и лекарю. Нормы Шариата продолжали регулировать повседневную жизнь татарского общества, обеспечивали внутреннюю стабильность общин[3]. Контроль над ранее свободным духовенством и должен был обеспечить контроль над духовной жизнью татарского народа.

Екатерина II, взошедшая на престол в 1762 г., стремилась упрочить стабильность российского общества, сократить размах народных выступлений, поставить под контроль все группы, обладающие реальным влиянием. Уравнения в правах православных и мусульман не произошло. В юридическом отношении они продолжали представлять особую группу населения. Положение огромного большинства татарского общества, являвшегося государственными крестьянами и исполнявшего лашманскую повинность, принципиально не изменилось. Реформы Екатерины II не затрагивали кочевое и полукочевое население. Мусульманское население ранее относительно автономной Башкирии при Павле I в 1798 г. фактически также прикрепляется к своим землям в рамках кантонной системы башкирско-мещеряцкого войска. При этом, разумеется, не были пересмотрены или отменены никакие конфискации земель или другого имущества. По утверждению А. Каппелера, для государственной политики «приоритет составляли стабилизация господствующего режима и лояльность нерусских подданных по отношению к государям и их династии». В результате этой политики кооптации мусульманской элиты к концу XVIII века этносы бывшего Казанского ханства «были глубоко интегрированы в социальном плане в сословную структуру России»[4].

Привилегии охватили три основные группы элиты, численно составлявшие лишь незначительную часть татарского общества. Под контролем этих групп фактически оказалось все мусульманское население округа Оренбургского духовного собрания. Функции духовенства в вопросах религии, образования и семейного права охватывали все население. Территория башкирского конного войска управлялась мусульманскими старшинами – главами кантонов. Буржуазия фактически финансировала систему схоластического образования и всю инфраструктуру городской жизни. Должности старшин в аулах и глав татарских слобод в городах замещались мусульманами. Мусульмане получили возможность поездок за рубеж, правда, периодически ограничивавшихся, и приписки к городским сословиям. Таким образом, полученные свободы и привилегии вели к жесткой фиксации обязанностей в рамках определенного статуса, гарантированного государством, что характерно для средневековья. По определению французского медиевиста Жака ле Гоффа: «Свобода – это гарантированный статус… Она могла реализовываться только в состоянии зависимости, когда высший гарантировал низшему уважение его прав»[5].

Реформы 1770–1790-х гг. закрепили подчиненность мусульманского населения непосредственно государству. Привилегии городского населения обуславливались его обязанностью вести торговлю на определенных государством рынках. Землевладельцы, чья территория была ограничена землями башкирско-мещеряцкого войска, были обязаны нести воинскую службу в составе иррегулярных кавалерийских войск. Кадровый состав и численность духовенства, число мечетей определялись губернскими правлениями, и духовенство было ограничено в передвижении. Государственные крестьяне были обязаны исполнять лашманскую повинность (по заготовке корабельного леса) и передвигаться внутри Империи только с согласия Адмиралтейской коллегии. Башкиры и мещеряки несли воинскую службу в иррегулярных частях и были прикреплены к своим юртам. Таким образом, все мусульмане Волго-Уральского региона находились в непосредственном подчинении государственной администрации.

Татары не получили никакой формы территориальной автономии. Они почти не занимали должностей в аппарате губерний и уездов. За исключением кавалерийских офицеров и немногочисленных чиновников, татары не могли приобретать дворянство. Даже после создания сословия потомственных почетных граждан, мусульманское духовенство не было выделено в особое сословие. Право на получение государственного высшего образования имели только пенсионеры башкирских кавалерийских частей, причем оно ограничивалось лишь медицинским факультетом Казанского университета. Существовали четкие ограничения для продвижения мусульман по службе в гражданском аппарате и в армии. Таким образом, мусульмане округа ОМДС образовывали структуру nondominant nation, или не доминирующей, то есть подчиненной нации, в противовес dominant nation – доминирующей, управляющей нации. В мусульманском татарском варианте существовали аналогичные названия «миллет махкума» в противовес «миллет хакима». Ф. Жоржон указывает, что татары находились в двойственном положении в отношении системы «миллетов», так как, в отличие от России, в Турции они превращались в часть правящего «миллета»[6] .