ИСТОРИЯ АНТИЧНОЙ ФИЛОСОФИИ 14 страница

Кроме созерцания Единого, Ум созерцает и сам себя. Плотин различает эти два вида созерцания: «…в самом Уме можно различать двоякую способность: с одной стороны – мыслительную, которой он усматривает то, что находится в нем самом, а с другой – ту, которой он вглядывается в то, что выше него, – посредством некоего воспарения и восприятия, состоящего в том, что в нем Ум сперва только созерцает это высшее, как внешнее, а потом созерцаемое делает своим внутренним достоянием и как бы сливается с ним воедино. В созерцании первого рода он есть Ум рассуждающий, а в созерцании последнего рода он – Ум любящий, и когда он находится в этом состоянии, когда, упиваясь нектаром, преисполненный любви, теряет рассудительность, то весь отдается этому блаженству до пресыщения, предпочитая это нетрезвое состояние состоянию трезвой, важничающей рассудительности» (VI. 7, ). «От этого созерцания в нем самом зарождаются зачатки сущностей, эйдосов, которые он приводит в сознание и созерцает, словом, что называется, мыслит» (VI. 7, ). Таким образом в Уме возникают идеи, эйдосы. Ум содержит в себе все идеи, но в силу простоты Ума каждая идея является одновременно и всем Умом. «Ум представляет собой безусловное единство, проявляющееся во множестве, но проявляющееся таким образом, что в каждом пункте этого множества он пребывает целокупно. Творя все новые и новые эйдосы, он нисколько не изменяется, ибо, творя не во времени, но в вечности, являет собою совершенство, которому попросту незачем изменяться», - пишет Плотин в трактате «О провидении» (III. 2, ).

Ум мыслит всегда, он не может не мыслить, ибо мышление есть сущность Ума. Значит, и объект мышления Ума тоже существует вечно и неизменно, значит, он есть бытие. Поэтому самое первое раздвоение в уме — это раздвоение на бытие и мышление. Но это раздвоение кажущееся, потому что бытие и мышление совпадают в уме. Ум – это и бытие, и мышление.

Душа

Ум, будучи образом Единого, также имеет в себе творческую способность, которую он получил от единого, поэтому процесс эманации на этом не прекращается. Ум также творит, изливает из себя свою сущность, сам оставаясь при этом совершенно неизменным, и таким образом возникает третья ипостась - Душа. «Эта происшедшая от субстанции и мысли Ума новая энергия и есть мировая Душа. Как при творении Ума Первоединое пребывает в себе недвижимо и неизменно, так же и Ум – при творении мировой Души» (V.2, ). Если Ум Плотин описывает как единое-многое, то Душа — это единое и многое: «…первое (начало. – В.Л.) – это единое в абсолютном смысле слова, второе – едино-многое и третье – единое и многое» (V.1, ).

Как образ Ума, который является одновременно мышлением и бытием, Душу также можно рассматривать с двух сторон – онтологической и гносеологической. С точки зрения онтологии, главная задача Души – упорядочивание и организация чувственного материального мира. Именно поэтому Плотин отождествляет свою третью ипостась – Душу – с Мировой Душой Платона. Душа — это единая субстанция, но единство ее внешнее, она объединяет в себе различные формы - прежде всего пространство и время. Конечно, Душа далека от Единого и мощь ее уже не та, но тем не менее Душа тоже направляет свою деятельность вовне. А что есть вне Души? Да ничего. Можно сказать, что есть материя, но что такое материя? Материя есть противоположность форме (по Аристотелю) или идее (по Платону). Вот, скажем, Ум. Ум – это его идеи, вне Ума находится созданная им Душа. Поэтому, хотя по природе своей «Душа … является эйдосом… по отношению к высшему началу она может быть материей» (II. 5).Материя в данном случае не вещество, а то, что противопоставляется идее. Кроме того, Ум есть истинное бытие, следовательно, по отношении к Уму Душа есть в некотором смысле небытие, т.е. материя. Но небытие Души относительно. Душа имеет в себе полученную от Ума способность творить, и она направляет свою деятельность вовне. Но вне Души нет никакого бытия. Душа имеет способность творить, поэтому она творит в небытии. Это небытие и называется материей в нашем понимании, как вещество. Но в отличии от материи, вещество — это уже оформленная материя, вещь — это материя, имеющая форму. Душа творит из небытия, творит в небытии. Но это не умаление Души. Для Плотина было огромной проблемой объяснить, каким образом Душа, имея божественную природу, соединяется с телом, имеющим такую природу, которой сам Плотин искренне стыдился. Конечно, Плотин часто повторяет платоновские слова, что тело есть могила душа, что наш мир есть разукрашенный труп, но чаще он склоняется к своей собственной идее о том, что душа в небытии творит. Она оформляет небытие, и тогда из него возникает чувственный мир. Этот чувственный мир есть единство небытия и Души, космос (k)osmoq в переводе с греч. означает «красота», «порядок»), поэтому он прекрасен, поэтому он един, в нем есть добро и жизнь. В трактате 5.1 Плотин подробно описывает эту порожденную Душой красоту космоса: «Душа, нисходя в эту громадную инертную массу, сообщает ей движение и жизнь и превращает ее в мир, который, вечно движимый ее разумной силой, стал живым вседовлеющим существом. Как бы поселившись в мире, наполнив его своими животворными силами, Душа придала ему смысл, ценность и красоту, между тем как без нее все это было бы мертво, земля да вода, или даже нечто еще худшее – темная бездна и небытие – нечто такое, чего, как сказал поэт, ужасаются даже боги. …Она распростерта по всей этой неизмеримой громаде и одушевляет все ее части как великие, так и малые, между тем как части эти находятся то там, то здесь, одни напротив друг друга, другие вместе, третьи – порознь. Душа же не разделяется и не раздробляется на части для того, чтобы оживлять каждую вещь в отдельности, но все оживляет, оставаясь целостной, неделимой, присутствуя во всяком месте нераздельно, и, таким образом, всегда остается подобной родившему ее Отцу (то есть Уму) как по единству, так и по универсальности. Вследствие этого, как ни громадна вселенная и сколь ни велико в ней разнообразие, но всеобъемлющей силой Души она содержится в единстве, и весь этот мир, благодаря Душе, есть божество, как равно солнце и все звезды – божества, да наконец и мы, люди, по той же причине представляем собою нечто божественное» (V.1, ).

В душе единство сохраняется, но это единство существует уже как объединение самостоятельных форм. Таким образом Плотин объединяет Платона и Аристотеля. Если на уровне ума существуют идеи, то на уровне души существуют формы — формы конкретных тел.

Душа получает от Ума не только способность созидать новый вид бытия, но и способность мышления. Конечно, мышление Души отличается от мышления Ума. Ум есть чистое, вечное мышление, познание бытия. В Душе мышление связано с чувственным миром, который оформляет Душа. Поэтому, если на уровне Ума мысль существует всегда, поскольку Ум — это вечность, то в Душе, неразрывно связанной с чувственным миром, возникает время. Вечное мышление Ума Плотин называется разумом, мышление души - рассудком.

Такие понятия, как разум и рассудок, уже встречались у Платона, который упомянает их как бы вскользь. Для Плотина это уже существенные категории. Мышление Ума Плотин понимает как умозрение, созерцание (yewr0ia), разум (fr)onhsiq). Разум мыслит всегда, это есть категория вечности. В вечности ум не рассуждает, не доказывает, а схватывает мысль во всей ее полноте. На уровне души мысль уже рассуждает. Это рассуждение действует как рассудок (di)anoia), мышление ,протекающее во времени и существующее в виде доказательств и умозаключений, как аргументация. Поэтому на уровне души возникает язык — как среда, в которой мысль действует, как соединение рассудка с чувственной материей. Язык невозможен на уровне Ума, ибо там нет времени. Именно поэтому, описывая высшие субстанции, наш язык теряет силу, ибо язык существует только только на уровне души. На уровне ума языка нет, есть мысль вообще. Но каждый человек может восходить от души к уму, и поэтому познавать мысль саму по себе, абстрагируясь от языковых особенностей. На уровне ума нет и пространства, ум действует вне пространства, а на уровне души возникает пространственная категория. Как и Ум, Душа также двояка. С одной стороны, есть высшая Душа, вечно обращенная к Уму, а с другой стороны – Душа, порождающая космос и существующая во времени: «…говоря о Душе, следует заметить, что мы имеем в виду ее высшую, рассудочную и разумную область, во многом подобную ее отцу - Уму. Все ее части и качества повторяют содержащиеся в Уме эйдосы: они также пространственно нераздельны, гармоничны и ничем не мешают друг другу. И только потом, формообразуя материю и получая массу и протяженность, они обособляются и исполняются враждебностью, часто ведущей ко взаимному истреблению» (III. 2, ).Низшую часть души Плотин вслед за стоиками называет Логосом: «Сам по себе логос - это уже не чистый Ум, но, в то же время, и не порождение чистой, небесной Души. Его можно определить скорее как совместную эманацию Ума и высшей, разумной и мыслящей части Души, первожизнью, наделенной разумом и светом ума» (III. 2, 16).

Откуда в мире зло?

Но если космос есть порождение божественной Души и столь прекрасен, то откуда в нем зло? Может быть, зло заложено в умопостигаемом мире как одна из его идей? Эту мысль Плотин не приемлет совершенно: мир умопостигаемый есть мир благой, ибо есть порождение Блага. Идея зла для Плотина столь же невозможна, как невозможен холодный огонь или сухая вода. Это противоречие в определении. Наличие зла в Боге, в Едином, также невозможно. Так откуда же зло, если всё, что ни есть в мире, порождено Богом? Плотин не разделяет христианского учения о всеблагом Боге – Творце и Промыслителе мира, он вообще никак не высказывался в отношении христианства, но христианскую идею о том, что Бог – не виновник зла, он полностью разделяет. Плотин рассуждает, как всегда, онтологически. Если Единое есть Благо, то зло должно находиться во множественности. Если Ум, т.е. бытие, есть благо, то зло – это небытие. Следовательно, причина и источник зла есть материя, ведь материя совершенно лишена единства и есть небытие. Следствием отсутствия единства в материальном мие является возникновение пространства и времени, когда чувственные вещи располагаются отдельно друг от друга, что невозможно в умопостигаемом мире.

Но материю Плотин понимает несколько шире, чем его великие предшественники Платон и Аристотель. Плотин учит и об умопостигаемой материи, которой, в частности, является низшая ипостась по отношении к высшей, например Душа есть материя Ума. Поэтому зло появляется не как онтологическое свойство вещей, а как умаление добра, в максимальной степени существующего в Едином: «Видимое нами зло, в сущности, лишь недостаток Блага» (III. 2, 5). Впрочем, в умопостигаемом мире умаление добра не есть истинное зло, а лишь возможность зла: «Недостаток блага означает только то, что нечто не благо; зло же - не недостаток, но полное отсутствие блага; впрочем, недостаток блага означает возможность впасть во зло, что, конечно, тоже по своему есть зло» (I.8, ). Истинная причина зла, по Плотину, материя как поная лишенность всего, как противоположность умопостигаемому миру. «Действительно, тому, что составляет существо божественной природы, а именно: пределу, мере и прочему, противоположно то, что составляет природу зла: беспредельность, безмерность и т.п.; таким образом и целое противоположно целому. Бытие одного из них суть от начала ложное, другое же обладает истинным бытием; сущности их противоположны настолько, насколько истина противоположна лжи» (I.8, ). И поэтому зло необходимо в мире, как необходимо существование противоположностей: истины и лжи, единого и многого и т.п. И как Единое есть источник блага во всем бытии, так материя ест источник зла: «Материя становится хозяйкой всего, что попадает в нее; она портит его и разрушает, вкладывая в него свою собственную противоположную природу; противоположную не в том смысле, что к горячему она привносит холодное, но к виду горячего она привносит свою безвидность, и ко всякой форме - свою бесформенность, и избыток и недостаток свой - к соразмерному» (I.8, ). Материя совершенно непознаваема, поскольку она бескачественна и бесформенна. Вещи чувственного мира суть соединение материи и эйдосов, поэтому и зло чувственного мира неполно, относительно. В космосе, оформленном Душой, всегда наличествует благо, и нет в мире ни одной совершенно злой вещи. В трактате «Против гностиков, или Против утверждающих, что мир есть зло и творец его злой» (II. 9) Плотин резко обрушивается на тех философов, которые считали, что зло содержится в умопостигаемом мире или в космосе. В этой полемике Плотин иногда воспевает прямо гимны чувственному миру: «Конечно, красота частных вещей не идет ни в какое сравнение с истинной, умопостигаемой красотой, как равно и отдельные вещи уступают в своей значимости всеединству. Но мы должны также и признать, что даже в чувственном и разделенном мире имеются вещи, сравнимые по красоте с небожителями, формы, чья прелесть вызывает в нас благоговение перед их создателем и убеждает в божественности их источника. Порой мы можем наблюдать такие красоты, сквозь которые явственно проступает великолепие умопостигаемых сфер, и тогда, восхищенные и полные восторга, мы как бы отступаем перед ними, чувствуя, что недостойны, оставляя их другим» (II. 9, 17). В трактате «О провидении» Плотин даже говорит от лица чувственного мира: «Меня сотворил Бог, и потому я получился наиболее совершенным из всех тварей, самодостаточным и самодовлеющим. Ведь я не нуждаюсь ни в чем, ибо во мне есть все: растения и животные, и вся рожденная природа, и многие боги, и сонмы демонов, и благие души, и добродетельные люди. И земля украшена цветами и животными, и море не пусто, и весь воздух, и эфир, и самый свод небес - все оживлено Душой. И там, в далеком небе, все души - блаженные, дающие жизнь звездам и самому небу в его благоустроенности и вечном круговращении, ибо небо, подражая Уму, разумно вращается вокруг неизменного центра, не соблазняясь и не ища ничего вовне. И все во мне стремится к Благу, достигает же его каждое по мере своих сил. Ведь и небо зависит от Него, и вся моя душа, и все боги, и все животные и растения, и даже то, что может показаться лишенным души» (III. 2, 3).

И если чувственный мир обладает такой красотой, тем более это относится к Душе: зло, которое может существовать в ней, приходит в нее из материи: душа «спускается в материю и ослабевает, поскольку многие из ее сил и способностей завязают в ней, как в тине, и теряют способность действовать; и вот материя уже занимает место, принадлежавшее душе, и заставляет душу как бы сжиматься, а то, что она украла у души, она делает злым; и так до тех пор, пока душа не найдет в себе силы восстановить свои права» (I. 8, 14). Отсюда Плотин делает вывод о втором источнике зла в мире, о котором также говорил Платон: о свободной воле людей. Человек, обращая взоры своей души вниз, на материю, точнее в мир материальный, пронизывается злом и совершает злые поступки. Но и здесь Плотин не успокаивается и вопрошает далее: как согласуется зло, творимое людьми, с божественным провидением? «…Почему добрые ютятся в лачугах, а злые живут в роскошных дворцах? Почему немногие, далеко не лучшие, владеют многим, большинство же бедствует и голодает? Почему столько дурных правителей управляют столькими народами? Неужто божественные энергии не достигают наших пределов?» (III. 2, 7). Плотин верит в божественную справедливость, заложенную во всем мироздании. Злой человек сам убивает в себе всё доброе и человеческое и таким образом обрекает себя на наказание после смерти: «…сама их волчья природа убивает в них все человеческое, а, значит, зло останется с ними и после их смерти. Притом то, что было плохим, еще более ухудшится, доброе же будет возрастать» (III. 2, 7). «Человечеством, к примеру, Бог управляет через свой Промысел, что позволяет людям сохранять свою именно человеческую природу, то есть природу, направляемую Провидением и теми законами, которые Провидение установило. Основной же закон таков: достойные люди и жизнь свою проживут достойно, и мир этот сделают лучше, да и потом их ожидает нечто лучшее. С дурными же все наоборот» (III. 2, 9).

Поэтому наличие в мире зла и несправедливости не только не говорит об отсутствии провидения, но, наоборот, входит в божественное представление о гармонии мира. Ум сотворил вселенную всю сразу и целиком, сотворил ее, так сказать, абсолютно продуманной во всех ее частях, так что и в материальном мире проявляется и царствует его промысел. Но это вовсе не означает, что частные вещи чувственного мира должны быть столь же совершенными, как и умопостигаемые эйдосы, ведь тогда бы наш смешанный мир был бы тождественен чистому Уму, что, конечно же, по Плотину, абсурдно. Те, кто постоянно жалуются на несправедливость, пишет Плотин, забывают, что каждому отведена его роль. В той или иной форме разумное начало присутствует во всем, но, прежде всего, оно присутствует в целом, а, поскольку наш мир множественен, то целое может состоять только из разных частей. Наличие различных, даже противоположных частей свидетельствует о мудрости и величии первоначала, соединяющего в единое целое огромное многообразие всего мира. Поэтому то, что кажется нам злым и несовершенным, может быть, с точки зрения Логоса, добрым и совершенным: «Вселенная хороша не отдельными солистами, но своим слаженным хором. Логос же состоит из различных и неравных частей, потому и мироздание не однородно: одни места лучше, другие - хуже. Соответственно этому и души занимают неравноценные места. То, что является злом в отдельной душе, в целом обращается во благо; что противно природе в части, служит ей в целом - ведь и в прекрасном государстве необходима должность палача» (III. 2, 17).

Человек не может постичь всех замыслов, которые имеются у Бога, но все же он может понять необходимость именно такого устройства мира. Во-первых, зло существует именно для человека. Человек, не знающий зла, не знает и добра. Знание зла необходимо для познания добра. Бог хочет показать нам Свою собственную справедливость, Свою собственную мудрость, но как мы можем увидеть справедливость, если не знаем, что такое несправедливость, как мы можем познать мудрость, если не знаем, что такое глупость?

Подобно тому, как существуют тени и благодаря им мы видим все разнообразие нашего мира (не будь теней, все слилось бы в ярком сиянии), так же и зло существует для того, чтобы можно было увидеть мощь единого, увидеть его всемогущество, его всеблагость. Поэтому зло — это проявление гармонии мира. Нельзя сказать: уберите зло и тогда мир станет гармоничным, так же как нельзя сказать: уберите тени и мир станет более красивым. Нет, мир без теней не станет более красивым, он просто исчезнет в его яркости — исчезнет для человека. Поэтому для гармонии мира зло существует как необходимая его часть.

Зло существует для людей, и это есть также проявление Божественной мудрости и Божественной справедливости. Плотин приводит такой пример: если в государстве существует злой правитель, а люди безмолвствуют и бездействуют, то это их не оправдывает — люди должны стремиться к построению благого государства, и только лишь от них самих зависит, насколько хорошее это будет государство. Также и землепашец, если хочет взрастить хороший урожай, должен не только уповать на милость провидения, но и прилагать свой собственный труд. Также и человек должен не просто наблюдать существование в мире зла, а бороться с ним.

Учение о человеке

Построив иерархию умопостигаемого бытия и ответив на вопрос об источнике зла в мире, Плотин решает на этой основе основную волновавшую его проблему — проблема бедственного существования человека в мире и спасения его из этого состояния. Почему человек существует в таком странном мире? Почему человек, имеющий в себе, в своей душе все три ипостаси и поэтому имеющий добро в абсолютной степени, тем не менее пал настолько низко, что дальше некуда? Как спасти человека, как показать ему путь к его истинной сущности?

Основным для понимания философии Плотина всегда является положение, что человек не существует как некоторая часть в этом умопостигаемом целом. Нельзя сказать, что существует единое, ум и душа, оформляющая материю, и человек существует где-то в точке пересечении души и материи; нельзя показать его «место» в этом перечислении, на этой «географической карте». С одной стороны, человек объемлет в себя все, человек есть микрокосм, по античной терминологии: «Каждый из нас - разумный микрокосм, связанный с чувственным миром тем низшим, что присутствует в нас; высшим же мы сроднены с божественным Умом, то есть разумной частью нашего естества мы неизменно пребываем в высших сферах» (III. 4, 3). С другой стороны, человек действительно состоит из души и тела и потому как бы находится в точке пересечения материального и душевного мира. Положение человека сложное и загадочное: он есть весь мир и одновременно он - часть этого мира. Рассудочно понять это невозможно, и Плотин часто сам теряется, будучи не в силах четко сопоставить четко, даже жестко иерархизированный мир ипостасей с живым, динамичным миром внутренней жизни человеческой души. Об этих трудностях, сомнениях Плотина говорят многие трататы, как, например, как IV.9 «Все ли души — одна душа?» и т.п.

Одной из причин этой трудности в понимании человека и его места в мире является свобода человека. Человек всегда сам определяет свое место в мире, поскольку он «занимает среднее место между богами и животными, временами достигая божественных высот, временами уподобляясь зверям. Большинство же так и остается посредине» (III. 2, 8). Поэтому существуют три вида людей. Одни «склонны чаще руководствоваться чувствами, чем умом, и, вследствие этого, прежде и больше всего интересуются вещами чувственными. Некоторые из них на этом и останавливаются – не идут в своей жизни дальше чувственного, считая страдание – злом, а удовольствие – благом; они стараются всячески избегать первого и достигать последнего, и в этом состоит вся мудрость тех из них, кто, выделяясь смышленостью и ловкостью, похожи на птиц, которые, набрав с земли много корма, никак не могут подняться с ним в воздух и лететь, несмотря на то, что от природы имеют для полета крылья» (V. 9, 1). Другие понимают, что у них есть душа, и пытаются обратить ее к чему-то более высокому, но, не зная истины, теряются в догадках: «Другие, следуя высшим влечениям души, стремятся к чему-то лучшему и несколько приподымаются над низменностью чувственного, но, не будучи способны прозревать мудрости горние и не зная, где и на чем им следует стать и утвердиться, после того, как оторвались было от земного, опять возвращаются к тому, слывущему под именем добродетели и основанному на земной расчетливости образу действий, над которым они хотели подняться» (V. 9, 1). «Но есть и третий род, род людей божественных, которые обладают и большей мощью, и более острым зрением: они, как только заметят сияющий свыше свет, тотчас же к нему воспаряют и, минуя облака, тучи и туман, облегающие землю, достигают сверхчувственного мира. И, забыв о земле и обо всем земном, там уже и остаются, как в своем настоящем отечестве, испытывая радость, какую испытывает человек, который после долгих скитаний на чужбине вернулся домой» (V. 9, 1). Эти три вида людей Плотин сопоставляет с тремя философскими учениями. Первые люди сравнимы у него с эпикурейцами, вторые — это стоики, и третьи — платоники, ибо только они обладают истинным знанием.

Почему же одни люди обладают знанием, как платоники, а другие - нет? Причина незнания та же, что и причина зла, - небытие, т.е. материя. Ведь истинное знание, существующее в Уме, есть бытие, следовательно небытие – это незнание. Впрочем, это было известно уже Платону и Аристотелю, также считавшими материю непознаваемой и причиной нашего незнания. Следовательно, путь познания истины – это путь бегства от чувственного материального мира, путь рассуждения путь богопознания. Но можно спросить: а как же свобода? Неужели только невежество приводит людей к падению, и лишь знание спасает? Неужели свободный выбор не играет в этом процессе принятия решения и изменения ценностей человека никакой роли? Разумеется, нет. Просто Плотин не противопоставляет свободу и истину, для него невозможно быть свободным не зная истины, и наоборот, знание истины делает человека свободным. «…Свобода принадлежит воле, насколько воля совпадает с разумом – с разумом, прибавим, правым, то есть обладающим правильным знанием, потому что нельзя назвать бесспорно свободным того, кто не знает, почему именно хорошо, право то или иное его намерение, решение, действие, и кого понуждает к действию или простая случайность, или воображение, поскольку и воображение не зависит от нашей воли, и действие, произведенное под его влиянием, вряд ли можно назвать свободным» (VI. 8, ). Истинно свободным является тот, кто ни от чего не зависит, а это, по Плотину, только Бог, т.е. Единое, и его актуализация – Ум. Поэтому «свобода и самопроизвольность наших действий заключается не в самих поступках, не в отношениях со всем тем, что вне вас, а в некой чисто внутренней деятельности – в энергии Ума» (VI. 8, ). Иначе говоря, человек становится свободным не тогда, когда он делает то, что он захочет или что ему взбрело в голову, а тогда, когда он познал истину, - ведь то, что человек делает под влиянием своих желаний и страстей, он делает в действительности несвободно, находясь у них в подчинении. Таким образом, свободная воля и разум только в чувственном мире представляются различными способностями человека. В мире умопостигаемом, в Уме, это одно и то же и есть выражение истинной сущности человека.

Может быть, одно из величайших открытий Плотина состоит в том, что он увидел, что человек не столь прост, как это казалось античным философам. Невозможно дать какое-то одно определение человека. Конечно, можно сказать, что человек просто состоит из души и тела. Но что в этом сложном существе главное – душа или тело? Конечно, душа, отвечает большинство философов, ведь, во-первых, именно душа дает жизнь телу, во-вторых, человек отличается от животных тем, что он мыслит, имеет нравственность и др., а мышление, добро и т.п. есть свойства души, а не тела. Следовательно, собственно человеком, его сущностью является его душа, как писал еще Платон. Но тогда возникает довольно сложный вопрос. Если сущностью человека является его душа, то зачем ему тело? Оказывается, что живой человек, существующий в теле, существует не истинной жизнью, и весь смысл жизни человека состоит в умирании. Еще Платон устами Сократа говорил, что любой философ всегда стремится к смерти; конечно, к смерти не в смысле самоубийства, а просто как к более истинному состоянию, когда душа освободится от телесных оков. И Плотин тоже пишет, что «общение ее (души. – В.Л.) с телесным, конечно, есть зло, а освобождение от тела – добро» (VI. 4, ). Он согласен с платоновско-пифагорейским положением о том, что тело есть гробница души, и пишет, что «наша душа – измученный, несчастный узник тела, жертва тягот и лишений, желаний, страхов и прочих зол, что тело – ее тюрьма и могила» (IV. 8, ). И тем не менее, понятно, что если человек есть единое существо, состоящее из души и тела, то душа входит в тело по некоей необходимости, выражающейся в ее сущности. Эта сущность содержится в самой душе, заставляя ее задерживаться в теле.

Однажды ученик Плотина Порфирий, видимо, в минуту меланхолии (а может быть, на основании приведенных выше размышлений) захотел добровольно уйти из жизни. Плотин отговорил своего ученика от этого шага, и нам известны его аргументы, изложенные в небольшом трактате под названием «О разумном исходе» (I. 9). В нем Плотин говорит, что уходить из жизни нельзя, потому что душа помещена в наше тело в силу некоего имющегося у ней с телом сродства. Имеются некие связи, соединяющие душу и тело, и лишь судьбой установлен тот срок, когда эти связи ослабнут настолько, что душа сможет покинуть тело.

Таким образом, можно сказать, что человек есть, с одной стороны, единство души и тела, а с другой, более сущностной, - его душа. Поэтому, согласно Плотину, после смерти тела души людей не умирают, а продолжают свое существование в умопостигаемом мире, вновь затем вселяясь в указанные Богом тела, соответственно той жизни, какую человек вел до своей смерти. Но мир души – это мир множественности и разделения, и поэтому истинная сущность не может находиться в душе. Главной в душе является ее способность мыслить, и именно ум составляет главное, сущностное начало в человеке. Получается, что существуют три уровня понимания человека: во-первых, как единство души и тела, во-вторых, как душа, управляющая телом, и, в-третьих, как ум, мыслящий в душе. Соответственно этому и образуются три типа людей, о которых говорилось выше. «Человек, который находится в Уме, есть самый первый по бытию и самый совершенный по существу, он-то и изливает свой свет на второго человека – рассудочного, а второй – на третьего, чувственного; этот третий и самый низший имеет в себе некоторым образом обоих первых, хотя, в то же время, он только как бы примыкает к ним обоим, но никогда не может стать ни тем, ни другим» (VI. 7, ).

Кроме этого, типично платоновско-аристотелевского рассуждения, Плотин, исследуя глубоко вопрос о причинах падения человека и возможностях его спасения, развивает учение, которого не было у его великих предшественников. Плотин обращает внимание на то, что душа каждого человека сугубо индивидуальна и не есть не просто некая безликая сущность, которая одинакова у всех людей. Каждый человек — это личность, это некоторое я, и зло возникает именно тогда, когда человек поступает, как личность, т. е. свое собственное я ставит в противоположность мировому устройству — людям, законам и т. п. Почему это происходит, что человек, будучи микрокосмом, противопоставляет себя космосу, т.е. по сути самому себе, своей сущности, - еще одна загадка бытия, которую невозможно решить, не исследуя, что такое личность. Теория личности у Плотина — это действительно его нововведение, ни у одного из его предшественников мы такой теории не найдем.