Основные права человека в толковании Европейского Суда по правам человека

Общая характеристика системы прав, гарантируемых ЕКПЧ, рассматривается в гл. 18 учебника. В рамках настоящего разде­ла в целях выяснения основных особенностей применения ЕКПЧ и реализации полномочий ЕСПЧ рассматриваются ст. 2 о праве на жизнь и ст. 6 о праве на справедливое судебное разби­рательство. Этот подход обусловлен тем, что указанные статьи имеют решающее значение для понимания практики ЕСПЧ, того, как осуществляется толкование и применение Конвен­ции. Знакомство с текстом ЕКПЧ дает лишь самое общее пред­ставление о ее содержании. Оно раскрывается в постоянно на­растающем массиве постановлений Суда. В преломлении к

глава 20. Европейская система защиты прав человека

конкретным ситуациям, конкретным обстоятельствам дела в них разъясняется, что следует понимать под различными требо-ианиями и предписаниями ЕКПЧ, под теми или иными аспек­тами, нюансами, слагаемыми гарантируемых ею прав человека и основных свобод. В них дается обстоятельное толкование исего понятийного аппарата Конвенции. С годами предлагае­мое Судом толкование ЕКПЧ эволюционирует. Понимание прав человека становится все более емким и расширительным. Г.СПЧ использует телеологический метод толкования. Он исхо­дит из того, что предназначение Конвенции, контрольного ме­ханизма, всей европейской системы состоит в том, чтобы защи­тить индивидуальные права. Этой цели должны быть подчине­ны трактовка обстоятельств дела, юридический анализ и правовые выводы — правоприменительная практика в целом. Суд относится к ЕКПЧ как к «развивающемуся живому орга­низму». То, как воспринимались отдельные положения Кон­венции в прошлом, при ее разработке или в первые годы после ее вступления в силу, является достоянием истории. ЕКПЧ следует применять в свете современных представлений, ны­нешнего уровня развития общества, с учетом новых вызовов, с которыми оно сталкивается, новых потребностей его нормаль­ного демократического функционирования. ЕКПЧ развивается одновременно и параллельно с развитием правовой системы государств-участников, правовой культуры и правосознания ев­ропейского общества.

Ниже в качестве примера приводится системное изложение содержательных аспектов права на жизнь и права на справедли­вое судебное разбирательство, как они вытекают из практики толкования и применения ЕКПЧ. Это те права, без которых немыслимы все остальные.

Для западного правосознания человеческая жизнь обладает высшей ценностью. Бережное отношение к ней отождествляет­ся с европейской традицией. В нем зачастую видят отличитель­ную особенность европейской цивилизации. ЕСПЧ отводит праву на жизнь центральное место в иерархии гарантируемых ЕКПЧ прав человека. Он исходит из того, что от его реализа­ции зависит возможность пользования всеми остальными пра­вами. Защите права на жизнь должно уделяться повышенное внимание. К случаям его нарушения государствами следует от­носиться с особой непримиримостью.

Часть III. Правовое обеспечение защиты прав человека

20. Европейская система защиты прав человека

Пункт 1 ст. 2 ЕКПЧ устанавливает: «Право каждого лица на жизнь охраняется законом». Здесь же содержится положение о смертной казни. В п. 2 ст. 2 приводится ограниченный пере­чень случаев, когда лишение жизни при определенных обстоя­тельствах может быть оправданным. Его дополняет п. 2 ст. 15, посвященный правам, отступление от соблюдения которых не допускается даже при объявлении чрезвычайного положения.

Европейским Судом по правам человека было вынесено внушительное число постановлений по делам, связанным с на­рушением ст. 2. Они касались отказа в правосудии при рассле­довании случаев насилия со стороны властей, гибели людей при задержании или аресте, ошибок при проведении специаль­ных операций, непринятия мер по обеспечению безопасности отдельных лиц и некоторых других ситуаций. По большинству из них государством-ответчиком выступала Турция, широко использовавшая в свое время военно-полицейские репрессии для усмирения юго-восточной части страны с преобладающим курдским населением. Относительно много дел было возбужде­но против Великобритании. Особенно большое прецедентное значение имели постановления ЕСПЧ по делам «Макканн и другие против Соединенного Королевства» от 27 сентября 1995 г. (убийство боевиков ИРА при проведении антитеррори­стической операции — так называемое Гибралтарское дело), «Кайя против Турции» от 19 февраля 1998 г. (убийство силами безопасности в ходе перестрелки возможного члена Рабочей партии Курдистана), «Курт против Турции» от 25 мая 1998 г. (предполагаемое лишение жизни силами безопасности при за­держании). К 2010 г. десятки постановлений были вынесены ЕСПЧ по так называемым «чеченским делам».

Согласно постоянно развивающейся практике Суда положе­ние п. 1 ст. 2 ЕКПЧ, устанавливающее, что право каждого лица на жизнь охраняется законом, накладывает на государства ряд взаимосвязанных обязательств. Прежде всего от них требуется не допускать насильственных действий, влекущих произволь­ное лишение жизни. Это общая норма. Она должна быть четко отражена во внутреннем законодательстве. В частности, нацио­нальное право должно строго контролировать и ограничивать обстоятельства, при которых человек может быть лишен жизни представителями государства, действующими от его имени. Причем важен не столько текст соответствующих формулиро­вок. Главное, указывается в п. 152 постановления по делу Мак-

каин, чтобы национальное законодательство по существу обес­печивало охрану права на жизнь.

Одновременно государство обязано обеспечивать уголовное преследование и наказание за преступное лишение жизни )гим целям служат деятельность государства по обеспечению правопорядка, выстраиваемая им система правоохранительных органов, принимаемое им уголовное, уголовно-процессуальное и уголовно-исполнительное законодательство. Важно, чтобы гарантиям защиты личности от любых посягательств на ее жизнь, преследованию и наказанию за такие посягательства был придан конкретный и эффективный характер.

Помимо осуществления позитивных мер общего характера направленных на охрану жизни всех и любых лиц, находящих­ся под его юрисдикцией, государство в лице своих компетент­ных органов обязано адекватно реагировать на возникновение мнимой или реальной опасности для жизни конкретного чело­века и предпринимать отвечающие ситуации необходимые пре­дупредительные и защитные меры. Одна из подобных ситуаций рассматривалась в постановлении ЕСПЧ по делу «Осман про­тив Соединенного Королевства» от 28 октября 1998 г. Поли­цейские власти были предупреждены о возможности покуше­ния на жизнь конкретного лица. Несмотря на это, они не пред­приняли эффективных мер по обеспечению его безопасности В результате человек был убит. Разбирая данное дело, ЕСПЧ подтвердил, что обязанности государства-участника не исчер­пываются созданием системы уголовного законодательства и его применением. Оно должно предпринимать надлежащие превентивные меры для защиты конкретного лица, жизнь кото­рого находится в опасности. Не нужно, чтобы такие меры вы­ходили за рамки обычных и разумных. Иначе под ударом мо­жет оказаться способность государства в полном объеме выпол­нять возложенные на него общие функции поддержания порядка и обеспечения безопасности. Но лица, опасающиеся за свою жизнь, в свою очередь должны представить доказательст­ва того, что угроза, которой они якобы подвергаются, является реальной и непосредственной.

Насколько все эти моменты актуальны и сейчас, видно из постановления ЕСПЧ по делу «Майорано и другие против Ита­лии» от 15 декабря 2009 г. об ответственности сотрудников про­куратуры. Они знали, что опасный рецидивист, отбывающий пожизненное заключение, воспользовался предоставленным

398 Часть III. Правовое обеспечение защиты прав человека

I лапа 20. Европейская система защиты прав человека

ему разрешением покидать тюрьму для восстановления связей с уголовным миром и подготовки новых преступлений. Однако никаких превентивных мер не приняли. Рецидивист спокойно спланировал и совершил с сообщниками двойное убийство. Жалобе же заявителей, близких родственников убитых, на пре­ступную халатность прокуроров даже не дали хода. Единоглас­но осудив Италию за нарушение и материальных аспектов ст. 2, и процессуальных, ЕСПЧ вновь напомнил, что Конвенция предъявляет к государствам систему требований. Они обязаны не только сами воздерживаться от намеренного или непроиз­вольного лишения жизни, но и «предпринимать любые дейст­вия для того, чтобы гарантировать, в пределах возможного, ох­рану жизни всем лицам, находящимся под их юрисдикцией. В определенных случаях для этого может оказаться необходи­мым обеспечить личную охрану лица, в отношении которого заранее установлено, что его возможно планируют убить. В других случаях речь может идти об универсальной защите об­щества и определении масштабов такой защиты от поступков лиц, осужденных за тяжкие преступления». Позитивные меры должны также приниматься государствами, подчеркнул ЕСПЧ в решении по названному делу, для «создания эффективной и независимой судебной системы, позволяющей установить при­чины убийства и наказать виновных даже тогда, когда это каса­ется ответственности представителей власти или авторитета са­мого государства».

Систему обязательств по обеспечению права на жизнь до­полняет материальная ответственность государства за действия своих представителей, приведшие к произвольному лишению жизни, выражающаяся в выплате родственникам погибших справедливой (если это понятие применимо к таким ситуаци­ям) денежной компенсации. Правда, об автоматическом возме­щении речи не идет. Вопрос о присуждении компенсации за материальный и моральный ущерб и ее размерах решается ЕСПЧ в зависимости от обстоятельств дела. Так, в постановле­нии по делу Макканн он отклонил требования заявителей о возмещении вреда и справедливой компенсации на основании того, что убитые подозревались в террористической деятельно­сти и прибыли в Гибралтар для подготовки и осуществления взрыва.

Провозглашая право на жизнь в качестве общей максимы, ЕКПЧ излагает узколимитированный перечень обстоятельств,

при которых лишение жизни может считаться правомерным. 11ервоначально ею допускалось умышленное лишение жизни в качестве санкции за особо тяжкие уголовные преступления. За­прещались лишь внесудебное или произвольное применение мысшей меры. В п. 1 ст. 2 оговаривалось: «Никто не может быть умышленно лишен жизни иначе как во исполнение смертного приговора, вынесенного судом за совершение пре­ступления, в отношении которого законом предусмотрено та­кое наказание». В настоящее время юридическое содержание зтого положения перекрыто Протоколом № 6 к ЕКПЧ об отме­не смертной казни и Протоколом № 13 к ЕКПЧ об отмене смертной казни в любых обстоятельствах. Названия указанных международных договоров говорят сами за себя. Протоколом № 6 высшая мера оставлена в качестве правомерного наказания только «за действия, совершаемые во время войны или при не­избежной угрозе войны». Протоколом № 13 она полностью и окончательно выводится из числа санкций, допускаемых уго­ловным законодательством.

Таким образом, единственными действующими изъятиями из права на жизнь, допускаемыми ЕКПЧ, следует признать те, которые связаны с правомерным применением силы. Они при­ведены в п. 2 ст. 2. Им устанавливается: «Лишение жизни не рассматривается как нарушение настоящей статьи, когда оно является результатом абсолютно необходимого применения си­лы: а) для защиты любого лица от противоправного насилия; Ь) для осуществления законного задержания или предотвраще­ния побега лица, заключенного под стражу на законных осно­ваниях; с) для подавления, в соответствии с законом, бунта или мятежа». Список изъятий дополняет п. 2 ст. 15, относящий к ним гибель людей «в результате правомерных военных дейст­вий», оправдываемую как отступление от соблюдения обяза­тельств по ЕКПЧ в условиях войны, чрезвычайного или воен­ного положения.

В свете этого особую весомость приобретает правовая пози­ция ЕСПЧ, по мнению которого нужно учитывать общий кон­текст ЕКПЧ и протоколов к ней. Тогда становится очевидным, что п. 2 ст. 2 определяет не столько те случаи, когда кто-то мо­жет быть намеренно лишен жизни. Прежде всего он описывает ситуации, в которых допускается применение силы, а обраще­ние к ней может привести к непреднамеренной гибели людей.

400_______Часть III. Правовое обеспечение защиты прав человека

Но условия допустимого применения силы должны толко­ваться строго ограничительно. Ведь оно чревато самым серьез­ным посягательством на достоинство и физическую неприкос­новенность личности. Ее разрешается использовать только тогда, когда это вызывается абсолютной необходимостью. При­чем жесткость формулировки об абсолютной необходимости требует более тщательной, чем обычно, проверки того, являют­ся ли действия государства «необходимыми в демократическом обществе». Другим критерием правомерного применения силы является соразмерность. Является ли оно строго соразмерным, определяется исходя из характера ставящихся целей, опасности для жизни людей, степени риска того, что предпринимаемые действия повлекут человеческие жертвы, и анализа сопутствую­щих обстоятельств. В разряд последних ЕСПЧ включает плани­рование предпринимаемых акций и надзор за их осуществле­нием.

Гарантией того, что сила будет применяться властью сугубо в рамках закона, строго пропорционально и когда это абсолют­но необходимо, служат процедуры, позволяющие контролиро­вать правомерность ее использования государственными орга­нами и лицами, действующими от их имени. Давая обстоятель­ное толкование данного требования, выводимого им из ст. 2 в сочетании со ст. 1 ЕКПЧ, Суд в постановлениях по делам Мак-канн (п. 161), Кайя (п. 86, 87) и в последующих прибегает к следующей логике рассуждений. Конвенция запрещает лицам, действующим от имени государства, произвольно лишать кого-либо жизни. Запрет должен быть эффективным. Для этого нуж­но, чтобы он был подкреплен процессуально. Отсюда необхо­димость в национальных процедурах рассмотрения законности применения силы государственными органами или их предста­вителями, особенно в случаях, когда оно сопровождается чело­веческими жертвами. Под такими процедурами подразумевают­ся эффективные официальные расследования, вынуждающие власть отчитываться за действия, приведшие к смертельному исходу. В отсутствие возможности их проведения право на жизнь становится эфемерным.

Форма расследований и условия их осуществления могут разниться. Важно, чтобы соответствующие процедуры в случае гибели людей в результате применения силы отвечали базовым требованиям публичности, гласности, беспристрастности и

Глава 20. Европейская система защиты прав человека 401

добросовестности, а достоверность полученной информации (свидетельских показаний, данных экспертизы и т. д.) могла быть проверена родственниками пострадавших или их предста­вителями с соблюдением процессуальных гарантий состяза­тельности. Согласно устоявшейся практике ЕСПЧ неспособ­ность или нежелание компетентных властей провести надлежа­щее эффективное расследование обстоятельств лишения жизни является безусловным нарушением обязательств соответствую­щего государства об охране права на жизнь.

В том, что касается вопросов о субъектах права на жизнь и пределах этого права, широко дискутируемых на страницах пе­чати и в научной литературе, для практики ЕСПЧ они остаются более чем маргинальными. Суд считает, что ст. 2 регулирует взаимоотношения между личностью и государством. Поэтому подводить под нее запрет на аборты или выяснять с ее помо­щью объем прав, который может быть признан за еще не ро­дившимся ребенком, по его мнению, было бы некорректно. Аналогичным образом ЕСПЧ не намерен ставить знак равенст­ва между правом на жизнь и правом отказаться от нее. На это указывает постановление, вынесенное по делу «Претти против Соединенного Королевства». В нем ЕСПЧ отказался поддер­жать обвинения заявительницы, полностью парализованной тя­жело больной женщины, утверждавшей, что, лишив ее возмож­ности прибегнуть к эвтаназии, английские власти нарушили тем самым ее право на жизнь.

Согласно сформировавшемуся в Европе правосознанию го­сударство является правовым только тогда, когда оно предо­ставляет всем находящимся под его властью правосудие, спо­собное восстановить нарушенное право. В демократическом обществе в свете понимания Конвенции, подчеркивал ЕСПЧ в постановлении по делу «Делькур против Бельгии» от 17 января 1970 г., право на справедливое судебное разбирательство занимает столь значительное место, что его ограничительное толкование противоречило бы целям и назначению посвященной ему ст. 6. В ней устанавливается: «Каждый в случае спора о его граж­данских правах и обязанностях или при предъявлении ему лю­бого уголовного обвинения имеет право на справедливое и пуб­личное разбирательство дела в разумный срок независимым и беспристрастным судом, созданным на основании закона» (п. 1). Это положение дополнено перечнем конкретных прав

402 Часть III. Правовое обеспечение защиты прав человека

обвиняемого в совершении правонарушения (п. 3 ст. 6 Конвен­ции и ст. 2, 4 Протокола № 7 к ЕКПЧ), закреплением презумп­ции невиновности (п. 2), а также допустимыми изъятиями из принципа публичности судопроизводства (п. 1).

Положение п. 1 ст. 6 чрезвычайно концентрированное. Вме­сте с тем создается впечатление, что оно применимо лишь к срав­нительно ограниченной сфере правового регулирования. ЕСПЧ придал ему гораздо более общий характер. Действуя по аналогии, исходя из необходимости всеобъемлющей защиты прав человека, добиваясь конструирования понятийного аппарата, общего для всех государств-участников, ломающего межгосударственные перегородки, преодолевающего государственную обособлен­ность, Суд утвердил максимально расширительное толкование права на справедливое судебное разбирательство. Прежде всего он установил, что действие п. 1 ст. 6 распространяется на все ти­пы судебного процесса, в ходе которого определяются граж­данские права и обязанности или устанавливается (оспаривает­ся) ответственность за правонарушение. Конструирование судо­производства на каких-то иных началах, нежели те, которые следуют из права на справедливое судебное разбирательство, не­допустимо. Требования п. 1 ст. 6 должны быть положены в осно­ву как гражданского и уголовного, так и административного, ар­битражного и даже конституционного процесса (постановления по делу «Иохансен против Норвегии» от 27 июня 1996 г. и по делу «Моннелл и Моррис против Соединенного Королевства» от 2 марта 1987 г.), а равно процедур рассмотрения дел в иных орга­нах, уполномоченных осуществлять функции, являющиеся по своему содержанию судебными. Кроме того, ЕСПЧ предложил такое понимание гражданских прав и обязанностей и уголовной ответственности, которое исключает произвольное сужение на­циональными властями предметной сферы действия гарантий справедливого судебного разбирательства. В итоге «гражданско-правовая сфера» ст. 6 приобрела столь широкое толкование, что ее сейчас легче определять через то, что в нее не входит.

С учетом сформировавшегося в практике ЕСПЧ комплекс­ного видения права на справедливое судебное разбирательство можно говорить о том, что оно складывается из четко очерчен­ного набора взаимосвязанных и взаимодополняющих элемен­тов. Каждый из них неотъемлемо присущ данному праву. В от­сутствие любого из них право на справедливое судебное разби-

н;ша 20. Европейская система защиты прав человека

рательство становится иллюзорным. Констатация отсутствия шобого из этих элементов с необходимостью влечет вывод о на­рушении данного права в целом. Соблюдение же того или ино-I о требования согласно устоявшейся практике ЕСПЧ и доктри­не европейского права должно оцениваться применительно ко иссму производству в его совокупности.

Условно систему элементов, из которых складывается право на справедливое судебное разбирательство, можно подразде­лить на четыре группы: органические, институциональные, процессуальные и специальные.

Под органическими имеются в виду элементы, обеспечи-иающие эффективное пользование данным правом и его реали­зацию. Это доступ к правосудию и исполнение судебных реше­ний. Понятно, что без доступа к правосудию ни о каком спра­ведливом разбирательстве не может быть и речи. Как отмечается в постановлении по делу «Гольдер против Соеди­ненного Королевства» от 21 февраля 1975 г., «из того, что право на справедливое, публичное и скорое судебное разбирательст­во, естественно, приложимо только к ведущемуся процессу, од­нако, не следует, что право на возбуждение судебного дела тем самым из него исключается» (п. 32). «Верховенство права в гражданско-правовых делах трудно себе представить без воз­можности получить доступ к правосудию» (п. 34).

Точно так же вынесение судебного решения утрачивает смысл, если не созданы механизмы и не предусмотрены гаран­тии его надлежащего выполнения. ЕСПЧ дал подробное обос­нование этой позиции в постановлении по делу «Хорнсби про­тив Греции» от 19 марта 1997 г., указав, что «право на суд... ста­ло бы иллюзорным, если бы правовая система государства позволяла, чтобы окончательное, обязательное судебное реше­ние оставалось недействующим к ущербу одной из сторон. Трудно себе представить, что ст. 6, подробно описывая предо­ставляемые сторонам процессуальные гарантии — справедли­вое, публичное и скорое разбирательство, — оставила реализа­цию судебных решений без защиты. Если считать, что ст. 6 го­ворит только о доступе к правосудию и судебном процессе, то это, вероятно, привело бы к ситуациям, не совместимым с принципом господства права, который Договаривающиеся Го­сударства обязались соблюдать, когда они ратифицировали Конвенцию... Выполнение решения, вынесенного любым су­дом, должно, таким образом, рассматриваться как неотъемле-

Часть III. Правовое обеспечение зашиты прав человека

Глава 20. Европейская система защиты прав человека

мая часть «права на суд» в смысле ст. 6» (п. 40). В самой катего­ричной форме ЕСПЧ подтверждал эту позицию во всех после­дующих своих постановлениях, включая пилотные по делу «Бурдов против России (№ 2)» и по делу «Иванов против Ук­раины», вынесенные в 2009 г.

Институциональные элементы права на справедливое судеб­ное разбирательство образуют критерии, которым должны со­ответствовать как судебная система государства в целом, так и каждый национальный судебный орган в отдельности. При этом в качестве судов рассматриваются органы, осуществляю­щие юрисдикционные полномочия, т. е. уполномоченные вы­носить путем применения норм права и следуя определенной процедуре обязательные для исполнения юридические решения по спорам между носителями прав и обязанностей (постанов­ление по делу «Белилос против Швейцарии» от 29 апреля 1988г.).

Требованиями, которым должен удовлетворять «суд» в смысле ст. 6 ЕКГТЧ, являются создание суда и формирование состава суда на основании закона, достаточная продолжитель­ность полномочий судей и их несменяемость в течение срока полномочий, независимость (ни от кого, в том числе и от ис­полнительной власти) и беспристрастность (в том числе гаран­тии против предвзятости и предубежденности). Кроме того, к таким требованиям относятся публичный характер функциони­рования суда, контроль за судебной властью со стороны обще­ства, признание юридической обязательности выносимых су­дом решений, недопустимость их изменения внесудебными способами, обоснованность и мотивированность судебных ре­шений.

В специальной литературе обращается внимание прежде всего на условия обеспечения независимости национальных судебных органов в их взаимоотношениях с исполнительной властью. Вместе с тем не следует забывать о том, что ЕСПЧ настаивает на понимании независимости суда и в более широ­ком смысле. Так, в постановлении по делу «Ле Конт, Ван Ле-вен и Де Мейер против Бельгии» от 23 июня 1981 г. он указал, что заслуживает названия суда орган, отвечающий ряду требо­ваний, в числе которых прежде всего «независимость по отно­шению как к исполнительной власти, так и к сторонам в про­цессе» (п. 55).

Указанным выше требованиям должны соответствовать не только отдельные органы правосудия, но и вся система орга­нов, принимающих участие в разбирательстве конкретного де­ла. Если первоначально разбирательство осуществляется ка­ким-либо квазисудебным органом, скажем, в дисциплинарном, административном или в каком-то ином порядке, то либо этот орган должен полностью соответствовать требованиям ст. 6, либо в отношении его решений должен действовать обычный судебный контроль. Когда законодательством предусматривает­ся возможность обжалования, недостаточно, если лишь суд первой инстанции действует в полном соответствии с требова­ниями справедливого отправления правосудия, надо, чтобы и вышестоящие инстанции, вплоть до конституционного суда, отвечали этим требованиям. ЕСПЧ по этому поводу высказы­вался часто и вполне определенно. Так, в постановлении по де­лу «Экбатани против Швеции» от 26 мая 1988 г. разъясняется: «Производство по уголовному делу — это единое целое, и за­щита, предоставляемая ст. 6, не прекращается с решением по делу суда первой инстанции. В соответствии с устоявшейся практикой Суда к государству, где действуют апелляционные или кассационные суды, «предъявляется требование обеспечить привлеченным к ответственности перед законом лицам воз­можность пользоваться в этих судах основополагающими га­рантиями, которые содержатся в [этой] статье» (п. 24).

Процессуальные элементы права на справедливое судебное разбирательство обеспечивают реальное участие лица или его представителя в рассмотрении дела, стороной которого оно яв­ляется, состязательность процесса, равенство тяжущихся сто­рон на всех стадиях судебного разбирательства и разумные сро­ки разбирательства.

Согласно практике ЕСПЧ требованиям равенства, состяза­тельности и разумной продолжительности должна соответство­вать вся совокупность действий в ходе процесса, включая раз­бирательство во всех вышестоящих инстанциях. В частности, в постановлении по делу «Моннелл и Морис против Соединен­ного Королевства» от 2 марта 1987 г. ЕСПЧ специально указал: «Надо принимать во внимание процесс согласно внутреннему правовому порядку в его совокупности» (п. 56).

Под равенством сторон понимается возможность отстаивать свои права на всем протяжении процесса в условиях, которые

Часть III. Правовое обеспечение защиты прав человека

I пава 20. Европейская система защиты прав человека

не давали бы какой-либо из сторон в деле существенных пре­имуществ.

При оценке разумных сроков судебного разбирательства ЕСПЧ исходит из того, что задержка с правосудием равнознач­на отказу в правосудии. Основное внимание он обращает на то, чтобы длительность процесса не подрывала ни его эффектив­ности, ни доверия к правосудию (постановление по делу «Мо-рейра де Азеведо против Португалии» от 23 октября 1990 г.). По общему правилу разумная продолжительность судебного про­цесса определяется с учетом сложности дела, его значимости для сторон, их поведения, действия компетентных судебных и административных органов.

Что касается специальных элементов права на справедливое судебное разбирательство, указанных в п. 2 и 3 ст. 6 и Протоко­ле № 7, то они представляют собой дополнительные гарантии, призванные обеспечить соблюдение универсальных требований справедливого правосудия с учетом особенностей уголовного процесса.

Национальная судебная система, судебные органы и произ­водство в них должны эффективно обеспечивать соблюдение всех рассмотренных выше требований. Как разъяснил ЕСПЧ в постановлении по делу «Колоцца против Италии» от 12 февра­ля 1985 г., «государства-участники пользуются широким усмот­рением в том, что касается выбора средств, рассчитанных на обеспечение соответствия их судебных систем требованиям п. 1 ст. 6. В задачу Суда не входит предписывать эти меры государ­ствам; он лишь определяет, был ли достигнут результат, преду­смотренный Конвенцией... Для этого имеющиеся во внутрен­нем законодательстве средства должны быть эффективными» (п. 30). Под эффективностью же, как уточняется в постановле­нии по делу «Франческо Ломбарде против Италии» от 26 нояб­ря 1992 г., понимается организация отдельных судебных орга­нов и всей судебной системы в целом таким образом, чтобы они «соответствовали каждому из предписаний», устанавливае­мых ст. 6 ЕКПЧ.

Поскольку право на справедливое судебное разбирательство в толковании и применении ЕСПЧ полностью интегрировано во внутреннее право ЕС (см. гл. 19 учебника), естественно встает вопрос о том, насколько внутренние средства правовой защиты, предоставляемые ЕС лицам, находящимся под его юрисдикцией, ему соответствуют.

В распоряжении любого субъекта права ЕС, иного, нежели институты и органы Союза и государства-члены, есть призна-нмсмый за ним комплекс средств обжалования мер (действий или бездействия), предпринимаемых либо собственно ЕС, либо от его имени. Это иски об аннулировании актов ЕС, преюди­циальная процедура и иски о возмещении вреда из внедо-говерной ответственности. Среди них иски об аннулировании кажутся наиболее перспективными. Теоретически они позволя­ют любым физическим и юридическим лицам, подпадающим под юрисдикцию ЕС, прямо и непосредственно противостоять институтам и органам Союза, выдвигая против них обвинения м своеволии и самоуправстве.

Подача исков об аннулировании является прямой мерой правовой защиты интересов, обеспечиваемых правом ЕС. В отличие от такого косвенного инструмента, как запрос Суда ЕС в порядке преюдициальной процедуры, использование ко­торого зависит от усмотрения национального судебного орга­на, иски об аннулировании могут быть инициированы самими физическими и юридическими лицами, заинтересованными в отмене нормативного акта ЕС. Преимущество исков об анну­лировании по сравнению с исками о возмещении вреда из внедоговорной ответственности также вполне очевидно. Их предназначение заключается в том, чтобы предотвратить на­ступление отрицательных правовых последствий. Это всегда выгоднее, чем добиваться восстановления нарушенного субъ­ективного права.

Но подача исков об аннулировании возможна лишь при со­блюдении ряда крайне жестких условий. Они всегда были сформулированы в учредительных договорах таким образом, чтобы не допустить превалирования индивидуальных интере­сов, какими бы весомыми они ни были, над потребностями развития интеграции. Согласно ст. 230 Договора о Сообществе любое физическое или юридическое лицо может обратиться в Суд ЕС с иском об аннулировании только решения, адресован­ного этому физическому или юридическому лицу, и решения, которое, хотя и принято в форме регламента или решения, ад­ресованного другому лицу или кругу лиц, затрагивает это лицо непосредственно и индивидуально. Лиссабонский договор внес существенные изменения в данную формулировку. Но путь к этому был тернист и долог.

Сначала в целях защиты лица от нарушающих его интересы законодательных и распорядительных действий Союза Суд ЕС существенно расширил объектную сферу возможных индивиду­альных исков об аннулировании нормативных актов Союза. В практике Суда ЕС к такого рода актам отнесены также реше­ния, которые хотя и адресованы государству-члену или госу­дарствам-членам, тем не менее затрагивают истца непосредст­венно и индивидуально (постановление по делу «Плауманн и другие против Европейской комиссии» от 15 июля 1963 г.). Та­кие акты, например, имеются в виду, когда Комиссия осущест­вляет учет последствий применения адресованного государству-члену решения к ситуации, в которой оказываются отдельные частные лица.

Аналогичным образом в число актов, в отношении которых возможны индивидуальные иски об аннулировании, Суд ЕС включил акты общего характера (регламенты), которые, будучи по форме актами общего применения, воздействуют, однако, на истца избирательно в силу определенных атрибутов, являю­щихся характерными именно для данного лица, или в силу об­стоятельств, из-за которых это лицо выделяется из числа других лиц. Это, например, регламенты, представляющие собой, по сути дела, комплекс индивидуальных решений.

Тем не менее расширительное толкование Судом ЕС актов, в отношении которых физические или юридические лица могут возбудить иски об аннулировании, не снимало главную для по­тенциальных истцов проблему доказывания того, что акты за­трагивают их непосредственно и индивидуально. Перелом в этом отношении чуть было не наступил в 2002 г. в связи с по­становлением Суда первой инстанции по делу «Хего-Куэре и другие против Европейской комиссии». Однако Суд ЕС восста­новил статус-кво, подтвердив, что сложившуюся практику он менять не будет. Истцом в СПИ выступала рыболовецкая ком­пания. Она была учреждена во Франции и вела лов в водах юж­нее Ирландии. Регламент Комиссии № 1162/2001 больно уда­рил по ее экономическим интересам. Целью регламента было предотвращение хищнического вылова рыбы хека и восстанов­ление ее численности. Статья Зс1 регламента, в частности, пре­дусматривала запрет на использование мелкоячеистых сетей. Пункт 1 ст. 5 определял акватории, на которые распространя­лись общие и специальные запреты. Компания подала иск об аннулировании указанных статей. Кроме того, компания за-

и;ша 20. Европейская система защиты прав человека

я мила, что не может прибегнуть ни к каким иным эффектив­ным средствам правовой защиты, помимо аннулирования, по­скольку регламент обладает прямым действием и националь­ных имплементационных актов, которые можно было бы оспорить, не существует. Таким образом, признание иска неприемлемым лишило бы ее эффективных средств правовой ипциты. СПИ поддержал позицию Комиссии, согласившись с тем, что регламент, в отношении которого заявлен индивиду­альный иск, является мерой общего характера: его положения выражены в абстрактных терминах, адресованы неопределен­ным категориям лиц и применяются к объективно детермини­рованным ситуациям. Далее он проанализировал, оказывает ли данный нормативный акт непосредственное и индивидуальное воздействие на компанию-заявителя в смысле абз. 4 ст. 230 До­говора о Сообществе. Суд констатировал, что акт оказывает на истца непосредственное, но не индивидуальное воздействие. Однако Суд не ограничился этим выводом и подробно проана­лизировал утверждение, что признание иска об аннулировании неприемлемым сведет на нет право истца на доступ к эффек­тивным средствам правовой защиты и соответственно право на справедливое судебное разбирательство, лежащие в основе ев­ропейской системы защиты прав человека и правового порядка ЕС и государств-членов. Суд счел, что путь косвенного обжало­вания с использованием преюдициальной процедуры ввиду от­сутствия национальных имплементационных актов был для истца недоступен, во всяком случае, до нарушения им предпи­саний регламента. Использование иска о возмещении вреда в принципе не могло повлиять на его правовое положение. С учетом этого Суд пришел к выводу, что при оспаривании ак­та ЕС общего применения, прямо затрагивающего интересы истца, в отсутствие национальных имплементационных актов обращение в Суд ЕС в рамках преюдициальной процедуры и иск о возмещении вреда из внедоговорной ответственности не обеспечивают реализацию права частного лица на эффектив­ные средства правовой защиты. Следуя такой логике рассужде­ний, СПИ признал иск об аннулировании приемлемым. Тем самым он фактически снял четко проводившееся ранее разли­чие между требованиями непосредственного и индивидуально­го воздействия актов ЕС на потенциального потерпевшего как составляющими правовые основания для их обжалования. В более общем плане Суд установил, что мера ЕС общего при-

Часть III. Правовое обеспечение защиты прав человека

и.ш;| 20. Европейская система защиты прав человека

менения, оказывающая на частное лицо прямое воздействие, признается оказывающей на него также и индивидуальное воз­действие, если она влияет на его правовое положение опреде­ленным и непосредственным образом. Такое влияние проявля­ется через ограничение его прав или возложение на него обя­занностей вне зависимости от круга лиц, на которых эта мера оказывает подобное воздействие.

Решение СПИ представляло собой существенный отход от устоявшейся практики. Получит ли он закрепление или же, на­против, возобладает «классический» подход, зависело от Суда ЕС. С этой дилеммой Суд ЕС столкнулся очень скоро при рас­смотрении в порядке апелляции дела Союза мелких сельскохо­зяйственных производителей против Совета ЕС.

При подготовке предложений по данному делу генеральный адвокат Суда ЕС Ф. Дж. Джекобе высказался в пользу новатор­ского подхода. Он рекомендовал Суду ЕС отказаться от строго ограничительной трактовки требования индивидуального воз­действия. Суть обосновываемого им подхода заключалась в том, чтобы изъять из-под действия этого требования ситуации, когда потерпевшая сторона в случае признания меры Европейского Сообщества, не оказывающей на нее индивидуального воздейст­вия, лишается эффективных средств правовой защиты, которые ей должны были предоставить судебные органы либо госу­дарств-членов, либо ЕС. По мнению г-на Джекобса, лицу, на которое оспариваемая мера Европейского Сообщества оказыва­ет непосредственное, но не индивидуальное воздействие, дол­жен быть предоставлен доступ к судебному механизму ЕС, что­бы не допустить лишения его эффективных средств правовой за­щиты из-за трудностей, связанных с оспариванием данной меры в национальных судах. Таково веление времени. Оно обусловли­вается прямым, постоянным и глубоким влиянием права ЕС на интересы и права частных лиц. Чтобы их защитить, необходимо снять ограничения на использование механизма индивидуаль­ных исков об аннулировании, предусмотренные ст. 230 Договора о Сообществе. Предложения адвоката Джекобса могли иметь да­леко идущие правовые последствия. Однако Суд ЕС с ними не согласился. Суд ЕС отказался воспользоваться судебным нормо-творчеством для корректировки абз. 4 ст. 230. Он прямо указал, что внесение изменений в механизм оспаривания актов Евро­пейского Сообщества физическими и юридическими лицами от­носится к компетенции ЕС и государств-членов. Вплоть до вне-

(ч-имя таких изменений критерии приемлемости остаются преж­ними и они должны строго соблюдаться. Обязательство по го чданию системы средств и процедур, обеспечивающих реали-ицию права на справедливое судебное разбирательство и эф­фективные средства защиты, возложено на государства-члены. 11а уровне ЕС такая система создана и функционирует. Полеми­ка между судебными инстанциями ЕС, аргументы в пользу пере­ем отра учредительных договоров и снижения планки доступа в ('уд ЕС для частных лиц, а также прямая апелляция к законода­телю возымели свое действие. Они были услышаны государства­ми и политическими институтами ЕС. Тем более что все они сделали ставку на посильную демократизацию интеграционного объединения. В итоге Лиссабонским договором было преду­смотрено, что для оспаривания актов ЕС общего применения, не требующих от государств осуществления мер имплементаци-онного характера, частным лицам более не нужно доказывать, что акты затрагивают их и непосредственно, и индивидуально. Достаточно, чтобы они их затрагивали. Абзац 4 ст. 263 ДФЕС ус­танавливает в связи с этим, что физические и юридические лица на тех же основаниях, что и институты ЕС, «могут обращаться с иском, оспаривающим акт, который принят персонально в от­ношении этих лиц или затрагивает их непосредственно и инди­видуально, и оспаривающим акт общего действия, который не­посредственно затрагивает их и не влечет за собой принятия мер имплементационного характера».

Для обеспечения единообразного толкования и применения права на справедливое судебное разбирательство в рамках Ев­ропы «зигзаг» в правоприменительной практике судебных ин­станций ЕС и последовавшие за ним новшества, внесенные в учредительные договоры ЕС, имели очень большое значение. Они подтвердили чрезвычайную близость правовых систем Со­вета Европы и ЕС в понимании особой роли и значения данно­го права для утвердившегося в Европе правосознания и целей европейского строительства, продемонстрировали отсутствие различий между ними в интерпретации системы элементов, из которых это право складывается. Проявленные судебными ин­станциями ЕС колебания вновь показали, что с точки зрения защиты прав человека именно ЕКПЧ в толковании и примене­нии ЕСПЧ остается главным ориентиром для всех действую­щих на континенте судебных органов вне зависимости от их статуса и признаваемой за ними юрисдикции.

Часть III. Правовое обеспечение защиты прав человека

I мил 20. Европейская система защиты прав человека