Внутреннее положение

Но одним этим энтузиазмом, подъемом, героизмом нельзя довести до полной победы дело революции.

Этим можно было отразить врага, когда он бро­сался на нас и душил нас, этим можно было одержать победу в кровавой схватке, но этого мало, чтобы довести дело до конца.

Этого мало, потому что перед нами сейчас стоит вторая, большая по трудности половина задачи. И наше сегодняшнее торжество, нашу уверенность, что мы победим, мы должны направить, чтобы одержать в этой половине задачи такую же решительную победу.

Только од­ного энтузиазма, одной готовности рабочих и крестьян идти на смерть здесь мало, ибо эта вторая задача – строительная, созида­тельная.

Мы в наследство от капитализма получили не только разрушенную культуру, не только разрушенные заводы, не только отчаявшуюся интеллигенцию, мы получили разрозненную, темную массу, одиночек-хозяев, мы получили неумение, непривычку к общей солидарной работе, непонимание того, что нужно поставить крест над прошлым.

Вот что нам нужно теперь решить. Мы должны помнить, что сегодняшним настроением нужно воспользоваться для того, чтобы влить его в длительной форме в нашу ра­боту, чтобы уничтожить всю разбросанность нашей хозяйственной жизни. Возвращать­ся к старому уже нельзя. Сбросив власть эксплуататоров, мы сде­лали уже большую половину работы. Нам надо теперь собрать воедино всех тружениц и тружеников и заставить их работать вместе.

Мы вступили сюда, как вступает завоева­тель в новое место, и тем не менее, несмотря на все условия, в которых мы работаем, мы все же по­бедили на фронте.

Мы видим, что сегодня наша работа идет лучше, чем она шла в про­шлом году.

Мы знаем, что мы не можем накормить всех, мы не уверены, что голод и холод не будут стучаться в дома, хижины и лачуги, но тем не менее мы знаем, что мы победили.

Мы знаем, что у нас производительная сила огромна даже теперь, после тя­желой империалистической и гражданской войн, мы знаем, что мы можем обеспечить и рабочих и крестьян от голода и холода, но для этого нужно, чтобы мы рассчитали все то, что у нас есть, и разделили, как это нужно.

Мы этого сделать не можем, потому что капитализм учил тому, чтобы каждый хозяйчик думал, главным образом, о себе – как бы ему скорее разбогатеть, а не тому, чтобы совместно провести борьбу во имя определенной идеи.

Мы теперь должны взять другое руково­дство. На нас теперь лежит другая, более тяжелая половина нашей задачи. Нам нужно помнить, что в той борьбе, которую нам придется вести, нет ничего, кроме ме­лочей. Вокруг нас – мелкие хозяйственные дела. Кроме того, вы знаете, что тот аппа­рат мелких единиц, которыми движется эта хозяйственная жизнь, – это прежние ра­ботники: мелкие чиновники, мелкие бюрократы, которым привычно старое, эгоистиче­ское направление. Борьба с этим должна стать задачей нашего теперешнего положения.

В дни празднеств, в дни нашего победного настроения, в дни третьей годовщины Советской власти, мы должны проникнуться трудовым энтузиазмом, волей к тру­ду, упорством, от которого теперь зависит быстрейшее спасение рабочих и крестьян, спасение народного хозяйства, тогда мы увидим, что в этой задаче мы победим еще более твердо и прочно, чем во всех прежних кровавых битвах.

Сейчас весь гвоздь политического момента состоит в том, что мы переживаем переломный, переходный период, зигзаг, – когда от войны мы переходим к строительству хозяйственному.

Диктатура пролетариата была успешна, потому что умела соединять принуждение и убеждение.

Диктатура пролетариата не боится принуждения и резкого, реши­тельного, беспощадного выражения государственного принуждения, – пролетариат имеет право осуществлять это принуж­дение, ибо он осуществляет его во имя интересов всех трудящихся и эксплуатируемых.

Война была делом, которое в течение сотен и тысяч лет было понятно и привычно. Старые акты помещичьего насилия и зверства стояли так наглядно, что убеждать было легко, и даже крестьянство наиболее хлебных окраин, наименее связанное с промышленностью, даже это крестьянство убедить было нетрудно в том, что мы ведем войну за интересы трудящихся, и таким образом вызвать почти поголовный энтузиазм.

Труднее будет добиться того, чтобы крестьянские массы и члены профессиональных союзов по­няли эти задачи сейчас, чтобы они поняли, что по-старому жить нельзя, что, как ни укоренилась десятилетиями капиталистическая эксплуатация, надо ее преодолеть.

Надо добиться, чтобы все поняли, что нам принадлежит Россия, что мы, рабочие и крестьян­ские массы, своей деятельностью, своей строгой трудовой дисциплиной, только мы можем пересоздать старые экономические условия существования и провести в жизнь великий хозяйственный план. Вне этого спасения нет^{[rrrrrrrrrrrrrrrrrr]}.

Мы отстаем и мы будем отставать от капиталистических держав; мы будем побиты, если мы не добьемся восстановления нашего хозяйства.

Мы должны со всей силой осознать, что наступил переход от военных задач к задачам хозяйственным.

Мы имели полный успех в военной области, и теперь мы должны подготовить такой же успех для задач более трудных, требующих энтузиазма и самоотверженности от огромного большинства рабочих и крестьян.

Надо убедить в новых задачах сотни миллионов людей, живших из поколения в поколение в рабстве и угнетении, в подавлении всякой самодеятельности; миллионы рабочих, состоящих в профсоюзах, но несозна­тельных еще политически, не привыкших видеть себя хозяевами; надо их организовать не для сопротивления власти, а для поддержки, для развития мероприятий своей рабо­чей власти, для проведения их до конца.

Мы должны соз­нать и помнить, что война на хозяйственном фронте будет более трудной и более дол­гой. Чтобы победить на этом фронте, надо будет большее число рабочих и крестьян сделать самодеятельными, активными и преданными – мы должны суметь некоммунистическими руками строить коммунизм[ssssssssssssssssss].

И это можно сделать – за это говорит опыт хозяйственного строительства, приобретенный нами, – потому что сознание бедствия, холода, голода и всяческих лишений, в связи с недостатком производительных сил, глубоко коренится в массе. Сейчас нам надо направить внимание на то, чтобы от интересов политических и военных всю агитацию и всю пропаганду перевести на рельсы хозяйственного строительства.

Мы кончили одну полосу войн, мы должны готовиться ко второй; но когда она придет, мы не знаем, и нужно сделать так, чтобы тогда, когда она прядет, мы могли быть на высоте.

Вот почему мы не должны отказываться от мер принуждения, а не только потому, что мы сохраняем пролетарскую диктатуру, которую уже поняли и мас­сы крестьянства и беспартийные рабочие, которые все знают о нашей диктатуре пролетариата, и она им не страшна, она их не пугает, они в ней видят опору и твердость – то, что они могут противопоставить помещикам и капиталистам и без чего победить нельзя.

В этом задача Центрального бюро производственной пропаганды, в этом задача ВЦСПС, в этом задача всех партийных работников, в этом задача всех и всяких аппаратов Советской власти, в этом задача всей нашей пропаган­ды, которой мы достигли наших мировых успехов, ибо наша пропаганда во всем мире всегда говорила и говорит рабочим и крестьянам правду, а всякая другая пропаганда говорит им ложь.

Нашу пропаганду нам надо перевести теперь на то, что гораздо труд­нее, – на то, что касается повседневной работы рабочих в мастерской, как бы ни были тяжелы условия этой работы и как бы ни были сильны воспоминания вчерашнего капиталистического строя, воспитывающего недоверие к власти со стороны рабочих и кре­стьян. Надо и рабочих и крестьян убедить в том, что без нового сочетания сил, без новых форм государственного объединения, без новых форм, связанных с этим принуждением, мы из того болота, из той пропасти хозяйственного развала, на краю которой мы стоим, – не выйдем, а мы из этого выходить уже начали[tttttttttttttttttt].

Но мыслимо ли, чтобы социалистическая республика существовала в капиталистическом окружении?

Это казалось немыслимым ни в политическом, ни в военном отношении.

Что это возможно в политическом и военном отношении, это доказано, это уже факт.

А в торговом отношении? А в отношении экономического оборота? Ну а связь, помощь, обмен услуг отсталой разоренной земледельческой России с передовой промышленно богатой группой капиталистических держав, – это возможно? Разве нам не грозили тем, что нас окружат колючей проволокой и что поэтому никаких экономических отношений не будет существовать? «Войны они не испугались, так мы их возьмем блокадой».

Товарищи, много мы за эти четыре года видели угроз и таких страшных угроз, что ни одной из них мы бояться не можем. Насчет блокады опыт показал, что неизвестно, для кого она тяжелее: для тех, кого блокируют, или для тех, кто блокирует. Опыт пока­зал, несомненно, что за этот первый год, когда я могу вам дать отчет, как за период хо­тя бы сравнительно элементарного отдыха от прямо зверского насилия, нас не призна­вали, нас отвергали, сношения с нами объявлялись несуществующими (ну пускай они по суду буржуазному признаются несуществующими), но они все-таки существуют. Вот что я считаю себя вправе, без малейшего преувеличения, вам доложить, как один из главных результатов отчетного 1921 года.