Мая. Разгром

Морской бой в Корейском проливе заполонил внимание политической печати всего мира. Сначала царское правительство пыталось скрыть горькую истину от своих верноподданных, но скоро убедилось в безнадежности такой попытки. Скрыть полный разгром всего русского флота – невозможно.

Все понимали, что окончательный исход войны за­висит от победы той или другой стороны на море. Самодержавие видело, что несчаст­ный исход войны равносилен победе «внутреннего врага», т.е. победе революции, по­этому на карту было поставлено все.

Сотни миллионов рублей были затрачены на спешную отправку балтийской эскадры. С бору да с сосенки собран экипаж, наскоро закончены последние приготовления военных судов к плаванию, для увеличения числа судов к новым и сильным броненосцам добавили «старых сундуков».

Великая армада, – такая же громадная, такая же громоздкая, нелепая, бессильная, чу­довищная, как вся Российская империя, – двинулась в путь, расходуя бешеные деньги на уголь, на содержание, вызывая общие насмешки Европы, особенно после блестящей победы над рыбацкими лодками^[iii], грубо попирая все обычаи и требования нейтралитета.

По самым скромным расчетам, эта армада стоила до 300 миллионов рублей, да посылка ее обошлась в 100 миллионов рублей, – итого 400 миллионов рублей выброшено на эту последнюю военную ставку царского самодержавия.

Теперь и последняя ставка побита. Этого ожидали все, но никто не думал, чтобы поражение русского флота оказалось таким беспощадным разгромом.

Точно стадо дикарей, армада русских судов налетела прямиком на великолепно вооруженный японский флот. Двухдневное сражение, – и из двадцати военных судов России с 12-15 тысячами человек экипажа потоплено и уничтожено тринадцать, взято в плен четыре, спаслось и прибыло во Владивосток только одно («Алмаз»).

Погибла большая половина экипажа, взят в плен, «сам» Рождественский и его ближайший помощник, а весь японский флот вышел невредимым из боя, потеряв всего три миноносца.

Русский военный флот окончательно уничтожен. Война проиграна бесповоротно. Полное изгнание русских войск из Маньчжурии, отнятие японцами Сахалина и Владивостока – теперь лишь вопросы времени. Перед нами не только военное поражение, а полный военный крах самодержавия.

Значение этого краха, как краха всей политической системы царизма, становится все яснее и для Европы и для всего русского народа с каждым новым ударом, наносимым японцами.

Все ополчается против самодержавия, – и оскорбленное национальное самолюбие крупной и мелкой буржуазии, и возмущенная гордость армии, и горечь утра­ты десятков и сотен тысяч молодых жизней в бессмысленной военной авантюре, и озлобление против расхищения сотен миллионов народных денег, и опасения неизбежно­го финансового краха и долгого экономического кризиса, и страх перед грозной народной революцией, которой (по мнению буржуазии) царь мог бы и должен бы был избежать путем своевременных «благоразумных» уступок.

Растет и ширится требование мира, негодует либеральная печать, начинают грозить даже умереннейшие элементы, вроде землевладельцев, требует немедленного созыва народных представителей даже холопское «Новое Время».

Европейская буржуазия, этот вернейший оплот царской власти, тоже начинает терять терпение.

Ее пугает неизбежная перегруппировка в международных отношениях, растущее могущество молодой и свежей Японии, потеря военного союзника в Европе.

Ее беспокоит судьба тех миллиардов, которые она великодушно ссудила самодержа­вию.

Ее серьезно тревожит революция в России, слишком волнующая европейский пролетариат и грозящая всемирным революционным пожаром.

Во имя «дружбы» с ца­ризмом она взывает к его благоразумию, настаивает на необходимости мира – мира с японцами и мира с либеральной русской буржуазией.

Европа нисколько не закрывает глаз на то, что мир с Японией может быть куплен теперь лишь очень дорогой ценой, но она трезво и деловито рассчитывает, что каждый новый месяц войны извне и револю­ции внутри неизбежно повышает эту цену и увеличивает опасность революционного взрыва, который как песчинку сметет всю политику «уступок».

Европа понима­ет, что самодержавию страшно трудно, почти невозможно остановиться теперь, – слишком далеко оно зашло, и вот буржуазная Европа, старается успокоить и себя и своего союзника розовыми мечтами.

Самодержавие именно по-авантюристски бросило народ в нелепую и позорную войну. Оно стоит теперь перед заслуженным концом.

Война вскрыла все его язвы, обнаружила всю его гнилость, показала полную разъединенность его с народом, разбила единственные опоры цезарьянского господства.

Война оказалась грозным судом.

Народ уже произнес свой приговор над этим правительством разбойников. Революция приведет этот приговор в исполнение.