Публичные лекции о гомеопатии д-ра Л. Е. Бразоля 13 страница

Проф. Тарханов старался даже подыскать опору закона подобия в предохранительных прививках. Хотя в этой попытке объяснения или аналогии мы с ним не сходимся, тем не менее, весьма важно, что со своей точки зрения он видит в предохранительных прививках Пастера аналогию с гомеопатическим законом подобия. Но, будучи сам защитинком предохранительных прививок и высказав мысль, что закон подобия стоит в противоречии с биологическими законами, требующими закона противоположности, проф. Тарханов, во 1-х, впадает в противоречие с самим собой, потому что излечение гидрофобии посредством ослабленного контагия той же гидрофобии, или вообще предохранительное лечение инфекционных болезней посредством ослабленных контагиев той же болезни представляет, по собственному его признанию, пример действия закона подобия. Во 2-х, он забывает, что закон "similia simlibus curantur" не выражает собо закона внутреннего процесса или механизма излечения, а служит лишь выражением закона выбора или практического нахождения излечивающего лекарства для данного случая, и хотя выбор лекарств происходит по закону подобия, тем не менее, весьма вероятно и правдоподобно, и это уже сотни раз высказывалось в гомеопатической литературе, что механизм излечения или modus operandi происходит по закону противоположности.

Наконец, требование профессора, чтобы я привёл убедительные доказательства в пользу действительности гомеопатического лечения, но только отнюдь не опираясь на опыты и наблюдения, мне кажется непоследовательным. Всякая наука имеет свои законы и свои методы доказательства, и все лучшие врачи-клиницисты согласны в том, что главное основание для терапии есть клинический опыт, и если отнять от нее терапевтические результаты, то на чем же можно будет основать достоинство научной терапии? Против требований профессора убедительных доказательств не на людях, а на животных, собственно, ничего не имею; но постановка этих предполагаемых опытов для меня непонятна. Проф. Тарханов, насколько я понял, предлагает вызвать у животного искусственный паралич, например, посредством кураре, и затем лечить его посредством гомеопатических средств. Но проф. Тарханову должно быть известно, что причинное показание (indicatio causalis) там, где оно возможно, одинаково обязательно для врачей всевозможных направлений; значит, если существует в теле заноза, ее нужно извлечь, глисты — нужно изгнать, существует в теле яд — нужно его вывести вон или нейтрализовать. Поэтому отравление должно лечиться посредством соответствующих противоядий, и мы лечим гомеопатически не лекарственные, а естественные болезни. Пусть почтенный профессор убедится из гомеопатической литературы, начиная с Ганемана и до наших дней, что ни один гомеопат в мире никогда не отрицал значения химически-антидотарного лечения при отравлениях; пусть он также убедится, что закон подобия имеет, хотя и чрезвычайно обширную, но не безграничную сферу действия, за пределами которой он уступает место хирургическому, механическому, физико-химическому лечению и т.д. Искусственные травматические параличи, очевидно, также не могут служить подходящими объектами для гомеопатического лечения. Следовательно, постановка опытов над животными возможна только в том смысле, чтобы самостоятельную естественную болезнь животного лечить посредством гомеопатических лекарств; так, например, самостоятельный идиопатический паралич у животных лечить посредством кураре, если он индивидуально соответствует, а может быть и посредством свинца, атропина, кониума, Rhus toxicodendron или одного из средств, которые вызывают паралич в здоровом животном.

Что касается до возражения г. Гольдштейна, что наши простые средства на самом деле являются очень сложными, потому что при взбалтывании и растирании растворяются и примешиваются к лекарству частицы посуды, то это не имеет никакого серьезного значения для гомеопатии. Мы и не утверждаем, чтобы наши простые лекарства были химически простыми. Мы пользуемся ими в том природном или искусственном виде, в каком они нам доставляются химией, и нечистота препарата есть недостаток химии, а не гомеопатии. Тем не менее, наши лекарства просты по отношению к многоразличным смешениям аллопатов. Мы их испытываем в этом относительно простом виде, и в том же простом виде назначаем больным. Поэтому посторонняя примесь, являясь более или менее постоянным коэффициентом, как в физиологических испытаниях, так и в терапевтических наблюдениях, не имеет влияния на конечный результат. Если железо не может быть получено в химически простом виде, то этот недостаток имеет силу как для гомеопатии, так и для аллопатии, но разница та, что гомеопат испытывает и употребляет это не абсолютно чистое железо в простом вид, а аллопат — с примесью разных солей, экстрактов, наркотических и прочих веществ. Поэтому возражение г. Гольдштейна имеет интерес в том отношении, что подрывает значение той науки, которой он является представителем, потому что мы до сих пор думали, что можем иметь химически чистые тела, химически чистую дистиллированную воду и т.д. Между тем, из слов г. Гольдштейна видно, что эта чистота только мнимая и воображаемая, потому что при всех перегонках, растворениях, растираниях и при каждой химической манипуляции будут примешиваться растворимые и механические частицы посуды. Поэтому не нужно сваливать с больной головы на здоровую, и недостатки химии не следует ставить в вину гомеопатии. (Рукоплескания)

Затем, рассматривая терапевтическое действие поваренной соли с весовой стороны, г. Гольдштейн обнаруживает опять односторонний взгляд на вещи. Если к одному грану поваренной соли прибавить одну триллионную часть, то от такого арифметического действия никакого эффекта не получится, потому что тут вопрос не в количестве, а в качестве этой минимальной частицы, и арифметический масштаб сюда неприложим, потому что в силу тщательного растирания и приготовления, увеличения действующей поверхности, удаления взаимного расстояния молекул друг от друга, увеличения амплитуды их качания и приобретения, быть может, новых физических и динамических свойств, эта ничтожная по весу частица может оказывать действие, несоразмерное с его весовым уменьшением. Из опытов Крукса несомненно, что по мере уменьшения весового количества и разрежения газов они приобретают новые, весьма замечательные свойства. Значит, в действии на человеческий организм играет роль не только количество, но и качество или свойство известного лекарственного вещества, способ его приготовления, форма его употребления и физическое состояние его молекулярных элементов. Мне кажется, важнее всего констатировать сначала факт, что, несмотря на ежедневное употребление грубой поваренной соли, употребление "динамизированной" соли, sit venia verbo, тем не менее, обнаруживает несомненный терапевтический эффект, а теоретическое объяснение этого факта должно явиться впоследствии.

Относительно дальнейших возражений г. Гольдштейна я сделаю теперь только несколько коротких замечаний; более же подробные примечания будут приложены к стенографическим отчетам прений, которые печатаются в "Гомеопатическом вестнике", и всех, интересующихся нашим диспутом, прошу уже обращаться в наш журнал. Укажу только вскользь на следующее. Г. Гольдштейн утверждает, что ртуть, испаряясь в большом количестве, может быть при известных приспособлениях обнаружена посредством химических весов, а я утверждаю, что чувствительный человеческий организм, пробыв известное время в ртутной атмосфере, может обнаружить следы ртутного отравления ранее, чем г. Гольдштейн с точнейшими химическими весами будет в состоянии обнаружить уменьшение весового количества ртути — вот все, что я хотел сказать своим примером, и это верно.

Относительно хлора могу указать г. магистру химии на реакцию азотнокислого серебра, которая обнаруживает характерное окрашивание в растворе 1 части хлора на 1 020 000 частей дистиллированной воды, т.е. в разведении, приближающемся к 6-му децимальному делению. Клейстерная реакция на йод так же чувствительна.

Затем, опыты Майергофера и Бухмана обставлены строго экспериментально, а потому и опровержение их со стороны натуралиста должно быть только экспериментальное, а не диалектическое.

Повторяю, возражений по существу моих бесед я не слыхал. Правда, почти все оппоненты признались, что незнакомы с основами гомеопатии и с ее литературой, исключая г. Гольдштейна, который уверял, что знаком с гомеопатической литературой, чего, однако, отнюдь нельзя было усмотреть из его возражений. Домашние же лечебники, из которых он черпал свои гомеопатические сведения, по большей части, действительно, плохи и дискредитируют гомеопатию во мнении критических врачей, но это не укор гомеопатии как науке: хороших аллопатических лечебников для домашнего обихода тоже не существует, потому что это дело довольно трудное. Но у вас могла зарониться мысль, что если, может быть, случайно выступившие оппоненты не сумели представить серьезных доводов против гомеопатии, то весьма возможно, что такими доводами обладают наши клинические авторитеты и рациональные врачи. На это могу сказать только одно: задайте себе в труд просмотреть всю антигомеопатическую литературу и вы убедитесь, что научных и серьезных возражений против гомеопатии не существует. Я знаком со всей английской, французской, немецкой и американской литературой по этому предмету, и могу смело и утвердительно сказать, что основы гомеопатии не только никем не опровергнуты, но даже и не поколеблены. Нет того сколько-нибудь серьезного антигомеопатического сочинения, которое не вызвало бы опровержений со стороны гомеопатов, и из сличения враждебных нападок со стороны аллопатов и их опровержений со стороны гомеопатов, каждый беспристрастный читатель не может не придти к убеждению, что вся оппозиция в лучшем случае построена только на недоразумениях, софизмах и незнакомстве со спорным предметом. Я бы покорнейше просил интересующихся этим вопросом прочитать отзыв Киевского медицинского факультета, который вы можете получить у швейцара при входе в аудиторию, и вы убедитесь, что почтенные профессора решительно несведущи по предмету своей экспертизы, что они толкуют о нем вкривь и вкось, и в этом отношении являются поистине слепцами, судящими о цветах. Просмотрите также "Врача", наш лучший медицинский журнал, редактируемый известным профессором, зa 8 лет его существования, и в каждом номере его вы найдете инсинуации, что гомеопатия есть шарлатанство, проповедь невежества, профанация науки и т.д., но почему? на каких основаниях? на это не ждите ответа от его редактора11.

А между тем, двое из моих оппонентов, прослушав спокойное и объективное изложение сущности гомеопатической терапии, сделали следующие важные признания. Один, проф. Тарханов, усмотрел в гомеопатии элементы строгой и точной науки, а другой, г. Гольдштейн, высказал, что не знай он меня за врача-гомеопата, он подумал бы, что здесь говорит профессор-аллопат — настолько содержание моей беседы, по его словам, было проникнуто духом современной рациональной медицины. Следовательно, не только не было усмотрено в моих беседах "проповеди невежества", но, наоборот, выведено заключение, что гомеопатия есть научная система, не противоречащая рацинальной медицине, что и требовалось доказать. А если проследить историческое развитие этих сочувственных идей, соединяющих в настоящее время аллопатию и гомеопатию, то мы увидим, что приоритет их открытия, преподавания и распространения в сознании врачей, исходит из гомеопатический школы, и прогресс университетской медицины в этом отношении состоит в сближении с гомеопатией во взглядах на патологию и симптоматологию болезней, на принципы исследования лекарственных веществ, в усвоении многих теоретических и практических истин, давно проповедуемых в школе гомеопатов, в заимствовании от нее многих драгоценных лекарств и назначения их по закону подобия, хотя бы и без упоминания источника, откуда они заимствуются, в упрощении лекарственных предписаний и в уменьшении лекарственных приёмов благоразумными и осторожными врачами.

Нужно думать и можно надеяться, что раскол в медицине, по мере постепенного ознакомления врачей с историей медицины и с основами гомеопатии, скоро прекратится, что обе школы, при взаимных уступках, сольются в одну общенаучную, и не будет больше ни гомеопатов. ни аллопатов, а будут только одни научно-образованные врачи. (Рукоплескания)

M. Ю. Гольдштейн: Так как здесь делалась ссылка на возражение профессора Тарханова, то я, ввиду его отсутствия, должен сказать несколько слов. Проф. Тарханов, говоря о том, что он не имеет понятия о гомеопатии и никогда не читал ни одного гомеопатического сочинения, в то же время говорит, что он усматривает в гомеопатии науку или целую научную систему. Проф. Тарханов был на единственной лекции д-ра Бразоля, которую мы имели удовольствие слушать прошлый раз. Если я сказал, что не знай я, что здесь читает лекцию д-р Бразоль, то мог бы подумать, что нахожусь на лекции аллопата, то, конечно, проф. Тарханов мог усмотреть здесь целую науку, потому что он считает аллопатию наукой. Если же я сказал, что не мог отличить лекции д-ра Бразоля от лекции врача-аллопата, то потому, что в лекции д-ра Бразоля ничего гомеопатического не было. Он излагал нам то, что есть в любом учебнике рациональной медицины и что заставляют знать каждого студента 3-го курса. Вот в каком смысле я сказал, что слышу лекцию аллопата12.

Затем два слова по поводу сделанного укора моей науке. Если бы это сказано было лично мне, то я бы не ответил, но я отвечаю только как представитель науки химии. Я не виноват, что врачи-гомеопаты не знают того, что сказано тысячу раз в учебниках химии: нет абсолютно чистой дистиллированной воды. Если д-ру Бразолю показалось это новостью, то это не недостаток науки, а недостаток тех лиц, которые этой новости не знали, потому что это всем студентам известно. Я должен был защитить химию, потому что в химии никогда этого не говорилось13.

Председатель: Считаю спор конченным. Долгом своим признаю напомнить, что комиссия музея допустила научные беседы о гомеопатии ввиду, как думало большинство её членов, большого общественного значения этого вопроса. Думаю, что те многолюднейшие собрания, которые состоялись в музее на всех трех беседах талантливого лектора, доказывают неопровержимо, что упомянутое большинство, признававшее за вопросом большое общественное значение, было вполне право. На этом основании должен высказать от нашего имени следующее пожелание: необходимо, чтобы метод гомеопатического лечения был обстоятельно исследован в специальных сферах, и чтобы результаты такого беспристрастного и строго научного исследования были опубликованы во всеобщее сведение.

В заключение, приношу еще раз нашу искреннейшую благодарность уважаемому лектору и его уважаемым оппонентам.

(Рукоплескания)

Заседание закрыто14

Примечания

1 См. "Киевские университетские известия", декабрь 1886 г., а также "Ответ С.-Петербургского Общества врачей-гомеопатов на отзыв профессоров медицинского факультета университета Св. Bладимира о гомеопатической терапии с приложением отдельных возражений докторов Л. Б разоля, Солянского и Е. Габриловича", СПБ, издание Флемминга. Л. Б. В моей диссертации эта история излагается в главе "The Novgorod-Seversk zemstvo experience". А. К.

2 Д-р Бразоль прав в том, что именно закон подобия, а не малость дозы, является отличительной особенностью гомеопатии, и совершенно неправ, говоря о возрастании силы действия лекарства по мере его разведения как о чем-то "несущественном и гипотетическом". Уже к тому то времени, когда он читал эту лекцию, лучшие из американских гомеопатов доказали справедливость этого утверждения Ганемана. А. К.

3 Сейчас принята несколько отличная классификация. До тридцатого сотенного — низкие; до двухсотого сотенного — средние; от двухсотого сотенного и выше — высокие. А. К.

4 Этот случай хорошо иллюстрирует тот факт, что часто там, где низкие, "материальные" потенции не в состоянии принести быстрого облегчения, высокие и даже средние сделали бы это быстро и эффективно. Вряд ли можно сомневаться, что получи ребенок на первом же приеме дозу 200С, излечение было бы почти мгновенным. А. К.

5 По поводу Йегера см. примечание 7 к первой лекции. А. К.

6 Могу только пожалеть, что все содержание моей первой лекции осталось непонятным для г. Гольдштейна. Рекомендую ему внимательно ее прочесть и усвоить ceбе тот основной факт, что закон подобия основан не на спорных теоретических положениях, а на опытных наблюдениях, не имеющих никакого отношения к тому или другому взгляду на живое и мертвое. Л.Б.

7 Это неправда. Нет того сколько-нибудь выдающегося гомеопата после Ганемана, который не пытался дать теоретическое объяснение закону подобия. Из первых попавшихся мне на ум назову только следующих: Schrön, Schmid, Müller, Koch, Gerstel, Trinks, Griesselich, Hirschel, Dudgeon и пр., и пр., и пр. Рискнувши на такое несостоятельное утверждение, г. Гольдштейн прямо обнаруживает новейшее незнакомство с литературой предмета, о котором взялся высказывать свои суждения, невзирая на уверение в основательном изучении и знакомстве с предметом. Л. Б.

8 Это правда, мне всегда доставляет особенное удовольствие обезоружить противника его собственным оружием. Л. Б.

9 В шестом децимальном разведении заключается лишь одна миллионная. Л. Б.

10 В редакции проф. Тарханова это место передано несколько иначе, чем в тексте обоих стенографических отчетов. Л. Б.

11 Не могу себе отказать в удовольствии привести выдержку из другого медицинского органа, из "Русской медицины" (№ 44, 1887 г., стр. 729), редактируемой также одним из профессоров Военно-Медицинской академии: "Опять Бразоль на сцене со своими беседами о гомеопатических способах лечения болезней, и снова довольно легковерных, преимущественно женщин, выслушивает это негомеопатическое вранье. На этот раз из врачей, кажется, никто не вступил в собеседование с г. Бразолем; лишь проф. Тарханов заметил, что экспериментально и научно ничто не проверено и поэтому мало ли можно наговорить небылиц и фантазий. Обыкновенно последователи гомеопатии спрашивают: отчего наши врачи не хотят обратить должного и серьезного внимания на гомеопатию и так относятся к ней. Но как же относиться к заблуждению, которое уже не раз и самым опытом жизни было раскрыто, как таковое, которое зиждется лишь на малом уровне естественных знаний среди общества, эксплуатируемого в этом случае разными искателями и знахарями!!". Вот это и все. Читая такие суждения, взамен серьезной критики, становится ясным, что публичные лекции о гомеопатии настоятельно необходимы для поднятия "уровня естественных знаний" наших медицинских профессоров и руководителей медицинской прессы. Приложу и на будущее время все мое старание и умение для умственного и нравственного просвещения этих господ. Л. Б.

Относительно профессора ВМА, редактора "Врача" — см. прим. 16 к лекции Бразоля "О гомеопатической фармакологии". А. К.

12 Если бы это была правда, то можно было бы только порадоваться, что учение гомеопатов даже проникло в учебники рациональной медицины и преподается студентам. Но, в таком случае, из-за чего вся позорная борьба против гомеопатии?! Л.Б.

13 Всегда хорошо договориться до конца. Теперь мы будем знать, что когда г. Гольдштейн говорит о химически чистой дистиллированной воде, то нужно читать и понимать химически нечистую воду. Л. Б.

14 В заключение ещё несколько обещанных примечаний по существу возражений г. Гольдштейна.

Я охотно готов сознаться, что впал в гиперболический тон, говоря, что количество ртути, испаряющейся в открытом сосуде в течение одного месяца "или года", не может быть обнаружено химическими весами. На самом деле, ртуть действительно испаряется довольно быстро и непрерывно, но под условием, чтобы она была совершенно чиста и не содержала свинца, потому что примесь 1/4 000 части свинца препятствует испарению ртути при обыкновенной температуре. В пылу красноречия такое невольное преувеличение извинительно, тем более, что восстановление факта нисколько не влияет на мой заключительный из него вывод. Химическая же казуистика г. Гольдштейна не извинительна, потому что имеет целью подорвать правильность моего вывода посредством введения в опыт новых условий и таким образом искажения основного факта, мною приводимого. Существует большая разница, будет ли данное количество ртути испаряться в малом и ограниченном пространстве, например, в цилиндре, или в большом помещении, например, в комнате. А ведь г. Гольдштейн держит золотую пластинку непосредственно над ртутью, причем происходит следующее: золотая пластинка, в силу большого сродства золота к ртути, притягивает ртутные пары и тем заставляет испаряться все новые и новые количества ртути, которые и осаждаются на золотой пластинке. Еще скорее произойдет при таких условиях испарение ртути в барометрической пустоте. А пусть-ка г. Гольдштейн поместит сосуд с ртутью в один конец залы, а сам удалится с золотой пластинкой в другой: я желал бы тогда видеть, сколько времени ему потребуется просидеть, чтобы дождаться покрытия пластинки ртутью и констатировать уменьшение в весе сосуда с ртутью. Обладая восприимчивостью к ртути, у него, во всяком случае, появится слюнотечение раньше, чем успеют опрокинуться его весы, и это все, что требовалось доказать.

Относительно чувствительности хлора на реакцию с азотнокислым серебром, я уже сказал, Тут могу еще напомнить г. магистру химии, что по Schöne йод может быть открыт посредством перекиси водорода в разведении 1/20 000 000, т.е. приближающемся даже к 7-му децимальному.

Попытка объяснения г. Гольдштейном вкуса воды в металлическом cocyде мне представляется произвольной и неверной. Правда, что при беспрерывном протекании воды через цинковые опилки или по цинковой амальгаме образуется слабый раствор перекиси водорода, но весьма сомнительно, чтобы перекись водорода могла образоваться при спокойном стоянии воды в металлическом сосуде. С другой стороны, присутствие перекиси водорода в металлическом сосуде мне кажется сомнительным еще и потому, что металлы, как золото и серебро, легко разлагают перекись водорода. Затем, если бы даже и уступить г. Гольдштейну сомнительное присутствие перекиси водорода, то она, во всяком случае, может находиться лишь в очень незначительном количестве, между тем как даже довольно значительные количества ее еще не обнаруживают никакого металлического вкуса. Наконец, от чего бы ни зависел вкус воды, побывшей в металлическом стакане, но факт в том, что химические реактивы не в состоянии обнаружить совершившейся перемены в воде, и физиологический реактив оказывается тоньше химического.

Что касается возражений г. Гольдштейна на наш препарат фосфора, то и тут г. магистр химии обнаруживает весьма неудовлетворительные познания — не в гомеопатии, что было бы понятно и извинительно, а... в химии. Относительно окисляемости фосфора в крупинках и сомнительности его существования в этой форме под видом фосфора, как такового, не может быть никакого сомнения, вследствие чего еще в прошлом году бывший провизор Центральной гомеопатической аптеки в С.-Петербурге, и ныне содержатель Центральной гомеопатической аптеки в Одессе, Ю. А. Леви, в заседании Общества врачей-гомеопатов (16 апреля 1887 г.), как видно из протоколов Общества, обращал внимание действительных членов Общества на то, что фосфор, особливо в средних и высоких делениях, следовало бы прописывать не в крупинках, а исключительно в форме разведений. Но г. Гольдштейн говорит об окисляемости фосфора в фосфорную кислоту не в крупинках, а именно в растворе, и утверждает, будто достаточно открыть на один момент бутылочку с фосфором, чтобы его там не существовало. Это неверно. Без помощи сильных окислительных средств фосфор на воздухе никогда не переходит в фосфорную, а только лишь в фосфористую кислоту; выше этой ступени самоокисление фосфора не идет. Если бы наш фосфор находился в водном растворе, который заключает в себе воздух, то и тогда нужно было бы не одно-, а многократное откупоривание бутылочки для того, чтобы вызвать окисление фосфора; скорее наоборот, это самоокисление происходит от содержание воздуха в воде. Но наши растворы фосфора, как известно г. Гольдштейну, приготовляются в свежедистиллированном крепком спирте, который не содержит воздуха, а поэтому даже многократное откупоривание бутылочки не может повредить содержащемуся в спиртном растворе фосфору. Вместо голословных фраз, которые, по меньшей мере, неуместны в опытной науке, пусть г. адепт точной науки и искатель истины потрудится испытать наше 2-е центесимальное, resp. 4-е децимальное разведение фосфора: он не замедлит открыть в нем его присутствие. Единственное, что может случиться, это постепенное ослабление и, со временем, действительное окисление фосфорного раствора в бутылочках или домашних аптечках, находящихся в обращении у публики. В аптеках же насыщенный раствор фосфора в спирту содержится всегда над размельченным фосфором, так что в случае действительного окисления его со временем, потеря в фосфоре тотчас вознаграждается растворением новых количеств его. В крупинках, как выше сказано, окисление действительно совершается быстро, и в них уже содержится не фосфор, как таковой, а фосфористая кислота, которая отличается от фосфорной минусом кислорода. Последняя представляет высшую ступень окисления фосфора, между тем, как первая еще способна к дальнейшему окислению, и это, может быть, составляет причину, почему оба вещества имеют различное физиологическое и терапевтическое действие. Наконец, если фосфор требуется в сухом виде, то приготовляются растирания из красного аморфного фосфора, который сохраняется без изменения.

Наконец, все, что г. Гольдштейн говорил по поводу микроскопических наблюдений Майергофера и Бухмана и увеличения поверхности тел при их растирании, говорилось так неясно, сбивчиво и ненаучно, что понять смысл того, что хотел выразить адепт точной науки, я, к сожалению, не могу. Но нельзя не обратить внимание на то, что г. Гольдштейн, преподаватель физики и химии в нескольких учебных заведениях, впадает в непростительную ошибку, смешивая линейное увеличение микроскопа с кубическим. Если говорят о микроскопе с увеличением в 3000, то это техническое выражение означает линейное увеличение в 3000 диаметров; кубическое же или объемное увеличение тела, соответствующее линейному увеличению такого микроскопа, будет 30003=27 000 000 000. Из чего следует, что частицы, видимые под таким микроскопом, представляют такую степень дробимости, до которой в большинстве случаев не доводятся "гомеопатические" растирания макродозистов. Затем, не мешает заметить, что гомеопатические крупинки насквозь и равномерно пропитаны лекарственным веществом и, будучи весьма легко растворимы, растворяются уже в полости рта, т. е. всасываются гораздо раньше, чем попадут в кишки; а так как общая поверхность лекарственных атомов, вводимых pro dosi, по всей вероятности едва ли превзойдет поверхность всасывающих путей человеческого организма, поэтому и представление г. Гольдштейна о двойном или тройном ряде друг на друге лежащих и потому не действующих атомов лишено всякого основания. Упоминая о гомеопатических лечебниках, оставляющих действительно желать весьма многого, г. Гольдштейн сказал, что они представляют "сплошной вздор". Я желал бы знать, каким эпитетом можно было бы квалифицировать внутреннее достоинство всей этой части возражений г. Гольдштейна?!

Наконец, для характеристики г. Гольдштейна читателям, я думаю, будет небезыинтересно узнать, что он согласился на редакцию своего второго возражения, но отказался от редакции третьего (последнего) при письме следующего содержания:

"Милостивый государь Лев Евгеньевич!

Прочитавши в "Гомеопатическом вестнике за прошедший год" Ваш отчет о наших прениях (NB.: тут говорится о № 3 "Гомеопатического вестника" за 1887 г., в котором помещен стенографический отчет моей первой беседы "О законе подобия", потому что нижеследующее письмо было писано г. Гольдштейном в то время, когда № 12 "Гомеопатического вестника" с отчетом моей второй беседы еще не выходил из печати), "я нахожу, что мы стоим не в равных условиях, ибо Вы полемизируете со мной еще в Ваших примечаниях. Это обстоятельство заставляет меня, как не имеющего возможности отвечать Вам на Ваши замечания, отказаться от редактирования стенографического отчета, хотя в нем заведомо есть некоторые ошибки, и предоставить Вам, таким образом, все преимущества, которыми Вы воспользовались в книжках "Вестника" за прошлый год.

С почтением М. Ю. Гольдштейн".

На это письмо я отвечал следующим:

"Милостивый государь Михаил Юльевич!

Не могу не выразить моего удивления на Вашу претензию за мои примечания к тексту стенографических отчетов. Помещая на страницах своего журнала диаметрально противоположные одно другому мнения, редактор имеет, конечно, вполне законное, неотъемлемое и совершенно естественное право делать свои примечания и освещать спорный вопрос со своей точки зрения. Отказ Ваш проредактировать последний отчет под тем предлогом, что "мы стоим не в равных условиях", и что Вы будто не имеете возможности мне возражать на мои примечания, совершенно неоснователен, потому что Вы имеете полное право требовать помещения Ваших возражений, если бы Вы сочли их возможными и необходимыми, и я, со своей стороны, не имел бы никакого нравственного права отказать Вам в Вашем законном требовании, снабдив его, конечно, новыми комментариями.