Публичные лекции о гомеопатии д-ра Л. Е. Бразоля 10 страница

Сегодня нам предстоит на очереди разобрать вопрос о "гомеопатических" дозах, потому что, хотя, повторяю, величина приема гомеопатического лекарства не составляет сущности гомеопатической терапии, тем не менее она представляет настолько интересную и.своеобразную черту этого учения, что о ней теперь следует поговорить раньше, чем разбирать другие вопросы, невольно возникающие в уме по мере постепенного ознакомления с этим учением, тем более, что не только закон подобия — это фундаментальное основание гомеопатии, сколько именно бесконечно-малые дозы некоторых лекарственных веществ, назначаемых иногда некоторыми гомеопатами, вызывают наибольшую долю враждебных на нее нападок.

Гг. профессора Киевского медицинского факультета помещают центр тяжести своего отрицательного мнения о гомеопатии в утверждении, что "гомеопатами назначаются обыкновенно лекарства в таких ничтожных приемах, в которых они не могут обнаружить никакого действия". А один из почтенных моих оппонентов в первую лекцию, в феврале этого года, если вы припомните, даже определяет границы этой ничтожности, поясняя, что на практике могут быть допускаемы "только те средства, которые, как бы ни были незначительны в весовом отношении, все-таки доступны химическому и физическому анализу". Возражения эти, следовательно, исходя из совершенно верного положения, что всякое "действие" есть последствие какой-нибудь "причины", имеют в основании заднюю мысль, что в данном случае "причина", т.е. величина лекарственного приема, несоразмерна с ожидаемым от нее "действием". Поэтому, укладывая эти заключения в форму силлогизма, мы получим следующий логический процесс:

Первая посылка: для получения терапевтического действия, производящая его лекарственная причина должна быть доступна физическому и химическому анализу.

Вторая посылка: "гомеопатические" дозы недоступны такому анализу; откуда

Заключение: ergo "гомеопатические" дозы не могут оказывать никакого терапевтического действия.

Прежде чем пойти дальше, я вкратце напомню вам способ приготовления гомеопатических лекарств; не буду вдаваться в технические подробности, а ограничусь только самым существенным. Мы имеем растирание и разведение. Растворимые вещества приготовляются посредством разведения, нерастворимые — посредством растирания. Разведения делаются так, что 1 капля крепкой тинктуры смешивается с 99 каплями спирта и взбалтывается — это составляет первое разведение; затем 1 капля первого разведения смешивается с 99 каплями спирта и взбалтывается — это составляет второе разведение, и т.д. Растирание делаются таким образом, что 1 гран нерастворимого вещества растирается с 99 гранами молочного сахара — это составляет первое растирание; затем 1 гран первого растирания растирается с 99 гранами молочного сахара — это составит второе pacтиpaние и т.д. Это есть так называемая центисимальная или сотенная пропорция. Есть другой способ, где 1 гран нерастворимого вещества растирается с 9 гранами молочного сахара, что составляет первое растирание; 1 гран первого растирания, смешанный с 9 гранами сахара, составляет второе растирание и т.д. или, для разведений, 1 капля каждого предыдущего деления смешивается с 9 каплями спирта, что составляет последующее деление. Эта децимальная шкала дает возможность получать промежуточные деления, которых не существует в центесимальной системе, и поэтому представляет известное преимущество. Первые деления или разведения называются низкими; деления от 3-го до 6-го - средними, а последующие до 30-го и дальше — высокими3.

Отсюда уже прямо видно, что при таком способе приготовления весовое количество лекарственного вещества чрезвычайно быстро уменьшается, и что в высоком разведении или растирании величина лекарственного приема составляет действительно бесконечно малую величину. Поэтому прежде всего следует спросить, каковы необходимые количества и качества материи, для того, чтобы она могла оказывать какое бы то ни было "действие"? Где границы возможности действия материи, где предел делимости?

Для полноты моей лекции позволю себе привести несколько общеизвестных фактов из учебников физики и химии — фактов, касающихся делимости материи.

Из кокона шелковичного червя можно получить 600 аршин шелковой нити, из которых каждая состоит из 60 000 нитей (Реомюр); каждый дюйм такой нити может быть разделен на несколько миллионов частиц, из которых каждая имеет еще сложный состав, определенное строение и форму, и состоит из бесчисленного множества более простых частиц материи.

Реомюр вызолотил серебряный прут и вытянул его в проволоку такой длины, что позолота получила толщину в 1/2 000 000 дюйма, из чего видна необыкновенная тягучесть и делимость золота. Вообще чрезвычайная делимость металлов всем известна. Из микроскопических опытов Майергофера и Бухмана явствует, что железо, медь, золото и др. металлы посредством тщательного растирания с молочным сахаром по правилам гомеопатической фармакотехники постепенно распадаются на все меньшие и меньшие частицы, так что они могут быть обнаружены еще микроскопом в наших низких и средних растираниях, а именно, по наблюдением Майергофена, медь в 6-м делении, железо в 8-м, платина, золото, серебро и ртуть в 10-м, осадочное олово даже в 14-м делении, и только несовершенство наших оптических инструментов не допускает распознавание металлических частиц в более высоких растираниях.

Один гран кармина может быть разделен на 2 000 000 000 (две тысячи миллионов) частиц, видимых простым глазом, что соответствует девятому децимальному разведению. Один гран азафетиды улетучивается почти на 12 миллионов обоняемых частиц, а один гран мускуса испускает запах в течение 20-ти лет в свободно вентилируемом пространстве, не теряя в весе, и испаряется на 300 000 000 000 000 000 000 000 000 (триста квадриллионов) частиц.

Так же точно велика делимость и в органическом мире. Так, Ehrenberg вычислил, что кубический дюйм объема, наполненного инфузориями, содержит 41 000 000 000 этих низших организмов, из которых каждый имеет определенную организацию и обладает известными физиологическими и патогенетическими свойствами.

Не менее удивительна химическая делимость или чувствительность некоторых химических реактивов. Йод, хлор, мышьяковистая кислота, окись свинца, закись железа, дубильная кислота и др. вещества могут быть обнаружены посредством соответствующих реактивов в разведениях, приближающихся к нашему 5-му децимальному. Точно так же чувствительны и некоторые алкалоиды, стрихнин, вератрин, анилин и пр., к соответствующим химическим реактивам.

Наконец, спектральный анализ, как показывают опыты доктора Озанама, дает возможность определить присутствие материи в еще более разведенных растворах: так, например, натр в 5-м, литий в 6-м, другие вещества в седьмом и более высоком делении.

Вы вправе спросить, что же все это доказывает? А пока больше ничего, кроме того, что в наиболее употребительных первых шести гомеопатических разведениях, по аналогии с другими физическими и химическими явлениями, еще содержится присутствие лекарственных частиц и что, следовательно, мнение тех противников гомеопатии, которые утверждают, что в наших разведениях уже не содержится никакого лекарственного вещества, неверно по крайней мере по отношении к нашим низким и средним разведениям. Конечно, существование материи в гомеопатических разведениях еще вовсе не доказывает их способности производить какое бы то ни было или, в частности, терапевтическое действие, хотя у всякого, знакомого с чрезвычайной чувствительностью живого организма, невольно возникает мысль, что если столь малые частицы материи способны оказывать явное действие на косный, инертный и безжизненный химический реагент, то они должны обладать тем большей способностью влиять на чувствительную нервную систему живых организмов. Поэтому теперь надлежит ответить на следующий вопрос: существуют ли факты, доказывающие влияние или действие минимальных частиц материи на органическую природу и, в частности, на здоровый человеческий организм?

В этом отношении мы знаем, что физиологические реакции некоторых алкалоидов даже тоньше и чувствительнее химических. Аконит, например, будучи введен в кровь животных в минимальном количестве, которое не может быть обнаружено химическим реактивом, дает весьма характерную кривую биений сердца. Недавно Лаборду пришлось решать вопрос, чем отравлена была собака — аконитом или вератрином? Из собранной рвоты было извлечено какое-то вещество, которое, будучи впрыснуто живому животному, дало характерную для аконита кривую пульса ("Врач", 1885, № 3).

Профессор Дондерс, известный окулист, приводит факт, что одна капля раствора атропина, доведенного до 1/700 000, вызывает еще расширение зрачка, и это тем более удивительно, прибавляет Дондерс, если сообразить, что из этой капли, вероятно, не всасывается даже и 1/50-я ее часть.

Дарвин в своих "Насекомоядных растениях" приводит свои весьма замечательные опыты над действием слабых растворов фосфорнокислого аммиака на растение Drosera rotundifolia. Оказывается, что даже одна четырнадцатимиллионная часть грана (1/14 000 000, т.е. количество, соответствующее приблизительно седьмому децимальному разведению), обнаруживает еще весьма резкое действие на жизненность листьев и щупальцев этого растения. "Удивительнее всего, — говорит Дарвин в конце главы, — что растение без дифференцированной (specialised) нервной системы, может быть столь чувствительно к столь малым дозам, и мы не имеем никакого основания отрицать, чтобы и другие ткани могли обладать такой же эксквизитной чувствительностью к внешним раздражениям, если это полезно для их организации, как, например, нервная система высших животных".

Дюкло в своем прекрасном сочинении "Ферменты и болезни" (стр. 35-36), рассматривая значение различных составных частей роленовской жидкости на питание, рост и развитие микроорганизмов, приводит интересные факты в подтверждение того, от каких ничтожных количеств полезных элементов может зависеть здоровье и жизнь живого организма. Но еще более чувствительны низшие организмы к действию элементов, вредных для его жизни. Так, если прибавить к питательной жидкости 1/600 000 часть окиси серебра, то разрастание быстро останавливается; оно даже не может начинаться в серебряной посуде. Химия почти не может доказать, чтобы часть посуды растворилась в жидкости, а растение проявляет это своей смертью.

Вода, побывшая несколько минут в металлическом стакане, приобретает особый металлический вкус, который чувствительные люди различают не только при употреблении воды из самого металлического стакана, но и перелив ее в стеклянный стакан, а между тем никакие физические реактивы не в состоянии открыть в ней какие-либо изменения; значит, физиологические функции наших органов чувств, в данном случае органа вкуса, тоньше физико-химических реакций.

Из вышеприведенных примеров делимости азафетиды и мускуса видно, что там, где никакие другие реакции, физические и химические, не в состоянии открыть присутствие этих веществ, оно открывается живым организмом посредством обоняния и, мало того, эти бесконечно-малые частицы, действуя через орган обоняния, могут вызывать у чувствительных особ тошноту, рвоту, головокружение, головную боль — словом, целый комплекс резких болезненных симптомов. Следовательно, в некоторых случаях физиологические реактивы оказываются тоньше и чувствительнее физических и химических.

Каждому врачу известны такого рода факты. Больному А. втирают йодистую мазь, а у больного X., лежащего в отдаленном конце палаты, в урине получается йод. Больному В. втирают ртутную мазь, а у больного У., лежащего в еще более отдаленном конце палаты, появляется слюнотечение, т.е. первые признаки отравления ртутью. Спрашивается, в какой степени разведения достался йод больному X. и ртуть больному У.?

Химия допускает, что испарение ртути может происходить непрерывно даже при обыкновенной температуре, хотя и в другом агрегатном состоянии, чем при 360°С. В каждую бесконечно малую часть одной секунды испаряется известное количество бесконечно малых частиц ртути, и если бы собрать все эти бесконечно малые, непрерывно испаряющиеся, положим, в течение одного месяца или года, ртутные частицы, то и тогда сумма всех этих частиц составляла бы бесконечно малую величину, потому что уменьшение в весе открытого сосуда с ртутью почти невозможно было бы определить даже точнейшими химическими весами. Между тем, живой человеческий организм, пребывавший в такой атмосфере, обнаруживает следы ртутного отравления. Спрашивается опять: сколько же для этого потребовалось ртути по нюренбергскому аптекарскому вecy?

Точно так же хорошо известны факты относительно действия минимальных количеств некоторых лекарственных веществ, например, невесомых частиц ипекакуаны, на лиц, чувствительных к ее действию. Достаточно открыть банку, в которой содержится порошок этого рвотного корня, чтобы у лиц, чувствительных к нему и находящихся на огромном расстоянии, на 3-4 этаже здания, получились характерные симптомы: тошнота, рвота, чихание, кашель, удушье, и т.п.

Из интересных опытов доктора Молена (Molin) явствует, что продолжительное назначение кроликам рвотного камня (tartarus emeticus) в шестом делении производит у них характерные изменения в легочной ткани.

Профессор Арнольд производил опыты со стрихнином, из которых видно, что даже одна миллионная часть грана вызывала столбняк у лягушек, отравленных накануне 1/10 000 частью грана.

Профессор Эмбер-Гурбер (Imbert-Gourbeyre) производил публично на своих лекциях следующий интересный опыт. Он брал сосуд с 20 литрами воды и растворял в ней один миллиграмм йодистой ртути — количество, составляющее по отношению к массе жидкости 1/20 000 000-ю часть, т.е. количество, которое не может быть обнаружено даже самым тончайшим химическим реактивом. Между тем рыбы, погруженные в этот раствор, через несколько времени в нем погибали.

Поэтому, если все эти примеры еще не доказывают действительности бесконечно малых доз в строгом смысле слова, то, тем не менее, они досыта доказывают возможность могущественного действия столь ничтожных приемов, которые равносильны нашим низким и средним делениям, т.е., во всяком случае, бесконечно меньше ежедневно употребляемых врачами старой школы, и, несмотря на такую ничтожность, они в состоянии производить еще весьма резкое и несомненное действие на живой организм. Следовательно, на основании аналогии с другими фактами, мы должны сказать, что существующие в природе факты действия минимальных частиц материи не дают нам никакого права отрицать существование лекарственных частиц и возможности (терапевтического) действия гомеопатических лекарств по крайней мере в низких и средних делениях.

Теперь является вопрос: вправе ли мы распространить такое заключение и на более высокие деления? Если Киевский медицинский факультет в доказательство ничтожества гомеопатии напоминает всем давно известное вычисление, что 14-е разведение соответствует раствору, который получился бы от прибавления одной капли тинктуры к морю, равному по величине всему земному шару, и если наш Медицинский совет думал потопить гомеопатию в том океане воды, которая необходима для приготовление 30-го деления, то мы должны опять задаться вопросом, существуют ли факты, доказывающие возможность действия этих разведений, и не играет ли важную роль в действии материи не столько количество, сколько качество материи или лекарственного вещества?

Известный математик, профессор физики в Праге, Допплер, был занят вопросом о том, возможно ли увеличение действия лекарства по мере уменьшения его весового содержания, и спрашивает: по какому праву принято думать, что действие лекарства зависит от его веса, а не от поверхности действующих атомов?

Под физической поверхностью тела, в противоположность математической, понимается совокупность тех атомов, которые по крайней мере в одном направлении окружены атомами другой среды, откуда следует, что всякое тело, по мере постепенного размельчения или дробления на части, должно значительно выигрывать в действующей поверхности, потому что атомы, принадлежавшие прежде внутренности тела, теперь приходят в соприкосновение с окружающей средой и тотчас вступают в составную часть вновь образованной поверхности. Точно так же два или более тела одного рода, прежде составлявшие одно неразрывное целое, будучи вместе соединены, уменьшаются в своей поверхности во всяких точках их взаимного соприкосновения. Несколько более внимательное рассмотрение этого предмета приводит к заключению, что общая поверхность растираемого тела увеличивается по меньшей мере в той же, а в большинстве случаев даже в большей пропорции, в какой уменьшаются поперечники отдельных частиц. Поэтому, если кубический дюйм какого-нибудь тела истолочь до мелкости мелкого песка, извести, муки или пыли, то общая поверхность всех частиц представит уже площадь более чем в 1000 кв. футов. Но для того, чтобы эта поверхность стала действительно физической или влиятельной, нужно, прежде всего, воспрепятствовать взаимному прикосновению отдельных частиц между собой, что достигается посредством растирания данного тела с достаточным количеством другого посредствующего индифферентного вещества, например, с молочным сахаром, т.е. именно таким образом, как приготовляются наши растирания, вся цель которых и заключается в том, чтобы привести единицу данного объема или веса тела в наивозможно большую поверхность. То же самое и относительно разведений. Неразбавленная жидкость обладает физической поверхностью сосуда, ее заключающего; между тем, будучи смешана с другой жидкостью, физическая поверхность ее будет увеличиваться по мере разбавления, потому что частицы ее теперь будут разъединены между собой частицами посредствующей жидкости. Поэтому, если и правда, что 1 гран 2-го децимального растирания заключает лишь 1/10-ю грана 1-го растирания, то отсюда еще вовсе не следует, чтобы он действовал в 10 раз слабее, потому что 1 гран первого растирания, в силу тщательного смешивания с 9 гранами молочного сахара, приобрел поверхность в 50, 100 или более раз большую первоначальной и через это выиграл в действительности, вследствие чего 1 гран таким образом приготовленного 2-го растирания, с точки зрения действующей поверхности, представляет величину бóльшую, чем 1/10-я грана первого растирания, содержащего более крупные и грубые частицы.

Продолжая в этом смысле свои рассуждения, профессор Допплер приходит к следующему интересному заключению. Если последовательно приготовлять из первого растирания или разведения второе, третье и т.д., то вычисление показывает, что при третьем центесимальном делении физическая поверхность будет равняться 2 квадратным милям, при пятом она достигает величины всей Австрийской империи, а при шестом она превышает поверхность Азии и Африки, вместе взятых. Это увеличение поверхности при дальнейших делениях идет так быстро, что при девятом растирании она будет в 20 раз больше поверхности Солнца и всех его планет, вместе взятых. Чтобы, наконец, выразить в квадратных милях поверхность, получаемую при тридцатом делении, нам понадобилось бы число, состоящее, по крайней мере, из 50 цифр, т.е. недоступное человеческому воображению. Допплер специально прибавляет, что как ни громадно это возрастание поверхности, но, в действительности, оно должно быть еще гораздо больше, потому что в основу вычисления положено, что каждая частица при каждом последовательном растирании распадается только на 100 частиц, а между тем, весьма вероятно и правдоподобно, что она распадается более чем на 100 частиц. Конечно, это вычисление могло бы быть справедливо, если бы мы для приготовления одного из высших делений могли взять все количество, т.е., положим, первоначально взятый кубический дюйм данного тела, но на практике осуществить это, конечно, невозможно, потому что при 25-м делении посредствующее тело превышало бы объем земного шара более чем в 5 раз. Наши же растирания и разведения, как выше было сказано, приготовляются таким образом, что каждый раз берется не все количество предыдущего деления, а только 1/10-я или 1/100-я его части, вследствие чего и абсолютные цифры увеличения поверхности, конечно, будут меньше, но тем не менее все-таки громадны; а именно, если предположить, что при каждом делении каждая частица распадается только на 200 частей, то в 30-м делении мы имели бы поверхность приблизительно в 2000 квадратных миль.

Итак, если сила лекарств зависит от их массы или весового содержания лекарственных веществ, то, оставляя пока в стороне другие возможности, вышеупомянутые дозы можно считать действительно ничтожными. Если же поверхность лекарства обусловливает силу его действия, то эта ничтожная по весу частица может представить громадную величину влиятельной поверхности. Тут мне важно лишь указать, что многие математики, например, Допплер, затем знаменитый аббат Моаньо (Moigno), один из первых французских математиков, и др. рассматривают действие лекарств не как действие масс, а как действие поверхностей. Моаньо по этому поводу пишет ("Kosmos" I, P. 615) что "ничто не противоречит предположению, что действие гомеопатических лекарств является действием поверхности, как, например, действие электричества. Поэтому действие гомеопатических лекарств не представляет ничего невозможного или невероятного, потому что общая сумма поверхностей бесконечно малых частиц в миллионы раз больше поверхности измеримых и весовых частей употребляемых аллопатами". С этими теоретическими соображениями математиков вполне согласны экспериментальные микроскопические исследования Майергофера, Бухмана, Сегена и других, из которых явствует, что лекарственные частицы, по мере растирания и разведения, прогрессивно расщепляются, раздробляются, уменьшаются и через это, несомненно, приводятся в состояние, наиболее удобное для полного и совершенного всасывания их в организме и проникновения их в элементарные клетки наших тканей и органов. По наблюдением Майергофера, в третьем растирании олова больной получает 115 с лишком миллионов раздробленных и еще дробимых частиц этого металла, и кубический объем такой металлической частицы в 64 раза меньше объема кровяного шарика у человека, так что эти частицы могут свободно быть восприняты и усвоены кровяными шариками. По другому вычислению, предполагая, что каждая частица лекарственного вещества, при каждом последующем растирании по децимальной шкале, распадается только на 50 частиц, мы получим, что в одном миллиграмме 12-го деления из первоначального миллиграмма лекарственного вещества образовалось почти 245 миллионов частиц, еще видимых под микроскопом. Принимая среднее количество крови у человека за шесть литров, мы видим, что один миллиграмм 12-го деления должен равномерно распределиться по всей массе крови человека таким образом, что на каждый миллиграмм крови приходится 40 частиц, и никто не будет оспаривать, что эти 40 частиц лекарственного вещества на 1 миллилитр крови, при известных условиях, могут ещё оказать весьма чувствительное действие на человеческий организм, а так как, кроме того, величина лекарственного приема, назначаемого гомеопатами, всегда больше одного миллиграмма и повторяется несколько раз в день, то суточное количество поступающих таким образом частиц на каждый миллилитр крови будет гораздо больше.

Кроме того, на помощь объяснения возможности действия "гомеопатических" доз могло бы еще явиться нечто вроде так называемого каталитического действия, т.е. действие одного тела на другое в силу одного своего присутствия или прикосновения, без участия химических процессов взаимного соединения. Так, например, одно присутствие губчатой платины вызывает химическое соединение водорода с кислородом, причем сама платина остается химически без изменения. Нечто подобное представляют и процессы брожения, для осуществления которых в громадном количестве достаточно ничтожного минимального количества известного органического вещества или фермента, обусловливающего саморазложение соответствующих органических соединений без собственного разрушения. Вирхов говорит, что когда каталитические возбудители поступают в живой организм, то они вызывают в нем известный внутренний процесс или молекулярное движение, сила которого вовсе не находится в пропорциональном отношении к количеству возбуждающего вещества. Напротив того, говорит Вирхов, "минимум весьма энергического возбудителя может вызвать очень продолжительное и значительное воздействие, вследствие того, что первоначальное каталитическое движение распространяется все дальше и дальше. Это один из тех фактов, который наглядно обнаруживает возможность действия гомеопатических лекарств (Dies ist eine der Thatsachen, welche die Möglichkeit der sogenannten homöopathischen Wirkungen anschaulich machen)". Это собственные слова Вирхова.

Поэтому вы, может быть, теперь отчасти поймете, почему одна миллионная часть грана поваренной соли, известным образом приготовленной, может оказывать действие на чувствительный организм, в то время как один гран грубой соли такого действия не оказывает. Вы видите, что арифметический масштаб неприменим к физиологическим явлениям в живом организме, и что в физиологическом действии лекарств входит в соображение не только количество, но и качество вещества, способ его приготовления, увеличение действующей поверхности его атомов, взаимное увеличение расстояния между молекулами, увеличение амплитуды их качания и т.д., и т.д. Словом сказать, тут существует масса условий, о которых теперь говорить мы не можем, так как пришлось бы коснуться разных гипотез о строении материи и о механизме действия закона подобия, что не входит в программу моей сегодняшней беседы. Для меня только важно констатировать факт, что лекарственное вещество, даже в высоком разведении, способно оказывать такое известное действие на организм, что даже одна биллионная часть грана соли способна, при известных условиях, оказать терапевтическое действие, в то время как один гран грубой соли не оказывает такого действия. Нам важно установить факты, а затем уже найти им объяснение. Поэтому, возвращаясь к раньше поставленному вопросу, существуют ли факты, доказывающие возможность действия высоких гомеопатических делений, мы должны смело и решительно ответить: да, существуют.

Из обширных и добросовестных опытов профессора фармакологии Эмбер-Гурбера известно, что мышьяк в 7-м децимальном растирании может еще производить зуд, красноту кожи (эритему), накожную сыпь и жжение в глазах, а в 15-м делении — сливную просовидную сыпь и общее недомогание. Доктор Грауфогль, испытывая на себе тридцатое (децимальное) разведение мышьяка, получал общее нездоровье и характерное для мышьяка чувство неутолимой жажды. По его же наблюдениям, продолжительное употребление туи в 30-м делении способно вызывать у восприимчивых лиц размягчение ногтей. Каждому врачу-гомеопату неоднократно доводилось встречать в своей практике не только случаи так называемого "гомеопатического ожесточения", т.е. усиления существующих объективных и субъективных симптомов под влиянием средних и высоких гомеопатических делений, но и прямо случаи физиологического действия лекарств в высоких делениях, обнаруживающегося в здоровых частях. Никогда не забуду и живо помню как теперь недавний случай из моей летней крестьянской практики. Мне принесли ребенка 3,5 лет с золотушным воспалением глаз, обильным и едким отделением гноя и светобоязнью. Я назначил ему Mercurius corrosivus в шестом центесимальном разведении. После двух первых приемов у ребенка показалось чрезвычайное и еще небывалое ухудшение всех глазных симптомов, а после 3-го и 4-го приемов появилась резь и боль в животе и характерные натужные испражнения. Отец в испуге приносит ребенка и спрашивает, что делать. Усмотревши в этой болезненной картине патогенетическое действие Mercurius'a, я, понятно, отменил употребление этого лекарства, дал чистый спирт, с наставлением давать ребенку два раза в день по три капли, и через 4 дня опять принести ребенка ко мне. Ребенок был доставлен ко мне только через неделю: симптомы раздражения глаз и прямой кишки совершенно уничтожились на другой день, и в течение всей недели наступило значительное улучшение в состоянии глаз, что меня еще более утвердило в мысли, что это было гомеопатическое ожесточение. Но, искушаемый непреодолимым желанием экспериментально проверить свое подозрение, я, для контроля, опять назначил ребёнку тот же самый Меrcurius corrosivus в том же самом 6-м делении, и кто же представит мой восторг, когда к вечеру того же дня отец приносит ко мне ребенка с жалобой, что после первых трех приемов опять появилась раздражительность глаза к свету и затем необыкновенное ухудшение глазных симптомов, а после 5-го приема — опять одно характерное испражнение с резью и болью. Я нелицемерно говорю о моем восторге, потому что радость видеть математическое осуществление заранее предсказанного явления и редкое счастье иметь в руках такой чувствительный реактив на бесконечно малую дозу гомеопатического лекарства, пересиливали во мне в данную минуту чувство жалости к временному ожесточению болезни маленького пациента, тем более, что я уже ни на минуту не сомневался, что ребенок будет здоров, что Mercurius corrosivus есть специфическое для данного случая средство, но что оно назначено в делении, не соответствующем индивидуальной восприимчивости ребенка. Так и случилось. После трех дней паузы и уничтожения всех физиологических симптомов лекарства, я назначил Mercurius corrosivus в 30-м делении, который один, без помощи других внутренних и наружных средств, в 10 дней излечил золотушное воспаление глаз, длившееся 5 месяцев4.

Такие случаи эксквизитной восприимчивости довольно редки в практике, но когда они встречаются, особенно в столь отчетливой форме, то они неизгладимо запечатлеваются в памяти и поселяют непоколебимое убеждение, что гомеопатические лекарства не суть нули или индифферентные средства, а наоборот, в действии своем на живой организм представляют, при известных условиях, весьма значительную силу и величину там, где уже все физические и химические реактивы давно недостаточны для открытия присутствия вещества.