КРИЗИС ИЛИ РАЗВИТИЕ КУЛЬТУРЫ? ПОНЯТИЕ МАССОВОЙ КУЛЬТУРЫ

Итак, действительно ли человечество подошло к той стадии своего развития, которая, как указывал Шпенглер, характеризуется смертью культуры и возникновением цивилизаций как некоторых ее суррогатов.

¹ Лотман Ю.М. Культура и взрыв. М., 1992. С. 15.

Действительно, создание общего коммуникативного поля порождает ситуацию, когда все культуры оказываются внутри этого глобального семиотического пространства, которое оказывает решающее влияние на сам характер коммуникации. Это, как мы указали, упрощает общение, делает его более доступным, но не является ли такое упрощение пер­вым шагом к абсолютному тождеству, в котором уже нет разнообразия, а значит, отсутствует смысловая коммуникация?¹

Такой лежащий на поверхности пессимистический ответ, кроме кон­статации факта (даже если культура действительно находится в кризи­се), не столько помогает, сколько усугубляет ситуацию, как если бы тонущему человеку вместо хоть какого-то предмета спасения (в виде веревки или доски) лишь твердили, что он все равно утонет. Необходи­мо оценить новую возникшую ситуацию, сам характер изменений и его темпы, спрогаозировать пути развития и возможности предотвращения негативных последствий.

Культура не стоит на месте. Человечество уходит от одних традиций и вырабатывает новые. Так же как оно меняет одежду и привычки, ри­туалы и формы общения, оно меняет формы коммуникации. Прираще­ние культурных ценностей должно опираться на традиции для сохране­ния культурного смысла ценностей. Но в то же время оно не может осуществиться без критики традиций и отбрасывания некоторых "старых" ценностей.

Понятие "кризис культуры" фиксирует, как нам представляется, резкое увеличение скорости разрушения старых ценностей, сжатие временных рамок этого процесса, что не позволяет новым символам адаптироваться к традиционной знаковой системе. Это положение усугубляется тем, что мыслители, которые дают оценку сегодняшней ситуации в культуре, объективно являются носителями прошлого миро­воззрения. Они воспитаны в определенной системе традиций и, естест­венно, рассматривают их как некий культурный эталон. Подняться над этим личностным образованием очень трудно и для многих мыслителей просто невозможно. Так было всегда. Но на современное состояние культуры стал в большей степени оказывать влияние научно-техни­ческий прогресс, особенно в сфере коммуникации, который изменил сами способы общения между людьми, а некоторые из них (например, письмо как особая форма общения) просто на наших глазах исчезают из жизни.

¹ См. подробный анализ проблемы "кризиса культуры": Миронов В.В. Нау­ка и "кризис культуры" (или затянувшийся карнавал?). Статьи 1 и 2 // Вести. Моск. ун-та. Сер. 7. Философия. 1996. № 1-2; Миронов В.В. Образы науки в современной культуре и философии. М., 1997.

Таким образом, с одной стороны, происходит резкое увеличение об­разований, претендующих на статус культурных, а с другой - их адап­тация к старым ценностным системам происходит в более сжатых вре­менных рамках. Символы и образы старой культуры исчезают или ме­няют свой смысл и значение. В свою очередь, новые ценности настоль­ко расходятся с традиционными, что их культурообразующий смысл остается не всегда ясным и открытым.

Одновременно научно-техническая революция в сфере информатики и коммуникационных средств общения создает невиданные ранее воз­можности контакта между культурами. Не выходя из дома, мы можем слышать и видеть образцы культуры, в том числе и высокой культу­ры, которые ранее для нас были недоступны даже пространственно. Г.С. Кнабе приводит такой пример: "Первый концерт П.И. Чайковского в США в апреле 1891 г. происходил в Карнега-холл в Нью-Йорке, где его слушали находившиеся в зале немногим более двух тысяч человек; первое в США выступление рок-группы "Битлз", происходившее в том же зале в феврале 1964 г., смотрели и слушали, благодаря телевидению, 73 миллиона. В последнее время известны концерты, которые по спут­никовой связи становятся доступными почти двум миллиардам - поло­вине населения Земли"¹.

Можно было бы, конечно, игнорировать подобного рода количест­венные сравнения, если бы не то влияние, которое новые явления ока­зывают на общество. Музыка "Битлз" теперь входит в программу анг­лийского школьного образования, а за заслуги в области массового ис­кусства артисты получают государственные ордена высшей степени. Тем самым общество фактически признает культурный характер подоб­ных явлений хотя бы на формальном уровне, включая их в систему культуры в качестве новых ценностей. Компьютер уже сейчас или в скором будущем не только резко расширяет творческие возможности человека, но порождает совершенно иные (нетрадиционные) формы та­кого творчества. В частности, расширяется само понятие субъекта творчества. Человек способен участвовать в творческом процессе, на­пример, по созданию мелодий, имея своими партнерами Баха или Чай­ковского. Он сможет вмешаться в режиссерский замысел кинофильма, сделав себя самого участником этого фильма вместе с известными со­временными и уже ушедшими из жизни актерами. Все это, конечно, отходит от культурных традиций прошлого, но разве это не может стать фактором приращения культурных ценностей?

¹ Кнабе Г.С. Диалектика повседневности // Материалы к лекциям по общей теории культуры и культуре античного Рима. М., 1993. С. 33.

Если занять позицию противопоставления "старых" и "новых" цен­ностей, то традиционная культура, безусловно, будет вытеснена, то есть действительно погибнет. Однако это не так. Культура представляет со­бой самоорганизующуюся высокоорганизованную систему, а значит, ей присуща высокая степень адаптации к изменяющимся условиям, что выступает в качестве своеобразного механизма блокировки тех компо­нентов, которые угрожают ее существованию. Ее структурные связи не столь слабы, чтобы не устоять под натиском изменений, не адаптиро­вать их внутрь культуры. Устойчивость культуры как системы обеспе­чивается сохранением потребности в самой духовной деятельности, сис­теме общечеловеческих ценностей.

Одним из таких адаптационных механизмов выступает гибкость культуры как системы, позволяющая ей органично располагать внутри себя самые различные, даже противоположные феномены. Рассмотрим это на примере противопоставления классической и массовой культуры. Во многих концепциях утверждается, что гибель культуры реализуется через ее замену культурой массовой, которая по существу является не­кой псевдокультурой.

Однако анализ истории культуры позволяет нам усомниться в кате­горичности такого вывода. Культура никогда не была единым образова­нием, хотя мы часто склонны относить к культурным явлениям только ее рафинированные, идеализированные формы.

Один из первых, кто обратил внимание на своеобразную двойствен­ность культуры, был М.М. Бахтин, который, указывая, в частности, на глубокие первобытные корни народной "смеховой" культуры, рассмат­ривал ее как особого рода противопоставление культуре официальной. В период средневековья и Ренессанса такая культура оформляется в особую обрядово-зрелипщую карнавальную форму. Особенностью кар­навала было то, что он выступал "как бы реальной (но временной) формой самой жизни, которую не просто разыгрывали, а которой жили почти на самом деле (на срок карнавала)... Реальная форма жизни явля­ется здесь одновременно и возрожденной идеальной формой... Итак, в карнавале сама жизнь играет, а игра на время становится самой жиз­нью"¹.

Фактически Бахтин вскрыл важнейший адаптационный механизм культуры, который заключается в том, что в ней всегда присутствуют два противоположных начала, два вектора творческой самореализации человека, его духовной деятельности. Как человек является существом социальным и выступает носителем культуры, точно так же и культура

¹ Бахтин М.М. «Франсуа Рабле и народная культура средневековья и Ренес­санса. М., 1990. С. "12-13.

формируется за счет творческой деятельности каждого человека, а по­тому в ней отражается двойственность человеческой деятельности (ма­териальное и духовное) и разнообразие реализации человеческих по­требностей.

Развивая указанный подход, можно сказать, что любая культура, с одной стороны, выражала стереотипы, традиции и нормы жизни, кото­рые были характерны для большинства людей в их обычной жизни. Культуру никто специально не создает по какой-либо взятой извне мо­дели, заставляя людей следовать ей. Она является результатом жизне­деятельности людей. С другой стороны, в человеческой культуре выра­батывается такой вид культурной деятельности и такие ее продукты, которые далеко отстоят от стандартных жизненных стереотипов и пред­ставлений, удалены от реальности, представляя собой особый культур­ный пласт.

Каждая личность влияет на других людей, на предметы, ее окру­жающие, выступая в виде индивидуального культурообразующего фак­тора. Одновременно как элемент общественной системы человек подчи­няется тем структурным связям, которые здесь имеются и которые вы­ходят за рамки качеств только индивида. Эти общие особенности за­ставляют человека жить согласно неким общекультурным представле­ниям, ориентироваться на них. Они выступают как некие общекультур­ные ценности для людей данного общества. "Лишь вместе, во взаимо-опосредовании и взаимообусловленности, составляют оба эти начала общественную реальность, лишь вместе, в непрестанном взаимодействии составляют они жизнь человечества"¹.

Таким образом, один вектор культуры направлен, по выражению Кнабе, "вверх", формируя некоторые общие представления и ценности в сфере духа (наука, искусство, религия и т.д.), другой - "вниз", фикси­руя обыденные стереотипы жизни человека как на индивидуальном, так и на уровне микрогрупп. В культуре всегда присутствует как бы ее верхняя (духовная) и низовая (материальная) части. Верхняя культура более абстрактна и удалена от обыденной жизни. Низовая, напротив, телесна, конкретна и реализуется в быту. Причем на уровне обществен­ного сознания носителем "материально-телесного начала является здесь не обособленная биологическая особь и не буржуазный эгоистический индивид, а народ, притом народ, в своем развитии вечно растущий и обновляющийся"².

¹ Кнабе Г. С. Двуединство культуры // Материалы к лекциям по общей тео­рии культуры и культуре античного Рима. М., 1993. С. 17.

² Бахтин М.М. Франсуа Рабле и народная культура средневековья и Ренес­санса. М., 1990. С. 26.

Абстрактно-духовная, рафинированная часть культуры постепенно оформляется в истории человеческой цивилизации как Культура с большой буквы. Она требует определенной подготовки при ее воспри­ятии определенной формы организации пространства для репродукции своих образцов. Когда мы рассуждаем о культуре, то чаще всего имеем в виду именно культуру в указанном смысле. Такое понимание культу­ры настолько типично, что, часто говоря, например, о классической культуре, рисуют себе в голове идиллическую картину средневековых крестьян и ремесленников, слушающих Баха, а по вечерам, после окон­чания работы, распевающих в пивных оперные арии. Ценности этой Культуры именно за счет того, что они приняли рафинированную фор­му, как бы ограничивают себя от влияний извне. Их легче поддерживать искусственно, культивировать их, что и сохраняет их почти в "перво­зданном виде". Эта идеализированная система культурных ценностей за счет вышесказанных обстоятельств достаточно стабильна, настороженно относится ко всяким изменениям и представляет собой идеальный кар­кас общечеловеческой культуры. Высокая культура стремится к созда­нию и сохранению эталонов, это эталонизированная культура.

Массовая (неэлитарная, повседневная или низовая культура), напро­тив, связана с тем, что в потребление ее продуктов включено наиболь­шее количество людей. Это более открытая подсистема культуры, а значит, более подверженная изменениям, следовательно, менее устойчи­вая, основанная в том числе и на случайно возникших связях между элементами. Карнавал (смеховая культура), если мы возвратимся к Бах­тину, и был формой реализации данной культурной подсистемы. Одной из функций этой культуры является ее противопоставление высокой Культуре, как бы выворачивание последней наизнанку, когда полярно­сти комического и героического меняются местами.

В карнавале представители низовой культуры, все эти шуты, скомо­рохи и дураки, выходят на первый план, временно становясь героями культуры, показывая, как в зеркале, ее оборотные стороны. В этом смысле рок-культура в период ее расцвета в 60-70-х годах была типич­ной низовой культурой, которая чаще всего и проявлялась в виде кар­навального действа, правда, значительно усиленного новейшими средст­вами аудиовизуального воспроизведения, что позволяло репродуциро­вать образцы такой культуры на весь мир. Сегодняшняя коммуникаци­онная ситуация создала совершенно иные предпосылки для реализации современного "карнавала". Прежде всего необозримо усилился процесс тиражирования образцов ценностей массового сознания. В рамках ло­кальных культур они могли бы навсегда остаться внутри данных систем, не выйдя наружу и, в свою очередь, может быть, даже не преодолев пространства одного города. В средние века четыре англичанина, даже

если бы они исполняли популярные песни на улицах, например, такого города, как Ливерпуль, вряд ли бы стали известными или по крайней мере быстро известными жителям не только других стран, но и сосед­них городов. В современной ситуации благодаря новейшим аудиоком-муникационным средствам такого рода образцы могут стать известными всему миру почти сразу. Кроме того, технические возможности репро­дукции и интерпретации, например, музыкальных произведений позво­ляют сделать объектом массового потребления не только заведомые продукты массовой культуры, но и некоторые образцы высокой. Музы­ка Баха сама по себе не является гарантией того, что она не может быть (а точнее, уже есть) продуктом массовой культуры.

Итак, нарушается естественный баланс между высокой и низовой частями культуры, причем в современном коммуникационном мире господствовать начинает именно массовая культура, которая большин­ством людей на уровне обыденного сознания даже иногда воспринима­ется как официальная часть культуры. Культурная оппозиция "низа", всегда выступавшая, по замечанию Кнабе, в форме плебейского протес­та низовой культуры народных масс против "высокой" Культуры¹, пе­решла в период своего господства, перестала носить ограниченный вре­менем (праздниками) характер.

Исследователь в области социологии культуры Л.Г. Ионии очень ин­тересно обозначает эту ситуацию как "театр культурных форм". Совре­менная общественная жизнь, по его мнению, подчинена театральным законам инсценировки. То есть некоторый факт обычной жизни той или иной группы людей (человека), который безразличен для большинства находящихся вне этой группы, путем сознательной инсценировки пре­вращается в СОБЫТИЕ, "вызывающее если не всеобщую заинтересо­ванность, то всеобщее осознание важности этого самого по себе с точки зрения практических жизненных интересов малозначимого факта"². Развивая эту мысль, можно указать и на иные аспекты инсценировки. Так, например, не случайно появление телевизионной передачи типа "Куклы". Ведь любая кукла как феномен культуры заключает в себе смысл и значение эпохи и соответствующих отношений. Кукольные герои, таким образом, через современную смеховую форму закрепляют­ся в сознании людей как действительные герои современной культуры. Более того, несмотря на жесткость высмеивания, политик в душе может обидеться, если его не изобразили как куклу, так как это означает, что он пока не стал героем.

¹ Кнабе Г. С. Двуединство культуры // Материалы к лекциям по общей тео­рии культуры и культуре античного Рима. М., 1993. С. 21.

² Ионин Л.Г. Театр культурных форм // Человек. 1991. № 3. С. 57.

Все вышеперечисленные моменты во многом и составляют содержа­ние понятия "кризис или гибель культуры". То есть ощущается опреде­ленная диспропорция, разрушаются традиции и принятые связи. Обще­ство, по выражению Ионина, "детрадшшонализируется", и на первое место выходит повседневная культура. Однако это вовсе не повод для абсолютного пессимизма. Культура как система представляет собой диалектическое единство противоречивых сторон, находящихся в посто­янном взаимодействии. Высокая культура обеспечивает преемствен­ность, единство, создает систему ценностей, а другая часть культуры (не хочется обозначать это термином "низкая культура") обеспечивает са­моразвитие системы, ее обновление.

Принцип диалогичности, о котором мы говорили выше примени­тельно к диалогу между культурами, проявляется и как внутренняя ха­рактеристика культуры, как диалог ее подсистем. Этот диалог осуще­ствляется внутри единого целого. Оппозиция "верхней" и "низовой" культуры является культурной оппозицией, не выходит за ее рамки. Поэтому он, несмотря на самые острые формы столкновения, сохраняет культуру, подразумевая право на существование обеих сторон.

Таким образом, более верно говорить не о гибели культуры, а, как мы уже отмечали, об определенной диспропорции, которая образовалась во взаимоотношении двух ее частей, что породило в обществе ситуа­цию, когда "на глазах одного-двух поколений рядом с Культурой "с большой буквы" создалось особое культурное состояние, альтерна­тивное по отношению к традиционному"¹.

Для такого состояния культуры характерны признаки "низовой" культуры с определенной заданностью создаваемых культурных объек­тов, их широкой тиражируемости и массовости потребления. В ее цен­тре стоит так или иначе понимаемая повседневность как наивысшая культурная ценность, которая, в свою очередь, сопряжена с такими формами жизненного поведения, как достижение успеха любыми сред­ствами, стремление к комфорту и т.д. Такое состояние культуры адек­ватно (нравится нам это или нет) определенной стадии цивилизации человечества и является продуктом естественно-историческим и не привнесено кем-то извне. Оно имеет глубокие внутренние мотивы, вы­ражая собой в некоторых случаях протест против стереотипов и норм поведения, которые были характерны для предшествующего поколения. Смысл такой культуры - в самой позиции альтернативности. Это как бы зеркало высокой культуры, в котором отражаются отброшенные ею образования. Это своеобразная стадия затянувшегося карнавального ше­ствия, которое превратилось в реальность.

¹ Кнабе Г. С. Диалектика повседневности // Материалы к лекциям по общей теории культуры и культуре античного Рима. М., 1993. С. 37.

Диспропорция, сложившаяся в культуре, конечно, не безобидна, осо­бенно если она принимает затянувшийся характер, и люди, родившиеся в ней, уже не знают иной культуры. Самым важным следствием этой диспропорции становится господство идеи антикультурности как тако­вой, что на уровне индивидуального поведения реализуется как фено­мен "неприятия другого": другого поведения, другой музыки, другой прически, другого человека в целом. Это и есть царство повседневно­сти, которая "не всегда явно, но всегда внутренне отталкивает от себя любые подлинные ценности культуры и тогда, когда они растворены в обиходе молодежного общения, и тогда, когда они сосредоточены в консерваториях, музеях, произведениях искусства"¹.

Это, в свою очередь, порождает агрессивность выразителей "высо­кой" или "низкой" культур по отношению друг к другу. Вместо тради­ционно толерантного отношения (признак традиционной культуры) аг­рессия, в том числе со стороны тех, кто сегодня себя относит к этой высокой культуре. Это лишь замыкает "высокую" культуру в ее эли­тарных образцах и в конечном счете приводит к тому, что она пони­маема все меньшим числом людей. Более плодотворно стимулировать внутрикультурный диалог между высшими и низшими элементами куль­туры. Это даст импульс для развития культуры в целом и преодоления тех образцов массовой культуры, которые выступают как антигуманные формы по своему внутреннему содержанию. "Демаркационная линия между живым и мертвым отделяет не традиционную культуру от аль­тернативной, а культуру как духовность от некультуры и бездуховно­сти"².

Таким образом, можно действительно говорить о кризисе культуры, но, уж конечно, не о ее смерти. Кризис ведь может быть и признаком выздоровления. И оснований для оптимизма здесь не меньше, чем для пессимизма. Прежде всего единое семиотическое пространство (семио-сфера, по выражению Лотмана) не только оказывает интеграционное влияние на отдельные культуры, но и само испытывает влияние этих культур, если так можно выразиться, оно "окультуривается".

Возможно, мы оказались на том этапе истории, когда осуществляет­ся глобальный переход к иной культуре, уходящей от своих локальных образцов и приближающейся к особому интеграционному образованию, которое не порывает с традиционными ценностями, но и учитывает но­вые реалии, например, связанные с иными средствами коммуникации. Кроме того, уход от локальных культур - это и отход от часто абсолю-

Кнабе Г. С. Диалектика повседневности // Материалы к лекциям по общей теории культуры и культуре античного Рима. М., 1993. С. 52. ² Там же. С. 53.

•газируемых ценностей данного этноса, данного общества и переход к ценностям, которые носят общий характер для всего человечества. Че­ловечество совместно начинает решать ряд проблем, и это поле совме­стной деятельности породит и иные структурные образования в куль­турной сфере.

Принцип признания другого в самом широком смысле (принцип то­лерантного отношения) - это не признак локальной, пусть и высокой, культуры, а скорее веяние нашего времени. Отрицая взаимопроникно­вение двух частей культуры в рамках единого целого (ее "двуединство", по выражению Кнабе), мы можем получить либо суперэлитарную, дос­тупную лишь единицам культуру как особую закрытую для большинст­ва систему символов, которая не будет развиваться, а значит, исчезнет. Либо же моментальную культуру, которая отвечает на сиюминутные запросы человека, реализует себя в заново создаваемой знаковой систе­ме, не имеющей ничего общего с историей, а значит, также быстро ис­чезающей вместе с исчезновением указанных запросов. Если допустить такую полярность, то критика одних в адрес элитарного как никем не понимаемого, и критика других в адрес массовой культуры по поводу ее антикультурности будет справедлива. Важно находиться в ситуации ба­ланса, что позволит культуре развиваться, обогащая ее новыми ценно­стями на базе традиционных для человечества гуманистических ценно­стей.