Систематика высших растений 21 страница

От успеха прикладной психологии выиграла и фундаментальная наука. Прежде всего, она получала достаточное финансирование, а университетским психологам теперь вполне хватало рабочих мест. Открывались новые факультеты психологии, строились новые лаборатории, выросло жалованье профессоров и преподавателей. Втрое увеличились ряды АРА: с 336 членов в 1917 году до более 1100 в 1930-м (Camfield. 1992).

В 20-х годах психология стала чем-то вроде <национальной мании> (Dennis. 1984. P. 23). Люди верили, что психологи могут <утрясти> все проблемы - от дисгармонии в супружестве до неудовлетворенности работой; и помогут продать все что угодно - от автомобилей до жидкости для полоскания рта. Возросшая востребованность психологии для решения проблем реальной жизни обусловила значительный отток психологов из академических исследований в прикладные сферы. Среди психологов, упомянутых в справочнике Кеттела <Ученые Америки> (1921 г.), больше 75 процентов были заняты в прикладных отраслях; для сравнения - в 1910 году это число составляло 50 процентов (O'Donnell. 1985). На конференциях Нью-Иоркского отделения АРА в начале 20-х годов существенно - по сравнению с довоенным периодом - возросло число докладов, посвященных прикладным исследованиям (Benjamin. 1991).

Однако к началу 30-х годов - десятилетию всемирной экономической депрессии - прикладная психология подверглась критике за неспособность отвечать требованиям времени. Ведущие представители делового мира сетовали, что индустриальная психология не в состоянии помочь избавиться от нахлынувших бед. Так, например, неудачные опыты с плохо разработанными методиками подбора персонала привели к тому, что на многие предприятия нанимали неквалифицированных работников.

Возможно, ожидания психологов и их клиентов были слишком высоки, но, как бы то ни было, общественность явно охладела к прикладной психологии. Одним из критиков, чей голос звучал громче других, была Грейс Адаме, бывшая студентка Титченера. В своей статье <Упадок психологии в Америке> (The Decline of Psychology in America), опубликованной в одном из популярных журналов, Адаме утверждала, что психология <отказалась от своих научных корней ради того, чтобы отдельные психологи могли обрести популярность и процветание> (цит. по: Benjamin. 1986. P. 944). <Нью-Йорк Тайме> и другие влиятельные газеты ругали психологов за то, что те преувеличивают свои возможности, и за неспособность улучшить создавшуюся в период депрессии ситуацию. Внимание общественности к психологии ослабло, и ее доброе имя было восстановлено только в 1941 году, когда Соединенные Штаты вступили во вторую мировую войну. И снова война как контекстная сила оказала заметное влияние на развитие психологии.

В годы второй мировой войны психологии пришлось решать множество проблем, и это не только вернуло, но даже и повысило ее авторитет. Почти 25 процентов американских психологов непосредственно участвовали в деятельности армии, а многие другие помогали косвенно - своими исследованиями и публикациями. Как ни странно, война приподняла и ослабевшую психологию в Германии, где нацисты лишили работы всех психологов-евреев. Немецкой армии требовалась помощь психологии в отборе квалифицированных офицеров, пилотов, подводников и других специалистов (Geuter. 1987).

В послевоенные годы американская психология испытала стремительный рост - наиболее существенные изменения коснулись прикладных направлений. Прикладная психология опередила много лет господствовавшую академическую ветвь, ориентированную на исследования. Если перед второй мировой войной в экспериментальном направлении работало 70 процентов всех докторов наук в области психологии, то в 1984-м это число равнялось всего 8 процентам (Goodstein. 1988). До войны 75 процентов всех психологов, имевших докторскую степень, работали в академических учреждениях, а к 1989 году - только 30 процентов (Kohout & \^icherski.

1990). Смена акцентов коснулась и деятельности Американской психологической ассоциации: основные руководящие посты в ней заняли прикладные психологи (чаще это были представители клинической психологии). В 1988 году группа членов АРА, работающих в области академических исследований, инициировала создание собственной организации - Американского психологического общества (APS).

Комментарии

С той поры, как - во многом благодаря Холлу, Кеттелу, Уитмеру, Скотту и Мюнстербергу, получившим психологическое образование у Вундта в Германии, - психология появилась в Соединенных Штатах, она претерпела радикальные изменения. В результате их усилий, психология перестала быть наукой лекционных залов, библиотек и лабораторий, она стала частью повседневной жизни. Кроме тестирований, психологии школьного и высшего образования, клинической, консультативной, индустриальной и судебной психологии, появились психология потребителя, населения, окружающей среды, социальная, терапевтическая, реабилитационная, семейная, спортивная, оздоровительная и военная психология, а также психология средств информации. Психологи занимаются проблемами наркомании, религии, искусства, войны и мира, этнических меньшинств и т. д.

Такое расширение сферы применения психологии было невозможно, пока она имела дело с психическими элементами или содержанием сознательного опыта. В этой, посвященной функционализму, главе мы рассказали о людях, идеях и событиях, которые продвинули американскую психологию далеко за границы лейпцигской лаборатории Вундта. Мы рассмотрели следующие вопросы:

1. Взгляды Дарвина на приспособляемость и функционирование.

2. Определение Гальтоном индивидуальных различий.

3. Прагматизм и практицизм американской психологии.

4. Переход от изучения содержания сознания к изучению его функций, осуществленный Джемсом, Энджеллом, Кэрром и Вудвортом.

5. Экономические и социальные факторы, а также фактор войны.

Благодаря всем этим факторам психология, предназначенная изменить нашу жизнь, стала активной, напористой, популярной и влиятельной наукой. Мощное движение американской практической психологии было усилено бихевиоризмом - следующей по счету школой мышления в психологии.

Глава 9

Бихевиоризм: предшествующее влияние

Наука о поведении

Во втором десятилетии XX века, менее чем через 40 лет после того, как Вильгельм Вундт формально основал психологию, наука пережила момент коренного пересмотра своих основ. Психологи больше не превозносили возможности интроспекции, сомневались в существовании психических элементов и не соглашались с тем, что психология должна оставаться чистой наукой. Психологи-функционалисты переписывали правила, используя психологию в том виде, в котором она вряд ли могла быть принята в Лейпциге или Корнелле.

Движение функционализма было не столько революционным, сколько эволюционным. Функционалисты не стремились намеренно изничтожать положения Вундта и Титченера. Вместо этого они внесли в него некоторые коррективы - что-то добавили здесь, что-то подправили там, - и вот с течением времени возникла новая форма психологии. Это была скорее тихая перестройка изнутри, а не мощная атака извне. Лидеры функционалистов были не настолько амбициозны, чтобы добиваться официального признания. Свою роль они видели не столько в разрушении прошлого, сколько в построении нового на основе старого. Поэтому переход от структурализма к функционализму в самый момент своего осуществления не был очевиден.

Такова была ситуация в области психологии в США во втором десятилетии XX века: развивался функционализм, но структурализм все еще удерживал свои сильные, хотя уже не исключительные позиции.

Бихевиоризм - концепция науки о поведении, созданная Уотсоном, занимающаяся только наблюдаемыми актами поведения, доступными для объективного описания.

Позитивизм - методологическая доктрина, которая признает только естественные явления или объективно наблюдаемые факты.

В 1913 году обе позиции были опротестованы. Это было намеренное и запланированное нападение, тотальная война против обеих точек зрения. Автор этой акции не хотел никаких модификаций прошлого, никаких компромиссов с ним.

Новое течение получило название бихевиоризма, а его лидером стал тридцатипятилетний психолог Джон Б. Уотсон. Всего за десять лет до этого Уотсон получил степень доктора философии в Чикагском университете. В те времена - в 1903 году - Чикаго был центром функциональной психологии, то есть одного из течений, которое Уотсон вознамерился сокрушить.

Основные положения бихевиоризма Уотсона были просты, смелы и прямы. Он призывал научную психологию заниматься только наблюдаемым поведением, которое можно объективно описать в терминах <стимул-реакция>. Позднее психология Уотсона отвергнет все концепции и термины, касающиеся процесса мышления. Такие слова, как <образ>, <разум>, <сознание>, которые традиционно использовались еще со времен ранней философии, - для науки о поведении потеряли всякий смысл.

Уотсон особенно упорствовал в опровержении концепции сознания. Он говорил, что еще никто и никогда <не видел, не трогал, не нюхал, не пробовал на зуб и двигал> сознания. Сознание - <это не более чем научное допущение, столь же недоступное для опытной проверки, как старое понятие "души"> (Watson & McDougall. 1929. P. 14). Методы интроспекции, которые предполагают существование сознательных процессов, оказались, таким образом, совершенно неуместными и не имеющими отношения к науке о поведении.

Основные идеи движения бихевиоризма не были порождены Уотсоном - они развивались в психологии и биологии в течение многих лет. Уотсон, как и все основатели учений, развил идеи и положения, которые соответствовали интеллектуальному <духу времени>. Здесь мы рассмотрим те основные силы, которые Уотсон столь успешно свел воедино, чтобы сформировать новую систему психологии: 1) философские традиции объективизма и механицизма; 2) зоопсихологию; 3) функциональную психологию.

Настойчивое требование Уотсона большей объективности в психологии для 1913 года не было чем-то необычным. Такой подход имел длинную предысторию, восходившую к Декарту, попытки которого объяснить функционирование организма человека на основе простых механических представлений были первыми шагами на пути к большей объективности. Наиболее важной фигурой в истории объективизма был французский философ Опост Конт (1798-1857), основатель учения, получившего название позитивизма и ставившего во главу угла только позитивное знание (факты), истинность которых не вызывает сомнений. Согласно Конту, единственно истинным знанием является знание, социальное по своей природе и объективно наблюдаемое. Эти критерии совершенно исключают из рассмотрения интроспекцию, зависящую от личного, индивидуального сознания и не являющуюся объективно наблюдаемой.

В первые годы XX века <духом времени> в науке был именно позитивизм. Уотсон редко обсуждал положения позитивизма - как, впрочем, и большинство американских психологов того времени, - но все они <действовали, как позитивисты, даже если отказывались навешивать ярлыки> (Logue. 1985Ь. Р. 149) Таким образом, к тому времени, когда Уотсон начал работать над бихевиоризмом, объективистские, материалистические и механистические влияния были достаточно сильны. Их воздействие было настолько существенным, что неизбежно привело к появлению нового вида психологии, в которой не упоминалась ни душа, ни сознание, ни разум, - психологии, которая принимала во внимание только то, что можно увидеть, услышать или потрогать. Неизбежным результатом этого подхода стало появление науки о поведении, рассматривающей людей как некие машины.

Влияние зоопсихологии на бихевиоризм

Уотсон указал на отчетливую связь между зоопсихологией и бихевиоризмом: <Бихевиоризм представляет собой прямое продолжение исследований поведения животных, проведенных в первые десятилетия двадцатого века> (Watson. 1929. Р. 327). Мы можем с уверенностью назвать зоопсихологию, развивающуюся на основе эволюционной теории, предшественником программы Уотсона; она привела к попыткам продемонстрировать наличие разума у низших организмов и показать непрерывность перехода от разума животных к разуму человека.

В главе 6 мы отметили работы двух пионеров зоопсихологии - Джорджа Джона Романеса и Конвея Ллойда Моргана. Благодаря выдвинутому Морганом закону экономии и его приверженности к экспериментальным, а не к словесным, методикам, зоопсихология стала более объективной наукой. Тем не менее, в фокусе изучения все еще оставалось сознание. Таким образом, несмотря на то, что методология становилась все более объективной, сам предмет изучения не менялся.

В 1889 году Альфред Бине опубликовал труд <Психическая жизнь микроорганизмов> (T/ie Psychic Life of Microorganisms), в котором он высказал предположение, что одноклеточные организмы обладают способностью воспринимать и различать предметы, а также способностью целенаправленного поведения. В 1908 году Френсис Дарвин (сын Чарльза Дарвина) обсуждал вопросы наличия сознания у растений. Изучая становление зоопсихологии в Соединенных Штатах, мы обнаруживаем неослабевающий интерес к процессам сознания у животных - что, впрочем, неудивительно, так как еще долгое время ощущалось влияние воззрений Романеса и Моргана.

Заметки о Жаке Лебе

Значительный шаг в сторону большей объективности зоопсихологии был сделан Жаком Лебом (1859-1924), немецким психологом и зоологом, который, как известно, принимался поливать свой газон, как только начинался дождь. Он работал в нескольких научных учреждениях Соединенных Штатов, включая и Чикагский университет. Выступая одновременно против традиций антропоморфизма Романеса и методов интроспекции, Леб разработал теорию поведения животных на основе концепции тропизма или вынужденных движений (Pauly. 1990). Леб считал, что животные автоматически реагируют на раздражение. Их ответ, утверждал он, вынуждается тем или иным раздражителем и потому не требует каких-либо объяснений, основанных на анализе мыслительных процессов животных.

Хотя подход Леба к зоопсихологии с полным основанием можно называть объективным и механистическим, следует отметить, что он все же не смог отбросить все прошлые представления. Он не отрицает наличия сознания - в частности, у высокоразвитых животных, стоящих на достаточно высокой ступени эволюционной лестницы. Разъясняя свою позицию, Леб говорил о том, что сознание у животных проявляется в виде ассоциативной памяти; это означает, что животных можно научить определенным образом реагировать на определенный раздражитель. Если животное откликается на свое имя или реагирует на определенный звук, подходя к тому месту, где оно обычно получает пищу, это является свидетельством некоей мысленной связи, ассоциативной памяти. Таким образом, даже в механистическом подходе Леба все-таки присутствует идея сознания (Loeb. 1918).

Уотсон прослушал курс у Леба в Чикагском университете и надеялся провести исследования под его руководством, выказывая свою симпатию (или, по крайней мере, интерес) к механистическим взглядам Леба. Однако Энджелл и еще один преподаватель факультета, нейро-лог Дональдсон Х. Х., отговорили Уотсона от реализации этого плана. Они утверждали, что Леб <ненадежен>. Это определение допускает весьма широкую интерпретацию, но в данном случае оно, скорее всего, указывало на неодобрение объективизма Леба.

Крысы, муравьи и разум животных

К началу XX века специалисты по экспериментальной зоопсихологии трудились не покладая рук. Роберт Иеркс начал свои исследования в 1900 году, используя в опытах самых разнообразных животных: его работы усилили позиции и влияние сравнительной психологии.

В 1900 году У. С. Смолл из университета Кларка изобрел лабиринт для крысы. С тех пор белая крыса в лабиринте стала непременным атрибутом стандартного метода исследований процессов обучения. Понятие сознания каким-то образом продолжало вторгаться в зоопсихологию - осознанные действия обнаружили даже у белой кры-^Голодная крыса, помещенная в лабиринт, может свободно ходить по лабиринту, пока не найдет себе еду.

сы, бегающей по лабиринту. Объясняя поведение крысы, Смолл использовал такие термины, как <образ> и <идея>.

Несмотря на то, что заключения Смолла были более объективными, чем те, к которым пришел Романес с его антропоморфизмом, они явились отражением психических процессов и даже отдельных психических элементов. В начале своей карьеры Уотсон подпал под то же влияние. Его докторская диссертация, завершенная в 1903 году, была озаглавлена так: <Обучение животных: Физическое развитие белой крысы> (курсив автора). Уже в 1907 году он обсуждал проблемы осознанного восприятия у крыс.

В 1906 году Чарльз Генри Тернер, известный афро-американский исследователь в области сравнительной психологии, опубликовал статью под названием <Некоторые предварительные замечания о поведении муравьев>. Уотсон сделал обзор этой статьи в престижном научном журнале <Психологический бюллетень>, в котором высоко оценил ее. Именно в этом обзоре Уотсон впервые применил слово <поведение> (англ. behavior), которое почерпнул из заголовка статьи Тернера. Видимо, это был первый случай, когда Уотсон применил этот термин в печати, - правда, он уже ранее использовал его в своей заявке на получение гранта (Cadwallader. 1984. 1987).

К 1910 году было образовано уже около восьми лабораторий, занятых исследованиями в области сравнительной психологии. Самыми первыми были лаборатории в Кларке, Гарварде и в Чикагском университете. Многие университеты предлагали учебные курсы на эту тему. Маргарет Флой Уошбэрн, которая была первой аспиранткой Титченера, преподавала зоопсихологию в Корнелле. Она же написала и первый учебник по сравнительной психологии <Разум животных> (The animal Mind, 1908 г.).

Обратите внимание на заглавие книги Уошбэрн <Разум животных>. Настойчиво проводится мысль о наличии сознания у животных, как это делалось в методе интроспекции, где проводилась аналогия разума животных с человеческим. Уошбэрн отмечает: <Мы обязаны признать, что все психические интерпретации поведения животных должны проводиться по аналогии с поведением человека... В наших представлениях о том, что происходит в сознании животных, необходимо придерживаться антропоморфизма> (Washbum. 1908. P. 88).

Несмотря на то, что работа Уошбэрн была первым для того времени подробным исследованием психологии животных, она обозначила и конец эпохи. <После нее ни в одной работе, посвященной поведению, уже не упоминается о процессах мышления. Те вопросы, которые интересовали Герберта Спенсера, Ллойда Моргана и Иеркса, вышли из моды и в основном исчезли из литературы. Почти все последующие учебники в этой области были бихевиористскими по своей ориентации и в основном касались проблем, связанных с научением> (Demarest.

1987. P. 144).

Независимо от того, с чем человек имел дело - с поведением или с разумом, быть специалистом в области зоопсихологии было чрезвычайно сложно. Эта область не рассматривалась законодателями и администрациями университетов как имеющая практическое значение. Президент Гарвардского университета не видел <будущего в работах Иеркса по сравнительной психологии. Это дурно пахнет, это дорого и, очевидно, не имеет никакого отношения к тому, что послужит обществу> (Reed. 1987а. Р. 94).

Студенты, которые учились в лаборатории Иеркса, не найдя работы по сравнительной психологии, перешли работать в прикладные области. Те, кто имел какое-то положение в университете, прекрасно понимали, что были первыми кандидатами на увольнение в случае сокращения на кафедре. Во времена финансовых затруднений в первую очередь увольняли именно специалистов по зоопсихологии.

У самого Уотсона тоже были трудности в начале карьеры. <Мне очень трудно сейчас вести работу, - писал он Иерксу в 1904 году, - у нас совсем нет места для содержания животных и нет средств для проведения опытов, даже если бы место нашлось> (цит. по: O'Donnell.

1985. Р. 190)

В 1908 году было опубликовано всего лишь шесть работ, посвященных исследованию животных, что составляло 4 процента всех публикаций на тему психологии за год. В 1909 году, когда Уотсон во время конференции АРА предложил Иерксу собрать на общий обед всех специалистов по зоопсихологии, он прекрасно понимал, что все они смогут поместиться за одним столом - все девять человек. В справочном издании Кеттела <Ученые Америки> только 6 из 218 перечисленных психологов указали, что они активно занимаются исследованием поведения животных. Перспективы карьеры, очевидно, были неутешительными, и все-таки эта область науки продолжала развиваться благодаря преданности тех немногих, кто продолжал в ней работать.

Журнал <Поведение животных>, позднее получивший название <Сравнительная психология> (Journal of animal behavior, journal of comparative psychology) начал издаваться в 1911 году. В 1909 году в Соединенных Штатах получили известность работы русского физиолога Ивана Павлова, благодаря статьям, написанным Иерксом и русским студентом Сергеем Маргулисом. Работы Павлова поддерживали подход объективной психологии - и, в частности, бихевиоризм Уотсона.

Зоопсихология как область науки была создана и продолжала развиваться в направлении большей объективности - как в своих методах, так и в предмете изучения. Работы, нс соответствующие этому критерию, постепенно исчезли из литературы.

Прежде чем перейти к рассмотрению дополнительных влияний на развитие бихевиоризма Уотсона, мы расскажем вам о самой известной в истории психологии лошади.

Самая умная лошадь Ганс

В начале нашего века практически каждый образованный человек в западном мире читал про Ганса - чудо-лошадь - самом умном четвероногом создании, когда-либо встречавшемся на нашей земле. Лошадь проживала в Берлине, в Германии, но была широко известна как в Европе, так и в Соединенных Штатах. Про нее слагались песни, книги, статьи и стихи, рекламодатели использовали ее имя, чтобы повысить спрос на свои товары. Ганс стал сенсацией.

Ганс умел складывать и вычитать, оперировать простыми и десятичными дробями, читать, составлять слова, указывать время, различать цвета, идентифицировать предметы, показывал чудеса памяти. Он отвечал на поставленные вопросы, либо постукивая копытом определенное количество раз, либо кивая головой в направлении нужного предмета.

<Сколько присутствующих здесь джентльменов носят соломенные шляпы?> - спрашивают Ганса.

Умный Ганс выстукивает ответ правой ногой, при этом не забывая пропустить соломенные шляпки дам. <Что эта дама держит в руке?> Лошадь выстукивает <Зонт>, указывая каждую букву на специальной схеме. Ганс неизменно успешно различал зонты и тросточки, а также соломенные и фетровые шляпы.

Более того, Ганс прекрасно умеет думать. Когда ему задают совершенно произвольный вопрос - например, сколько углов у окружности, он качает головой из стороны в сторону. показывая, что углов нет. (Fernald. 1984. P. 19.)

Неудивительно, что люди были озадачены. Неудивительно, что владелец Ганса, Вильгельм фон Остен, отставной преподаватель математики, доволен своими достижениями. Он потратил несколько лет, чтобы научить Ганса основам человеческого мышления. Мотивы его титанических усилий были чисто научными. Он поставил себе целью доказать, что Дарвин абсолютно прав в своем предположении о сходстве мыслительных процессов у человека и у животных. Фон Остен был искренне убежден в том, что лошади и другие животные остаются неразумными по той простой причине, что им не предоставляется достаточного образования. Он полагал, что при правильном обучении лошадь сможет доказать, что она является разумным существом.

Фон Остен не извлекал из выступлений Ганса никакой финансовой выгоды. Он не брал платы за те выступления, которые устраивал во дворе своего дома, и ничего не приобрел в результате своей известности.

Для изучения дарований Умного Ганса была учреждена правительственная комиссия, которая должна была выяснить, что это - трюк, обман или реальность. В состав комиссии входили директор цирка, ветеринар, объездчик лошадей, аристократ, директор берлинского зоопарка и психолог Карл Штумпф из Берлинского университета.

В сентябре 1904 года, после длительного расследования, комиссия пришла к выводу, что Ганс не получал никаких внешних сигналов от своего хозяина. Не было ни мошенничества, ни обмана. Но Штумпф был не вполне удовлетворен. Ему было не понятно, каким образом лошадь правильно отвечает на такое количество самых разнообразных вопросов. Он поставил этот вопрос перед своим студентом-выпускником Оскаром Фунгстом, который подошел к выполнению задания со всей тщательностью психолога-экспериментатора.

Идея одного эксперимента пришла Фунгсту в голову после представления, когда Ганс отвечал на вопросы, а его владелец фон Остен даже при этом не присутствовал. Фунгст сформировал две группы людей, которые задавали вопросы. В первой группе люди знали ответы на те вопросы, которые задавали лошади, а во второй группе - не знали. И тут выяснилась важная подробность: лошадь давала правильные ответы только тем людям, которые сами знали ответы на свои вопросы. Очевидно, Ганс каким-то образом получал информацию от тех, кто задавал ему вопросы, - даже если этот человек был ему не знаком.

После серии контрольных экспериментов Фунгст пришел в заключению, что Ганс ненамеренно побуждается к постукиванию копытом, воспринимая малейший кивок головы фон Остена. Как только лошадь топнет ногой достаточное количество раз, фон Остен автоматически кивает головой, и лошадь воспринимает это как сигнал к окончанию. Фунгст доказал, что любой человек - даже тот, кто никогда раньше не видел этой лошади, - общаясь с нею, делает те же самые, едва уловимые движения головой.

Таким образом, выяснилось, что Ганс не является кладезем познаний. У него просто был развит условный рефлекс, который выражался в том, что он начинал топать ногой или кивать в сторону предмета, когда задающий вопрос совершал определенное движение. Позднее лошадь была обучена прекращать постукивание, когда совершалось противоположное движение. Во время всего периода обучения фон Остен поощрял Ганса, давая ему морковку или кусочек сахара при каждом правильном ответе. На определенном этапе обучения потребность поощрять Ганса при каждом правильном ответе отпала - теперь его вознаграждали изредка, во время перерывов. Скиннер, специалист по бихевиориальной психологии, позднее доказал эффективность такого периодического, прерывистого поощрения в процессе выработки условных рефлексов.

Случай с Умным Гансом иллюстрирует важность применения экспериментального подхода к изучению поведения животных. Он заставил психологов более скептически относиться ко всякого рода заявлениям о разуме животных. Тем не менее, стало ясно, что животные способны обучаться и менять свое поведение в зависимости от условий. Уже мало кто сомневался в том. что экспериментальное изучение животных намного полезней абстрактных размышлений на тему, что может происходить в их голове, - со ссылками на их разум и сознание. Отчет Фунгста об опытах с Умным Гансом был рассмотрен Джоном Б. Уотсоном; знакомство с итогами исследования еще более укрепило его в убеждении, что психология должна иметь дело с понятием не сознания, но поведения (Watson. 1908).

Эдвард Ли Торндайк (1874-1949)

Торндайк, который так никогда и не научился водить машину, был одним из наиболее авторитетных исследователей зоопсихологии. Он разработал объективную, механистическую теорию научения, в которой основное влияние уделялось внешнему поведению. Он полагал, что психология должна изучать поведение, а не психические элементы или опыт сознания. Торндайк усилил тенденцию к большей объективности, о которой говорили еще функционалисты. Он интерпретировал научение не в субъективных терминах, но в терминах конкретных связей между раздражением и реакцией - хотя иногда и допускал некоторые ссылки на сознание и психические процессы.

Работы Торндайка и Ивана Павлова явились примером одновременного независимого открытия. Торндайк открыл свой закон эффекта в 1898 году, а Павлов открыл аналогичный закон подкрепления в 1902 году, но прошло еще много лет, прежде чем психологи заметили сходство между ними.

Страницы жизни

Эдвард Ли Торндайк был одним из первых американских психологов, который получил полное образование в Соединенных Штатах. Важно то, что это было уже возможно. Ему не пришлось ехать в Германию для написания диссертации - и это всего через два десятилетия после возникновения психологии как науки. Интерес к психологии у него, как и у многих других, пробудился после прочтения книги Вильяма Джемса <Принципы психологии> (Principles of psychology), когда он был еще студентом старших курсов университета Уэсли в Миддл-тауне, штат Коннектикут. Позднее он учился у Джемса в Гарварде, где и начал исследовать процессы научения.