Лето в Лувре

И вот началась та трагическая неделя, о которой сохранилось так много рассказов и воспоминаний. Рядом с Генрихом постоянно находился Колиньи, считавший себя патриархом, и толпа молодых дворян, большей частью гасконцев, с вызывающим видом, с рукой на эфесе шпаги и с Библией на устах. Одного неосторожного слова или взгляда было достаточно, чтобы оружие было пущено в ход. Вокруг него были также протестантские пасторы, капелланы, его наставник Бовуа, который с ним не расставался с 1562 года, и весь положенный принцу штат — слуги, пажи, шталмейстеры и т. д. {121}

Генриху было восемнадцать лет. Что касается Маргариты, то она уже прославилась своей неотразимой красотой. Брантом воспел ее, как яркую звезду: «Если существует в мире воплощение совершенной красоты, то это королева Наваррская. Рядом с ней все кажутся дурнушками... Она скорее похожа на богиню, чем на принцессу». Жанна д'Альбре отметила; что «у нее совершенное телосложение, но она сильно затягивается, а ее лицо чрезмерно нарумянено, и это ее портит. Но при этом дворе румяна в такой же моде, как в Испании». У нее черные волосы, поверх них она обычно носит белокурый парик. Она всегда царит на балах и ассамблеях, на торжественных выездах, гарцуя на белом иноходце, или возлегая на позолоченных носилках, или сидя в карете, украшенной ее любимыми эмблемами. Еще она славится своей ученостью, умением вести беседу, тонким и проницательным умом, остроумием, поэтическим дарованном и блестящим эпистолярным стилем. Иными словами, лучшее из творений французского двора, его изумительная жемчужина.

Можно было попробовать завоевать такую женщину, как это пытался дон Хуан Австрийский, который счел ее желаннее, чем королевство, или как польский посол, сказавший что согласился бы потерять зрение ради обладания ею, но никто и не помышлял назвать ее своей женой, а разве что готов был соединить свою судьбу с ее судьбой на несколько лет. К тому же — до прибытия в Париж своего давно исчезнувшего из поля зрения кузена — Маргарита любила многих высокородных красавцев. По сравнению с Генрихом Гизом король Наваррский должен был казаться ей попросту деревенщиной. Поэтому в последние недели {122} перед замужеством она не переставала оплакивать свою судьбу. Потребовалось вмешательство матери и брата, чтобы заставить ее покориться, но ее печаль сквозит в сетованиях ее гувернантки: «Как же мне не плакать, если я вижу, как плачет мадам Маргарита из-за того, что ее насильно выдают замуж». Но пренебрегать королевской кровью и маленькой наваррской короной было бы неблагоразумно.

Разрешение папы все еще не приходило, поэтому король и королева-мать решили без него обойтись и для этого ввели в заблуждение кардинала Бурбонского, заверив его, что оно уже в пути. Была назначена ближайшая дата, так как Екатерина находилась в состоянии лихорадочного волнения. Она узнала, что Колиньи с согласия короля послал нидерландским гезам военный контингент, который был наголову разбит испанцами у Киеврена. Испанский король не мог не знать, что ответственность за оказание военной помощи лежала на Карле IX. К тому же Филипп II снискал славу, разгромив турецкий флот. Эта блестящая победа создала ему репутацию великого защитника христианства. С Валуа было бы покончено, если б он бросил свои войска против Франции. Следовало во что бы то ни стало положить конец пагубному влиянию адмирала на короля. Два раза он вовлек его в рискованные предприятия, дважды Екатерине удалось образумить сына, третий раз мог бы оказаться фатальным. Сначала наваррский брак, а потом можно будет заняться адмиралом и всеми приглашенными на свадьбу гугенотскими дворянами, которые рвались сражаться во Фландрии.

15 августа Екатерина Медичи во второй раз расстроила игру Колиньи. 17 августа, в воскресенье, начались {123} свадебные торжества. Обручение в парадном зале Лувра совершил кардинал Бурбонский, потом состоялся ужин и бал.