Защитные реакции переноса.

Другая типичная форма сопротивления наблюдается, когда пациент повторяет и переживает вновь, по отно­шению к своему аналитику, свои защиты против затруднительных [296] положений (А. Фрейд, 1936, с. 19—25). Это может стать основным качеством и функцией реак­ции сопротивления. Эта форма переноса может быть определена как защитные реакции переноса. Такие ре­акции всегда являются сопротивлениями переноса и служат целям отвращения других аспектов и форм яв­ления переноса. Несколько типичных клинических раз­новидностей, которые встречаются с наибольшей часто­той, и выделены для обсуждения (см. Феничел, 1941, с, 68—69).

Одной из наиболее часто наблюдающихся форм за­щитных реакций переноса является продолжительность разумного и рационального поведения по отношению к аналитику. Такое длительное отсутствие иррацио­нальных реакций при поверхностном взгляде кажется отсутствием переноса, но, в действительности, это реак­ция переноса, точнее, защитная реакция переноса. Продолжительное разумное и рациональное поведение явля­ется защитной стороной группы реакций, под которыми скрыты инстинктивные, эмоциональные и иррациональ­ные реакции. Этот вид защитных реакций переноса ча­сто наблюдается в начале анализа у тех пациентов, ко­торые хотят быть «хорошими» пациентами (Гительсон, 1948, 1954).

Позвольте мне проиллюстрировать эту ситуацию кратким описанием моего пациента, мужчины, далеко за тридцать, а в связи с сексуальной импотенцией наблю­дающийся в течение восьми лет. Импотенция ограничива­лась его женой, он был потентен с другими женщинами, но он чувствовал себя виноватым, как за неверность, так и за импотенцию. Однако он был неспособен пре­рвать свои внебрачные связи, несмотря на то, что лю­бил свою жену.

Он был чрезвычайно импотентен и добивался боль­шого успеха в своей профессиональной работе, в области конкуренции не на жизнь, а на смерть, где требовалась высокая степень агрессивности, и даже воинственность.

В анализе он был очень добросовестен и кооперати­вен. Он упорно старался свободно ассоциировать, он приносил свои сновидения, он старался следовать моим интерпретациям, он говорил с умеренным количеством чувств, он не был холоден или чересчур интеллектуа­лен. Временами он молчал, как бы ждал, что я скажу [297] что-нибудь, но он знал, что аналитикам полагается молчать. Он часто чувствовал, что мало прогрессирует, но обвинял в этом самого себя, поскольку был убе­жден в том, что я компетентный аналитик. Когда у него был материал, который его смущал, он упрекал себя за такую детскость, поскольку знал, что я не буду критиковать его; аналитики приучены к такому материалу. Когда я делал интерпретации, он мог со­гласиться или последовать за ней, он полагал, что я должен быть прав, а он слишком толстокож или мед­ленно соображает.

Тогда я начал отмечать продолжительную разумность его реакций на меня и думать о том, имеет ли он какие-нибудь другие чувства или фантазии обо мне. Он не знал ничего, но чувствовал, что я компетентный аналитик, который делает все возможное для него. Я отметил, что в некоторых его сновидениях были такие ситуации, когда я описывался мертвым или изуродованным, и та­кие картинки могли исходить из него самого. Он согла­сился, что это кажется правдоподобным, но он не может найти в себе таких чувств. Когда я попытался найти фигуру в прошлом, на которую у него были похожие реакции, оказалось, что это был его отец. Для пациента отец был приличным, добросовестным, упорно работаю­щим человеком, по отношению к которому он имел по­стоянные разумные, рациональные и добрые чувства. Он всегда был терпим и добродушен по отношению к отцовским недостаткам. Это заметно контрастировало с его враждебным и драчливым поведением по отноше­нию к другим авторитетным мужчинам или по отноше­нию к его наставникам. Он, казалось, защищал меня и своего отца от своих бессознательных инстинктивных побуждений — но почему?

Сновидение предложило ключевой материал. Он на парусной шлюпке. Паруса подвешены на тотемном шесте, на котором три фигуры, двое мужчин и ребенок. Вер­шинная фигура похожа на меня, затем — ребенок, а на дне — отец. Его ассоциации привели к следующему. Когда ему было семь лет, у отца был сердечный при­ступ, и пациент полагал, что эта его эмоциональная вспышка почти убила отца. Этот материал не был но­вым, но он, казалось, стал вновь важен для пациента. Он колебался несколько мгновений, а затем спокойно [298] сказал мне, что он слышал, что у меня был как-то сердечный приступ. Он продолжил, сказав сердечно, что я должен заботиться о себе, ведь я сам терапевт. Я уловил натянутость в его попытке говорить утеши­тельно. Я прервал его, и спросил: «Что-то беспокоит вас, о чем еще вы думаете?» Пациент вздохнул, попы­тался рассмеяться, а затем сказал, что он слышал, что мне за пятьдесят, и что это шокировало его. Он думал, что мне сорок. Я выгляжу молодым и действую, как молодой.

Я интерпретировал это для него: «И вы стали им­потентным со своей женой для того, чтобы быть уве­ренным, что никогда не повредите другому ребенку». Он ответил: «Да, я не достоин иметь половое сношение с хорошей женщиной. Только разрушительные вещи ис­ходят от меня, когда я позволяю себе это. Вы должны быть признательны за то, что я так хорошо контролирую себя здесь». Пауза. Молчание.

Теперь стало ясно, что за постоянной разумностью пациента, за его защитным переносом лежат буйные чувства и побуждения. Его разумность со мной была способом защитить и предохранить меня от его разру­шительной враждебности. Анализирование истории его защитной разумности сделало возможным для пациен­та пережить бурные влечения, которые лежат за этим защитным барьером.

Кажущееся отсутствие реакций переноса превраща­ется в защитный перенос. Пациент повторяет со своим аналитиком группу защитных реакций, которые он счи­тал необходимым использовать во взаимоотношениях с отцом, а затем с женой. Эти защитные реакции были сопротивлением и противодействовали раскрытию инстинктивных [299] и эффективных компонентов, которые ле­жали, скрытые, под ними.

В приведенном выше примере пациент перенес це­лую группу защит на аналитика, но бывают случаи, когда может переноситься только одно защитное отноше­ние. Существуют пациенты, которые всегда реагируют на интерпретацию так, что кажется, что они приняли ее. Однако они, возможно, лишь повторяют при этом по­корное отношение из своего прошлого для того, чтобы отвратить агрессивные чувства. Один из моих пациен­тов никогда не делал интерпретацию по собственной инициативе, даже когда материал был совершенно оче­виден. Он всегда ждал, чтобы я сам дал ему интерпре­тацию. Это защитное поведение было производным того факта, что его старший брат неистово конкурировал с ним и, бывало, жестоко нападал на него, если пациент как-то угрожал его превосходству. Следовательно, па­циент вел себя по отношению ко мне как наивный, ни­чего не знающий человек — играл ту же самую защит­ную роль, которую он принял по отношению к своему старшему брату.

Таким образом, примеры защитных реакций переноса описываются как такие, в которых определенные защи­ты находятся на переднем плане явлений переноса. Однако существуют и другие защитные реакции пере­носа, в которых определенные инстинктивные и эффек­тивные реакции используются как защиты против дру­гих инстинктивных и аффективных явлений. Например, пациентка, которая сохраняла в течение длительного периода времени сильный сексуальный и эротический перенос, для того, чтобы отвратить более глубоко ле­жащий враждебный, агрессивный перенос. У пациентов того же пола, что и аналитик, продолжительный враж­дебный перенос может быть использован как защита против гомосексуальных чувств. Похожая ситуация су­ществует и с отношениями. Продолжительная покор­ность может быть защитой против непослушания или непослушание может быть защитой против покорности, которая может означать пассивную гомосексуальность для пациента и т. д. Приведенные выше иллюстрации являются примерами реактивных формаций, проявив­шихся в переносе.

Защитные реакции переноса всегда показывают, что [300] есть страх какого-то нижележащего инстинктивного и аффективного компонента. Защитный перенос является обычно Эго-синтонным и, следовательно, представляет собой дополнительное техническое препятствие. Снача­ла необходимо сделать защитный перенос чужим для Эго, и только потом можно будет эффективно зани­маться анализом. Защитные реакции переноса часто встречаются у псевдонормальных характеров, у канди­датов, проходящих тренировочный анализ, в клиничес­ких случаях, проводящихся |бесплатно, а также при рас­стройствах невротического характера, когда сохраняется нормальный фасад. Дополнительная техническая про­блема, которую представляют собой такие пациенты, состоит в необходимости показать защитный перенос как сопротивление, сделать его Эго-дистоничным, оче­видным для пациента как симптом (Рейдер, 1950; Ги­тельсон, 1954). Только после этого можно приступить к анализу нижележащих побуждений и аффектов.