Дальнейшее развитие понятия цивилизации О. Шпенглером

Значительно большее распространение понятие цивилизации получило после опубликования нашумевшей книги немецкого философа О. Шпенглера (1880-1936) «Закат Запада», (der Untergang des Abendlandes), который в русском переводе вышел под заглавием «Закат Европы». Ее успех во многом был обусловлен поражением Германии в первой мировой войне, которое многими тогда воспринималось как свидетельство заката европейской культуры и цивилизации.

В идейном плане эта книга повторяет многие положения, разработанные Н.Я. Данилевским. Как и последний, О. Шпенглер критикует совершенно произвольное деление истории на древнюю, среднюю и новую истории, справедливо обращая внимание на то, что такая схема ориентируется на, историю Западной Европы, как центр всего мирового исторического процесса, игнорируя историю таких древних цивилизаций, как Египет, Вавилон, Индия и Китай. «Я называю, - пишет он, - эту привычную для Западного европейца схему, согласно которой все высокие культуры совершают свои пути вокруг нас, как предполагаемого центра всего мирового процесса, птоломеевой системой истории и противополагаю ей в качестве коперникова открытия в области истории, изложенную в настоящей книге и заступающую место прежней схемы, новую систему, согласно которой не только античность и Западная Европа, но также Индия, Вавилон, Китай, Египет, арабская культура и культура майев рассматриваются как меняющиеся проявления и выражения единой, находящейся в центре всего жизни, и ни одно из них не занимает преимущественного положения: все это отдельные миры становления, все они имеют одинаковое значение в общей картине истории...»[69].

Отдельные миры становления О. Шпенглер называет великими культурами, и сравнивает их с живыми организмами. Всего он выделяет восемь таких культур (античную, арабскую, вавилонскую, египетскую, индийскую, китайскую, майя и западную). Каждая культура возникает и расцветает на строго ограниченной местности. Исчерпав полную сумму своих исторических возможностей, она умирает. «Всякая культура, - указывает он, - переживает возрасты отдельного человека. У каждой имеется свое детство, юность, возмужалость и старость»[70].

О. Шпенглер рассматривает каждую культуру как особый замкнутый мир, который живет самостоятельной жизнью, создавая свои материальные и духовные ценности, свою науку и культуру, свои социальные и политические учреждения. Никакой связи и преемственности между культурами не существует.. Каждый культурный организм имеет свою историю, совершенно не похожую на историю других систем. Исходя из таких представлений, он отрицает как наличие какой-либо цели, так и преемственности в развитии человечества. «Но у «человечества» нет никакой цели, никакой идеи, никакого плана, так же как нет цели у вида бабочек или орхидей. «Человечество» - пустое слово. Стоит только исключить этот фантом из круга проблем исторических форм, и на его месте перед нашими глазами обнаружится неожиданное богатство форм...вместо монотонной картины линейно-образной всемирной истории... я вижу феномен множества мощных культур... и каждая из них налагает на свой материал - человечество - свою собственную форму, и у каждой своя собственная идея, собственные страсти, собственная жизнь, желания и чувствования и, наконец, собственная смерть»[71].

Однако, О. Шпенглер не отождествляет великую культуру с цивилизацией. Для него именно культура представляет собой наиболее творческое выражение сил и возможностей народа. Он говорит не о культурно-историческом типе, а типе культурно-психическом. Когда возможности творческого развития оказываются исчерпанными, «культура вдруг застывает, отмирает, ее кровь свертывается, силы надламываются - она становится цивилизацией»[72]. Именно с таких позиций он подходит к оценке западной цивилизации, видя в ней неизбежный результат развития европейской культуры. Цивилизации являются поэтому завершением определенной культуры, или культурно-психического типа. По выражению О. Шпенглера, «они следуют как ставшее за становлением, как смерть за жизнью, как неподвижность за развитием».

Что касается критериев выделения типов культуры, то здесь у О. Шпенглера нет необходимой ясности и однозначности. Подчеркивая специфический характер идей, форм, особенностей материальной и духовной | жизни, он не выделяет их общие или, по крайней мере, сходные черты. Вследствие этого невозможно сравнение разных культур, разработка обоснованных приемов и методов такого сравнения, на чем настаивает О. Шпенглер. Применение метода аналогии, рекомендуемое им в исторических исследованиях, невозможно, если отрицается наличие сходства между историческими явлениями и процессами. Все сказанное свидетельствует о том, что О. Шпенглер во многом повторяет выводы Н.Я. Данилевского, причем часто в претенциозной манере. Чего стоит одна его попытка выдать за коперниковское по масштабу открытие критику им традиционного деления истории на три периода (древнюю, среднюю и новую), о чем куда скромнее, но гораздо убедительней пишет Н.Я. Данилевский.

По-видимому, именно ситуация, сложившаяся после первой мировой войны, привлекла такое большое внимание к его двухтомной книге, тогда как вышедшая более чем на полвека раньше журнальная публикация Н.Я. Данилевского не получила отклика в Европе и не вызвала особого интереса у русского читателя.